ЧУДО

Владимир Леонович
                Моим детям, и не только
Оглавление
1. Предвестники чуда
2. Чудо
3. Сизифов труд

ЧУДО

Он возник в моей жизни ниоткуда. И исчез в никуда. Всё, что я о нем знаю, это его работа в ВАК Политехнического института города Горького.
Я не помню, каким он был.

Сейчас, много лет спустя, его действия по отношению ко мне ассоциируются с поведением Мефистофеля по отношению к Фаусту. В чем причина – я не знаю.
В интриге - ничего общего. Более того, со временем я понял, что это был мой ангел хранитель.

Он, в меру деликатно, встрял в разговор, который я затеял со случайно встреченным знакомым. Я искал место работы, где бы мог сразу приступить к написанию кандидатской диссертации, во исполнение своих амбиций.

Ещё в школе, под впечатлением фильма «Девять дней одного года», я решил, что стану ученым-открывателем. И первое, что я сделаю – это решу знаменитую теорему Ферма.

Учась в университете, я передумал решать никому не нужную теорему, и решил, что начну с Теории Относительности Эйнштейна, где по моей предварительной оценке была полная неразбериха.

«Зачем тебе нужно, тратить жизнь на получение бессмысленных регалий и экономических подачек-привилегий»,- спросил он, имея в виду диссертацию, и начал рассказывать, как делается наука в Советском Союзе в настоящее время.

Чем дольше я его слушал, тем больше убеждался, что передо мной обиженный и оскорбленный, доведенный до отчаяния неудачник. Но оказалось, что с точки зрения карьеры он успешный ученый. И в данный момент привлечен для работы в ВАК.

А он продолжал убеждать меня, что всё рассказанное им это не исключения, а норма. А вот то, что показали в фильме «Девять дней одного года» это и есть редчайшее исключение.
Я никому, тем более ему, про роль этого фильма в моей жизни ничего не рассказывал.

Видя мой откровенный сарказм, он пригласил меня к себе на работу, чтобы продемонстрировать уровень научных работ современных  кандидатов наук. Я согласился.

Часа три я просидел в его кабинете, знакомясь со стопой кандидатских диссертаций.
Такого убожества я не ожидал.

По мере чтения я всё больше и больше погружался в странный мир теней, действующих как лунатики, без тени сомнения, осторожности и здравого смысла.
- Это отбросы? - спросил я с робкой надеждой, вынырнув из гоголевского мира зомби.
- Нет, это мне для рецензий на утверждение,- ответил он.

Больше мы не встречались. Иначе я бы его запомнил.
Ангел сделал свое дело – и устранился.

Теперь, подыскивая  работу, я задавал целенаправленные вопросы, пытаясь опровергнуть навязанную им оценку. Но находил только подтверждения.

В процессе этих поисков я узнал сказочную историю. Будто бы есть в НИРФИ такой мужик, Пелёвин, который сидит на работе и выдает идеи, одну за другой. А вокруг него все пишут диссертации. А он не пишет. Некогда ему – надо выдавать идеи и, по возможности, претворять их в жизнь.

Прощаясь, в день посещения его кабинета, мой ангел хранитель настойчиво посоветовал прочитать книгу Макиавелли «Государь».

Книга, очень маленькая, оказалась практической инструкцией. Первое, что поразило в ней – это стиль. Очень современно изложена. Может, сказалась рука переводчика. Однако главное удивление ждало меня впереди.
 
В последующие годы я множество раз вздрагивал от удивления при общении с всевозможными начальниками - надо же, и этот читал Макиавелли.
Нет, не читали. Это было их генетическим наследием, развитым их собственной практикой.

Для непосвященных краткая справка. «Государь» - это практическая инструкция, как править людьми, являясь по должности их начальником. Весь материал изложен по отношению к высшей власти, к Государю. Рекомендации на все случаи правящей жизни.

Один пример из науки.
Молодого ученого осенила идея. Он, чуть-чуть подумав, и утвердившись в идее, спешит к руководителю и сбивчиво излагает тому суть идеи. Руководитель понимает идею, и не дослушав до конца, прерывает своего подопечного. Начальник должен вспомнить, что уже опаздывает – и вынужден отложить разговор на ближайшее будущее.
Далее задачей руководителя является изолировать себя от молодого ученого недели на две. После очередной командировки руководитель вызывает молодого ученого и сообщает ему, что решил доверить подающему надежды ученому важную разработку. После чего излагает подопечному стройные тезисы его же идеи. Концовка допускает массу вариантов.

Работу себе я так и не подыскал. Пришлось довериться предложениям общего распределения, где мой рейтинг, после исключения персонально распределившихся по целевым заявкам, был шестнадцатым.

Я выбрал КБ Авиационного завода.

Но на комиссии меня отозвали в сторонку, и предложили добровольно отказаться от выбора в пользу моего приятеля Зевина Михаила. Необходимо дать возможность продолжить рабочую династию Зевиных. А заявка из КБ одна.

Мне, взамен, предложили недавно сформированный ВНИИТ «Сириус». Хотя «Сириус» был, как и Сатурн, почти не виден, карьерные перспективы там практически не ограниченные. Это мне шепнул председатель комиссии.
Институт оказался технологическим, укомплектованным практиками-технологами завода Красное Сормово. В довольно большом отделе, куда я попал, не было ни одного сотрудника с высшим образованием. Не было высшего образования и у начальников секторов, и у самого начальника отдела, который учился заочно, и через полтора года должен был защищать диплом.

Кроме меня, аналогичное распределение получил одессит Зигфрид Ремизов. Мы с ним произвели в отделе панический фурор.
Прислали варягов-конкурентов.

Нет нужды читать Маккиавели, чтобы сообразить, что нас надо отлучить от текущих управленческих забот, т.е. сплавить с глаз высшей администрации.
 
Нам предоставили парный карт-бланш на технологическое обследование любых предприятий Советского Союза. Институт-то был всесоюзный, головной.

И мы с Зигой пустились в разгул, в процессе которого сдружились на всю жизнь.

В ходе разгула мы посетили и одно из базовых предприятий нашего института. Это был завод имени Ленина в молдавском городе Бельцы. Нам с Зигой там понравилось – и мы туда зачастили.

Летали, естественно, через Кишинев. Как-то, зайдя в центральный гастроном Кишинева, чтобы купить подарочный набор коньяков Молдавии (нам с Зигой нравилось делать подарки людям, которые этого совсем не ждут), мы обратили внимание на странную коробку в витрине. Дизайн коробки конфет был оформлен под почтовую бандероль.

Продавщица пояснила, что это действительно бандероль, и её можно отправлять без дополнительной упаковки. Видя наше сомнение, продавщица кивнула в сторону улицы, и предложила нам проверить сказанное в почтамте напротив.

Я купил конфеты – и мы отправились на почту. Там всё подтвердили. И тут возникла маленькая проблемка. Конфеты мне были не нужны, а кому их отправить я не знал. И тут я вспомнил, что постоянно пользуюсь гостеприимством моих московских друзей Дмитриевых. Вот своей землячке, Нине Дмитриевой, я и отправил конфеты.

Девушка в окошке спросила, буду ли я оплачивать доставку.
Черт, действительно, что это за подарок, если за дешевыми конфетами надо тащиться на почту.

Сделав маленькое доброе дело, мы с Зигой отправились в аэропорт. Нас ждал перелет в Бельцы на кукурузнике. В этом полете, под грозовым облаком, гигиенических пакетов на всех пассажиров не хватило.

В следующее посещение Москвы Нина Дмитриева спросила: «Леонович, что это с тобой случилось? Ты никогда не поздравлял меня с Днем рождения».
«Конечно», - сказал я, - «откуда мне знать, когда у тебя День рождения».
Нина с удивлением посмотрела на меня. «А твой подарок, который принесли во время застолья! Знаешь, было очень приятно».

Командировки в Бельцы обычно длились по месяцу. Но мы с Зигой брали их на полтора месяца.
Бухгалтерия пропускала такие заезды только при условии промежуточных выездов в другой город. И таким городом стала Одесса, где мы навещали родственников Зиги.

Командировки были такими частыми, что я начал путаться по утрам. Где я? Удивившись однажды этому обстоятельству, решил немного развлечься, и для этого  пожить в чужой шкуре.
Придумал себе новый образ, назначил основные черты характера, и даже голос решил изменить.
От природы у меня - ни голоса, ни слуха. Голос похож на любшинский, только хуже.

Эксперимент, естественно, надо начинать на новых знакомых. А мы с Зигой уже заправские члены городского бомонда. Уже сложилась компания: молодой директор Дворца культуры; лейтенант, грузин, из местного гарнизона; начинающая поэтесса; молодая учительница и технолог-молодожен из сотрудников завода.

Надо заводить новые знакомства.
Для начала, в очередной заезд решил потренировать голос.
Только мы вошли в номер гостиницы – как звонок. Женский голос попросил позвать Славу. Говорю новым голосом, что Слава уже уехал, и его в ближайшее время здесь не будет. Голос у меня вальяжный. Сибарит в шезлонге.
Продолжаем обустраиваться. Снова звонок.
«Кого надо»,- спрашиваю на ходу своим голосом.
А вот нельзя ли позвать мужчину, с которым я только что разговаривала. Узнаю голос – и зову сам себя. Перехожу на тембр сибарита. Девушка явно рада собеседнику, и начинает разговор-паутину. Похоже, проститутка. А может, и нет. Просто ищет в гостинице своего принца.
Понял, что задумал большую глупость. Решил не экспериментировать.
 ***
Мой разгульный образ жизни прерывается неожиданным образом. Меня призвали на два года в армию.
По повестке я должен отбыть в часть города Хабаровск 1 ноября 1968 года.
Спрашиваю у военкома, могу ли я задержаться немного, чтобы отпраздновать свой день рождения 9 ноября. Наверное, можно, но тогда придется лететь самолетом. Доплата за свой счет, совсем небольшая.

Устраиваю проводы. И прямо из-за стола на поезд. По случаю едем в одном купе с Мариной Ливановой. Одна из первых красавиц Свердловки (Горьковский Арбат) и звезда Педагогического института. За разговорами не спим всю ночь.
 
Билет на самолет купить невозможно, а время прибытия в часть уже истекло.

Комендант аэропорта выдает мне оправдательный документ,  и я еду поездом.

Время провожу у окна вагона. Впитываю просторы Родины. С нетерпением жду Байкала. Но Байкал проезжаем ночью. Ничего не видно.

В части уже кипят. Оказывается, я должен пройти месячные курсы молодого офицера. Но я не один. Кроме меня по этому же призыву в часть прибыли три выпускника Политехнического института города Рязани, и они уже десять дней ждут моего прибытия.

Служба началась.

Часть очень благоустроенная. Дом культуры, спортзал, стадион, общежитие для вольнонаемных. В этом общежитии нам четверым выделили по отдельной комнате.

Военный городок, достаточно населенный. Он оказался скопищем вдовствующих невест.
 
Дело в том, что часть прелагала всем солдатам срочной службы досрочно заключать контракты по вольному найму на три года – и солдат становится вольнонаемным, с предоставлением общежития.

Вольнонаемные женятся - и часть предоставляет им квартиры. Это входит в политику командования. Женам тоже находится работа по профилю части.
Через три года многие вольнонаемные продлевают свои контракты, на радость командира. Но значительная часть уезжает, бросая жен и детей.
Часть построила детский сад и школу.

На первых же соревнованиях по легкой атлетике я занял первое место по метанию гранаты и по толканию ядра. Замполит, вручавший грамоты, с недоверием рассматривал меня в компании прапорщиков - амбалов, занявших вторые и третьи места.

В ленинский юбилей меня наградили медалью в ознаменование 100-летия со дня рождения Ленина. Я был уверен, что по жребию, т.к. ничего выдающегося не совершал. Но возможно, что повлияли мои дружеские отношения с дочкой командира.

Замполит, у которого тоже была дочь на выданье, уговаривал меня вступить в партию, но я, вспоминая отказ моей мамы от вступления в КПСС, обоснованный тем, что она не хочет быть в одних рядах с мерзавцами, которых называла поименно, - тоже отказался.

Однажды, вне службы, когда мы летели на соревнования во Львов, начальник штаба подошел ко мне с рюмкой коньяка и предложил выпить с ним. Я отказался.
 
По окончании этих соревнований я чуть-чуть подставился – и начальник штаба, будучи начальником команды, махом оформил мне выговор с занесением в личное дело.

Событие забылось, и я был демобилизован с не снятым выговором. Ангел хранитель не оставлял меня.

Армия одарила меня еще одним верным другом, Владимиром Андриановым.

По прибытии в Горький, мне позвонили, и пригласили зайти в Управление КГБ в удобное для меня время. Кабинет, который мне назвали, оказался отделом кадров, где мне предложили продолжить службу в рядах КГБ в качестве инженера по техническому обслуживанию электронной техники Управления. Условия – более чем. Плюс квартира.
В Сириусе я получал 110 руб., а в армии – 228 руб. В штабе КГБ обещали больше.

Я помучился, помучился – и согласился, заполнив необходимые документы, которые были отправлены на проверку.
 
Через месяц мне сообщили, что контракт со мной невозможен по причине не снятого выговора в личном деле.

Продолжил трудиться в Сириусе. Оставалось отработать еще десять месяцев.
Зигфрид женился. Суженую встретил в Бельцах.
Я тоже в очередной раз влюбился в девушку, которая отрабатывала в Бельцах два года по распределению. Незадолго до нашего знакомства её изнасиловал ухажёр, которого она за это посадила. А я, получается, был косвенным свидетелем этого обстоятельства, что для неё создавало огромную проблему-преграду в плане нашего сближения. До призыва в армию я не сумел преодолеть преграду. А когда вернулся, она уже переехала в Иваново к своим родителям.
Наша встреча в Иванове оказалась прощальной.
Видимо, она считала, что ответственна за счастье будущего мужа.

Отработав в Сириусе ровно два года, при посредничестве моего близкого друга и однокурсника, Спорова Владимира, перешел на работу в НИИИС, тогда еще ГКТБИП.

К этому времени я уже твердо решил, что никогда не буду начальником.

В НИИИС занимался только техническими разработками и дополнительно освоил программирование. Ангел продолжал шествовать надо мной.

На тридцать третьем году, утомившись от затянувшихся поисков возвышенной любви, женился на очаровательной восемнадцатилетней красавице. Женился без проверки нашей любви, накрытый очередной волной нежных чувств, тихо надеясь, что это тот самый Девятый вал, которого я так долго ждал.
Все предыдущие проверки заканчивались расставанием. Вполне возможно, что эти расставания были результатом ошибочности моего метода.
Наташа была моложе меня на тринадцать с половиной лет и училась на истфаке Университета. Застенчивая в проявлении своих чувств на людях, она приводила меня в восторг своими интимными откровениями.


В это же время, с подачи Аркадия Блинцовского, начал играть в большой теннис.

Перед регистрацией мы с Наташей обговорили что-то вроде брачного соглашения.

Я предупредил, что богато жить не придется, т.к. карьеру делать не буду. Всё, что заработаем, сначала детям, потом здоровое питание, потом функциональная одежда, потом книги и путешествия. Драгоценности, сервизы, машина, - всё в последнюю очередь.

Наташа согласилась, но дополнила. Если случится изменить, то не в кругу друзей, и не рассказывать друг другу.
На том и порешили.

В 1985 году жена предложила обзавестись третьим ребенком, а именно, сыном. Оказывается, она ходила к гадалкам, ворожила сама – и пришла к выводу, что настал благоприятный момент. К этому времени у нас было две дочки: Настя и Таня.

Я не возражал. Но поставил условие: если сын, то о машине, чтобы не заикалась.

Олег родился 11 мая 1986 года.
 
Приближались трудные времена.

Когда моя зарплата стала меньше, чум у жены, которая к этому времени работала учителем начальной школы, и я, чтобы дети питались нормально, экономил на себе, собирал пустые бутылки и ел только одну заготовленную в своем огороде картошку, так что получил отравление однообразным питанием, - я уволился из НИИИС.
В это трудное время я открыл для себя неизвестные мне  свойства азарта. Я так втянулся в собирательство бутылок, что продолжал этим заниматься даже после того, как насущная потребность в этом отпала. Потребовалось волевое усилие, чтобы преодолеть зависимость.

Несколько раньше вступил в партию Травкина. Был избран делегатом Второго съезда. Беседовал с Травкиным с глазу на глаз, Николай Ильич произвел на меня очень благоприятное впечатление. Если бы его не устранили, введя в правительство, он легко бы стал президентом.

Месяца через три после увольнения мне позвонил главный конструктор НИИИС, Катин Станислав Владимирович, и уговорил вернуться. Я не мог ему отказать, т.к. испытывал к Станиславу Владимировичу огромное уважение. Еще бы - любитель литературы и джазовой музыки, прекрасный собеседник, турист, с прекрасной коллекцией горных минералов, яхтсмен, горнолыжник и мой партнер по большому теннису.

Когда некоторое время спустя мне предложили должность начальника сектора – я категорически отказался. Меня начали уговаривать. После третьего собеседования с двумя начальниками отделов, и под давлением всё еще галопирующей инфляции, я согласился.

Начальники исподволь подталкивали меня к тактике, рекомендуемой Макиавелли. Я противился – и у меня начались служебные неприятности.

Одна из подстав закончилась для меня инфарктом.

Выкарабкавшись, написал заявление о снятии меня с должности начальника сектора. К этому времени я уже начал работу по гравитации.
Куликов Сергей Валентинович, мой непосредственный начальник, заявление не подписал и попросил немного подождать. Это «немного» тянулось несколько лет.

В трудные времена Куликов фактически спас моих детей от нищеты, предоставив мне возможность подработать на стороне.


Я прожил счастливое детство и счастливейшую молодость, потому что жил в кругу своих друзей единомышленников, и их было много. Моим путеводителем по жизни был роман Ремарка «Три товарища». А в результате оказалось, что я организовал свой карасс, по Воннегуту.

Но мой карасс возник стихийно, и также стихийно начал тихо разваливаться. Дети скрадывают общение с друзьями. Связи слабнут.

Между тем, судьба готовила мне иную участь.
В 1988 году умирает Наташа Аксельруд, в 1996 году умирает Борис Кольчугин, в 1999 году погибает Вано Мазманян, в 2002 году убивают ближайшего друга, Аркадия Блинцовского.
Судьба постепенно заставляет менять образ жизни, с переполненного безоглядным счастьем на рассудительно задумчивый. Всё больше времени занимают размышления, для которых раньше этого времени не хватало.

Я никогда не забывал о гравитации. Впитывал любую информацию из смежных областей, случайно мелькающую передо мной.
 
Я ничего не записывал и не систематизировал. У меня не было плана действий.
 
Задумываясь, я тупо упирался в проблему, представляемую набором не совмещающихся фактов и обстоятельств. Я перебирал одни и те же мысли, как четки.
Ну, как в материальном мире, где всё обусловлено причиной, может быть реализована бесконечная скорость гравитации.
А в реальности моментальной скорости гравитации я не сомневался. Фактов было достаточно.

***

С некоторых пор я стал обращаться к мыслям о гравитации не от случая к случаю, а с непонятной для меня, настойчивой регулярностью. Я обратил на это внимание, и стал отслеживать это обстоятельство, состоящее в том, что я стал задумываться над этой проблемой с упрямым упорством. Более того, это упорство становилось всё более ожесточенным.

Я мысленно продирался сквозь непонятную, но поддающуюся преграду, которою я тем не менее не мог преодолеть. Преграда не имела конкретного образа.

Голова у меня переполнялась кровью, разбухала – и я, в конце концов, начинал ощущать себя полным идиотом, не способным решить самую примитивную задачу.

В этом состоянии моё настырное желание пробиться через эфемерную преграду оставляло меня. До следующего дня, когда всё повторялось.

Я интуитивно понимал, что со мной что-то происходит, в физиологическом плане, и что это небезопасно. Но наступало время – и я опять сознательно погружался в тягучий  транс.

Я уже вспомнил, что в младших классах школы со мной происходило нечто подобное.

Как только в школе нам начали давать домашние задания, я приноровился их делать на уроках. Я делал домашние задания, пока кто-то отвечал у доски, или за счет экономии времени на выполнение классного задания. Однако иногда этого времени не хватало – и я пытался закончить домашнее задание во время объяснения нового материала. В результате, несколько раз случилось, что на контрольной работе я не мог решить задачу по геометрии, т.к. не знал нового материала.

Вот, тогда и наступало похожее состояние. Ужас сесть в лужу с нерешенной задачей вызывал прилив крови к голове и ощущение полной тупости. Заканчивалось это состояние спустя несколько минут, молниеносным оргазмом и освобождением от ощущения тупости. Я находил решение, вспоминая и восполняя обрывки объяснения учителя во время предыдущего урока.

Мои каждодневные попытки пробиться к пониманию сути гравитации длились  уже около двух месяцев, когда я в очередной раз выполнив на работе текущее задание, внутренне изготовился к следующему сеансу.

Всё началось как обычно. А начиналось всё всегда с моей попытки представить, как такое (всеобщее притяжение) может быть реализовано.

И вот, в этот раз желание исполнилось сразу и без всяких усилий.
 
Передо мной (или во мне) предстала модель Вселенной. Предстала сразу в трех масштабах микромира, макромира и вселенском; и в трех ипостасях: в обычном, в квантовом и в совершенно непривычном - в форме конечного, огромнейшего шара, неподвижно парящего в бесконечном пространстве.

Модель была во мне, и я её уже знал, но еще расплывчато и крупными мазками. Однако модель не скрывала от меня частностей, их можно было продумывать и рассматривать до подробностей. Передо мной открылся мир, удивительно простой и неимоверно сложный в своей скрупулезной гармоничной организованности.

И я погрузился в этот прекрасный мир - и утонул в эйфории счастья от обладания желанным знанием.


Несколько дней я плавал среди людей, не касаясь их, предвкушая, как я сделаю их счастливыми.
Я посвящен. И я всё расскажу людям.

Через неделю эйфория спала – и вернулась способность адекватно оценивать ситуацию.

Я осознавал, что произошло чудо. Мой мозг трансформировался под поставленную задачу – и решил её. Решил, несмотря на отсутствие у меня системного образования в данной области. Просто спектр моих фрагментарных знаний совпал с необходимым для решения задачи спектром. И одной из важнейших составляющих этого спектра было знакомство с кибернетикой и программированием. А это как раз то, чего сознательно избегают физики, используя вычислительную технику только как услугу в вычислениях.
Таким образом, все, к кому мне предстояло обратиться, непроизвольно оказались в положении недоучек. Это обстоятельство неимоверно усложняло мою задачу – внедрение новой парадигмы в сознание всех исследователей.
 
Я стал одним из редчайших людей-счетчиков, которые производят в уме сложнейшие вычисления, не отдавая себе отчета, как это делают.

Ампер был рожден счетчиком. Однако благодаря интенсивным интеллектуальным усилиям разрушил в себе эту способность. Со мной свершилось обратное.

Я ставил перед собой задачу – и через некоторое время, после ознакомления с исходной информацией, решение приходило в форме готового скелета, как озарение. При этом память предоставляла мне сверхнеобходимую информацию, даже с которой я мог знакомиться когда-то очень давно и мимолетно.
Это приводило меня в восторженное состояние. Я понял смысл пушкинского восклицания: «Ай, да я! Ай, да Пушкин!»
Моих фрагментарных, разрозненных знаний было явно недостаточно для окончательного  оформления статей. Надо было много читать, а времени на библиотеки не было. Приходилось всю информацию брать из Интернета.

Я стал обладателем встроенного суперкомпьютера. Но как оказалось, я с этим компьютером попал в нелепую ситуацию, своего рода - западню.

Первое, что я попытался сделать в своем новом качестве – это изложить на бумаге знание, снизошедшее на меня.
Эффект был поразительным! Я не смог связно изложить ни одной мысли. Я не знал с чего начать и как закончить.
В модели всё было так гармонично связанно, что с чего бы я ни начинал, тут же возникала потребность в подтверждающей ссылке на факт, который еще не был определен.

Я не хотел менторского описания, мне нужно было доказательное, логичное изложение. Вот оно-то мне и не давалось.

После нескольких мучительных недель я изобразил на бумаге нечто подобное зарубкам для памяти первобытного человека. Параллельно я понял, что даже если я смогу логично изложить новое видение Вселенной, то никто в это не поверит, а меня сочтут сумасшедшим.

Знать нечто сокровенное и очень важное, и не мочь никого посвятить в это, - это страшная пытка.

Здравый сарказм несколько успокаивал меня. Мне нечего бояться обвинения в сумасшествии, т.к. я не смогу обнародовать своё знание. Действующая система и правила публикации мне были известны.

И тогда я решил, что ничего писать не буду. Зачем бессмысленные, унижающие муки творчества, результат которых невозможно опубликовать.
А муки я уже испытал, когда делал зарубки.

Человечество не пострадает от моего молчания, т.к. рано или поздно всё станет известно. Тем более, новое знание мало влияет на современный технический прогресс. Это я так, сгоряча, решил. Последующее расширение соответствующего кругозора разубедило меня в поспешном выводе.

Так или иначе, но я решил никого не посвящать в случившееся со мною, и ничего не предпринимать. Я молчал два года.

Я начал новую жизнь в новом, тайном качестве.
Я стал менее раздражительным. Когда кто-нибудь дерзил мне, то я смотрел на него как на человека в аквариуме для непосвященных. И меня мало задевали направленные в меня стрелы.

Я стал читать целенаправленно и активно всё, что касалось всяческих парадоксов. Я искал подтверждения новой модели мира. И находил эти подтверждения, всё больше и больше.

 Мне жаль было эрудированных авторов, вынужденных повторять бредовые и коварные идеи релятивистов или квантовиков-мистиков. Но я не мог им помочь.

Я нашел неопровержимое подтверждение истинности новой концепции.
Прецессия земной оси не может быть обоснована ни одной существующей теорией. Только новая концепция легко всё объясняла. Но оказалось, что в научной среде уже торжествует ложное обоснование, приписываемое Эйлеру, авторитетнейшему физику и математику.
Куда уж тут, безвестному и не остепененному.

Все щелки были заткнуты и замазаны. Бороться бесполезно.

Я написал в Институт мозга на имя научного секретаря, и рассказал об эффекте трансформации моего мозга. Я предложил себя в качестве подопытного.
Ответа не последовало.

Я написал на имя конкретного человека, одного из ведущих ученых института.
Она мне тоже не ответила.

Попробовал исследовать себя самостоятельно. Выяснилось, что моя перестройка обошлась мне не дешево. Бытовая память ухудшилась. Воспоминания молодости поблекли и стали более фрагментарными, чем были. Малоупотребительные, иностранные слова почти все забыл.
Это меня огорчило.
***

 6 октября 2007 года, как обычно, я поехал в Москву, чтобы поздравить Галку,- Галину Геральдиевну Шустову,- с Днем рождения.

Среди гостей Галки совершенно случайно оказалась некто Александра Андреевна – экстрасенс и целитель. Она возвращалась к себе на Дальний Восток из Лондона, где оказывала свои услуги одной из принцесс королевской семьи.

Когда застолье распалось на подвижные группки, Александра Андреевна подошла ко мне и отозвала в сторонку. «Я должна сказать Вам нечто важное», - пояснила она. Я кивнул. Она пристально посмотрела мне в глаза, и добавила: «Очень важно, чтобы Вы мне поверили». 
И она рассказала в общих чертах случай из моей молодости, который я очень переживал, как нравственный конфликт с самим собой, и никому об этом не рассказывал.

Она смотрела на меня, и явно ждала, когда её средство, введенное в меня, начнет действовать. «А теперь слушайте главное». Она помолчала.  «Вы – не обычный человек. Вы – избранник». Она говорила очень медленно и снова сделала паузу. «Вам дано знание, которое Вам не принадлежит». Она опять замолчала, ожидая моей реакции. Но я тоже молчал. Тогда она продолжила: «Вам дано право владеть этим знанием, и Вы можете поступать с ним как угодно. Но лучше для всех, и для Вас тоже, если Вы отдадите это знание людям».
«Но я не могу ничего сделать»,- вяло вырвалось у меня. «Меня не захотят даже слушать».
Я понял, что проговорился, - и споткнулся.
Мозг работал напряженно. Что происходит? Она не может знать того, что знаю я. Значит, дело во мне. По мне заметно. Но что заметно? Может, я клад нашел. Откуда такая точная оценка ситуации.

«Я не знаю, что Вам известно», - услышал я её голос,- «но знаю, что это очень нужно людям». Мои, в холостую лихорадочные мысли, остановились.

Мы стояли и молчали. Она, видимо, сказала всё, что хотела. А я не знал, что ей ответить, т.к. не понимал ни смысла, ни значения её появления в моей жизни.

«У тебя всё получится», - сказала Александра Андреевна, тронув меня за локоть, и направилась к столу.

Больше мы к этому разговору не возвращались.


Возвращался я в Нижний Новгород как всегда ночным поездом. Однако в этот раз уснуть мне не удалось. Я размышлял.

Нельзя жить только в свое удовольствие, даже если ты не мешаешь также жить и другим.
Я всегда принимал решения, исходя, изначально, из своих интересов. А получается, что по большому счету - это грех.

В купе, на полке я понял, я уже знал, что напишу ЭТУ работу. И испытаю на себе уничижающие последствия: оценки общественности в целом и её лидеров в частности. Но я готов был исполнять свою епитимью до конца жизни.
Это было спецификой моей психики.
Я никогда бы не решился по своей инициативе пойти в армию. Но меня призвали – и я с легкой душой сделал это.
Я не смог решиться на унижения ради блага человечества. Но меня призвали – и я готов нести этот крест. И все насмешки уже не заденут меня. Я не верил в последние слова провидицы.
Это было то, что я знал или предвидел.

Но я не знал, и не догадывался, что мне для доказательства своей вменяемости придется написать несколько десятков научных статей. Что при этом я уподоблюсь Эйнштейну, который писал свои работы, не проводя самостоятельных исследований. Что мои оставшиеся друзья внутренне отстраняться от меня. И что я найду способ – и через несколько лет разрушу Богом данный мне суперкомпьютер. И верну себе своё, сданное в залог, детство.

Сейчас, когда все мои предчувствия сбылись, но не так мрачно, как тогда казалось, я понял, что должен ещё раз переписать написанную уже и опубликованную в Интернете статью «Концепция физической модели квантовой гравитации». Я понял это с помощью моего друга и однокурсника, Шевцова Виктора, который прочел работу, и описал для меня все свои спотыкачки, о которых я не имел ни малейшего представления.
Кроме того, Виктор указал мне на многие описки и неточности изложения.

Я не знаю, успею ли и сумею ли описать доходчиво квантовую модель Вселенной, но буду делать это из последних сил. Я бы хотел разделить счастье приближения к истине со всеми мыслящими людьми.
Я благодарен судьбе, человечеству и Богу, - подарившему мне счастье познавания истины, а также чудесное перевоплощение при жизни,  и благость возвращения.


Нижний Новгород, март 2016 г.