(Клиническое искусствоведение)
—Это куда он ускакал? В магазин нешто?— удивился Егорша.
—Ну, да…— неуверенно проговорил Ваня.
—Всё это очень и очень странно…— развёл руками Журналист.
—Сдался Профессор, не выдержал мозгового штурма, вильнул наш Шекспир!— подвёл "красную линию" оруженосец Егор Алексеевич.
Профессор захлопнул за собой входную дверь, спустился на лифте вниз и пулей устремился к небольшому магазинчику в нижнем этаже дома. Сделав необходимые покупки в "минимаркете", Александр Сергеевич вновь вошёл в подъезд, и тут он со всей безжалостной ясностью понял, что зря поторопил события, к которым не был готов никоим образом!
"Я ничего не забыл? — неуверенно спрашивал Профессор сам себя.— Где копии иллюстраций?" Александр Сергеевич суетливо запустил руку во внутренний карман куртки, тайком надеясь, что все рисунки на месте. Он захватил трясущимися пальцами всё бумажное содержимое кармана, включая кошелёк, и извлёк на свет. Свет перед лифтом был довольно тусклым. Бумаги вместе с кожаным кошельком выскользнули из рук Профессора и посыпались на кафельный пол. Это были…рецепты на лекарства, записка супруги и руководство по правильной засолке огурцов!
"Не может быть!— мысленно воскликнул Александр Сергеевич!— Я оставил рисунки на столе?!"
Осуществить задуманный Профессором опасный научный эксперимент с помощью одних только новейших способов зимней засолки огурцов не представлялось возможным даже в волшебном сне! Александр Сергеевич нагнулся, сложившись пополам, чтобы подобрать выпавшие записи, и в этот момент он явственно услышал знакомое шуршание сложенного пополам бумажного листа в опустевшем кармане куртки. Сохраняя остатки надежды, он отважился вновь попытать счастья. Бережно и не спеша, чтобы не уронить драгоценную находку, Профессор вытащил из кармана лишь один единственный листок с цветной золотистой иллюстрацией. Остальные рисунки так и остались лежать на заваленном разными документами столе в квартире Профессора.
Александр Сергеевич отошёл к лестнице за шахтой лифта, аккуратно развернул лист ксерокопии и невольно залюбовался удивительной сценой, запечатлённой рукой неизвестного средневекового художника. Солнечный свет из окон над лестничной площадкой ярко осветил золотое поле рисунка.
—"Царь, царевич, король, королевич…"— прошептал счастливый Историк.
Он какое-то время созерцал древний, иллюминированный золотом, сюжет на странице бесценной старинной книги, внимательно вглядываясь в лица персонажей; затем закинул голову вверх и в состоянии научного блаженства закрыл глаза. Последнее, что почувствовал эстет Сергеич — было лёгкое головокружение…
Долгое отсутствие Профессора показалось коллегам подозрительным. Егорша предложил друзьям сбегать вниз в магазин на всякий пожарный случай.
—Ну-ко, Реинкарнант, ты же у нас в бригаде самый молодой? Давай, живо-два слетай вниз! Проверь так сказать обстановку, а то… как бы чего с нашим таблетошником не приключилось. Пенсионер всё-таки!— обеспокоенно посоветовал заместитель Председателя Лиги.
Ванюша-поэт не возмутился приказным тоном друга и тут же поспешил выбежать из квартиры на поиски Профессора. Первое, что увидел поэт-реинкарнант, открыв двери лифта на первом этаже,— это валявшиеся на полу у самых дверей: старый кошелёк и разметавшиеся от сквозняка старые аптечные рецепты…
"Иисус сказал: "Пусть тот, кто ищет, не перестаёт искать до тех пор, пока не найдёт. И когда он найдёт, он будет потрясён, и если он потрясён, он будет удивлён, и он будет царствовать над всем…
Но царствие внутри вас и вне вас…"
(Из ранних апокрифов)
Глава.
Гвидон идёт на Запад.
"В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идёт,
Бочка по морю плывёт".
***
"И среди своей столицы,
С разрешения царицы,
В тот же день стал княжить он
И нарёкся: князь Гвидон".
("Сказка о царе Салтане", А.С. Пушкин)
Егорша и Профессор уже устали прятаться за расцветшим кустом пустыни, и забыв о конспирации, стали обсуждать создавшуюся ситуацию, в которую они угодили.
—Давай-ка "от печки", Азраил Сергеич! Как ты сюда автостопом добрался — я понимаю, чай не впервой! Но ты ответь, езуит, каким манером ты меня из ванной извлёк?!
—Всё просто, коллега,— спокойно отвечал Профессор.— За многолетнее знакомство во время нашего пребывания в больнице у главврача, психиатра Липкина-Хайтовича, мы с Вами стали одинаково смотреть на многие вещи и на Мир в целом. Поэтому мне не составило особого труда силами телепатии заставить Ваше сознание переместиться сюда ко мне, в Туманный Альбион, дружище…
Егор Алексеевич почесал затылок, вытер носовым платком влагу у своего искусственного стеклянного глаза и резонно заметил:
—А если бы я во время твоих экспериментов находился, допустим, не в ванной, а в уборной?! Это, что же выходит, Сергеич? Ванюша с Жориком стали бы терпеть до нашего возвращения, коль приспичит?!— Сказав это, Егорша вдруг не на шутку спохватился.— Слышь-ко, фокусник, а кран с водой я успел закрыть? Ой, мама дорогая, ведь соседей затопим!? А платить тебе придётся,— факт!
—Не волнуйтесь Вы так, беспокойное сердце Егор Алексеевич! Я как раз успел прочистить все трубы в квартире и полностью удалить засоры, включая туалет.
Эти заверения друга успокоили Егоршу.
Понимая, что затаившись в кустах, друзья могут наблюдать за передвижением войск и обозов ещё не одну неделю, Профессор решился форсировать события.
—Егор Алексеевич,— обратился к коллеге Александр Сергеевич.— У нас слишком мало времени, Вы понимаете меня? А по сему…
—Короче, Сергеич,— ускоряемся, так что ли?
Не мешкая и не тратя на объяснения лишних слов, Профессор приказал Егорше сосредоточиться и выбросить из головы всякие навязчивые мысли о симпатичных восточных красавицах. Егор Алексеевич с готовностью мотнул лысеющей головой и попытался сделать серьёзное выражение лица.
—Мы же с тобой теперь разведчики! И тут, как говорится, шутки в сторону!— здраво рассудил верный Оруженосец.
Профессор достал из кармана уже довольно помятую копию старинной иллюстрации и попытался насытиться духом Истории, глядя на изображение немигающим взором…
*****
Ждать пришлось не долго…
Оказалось, что путешественники во времени сумели мысленно переместиться в самое начало иллюстрации. Егорша, не находя слов, только "ойкал" и тихо матерился, глядя на тех, кто возглавлял движение колонн.
—Сергеич, вразуми! А где Атилла-булан?! Куда его черти унесли?
—Егор Алексеевич, успокойтесь! Вы, как я догадываюсь, вспомнили Ваше первое путешествие,— научный эксперимент-телепортация в эпоху Атиллы, где Вам пришлось вброд добираться до Крымских берегов?
—Мне эта "коса Чушка" с чижиками-тростниками до сих пор по ночам снится!— просипел Егорша, не отрывая взора от грандиозной процессии.
Профессор понимающе посмотрел на всклокоченного друга, который при этом указывал пальцем на странных незнакомых персонажей в трёхстах метрах от историков-лазутчиков.
— Да, коллега, это всё те же "буланиды", только в более поздней литературно-изобразительной версии. И не смотрите Вы так на знакомый всему Миру головной убор на Первосвященнике или…Халифе! Мы уже обсуждали эту тему ранее…
—А как не смотреть, Сергеич?! Это же, ну как её…? А где рога?!
—Голубчик Егор Алексеевич, постарайтесь мысленно развернуть эту "митру" на…90 градусов. А лучше отползите вон к тем строкам на странице и взгляните на "объект" сбоку. Бинокль, бинокль возьмите!
Егорша, прихватив средство наблюдения, устремился выполнять приказ Профессора.
У Александра Сергеевича оставалось не так много времени, чтобы созерцать это торжественное зрелище.
Колонну возглавлял молодой царь или царевич, который гордо держал в руках сакральную хоругвь; небеса трубили в трубы, прославляя праведников; за царевичем следовал высший духовный лидер в белой папской митре и аристократическая знать в восточных воинских касках со шпилем. "Большие шишки", — почему-то вспомнилось Профессору. Перед внутренним взором пронеслись кадры из старых фильмов о Первой Мировой с генералами германской армии в похожих шлемах.
Профессор на миг засомневался в целесообразности такого опасного эксперимента. Ведь все недостающие детали для подтверждения своей версии давних событий он сумел обрести сразу же после приземления на ветхие страницы Книги. Стоило ли ради этого телепортировать коллегу Егоршу и подвергать друга такому риску? Отвечая самому себе на этот и другие вопросы, Профессор несколько обмяк, расслабился и даже не заметил, что литературная процессия ушла уже далеко вперёд…
Кто-то внезапно с силой похлопал Александра Сергеевича по плечу и Профессор очнулся…
—Вот ты даёшь, Масон Сергеич! Меня в разведку,— а сам храповицкого?! Некрасиво получается, профессура! Ладно, не обижайся! Короче, докладываю: всё, как ты сказывал,— так и есть! Глянул я на тот головной прибор сбоку — ан глядь, и обнаружились…рога! Точно: буланиды они и есть буланиды! Наверное, от батюшки Царя Атиллы отстали…
—…веков на семь!— со смехом подхватил версию друга Александр Сергеевич и постарался посвятить коллегу во все подробности увиденного им непонятного зрелища. Полчаса незатейливой походной лекции Профессора пронеслись почти мгновенно…
Егорша внимательно слушал Александра Сергеевича и не перебивал его. И только в самом конце монолога растерянно произнёс:
—Так вот, мил друг Сергеич, я этого понять никак не могу! Этого же не может быть!
—Что Вас смутило?— спросил Профессор.
—Ну, коль нарисовано — одно, а подписано…— другое?!
Надо отметить то, что и сам Профессор часто пытался осмыслить для себя этот удивительный казус в Литературной Истории Мира. На ум приходили целые абзацы из книг по философии, цитаты великих писателей и даже психоаналитиков, но нужные и ясные доводы терялись в безбрежных густых туманах не формулируемых догадок…
И всё же, Александр Сергеевич отважился на рискованный эксперимент!
—Послушайте, коллега!— обратился он к Егорше.— Давайте проведём некий эксперимент!
—Нет уж, Сергеич! Я никуда боле не полечу. Хватит,— налетался!
—А лететь никуда и не потребуется, дружище! Вы будете тем, кем Вы и хотели стать всегда,— Писателем!
—Ну, допустим, я сказки для детишек люблю писать,— несколько смущённо произнёс Литератор.
—А мы попробуем сделать Вас писателем беллетристом!
—Типа Льва Николаича, так что ли?
—"Типа", почти так,— подражая визави, ответил Профессор.— Вот, кстати, Вам и задание в духе романа "Война и Мир"! Итак, Ваша задача заключается в том, чтобы внешне описать персонажи оригинальной, исправленной, версии великого романа. Итак, новые вводные! Слушайте внимательно…
Друзья возлежали, укрывшись от проходящих невдалеке от них несметных восточных полчищ. Егорша, сильно напрягая воспалённые извилины мозга, силился нарисовать условные иллюстрации к новой версии романа, согласно указанию Сергеича. Профессор слушал Егоршу, не перебивая. Затем он не выдержал и, приподнявшись на колени, выпалил в сердцах:
—Вот же! Вот, что Вы тут мне пытаетесь описать?!— театрально возмутился сценарист Александр Сергеевич, включившись в интересную, как ему казалось, игру.— Согласно условиям нашего литературного эксперимента, наш Герой Бонапарт со своей армией высаживается в Андалузе-Испании в 8-м веке от Рождества Христова, и спасается бегством на юг от армии Халифата. А вы тут, простите, что мне описываете? Какие такие кивера и медвежьи шапки? А ещё вдобавок пушки, кремниевые ружья или нарезные карабины в 8-м веке, батенька?! "Уланы с пёстрыми значками, драгуны с конскими хвостами…"— со смехом процитировал Профессор строки из стихотворения Лермонтова "Бородино". — Ну-с, дорогой коллега, что ещё "промелькнуло перед Вами"?
—Так, ты же сам, вроде как…— затянул было свою песню знаток наполеоновских войн Егорша.— Короче, эту задачку — хрен, кто тебе решит!
—Ну, наконец-то, голубчик Егор Алексеевич! И Вы наверняка понимаете: по какой причине? Верно?— Александр Сергеевич с надеждой всматривался в потерявшее очертания лицо друга. Глаза ничего не понимающего "историка", казалось, смотрели в разные стороны, а лицо расплылось в странном недоумении. Такой эффект с физиономией коллеги случался и ранее,— всему виной был искусственный стеклянный глаз напарника. Он по странной причине время от времени менял своё положение. Особенно, когда Егорша нервничал…— Теперь Вы поняли?— не унимался "сумасшедший" Профессор.
—Ну, как бы, я того…типа…понял,— неуверенно произнёс Егорша, хоть вообще уже перестал что-либо соображать.
—Разгадка и предсказуемый результат нашего эксперимента — перед нами, дорогой Егор Алексеевич!— тихо буйствовал Профессор.— Логическое решение задачи невозможно никак из-на-чаль-но! Условия задачи-эксперимента — ложны! А значит и ту картину событий, которую Вы собирались представить научной комиссии, если такая вообще могла бы существовать,— фикция, нонсенс…химера! Ну, разумеется, если такое "высокое собрание" само не выступило бы заказчиком, и не было страстно заинтересовано в таковой Вашей художественно-изобразительной версии событий далёкого восьмого века нашей эры. Я прав?
—Прав, прав! Давай не тормози,— изъясняй, допустим, свою научную позицию дале, Сергеич!— уже более адекватно произнёс ученик Профессора.
—Наш человеческий мозг автоматически способен отличить правду от вымысла — это раз! Мы прекрасно оперируем данными, о которых мы знаем не понаслышке; черпаем информацию из собственного опыта, из опыта наших предков; их рассказов… Вы слушаете меня?— спросил Профессор и продолжил.— Так вот, касательно всей истории с этим условным "наполеоном",— у нас есть возможность взглянуть на источник, на трофеи; прочитать свидетельства очевидцев, наконец! Изменить наши представления об относительно недавних временах представляется довольно трудным делом, почти невозможным. И при попытке поменять наше восприятие прошлого, это "прошлое", независимо от усилий сценаристов и вопреки их целям, начинает наполняться прежним, уже доподлинно известным нам содержанием, от которого невозможно освободиться за век или два. Вот так и возникают удивительные стальные каски на головах "примитивных" варваров или митры с крестом у восточных халифов-первосвященников, а также средневековые латы и великолепно изготовленные кольчуги воинов — покорителей Востока, "канувших в лету" несколько тысяч лет назад! Я всё сказал…
—Ну, ты прямо, как в фильмах с Гойко Митричем-индейцем: "Хау, я всё сказал!"— прыснул Егорша.— Слышь-ко, Чингачгук Сергеич, а чего тут под рисунками писано? В какую сторону народ ломанулся,— на Запад, так ведь? Мы ведь с батюшкой царём Атиллой в тот раз на Крым шли?
—Увы, Егор Алексеевич, тут на арамейском "писано", что "народы ломанулись" совсем в другом направлении,— уныло ответствовал Александр Сергеевич.
—Вот тебе, как говорится, и весь твой… "степной хрен" до копейки!— перехватил инициативу воодушевившийся искатель приключений Егор Алексеевич.— И всё-таки, выходит так, что Наполеон-сатана из Марокко прямо на Испанию обрушился тышшу лет назад; там его побили, и он горемычный в снежную метель отступил обратно через Смоленский тракт! Не то, что ли, сказываю?
—Теперь, когда Вы вновь обрели способность шутить, я полностью уверен в том, что Вы поняли цель нашего эксперимента, уважаемый "живописатель" Егор Алексеевич. А может быть всё же… граф Лев Николаевич?
—Абстрактно рассуждаешь, Сергеич!— И Егорша лихо прищурил свой единственный здоровый глаз.
—Как сказать…как сказать, коллега… — загадочно произнёс Профессор, и соратники продолжили созерцать действие событий, укрывшись за невысокими холмами арамейского текста…
Глава
Полёт в Будапешт отменяется…
"Писание — это вовсе не Легенда об ушедших временах.
Это…план на Будущее, Кесарь".
(Из беседы Каспера с Блаженным Акимом)
Журналист Георгий стоял на балконе, ожидая увидеть Профессора и Ванюшу. Он даже отважился склониться за железное ограждение, но жёлтое одеянье деревьев плотно укрывало собой дорогу у дома и вход в небольшой магазинчик на первом этаже девятиэтажки.
В этот момент раздался дверной звонок. "Ну, вот и вернулись, наконец",— с облегчением решил Георгий и, не выходя с балкона, негромко крикнул:
—Алексеич! Егорша, открой дверь, наши пришли!
На просьбу Журналиста никто не ответил. Георгий вернулся в комнату, прошёл на кухню — Егорши не было нигде, но свет в ванной комнате был включён и из-под двери еле слышался шум воды из крана.
Журналист щёлкнул задвижкой замка,— на пороге стоял Ваня-поэт; лицо поэта выражало растерянность и удивление; слегка дрожащими бледными пальцами рук Ванюша сжимал скомканные листы каких-то записей.
—А где Александр Сергеевич?— Журналист слегка отодвинул в сторону растерявшегося коллегу, вышел на лестничную клетку и посмотрел вниз… — Ванюша, ну что ты стоишь, как засватанный?! Давай, проходи!
Время шло; звук воды в ванной уже давно прекратился, но Егорша так и не вышел.
—Что он там делает?— сам себя спросил Георгий.
—Курит…наверное,— неуверенно предположил поэт-реинкарнант.
Журналист ещё раз взглянул на часы. Версия Ванюши не подтверждалась…
—Полчаса уже прошло, Ваня! Сколько он там успел уже скурить?— заволновался Журналист и снова подошёл к дверям ванной.— Эй, там! Егорша, давай выходи, нужно идти и искать Александра Сергеевича! Что? Тебе плохо?— Журналист настойчиво постучал по пластиковой двери ванной комнаты.
И тут он услышал негромкий голос Вани.
—Жора, успокойся и не шуми…— они сейчас опять где-нибудь носятся по историческим грядкам…
—Как тогда на даче?! И ведь всё сделали молча, никому ничего не сказав! Телепортанты…— Георгий был явно возмущён таким поведением друзей.— Хочется надеяться, что такое "историческое" путешествие не продлится долго. Ладно, Ваня! Я пойду на балкон и попробую хоть немного вздремнуть, не спал всю ночь, скакал по разным сайтам, готовился к сегодняшнему собранию.
Журналист подошёл к столу, заваленному книгами и рисунками. Затем, взяв в руки одну из иллюстраций, прошёл на балкон и устроился в кресле. Ему представлялось это так по-домашнему: сидеть в кресле на балконе верхнего этажа погожим осенним деньком и рассматривать удивительные сюжеты древней книги.
Чтобы хоть как-то скоротать время, Ванюша заварил чай, не забыв про коллегу.
—Вот спасибо! Поставь чашку на пол, пусть немного остынет,— поблагодарил друга Георгий.
В воздухе квартиры Профессора Сергеича повисла творческая тишина. Не капала вода из крана, не шумели соседи, гул машин за окном прекратился. Георгий погрузился в сюжетные перипетии цветной иллюстрации, а поэта Ваню заинтересовала загадочная сцена на другом необычном рисунке. Ванюша пододвинул ксерокопию поближе к себе, и осторожно, чтобы случайно не разлить чай, стал с интересом рассматривать очень странный сюжет. В голове поэта вдруг зазвучали недавно услышанные им строки из песни: "А надо мною, склонились двое, все в слезах. А надо мною склонились двое в небесах".*
"Но ведь их не двое?! Их…пятеро!— почему-то невольно изумился поэт, взглянув на рисунок.— Так, кто же они и кто та…женщина в белом саване?"
Ванюша мог моментально погрузиться в состояние паники. Любая невесёлая догадка или даже грустная мелодия вызывали в нём ответный душевный аккорд. В голове поэта мигом пронеслись мысли о матушке, которая в одиночку управлялась в этот осенний день на далёком дачном участке. А ведь он обещал приехать и помочь ей на огороде! А ещё…он должен был лечь на плановое обследование в психиатрическую больницу; направление из ПНД уже неделю лежало в верхнем кармане куртки Ванюши и холодило грудь поэта своей неотвратимой приказной безжалостностью. Ложиться в больницу не хотелось, все мысли Вани восставали против такого положения вещей. Доктор Липкин-Хайтович был уже давно уволен за то, что потворствовал настроениям больных, разрешал некоторые вольности и тем самым дезавуировал строгий медицинский режим медстационара. Старшая медсестра Мария была понижена в должности и переведена в районный диспансер, где была назначена сестрой по опеке…
Ваня загрустил, и твёрдо решил ускользнуть из цепких объятий психиатрической медицины: уехать из Москвы и навсегда поселиться на даче у мамы. Только не ложиться в больницу! Но все "окончательные и твёрдые" намерения поэта часто оказывались весьма…шаткими и отнюдь не однозначными. Что поделать, душа Поэта — вечная загадка…
Ванюша вновь обратил внимательный взор на рисунок и на странных персонажей внутри горной пещеры…
Время шло, стрелки часов продолжали свой неумолимый ход; Ваня, незаметно для себя, стал погружаться в дрёму. Его взгляд остановился на вольготно устроившемся в кресле Журналисте, и тут поэт мигом встрепенулся и стремглав кинулся на балкон.
—Жорик, очнись!— тормошил он странно обездвиженного коллегу.— Вернись!
Но Журналист безмолвствовал, а его остекленевший неживой взгляд был устремлён в осеннюю синеву неба; цветная старинная иллюстрация была накрепко зажата в кулаке уснувшего коллеги. Ваня попытался нащупать пульс; это получилось не сразу. Ванюшу охватил ужас, его возбуждённый творческий мозг рисовал страшную картину случившегося с ними за этот день: Егорша стоял или валялся на полу в ванной комнате, Профессор скрылся где-то на улице, а Жора-журналист не придумал ничего лучшего, чем уйти в анабиоз прямо в квартире Александра Сергеевича, развалившись в кресле на балконе.
Поэт в спешке достал свои успокоительные таблетки, которые матушка с большим трудом добывала для него через знакомых провизоров, и проглотил не считая…
*****
Бесчисленная колонна восточного воинства уходила всё дальше и дальше на Запад. Егорша и Профессор уже несколько устали созерцать это грандиозное зрелище и приняли решение сворачиваться и возвращаться обратно в Москву.
—Давай-ка, пенсионная команда, собираемся и по-тихому сваливаем отсель! Не ровен час, кто-нибудь зайдёт сейчас в библиотеку и прикроет нашу страничку,— торопливо озираясь по сторонам, сказал искусствовед Егорша.— И останется от нас только два сухих листика-гербарика!— Весело подытожил он.
—Что ж, Ваши опасения не беспочвенны,— согласился Александр Сергеевич, и друзья-историки стали потихоньку отползать от места событий, происходивших на иллюстрации книги.
Александр Сергеевич упрямо двигался вперёд, а за ним неумело и корчась, подобно таракану, поспешал Егор Алексеевич. Внезапно Егорша почувствовал, что кто-то крепко держит его за брючину.
—Тормози, Сергеич! Я, кажись…зацепился за что-то…— тихо пискнул Егорша.
—Некогда, мой друг! Не занимайтесь пустяками, время дорого!— промолвил непреклонный Профессор.
—Да, погоди ты! Историки своих не бросают…как бы…— неуверенно заявил отстающий.
Профессор понял, что необходим короткий привал и посмотрел на Егоршу.
—Ну, что там у Вас приключилось?
Егорша присел и внимательно осмотрел место происшествия. Брюки были порваны так, как будто их зацепило куском арматуры. Он перекатился на другой бок и огляделся. Увиденное на несколько секунд лишило Егоршу дара речи…
—Сергеич!— срывая голос, прошептал он.— Дак, ведь это… оно?!
—Что Вы там обнаружили, Егор Алексеевич?
—Золото, профессор, зо-ло-то!— Не унимался Егорша и с невообразимым восторгом гладил слепящую глаза поверхность страницы.— Не веришь? На, сам гляди!
Александра Сергеевича нисколько не удивило открытие коллеги.
—Ну, разумеется,— это иллюминированная золотом часть иллюстрации книги! Что тут необычного, мой друг?
—Чего необычного?! Ты-то прополз левее в двух метрах, а тут — глянь, какой залом приключился — чистая загусеница! Вот меня и пришпилило к страничке.
Произнеся это, Егор Алексеевич принялся с особым пылом отламывать огромный кусок золотого покрытия от бумажного тела книги.
—Немедленно, Вы слышите меня, немедленно прекратите это варварство, Егор Алексеевич! Что Вы себе позволяете, чёрт возьми?!— в бешенстве закричал изумлённый Профессор.— Это международная библиографическая и историческая ценность! Вы не имеете права так поступать!
Александр Сергеевич попытался пресечь преступную инициативу друга, но был быстро откинут в сторону ловким приёмом.
—Ты уж меня извини, Сергеич, но упускать такой факт археологической находки мы, как историки, не имеем права! Сиди тихо и не отсвечивай!
И тут Александр Сергеевич со всей ясностью осознал, что уговаривать коллегу прекратить заниматься порчей книг в Британской Библиотеке не имело никакого смысла.
—Делайте, что хотите! Но отсвечивать этим золотом теперь придётся Вам, мой корыстолюбивый друг!— уже несколько безразлично произнёс Профессор.
—Это я-то жадный?! Подумаешь, пару метров золотого ламинатика прихватил?! Это же я всё для нас, для нашего коллектива стараюсь!
Егорше удалось оторвать часть золотого покрытия в том месте, где иллюминированная поверхность держалась уже недостаточно прочно. После этого, напрягая все остатки своих недюжинных физических сил, Егорша попробовал согнуть золотой лист наподобие рулона. Попытка не увенчалась особым успехом.
—Ладно! Попробуем тащить на себе, а там…иншала, с божьей помощью, и до дома дотащим!— не теряя надежды, заверил похититель раритетов.
—Егор Алексеевич, Вы бы хоть Бога при этом не поминали. Удивляете Вы меня!— произнёс Александр Сергеевич и посмотрел на коллегу с чувством полнейшего разочарования.
Однако тон и сами слова Профессора не возымели на Егоршу никакого воздействия.
—Ну-ко, хватай с той стороны и тащи!— распорядился он.
Еле протащив тяжёлый лист ещё пару сотен метров, друзья устало рухнули в тени старинных букв " лингва франка " Малой Азии.
Лист оказался настолько тяжёлым, что у приятелей не осталось сил продолжать спор.
—Сергеич,— скромно обратился к Профессору притихший Егорша.— Ты уж прости меня, пожалуйста. Я же не нарочно!
—Извинения приняты, жулик Егор Алексеевич!— бесстрастно ответил Профессор.— Но ответьте мне, как Вы собирались использовать этот материал во благо нашего коллектива? Неужели Вам мало нашего Ордена Золотого Гребня, и Вы вознамерились отлить из этого золота памятные медали?
Обрадованный тем, что коллега уже успел простить ему ловкую подсечку, Егорша с довольным видом произнёс:
—Не угадал! Я думал пустить средства на новую экспедицию…
—На сей раз, надеюсь, не на Луну?
—Нет, брат! Мы всем нашим научным кагалом двинемся в Италию, в городок…как бишь его? В этот, где базилик находится!— Не обращая внимания на шутку друга, серьёзно ответил Егор Алексеевич.
—Вы, наверное, имеете в виду…базилику Сан-Витале в старинном городе Равенна?— Несколько удивился Александр Сергеевич.— Скажите, чем Вас так заинтересовало это место, коллега?
—Вот возвернёмся обратно живы и здоровы, так я тебе покажу, какие я картинки вам всем подготовил, ахнешь!
Профессор внимательно посмотрел на друга. Егорша даже не подозревал, что Александр Сергеевич уже давным-давно вынес свой окончательный вердикт по данному вопросу. Профессор прекрасно понимал: кто, что и в каком веке было изображено на великолепном мозаичном поле в так называемой конхе — полукуполе перекрытия этой древнейшей базилики. Однако посвящать Егора Алексеевича во все скрытые тайны сюжетов мозаики храма в Равенне Профессор не рискнул,— тем более в такой ответственный момент исторической экспедиции.
—Скажите, Егор Алексеевич, а Вам известно точное значение названия города?— на всякий случай спросил он.
—Откуда мне знать, Сергеич? Дело не в названии. Там такая роскошь! Короче: приедем,— всё сами увидите!— Ответил неутомимый путешественник.— Продадим золотишко, прибарахлимся по-интеллигентному, купим билеты и… айда в Италию! Ты, главное, плавки не забудь купить, курортник!— Весело загоготал Егорша и ободряюще шлёпнул Профессора по плечу.
—Ну, так тому и быть, уговорили…— подозрительно быстро согласился Профессор.
Приятели вполне уютно чувствовали себя в лучах холодного света Британской Библиотеки и готовы были и дальше строить планы на будущее, но зоркое зрение Егора Алексеевича обнаружило странный объект, шевелящийся справа у тёмной гряды текста…
Егорша схватил бинокль, висящий на жилистой шее Профессора с такой силой, что Александр Сергеевич чуть было не лишился своей седеющей головы. Вначале Егорша ничего не мог увидеть,— все объекты казались ему микроскопически крошечными, а странный шевелящийся неопознанный объект вообще куда-то исчез из поля зрения разведчика. На какое-то время Егорша потерял способность хоть что-то соображать. Наконец он понял, что перепутал окуляры. Быстро исправив ошибку, он развернул бинокль и…ахнул!
—Сергеич, ты только сиди и не вставай, а то грохнешься оземь!
—Что такое Вы там обнаружили?— спохватился Александр Сергеевич.
—Не "что", а "кого", турист! Наш Журналист ползёт прямо на нас, видать скучно ему без нас стало!
—Не может быть! Дайте мне бинокль!— потребовал Профессор и почти сразу же разглядел Георгия, неуклюже приближавшегося к основной научной группе.
Когда до Журналиста оставалось не более сотни метров, Егорша бросился к нему, скользя на животе и отталкиваясь от поверхности, как лягушка. Он ухватил Георгия за шиворот, и вскоре вся троица смелых первопроходцев вместе обсуждала создавшуюся непростую ситуацию…
—Вот, Александр Сергеевич,— Журналист протянул Профессору скомканный рисунок.— Наверное, причина случившегося со мной содержится именно в этой иллюстрации.
—Ты Жорка только о себе печёшься, допустим! А как там Ванюша,— он ведь теперь один в квартире?!— обеспокоился судьбой поэта Егор Алексеевич.— Не дай Боже учудит что? Или…испугается?!
Тем временем Профессор попытался разгладить копию с древней иллюстрации, которую вручил ему Журналист, и ответственно провозгласил, обращаясь к вновь прибывшему командировочному:
—Я Вас немного огорчу, батенька,— но сегодня мы никак не сможем телепортироваться в мир этой иллюстрации!
Егоршу немного задел такой тон Профессора…
—Это по какой такой причине? Что, керосину не хватит?! Давай-ка, поднатужимся и двинем на объект, Авиатор Сергеич!— безапелляционно заявил помощник руководителя группы и забрал рисунок из рук Профессора.— Так…что мы тут видим-наблюдаем, допустим. Перво-наперво,— парнишка какой-то, за ним царь в колготках и…царица. Ага…
Такое несерьёзное отношение к сакральной сути картинки очень возмутило Профессора.
—Прекратите паясничать, Егор Алексеевич!— Профессор вооружился очками и вкратце поведал научному коллективу о том, что изображено на иллюстрации старинной книги.
Несмотря на долгие беседы по Истории в стенах психбольницы и жаркие дебаты на даче и в квартире Профессора уже после выписки, прилежные ученики так и не могли объять своим сознанием всю сложную палитру, которой было представлено рождение величайших литературных скреп мировой цивилизации. И это сильно расстраивало Александра Сергеевича. Он сидел на корточках и отрешённо наблюдал за разговором друзей.
Егоршу смущало одеяние человека с короной на голове и "колготках", бородка и бритая губа странного, спящего за стеной опочивальни "эмира" и прочие несуразицы, которые допустил древний художник. Профессору наскучило слушать наивные рассуждения друзей.
—Это вам ни какая не "чеплашка"! Ну, что же вы, в самом деле, господа?!— не выдержал он.— На голове уснувшего Праотца всех восточных народов — белый ар-рахчин, символ покорности Небесам и чистоты помыслов! А рядом на широкой тахте…, что Вы смеётесь, Егор Алексеевич? Вам смешно стало?— обратился он к хихикающему коллеге.
—Да, это я тут…подумал…— начал оправдываться Егорша.
—А о такой высокой должности, как "постельничий" Царя Вам не доводилось читать?— и Профессор коротенько рассказал друзьям о неукоснительных обязанностях постельничего.— Да-с, и горшок выносить, и спать рядом с охраняемым телом Хозяина в одной комнате и ещё много других обязанностей, коллеги! Если мы хотим воочию убедиться в правоте наших предположений, то необходимо прямо сейчас отправиться в Библиотеку Венгерской Академии Наук, где хранится этот ценнейший фолиант! К сожалению, энергия нейронных связей нашего головного мозга в данный момент близка к нулю, и мы не в состоянии осуществить сей вояж. Придётся отложить путешествие до будущих времён,— наберитесь терпения, мои дорогие искатели "начала начал" Цивилизации.
—Ну-с, дорогой Егор Алексеевич,— продолжил Профессор, обращаясь к Егорше,— теперь-то Вы убедились в правоте наших недавних рассуждений о тех "мелких деталях", которые невозможно напрочь удалить из нашего сознания, и которые обязательно проявляют себя в любой ложной концепции Истории?
Георгий наблюдал за Профессором и смутившимся Егоршей, но так ничего не понял из реплики Александра Сергеевича.
—Потом объясню, Жоржик!— заверил друга Егорша с видом знатока живописи средневековья.— Это Сергеич сейчас про одёжу говорит,— ну, про эти самые…про колготки. А такого быть…никак не должно, верно говорю, Сергеич?
—Разумеется, Егор Алексеевич! И не будем забывать при этом, в какое время и кем были выполнены иллюстрации! Ведь сакральные саги, хранящиеся в Британской Библиотеке и рисунок из сказания, которое находится в данный момент в Венгерской Академии Наук,— созданы в одно и то же время в Европе! Да-с, господа! А значит…
—Всё, врубился, Лисий Хвост Сергеич! Выходит так, что Царь, царица и царевич двинули подальше от того сурового деда в чеплашке!
—В ар-рахчине!— не преминул поправить друга Александр Сергеевич.
—А теперь слушать всем внимательно!— скомандовал верный оруженосец Профессора.— Жорик, ты чё вскочил на ноги? Сиди спокойно и слушай! Значится, подвожу красную линию нашего выездного собрания, так сказать: вот они-то, дети и внуки,— они и рванули на Запад. А повёл их молодой царевич,— царский жезл ему в руки! Точка!— закончил речь академик Егорша. Затем спохватившись, всё-таки уточнил у Профессора.— Они ведь в Крым направились? Верно, Сергеич?
—Если я скажу, что эти народы всей Ойкумены, в данной версии, вышли к Босфору в Малой Азии, то Вас удовлетворит мой ответ?
—Дак, ведь там писано, что…
—Там много ещё чего "писано", подтёрто, удалено и вновь "писано" набело, друзья мои! Сценариев на основе легенд об Атилле было создано даже чересчур много. И что самое главное…
—Продолжайте, Александр Сергеевич, мы Вас слушаем,— заверил Профессора Георгий.
—Самым главным, а потому и самым сложным в нашем расследовании стал тот факт, что один и тот же сюжет с абсолютно различным толкованием сути известного исторического события создавался, изменялся и был предназначен для нужд паствы совершенно разных религиозных общин!— уставшим голосом оповестил выездное собрание докладчик.
—А всё ж, Сергеич, выходит так, что тот сундук с денюжками, что в спальне у деда обретался, они…тиснули! Вот тебе и весь "вариант сюжетный"!
Профессор не находил в себе уже никаких сил что-либо объяснять и лишь вяло отмахнулся от слов Егорши, как от назойливой мухи, рукой.
—Нет, ты погоди тут руками-то махать, бессеребренник-святоша! Это, что же получается? Им сундук с золотом можно взять, а мы и пару метров ламинатика — ни-ни?!— не унимался правдоруб Егорша.
Георгий ничего не понял из выкриков друга, и Профессору пришлось рассказать Журналисту о попытке кражи золота со страниц книги.
—И заметьте, чистоплюи, всё во имя наших философических прорывов в историческом пространстве времени, допустим!— хвастливо уточнил тщеславный искатель приключений.
*****
Мне снился дивный сон: полночный сонный дом,
Свеча, и чей-то тихий голос за спиною...
Сжимая царский жезл, меча не вынимая, Праведный Гвидон
Лишь молча вопрошал:
"Ответь, Пиит, зачем они так сделали со мною?"
(Ваня Бессонов, подражая Д. Самойлову)
Антидепрессанты, которые без счёта проглотил Ваня-поэт, подействовали даже слишком быстро. Ванюша, позабыв о своих недавних страхах, прошёл на балкон и убедился, что Журналист ещё не пришёл в себя. Затем он направился к дверям ванной комнаты и громко постучал. За дверьми уснула тишина…
И Поэт решил действовать на свой страх и риск! Находиться в этой безжизненной немой квартире, ставшей похожей на склеп, больше не имело никакого смысла. И Ванюша решился на отчаянный и весьма смелый для него поступок: он отважился на побег! Пройдя в комнату, он забрал со стола необычный рисунок с усопшей дамой, выложил из карманов ключи от квартиры Профессора и направился в прихожую. Доставая свои кроссовки с нижней полки шкафа, он обратил внимание на необычные сапоги, сшитые из разноцветных кусочков тонкой кожи. Ванюша взял один сапожок в руки и стал пристально рассматривать удивительную работу неизвестного мастера. Красные, коричневые, зелёные и жёлтые фрагменты голенища были соединены практически без всякого шва. Это волшебство очень удивило Поэта, как и мягкость самой кожи. Каблук сапога был также изготовлен из кожаного прочного чепрака и издавал запах конюшни! Да, это была явно ручная работа. Ваня настолько позабыл обо всём остальном, что решил надеть волшебные сапожки. Сапоги были размера на три меньше, но это не смутило Поэта. "Растянутся! Они же...кожаные!"— решил Ваня.
И действительно, ступня легко погрузилась в мягкое чрево необычной обуви, обретя полнейший комфорт. Подумав немного, Ваня принял решение одеть и левый сапог. Результат был тем же самым. Ванюша попытался подпрыгнуть на месте. Он даже не подпрыгнул,— он почти взлетел, оторвавшись от коврика на полметра и мягко приземлившись, не издав ни единого звука или скрипа. "Как это странно",— задумчиво прошептал он. В голове пронеслись неясные воспоминания о некоем "подарке" Ивана Грозного, но это случилось слишком поздно,— тогда, когда Ванюша подпрыгнул во второй раз…
Последнее, что он успел запечатлеть в своей памяти, было обветшалое здание убогой девятиэтажки, где жил Профессор Сергеич. А сапоги-скороходы уносили Поэта всё дальше и дальше от столицы,— в неведомые дали опасных приключений…
*****
Конец первой части
*Павел Кашин, "Тонкий лёд" (Высоцкому посвящается)
Окончание следует...