Ехал Еремей с дружками знакомою дорогою домой в общину. Хорошо проторговались, большой калым взяли. Где продали, где купили, а что и обменяли с привесом. Всё в этот раз складно вышло. По дороге пару «чернявых» забелковал, дождался пока пушистая за дерево спряталась, а голову высунула сразу бей, точно попадёшь. «Забаве» – любимой радость, то будет. Надо потихоньку к свадьбе готовиться, сколько можно уже женихаться. Друзья подтрунивают, говорят, дождёшься кто – нибудь уведёт. А тропинка всё тянется, и нет ей конца и края. А где дорога длинная, там и песня складная:
-Ты слышишь, как поёт земля,
-Весной после капели, пробуждая весь мир ото сна,
-Звучат над старой мостовой как прежде птичьи трели,
-Оживает страна
Голос у Еремея громкий, звучный, затянет так на сотню вёрст, слыхать. Дружки уже много раз его предупреждали, чтобы тише пел, всякие разбойники по лесам шастают, а они с добычей и не плохой, вдруг, что худое случится.
Но как тише когда душа поёт, сердечко стонет от любви безмерной. Почитай уже два месяца Ульянушку не видел, в очи её лазоревые не заглядывал. Истосковался, по любушке своей родной. Да и она наверно все глазоньки уже просмотрела, высматривая меня. Так в разговорах и прибаутках почти до общины и доехали, только вот на последнем повороте бежит быстрее ветру навстречу Дуняшка, как оглашенная, растрепав свои рыжие космы в разные стороны, платок на боку вся в слезах.
-Еремей! Еремей! - горе - то, какое у нас приключилось.
-Отец Демид, Ульяну в дальний скит отправил на два года. Чтобы она тебя забыла, а сам ей здесь жениха искать станет. Не хочет за тебя её выдавать, говорит пришлый ты.
-Еремей ели сполз с повозки, вмиг от весельчака и балагура ничего не осталось. Расстроенный с поникшей головой отправился он в сторону дома.
-Вот матушка принёс калым знатный, много продал, достаточно скупился, даже хотел Ульянку белками порадовать, а её от меня забрали. Твои пожелания выполнил, купец заморский был, наказ ему передал, товар его, весь до листика забрал. А что вот теперь делать, не знаю. Не мил мне свет без Ульяны моей. Пойду на поклон просить руки её, я чай не бедный, приму любую веру лишь бы с «любавой» моей быть.
-Ты милок не серчай, и не торопись, а ложись спать, утро вечером мудреней, возьми, вот отвар выпей вмиг усталость пройдёт, и сон крепкий будет, а на свежую голову вместе думу думать будем.
Всю ноченьку Еремей бредил, свою любимую Ульяночку звал. Агафья только и делала что примочки ему к голове прикладывала, да настоями отпаивала . Видно сильно зелье получилось. Поутру, Еремей чувствовал себя плохо, как будто чан медовухи выпил, голова кружилась, одной водой весь день и питался с постели встать не смог .Агафья отварами так и поила, да всё слова какие-то странные нашёптывала.
-В обед прибежала Дуняшка, поглядела на Еремея и руками развела .Вы что это такое натворили, он ведь с постели встать не может. Он же тяжко болен, ему Ульянку искать, а он в бреду.
-Не волнуйся Дуняшка, ты ведь знаешь его крутой нрав, как бы беды не наделал. Пусть немного отдохнёт, соберётся с мыслями, успокоиться, а там уже и решать будем, что дальше делать. Я вот всё думаю, что за скит у нас в округе объявился, да ещё так далече, сколько живу, первый раз о нём слышу. И охотники местные тоже про него не слыхивали. А тебе задание, тайное дам, выведай у Ульяниной матери тётке Лукерье, где этот распроклятый скид находиться. Во всех подробностях и мне тихонько расскажи. Только чтобы больше не одна живая душа не знала.
-Узрела?
-Узрела.
-Ну, вот и хорошо.
-Иди с Богом.