Из воспоминаний Александра, КТуркВО, ОКСВА 1981-83 гг
Родился и жил я в Южной Осетии, в ряды Советской армии был призван в 1982 году. Будучи начинающим автомобилистом, по «водительской» разнарядке попал в учебку автобата, расположенную в узбекском городе Чирчик. Времена были напряжённые, условия службы тоже не из лёгких, места прифронтовые, можно сказать, но плакаться привычки не имел и не имею.
Наступило время «деревянного дембеля», по окончании учебки получаю квалификацию второго класса и вписываю в водительское удостоверение дополнительную категорию «Д», дающую право управления автобусом. Водители с данной категорией в армии нарасхват, по себе знаю, потому что из солдат срочной службы допускались к управлению автобусом отнюдь немногие.
Чирчик позади, меня направляют служить в Афганистан. После пары перипетий с запросами от разных формирований на «автобусников», из прибывшей в город Баграм команды остаюсь один и попадаю в батарею управления артрасчётами. Сразу по прибытии в лагере образовалась какая-то движуха, все забегали, попрыгали на броню и в грузовики, и в какой-то момент всё затихло. Обо мне забыли что ли, но я остался в одиночестве, высиживая «на чемоданах».
Сижу возле штаб-палатки, идти некуда, поговорить не с кем. До сих пор было неизвестно, останусь я в этом городке до конца срока службы, или отправлю в память как очередной перевалочный пункт.
Проходят мимо пара офицеров, капитан со старлеем, останавливаются против меня. За ними вьётся немецкая овчарка с интеллектуально обозначенной мордой, откликающаяся на кличку Линда. Может на взрывчатку натасканная, может на наркоту, Линда обнюхала меня, сунула нос в мои шмотки, вещмешок, сделала контрольный круг и спокойно села возле офицеров. Перекинулся с ними парой слов, что да кто такой, и они ушли в свою палатку. Линда с ними.
Сижу, жду, когда вспомнят обо мне, найдут применение. Возвращается старлей: «Заняться нечем?» «Я на койку-то не определён, не то, что к делу приставлен?!» «Пошли, шмотки в нашей палатке оставишь! Мясо варить умеешь?»
А как не уметь? Рос на Кавказе, в той соседской среде, где готовка мяса чисто мужская обязанность. У нас же как водилось, если какое-то, дай Бог, хорошее мероприятие или, не дай Бог, плохой повод – без мясных блюд что застолье, что поминки просто несостоятельны. На женщинах выпечка и всякие там салаты, а с мясом возятся всегда мужчины. Даже пресловутый шашлычок для простой, деловой ли беседы, и тот готовится без участия женщин.
«Сварю, конечно!» – соглашаюсь без задней мысли, не уточняя, что хотелось бы им отпотчевать. Забросили шмотки в палатку, старлей выносит мне кастрюлю с говядиной. Килограмма два-три, а то и поболе, да с аппетитными мосолками. «А где водички взять и прочее к тому?!» – большего я не спрашивал. Офицер усмехнулся, иди, говорит, вон к тому навесу. Скажешь, что от нас, там тебе и водички дадут, и что попросишь догонят и добавят.
Думал, подвох какой что ли, ан нет! Кухарь местный показал, где взять посудину, выделил буржуйку, и потом молчаливо округлял глаза, когда я приходил и просил разные специи и приправы, фасоль или горошек и что было в наличии.
Нашёл я казан среди груды посуды, отмыл, нарубил дровишек, не знаю для чего припасённых за столовой палаткой, и принялся за дело. Не привыкать. Первое своё мясное блюдо приготовил лет в тринадцать. В конце готовки снова зашёл на кухню, выпросил круглый поднос. Кухарь с той минуты не упускал меня из виду. Подглядывал, ходил следом и только лыбился.
Заваливаюсь в офицерскую палатку как принято: в одной руке круглый поднос с мясом, выложенным ровной горкой, политым фасолевым соусом, в другой руке кастрюлька с соблазнительными для Линды отварными мослами. Сзади как Линда за офицерами вьётся повар за мною. «Всё готово, что куда поставить?!» – радостно докладываю, сияя от завершения поставленной задачи. «Что готово?» – офицеры переглянулись и аж встрепенулись, подошли смотреть. «Есть такое блюдо в грузинской кухне, называется хашлама! Пальчики оближешь, честное слово!» – объясняю, продолжая сиять.
Офицеры снова переглянулись и заржали в унисон с поваром. Но глазки, вижу, загорелись, ладошки трут, слюни пускают, облизываются. Мясо ставь на стол, говорят, и по такому случаю садись-ка, парень, с нами! Ну, а тебе, дорогая, оборачиваясь на Линду, на сегодня только мослы! Уж не серчай, родная!
Кто бы мог пояснить раньше, что мясо надо было сварить для овчарки. Сырое ей не давали ввиду местных инфекций, отбивающих нюх, что ли, либо по иным неузнанным мною причинам. В качестве благодарности офицеры налили мне «законные» сто грамм, и под метание Линдой мослов по полу, мы раскидали трёхдневную собачью пайку в четыре наглых солдатских жевала.