Бессмысленно вожу пальцем по полированной поверхности старого столика, она просто притягивает меня. Лучше сказать, что не сама она, а звук. Смочил слюной палец, прижал, медленно веду его и раздаётся некий скрип. Не настолько мерзкий, как гвоздём по стеклу, и не такой громкий, но всё равно противный.
Занятие это бессмысленное. Звук мне не нравится. Но всё равно раз за разом облизываю палец и медленно провожу им по лакированной поверхности столика. Как только заканчиваю, сразу наступает тишина. Она сегодня отвратительная, как мне кажется, навязчивая и липкая, будто живая, облепила меня и крепко сжала до звона в ушах. Поэтому моё занятие имеет какой-никакой смысл.
В этой съёмной квартире, дом на окраине города, всё очень старое. Сделана мебель была ещё при генсеке развитого социализма. Характерный запах. Жёлтый тюль и, впитавший в себя всю пыль ушедшей эпохи, ковёр. Есть ламповый телевизор, но он не работает. Обнаружил катушечный магнитофон, тоже сломан. Есть радио и телефон с дисковым набором. Надо ли говорить, что и они не работают? Впрочем, жаловаться не приходится, это жильё мне досталось за весьма скромную плату. Снять что-то получше мне не позволяет бюджет.
Лизнул палец и снова провожу им по столику. Хоть какой-то звук. К слову, он в полной мере выражает моё настроение, может именно этим так и притягивает, заставляя снова и снова издавать его. Только вот уже совсем невыносимо так сидеть и озвучивать свою тоску с помощью этого противного звука.
Спать я не могу. Без сна уже две ночи подряд. Выйти на улицу сил нет. Так бывает – хочется и не хочется одновременно и от этого сидишь в кресле, как приклеенный, не находя сил встать.
Обнаружил ещё один звук. Облокотился на левую руку, слышу, тикают. Это очень дорогие часы. Немногое из того, что осталось из прошлой моей жизни. Она их дарила мне. Сзади выгравировано: «Ты в жизни добился всего, и главное – меня. Люблю тебя! Всегда твоя, Таня!».
Да, вот эта самая Таня и привела меня в эту убогую квартиру. Нет, понятно, я сам в неё пришёл. Просто она проложила сюда дорогу. В чём она точно права, так это то, что я добился в жизни всего, о чём обычно мечтает человек. Так, похоже я перепрыгиваю с мысли на мысль. Теперь всё по порядку.
Мои родители умерли, когда мне было семнадцать. Они были беженцами. Одна из республик бывшего союза, забыв о дружбе народов, весьма жестоко гнала неугодных граждан за пределы своих границ. Из тех событий я практически ничего не помню, был совсем мелким. А вот все трудности, которые пришлось пережить семье, не имевшей жилья, помню очень хорошо. Думаю, очень понятно, почему я ненавижу нищету. Все средства уходили на покупку жилья. Копили, жили в самых, скажем так, скромных условиях.
В конечном итоге всё получилось. Для себя я тогда понял две вещи. Первая – нет ничего невозможного. Вторая – простым трудом много не заработаешь.
А потом пришло третье понимание. Родителей сломал непосильный труд и плохие условия. Они стали угасать на глазах, как только сделали ремонт и переехали в собственное жильё. Оно так и не принесло им счастья. Они утешали себя одним – хоть что-то успели сделать для меня. Их счастьем стало моё будущее.
Так вот, третье понимание. Никогда для себя многого не сделаешь. А вот для человека, которого любишь, сил и вдохновения приходит куда больше. Уверен, родители для себя не смогли бы заработать на квартиру. Наверное, даже и не начинали бы, а вот ради меня…
Что-то я всё о квартирах. Начинал говорить о Тане, а вот убежала мысль, так бывает. Но придётся ещё небольшое отступление сделать. Родители умерли один за другим, буквально в месяц разница. Не буду рассказывать, что чувствовал и что пережил.
Решил тогда жить ради них. Да-да, просто чтобы не было стыдно перед ними. Чтобы они радовались всему, что я делаю. Они стали таким вот мерилом моих поступков, безмолвным, живущем в сердце. Я тогда был на первом курсе института. Конечно, балбесничал, гулянки и прочее. Но тут, ради памяти родителей, всё это разом и жёстко бросил, начал учиться. Вот тогда и появилась Таня.
Именно так, не иначе. Картинно вплыла в аудиторию и села рядом со мной. У меня аж дух перехватило. Просто так вышло, что именно её я всегда игнорировал. Просто считал, что не по Сеньке шапка. Она ведь такая… ну, просто ух. И только рядом с ней я робел и терял весь свой образ уверенного в себе, сильного и мужественного такого молодого человека. С другими девушками мне всё легко удавалось, и было неинтересно. Уж слишком всё просто. А что касается Тани, я даже не разрешал себе думать о ней, а уж признаться, что она мне нравится, было совсем невозможно. Надо ли добавлять, что за ней пытались ухаживать все парни? К слову, безуспешно.
А тут вот она села рядом со мной. Я в этот момент представлял из себя нечто среднее между млеющим от счастья котом и замершим навеки чучелом неведомой зверюшки. Шок прошёл после того, как она заговорила со мной. Ей удалось как-то легко и быстро затянуть меня в диалог, который продолжился день после занятий и весь вечер на прогулке.
Позже она призналась мне, что увидела во мне большой потенциал и соответствующие перспективы. Она объяснила, что только человек большой силы из балбеса может стать серьёзным и начать так хорошо учиться. Я был польщён.
С той поры я начал жить ради неё. Понятно, что финансовые дела мои были плохи. Но это не смущало Таню, она была уверена, что я сумею всё наладить. Подробности рассказывать не буду. Но нашёл идею для бизнеса. Поначалу дела шли так себе, но уже через полгода пошли вполне приличные доходы.
Принцесса моя была очень довольна. Теперь я её водил в приличные рестораны, летом ездили на соответствующие курорты. При этом не забывали заходить в модные магазины и ювелирные салоны. Я тоже был рад, что могу обеспечить свою драгоценную дорогими безделушками и прочей атрибутикой сытой жизни.
Бизнес захватывал всё сильней. Дело росло, проблем становилось больше, а времени меньше. Пришлось бросить институт, всего год не доучился. Зато своей драгоценной Танечке купил пентхаус в престижном районе. Красивый был там вид. Хорошо было сидеть вечерами, пить вино и смотреть огни.
Я любил её и верил ей. Доверял настолько, что сделал её совладелицей бизнеса. Она просила, но как откажешь? Такие глазки при этом, а после нежный поцелуй, и ещё страстного того, что и так понятно, подробностей не требует.
А потом я нашёл у порога пентхауса сумку со своими вещами. Прямо перед дверью. Ни записок, ни объяснений и никаких прощальных слов. Хотя, верить мне в это не хотелось, но пришлось принять реальность.
Одна очень крупная кампания давно предлагала мне слияние. Я для неё был всего лишь мелким конкурентом, но при этом очень перспективным и дерзким. Не нужно было делать особый анализ, чтобы понять – пройдёт не так много времени, и занятая мной ниша на рынке станет уже критичной. Такой кусок прибыли, разумеется, они не хотели терять. А я не хотел сливаться с ними. Максимум, что мне в таком случае перепадёт, так это пост директора подразделения, бывшего прежде моей кампанией. А потом меня под удобным предлогом вышвырнут и оттуда.
Не знаю, что они пообещали моей ненаглядной, но она пошла на слияние. Не знаю, как это ей удалось, но она сумела перевести весь бизнес на себя. Так вот я и остался с небольшой сумкой своих вещей. С карточкой, на которой были кое-какие деньги. Ну, добавить к этому разбитое сердце и сломанную жизнь, получится вполне понятное состояние, в котором я сейчас нахожусь.
Сначала чувства и мысли метались во мне. Никак не мог понять, жалею ли я о потере бизнеса или нет, люблю ли по-прежнему её, или мне на всё на это наплевать. А потом понял – лукавлю.
Мне жаль всё потерянное. Я долго, тщательно с любовью и старанием строил всё, оставшееся теперь за спиной. Это было моей жизнью, моим смыслом, моим будущим. Всё делал для неё и ради неё. И что теперь?
Приехал в первый попавшийся город. Просто так, сам не знаю зачем. Снял самую дешёвую квартиру. И чуть больше трёх недель бесцельно хожу по этому городу, вечерами сижу и смотрю в окно. Пробовал пить, не помогает. Ничего не помогает. Боль рвёт душу, тоска грызёт, как циркулярная пила. Спать не могу. Ничего не могу.
Понимаю, что полон сил и идей. Вполне способен начать всё заново. Но для кого? Для чего? Зачем? Это что, вернёт мне с корнем выдранное сердце? Меня как об колено сломали, кто теперь склеит?
Тупо вожу пальцем по лакированной поверхности столика. Видел в этом городе мост. Река здесь полноводная. Я человек решительный, хорошо себя знаю, просто подойду к перилам, долго думать не стану. Просто перемахну через них и дело с концом. Осень уже, вода холодная, это поможет довести дело до конца.
Да, пожалуй, так. Перед глазами появилось её счастливое лицо, сердце обожгло новой вспышкой боли. Нет, это невыносимо. Надо идти. Мост и река ждут меня.
На самом деле хотел пойти на мост чуть позже, несколько дней спустя. Но что-то, помимо жгучей боли, настойчиво толкает меня идти прямо сейчас. Посмотрел на часы, почти десять. Это хорошо, будет мало людей, помешать мне никто не сможет.
Мелкий дождь неторопливо накрапывал, заполняя пронизывающей сыростью всё пространство вокруг. Забрался под моё пальто, по телу пробежала лёгкая дрожь. Захотелось чего-нибудь тёплого, вспомнил о кафе. Оно здесь недалеко, зайду, пожалуй.
Я, наверное, не очень правильно рассказываю о себе. От природы у меня хорошее чувство юмора. Ирония над собой меня всегда выручала. Возможно, именно из-за него не передать то чувство отчаяния и безысходности, которое полностью овладело мной. Да, в общем-то, и не хочется. Бывает в жизни тупик, бывает кризис, а бывает и потеря смысла. Понимаете, нет смысла жизни, а смысла жить. Я потерял его.
Кафе, по всей видимости, уже закрывалось. В зале никого, за барной стойкой тоже пусто. Вдруг из ниоткуда появилась официантка. Какая-то странная, вся встрёпанная. Идя ко мне, споткнулась. С трудом сосредоточилась на моей персоне и каким-то тяжёлым голосом, плохо скрывая раздражение, спросила – Что будете заказывать?
– Мне кофе, пожалуйста, – стараясь быть вежливым, сообщаю ей.
– И только? – её брови то ли от удивления, то ли от возмущения взлетели вверх.
– Ну, – стараясь сохранить спокойствие, отвечаю ей, – принесите к кофе плюшку какую-нибудь или торта кусочек.
– Хорошо, – каким-то странным тоном отвечает она, – это хорошо, что заказ маленький, мы уже хотели закрываться. Да и повар вряд ли стал бы для вас готовить, – она резко развернулась и ушла. А я выдохнул. М-да, не хотелось портить свой последний вечер такими вот сюжетами, но что поделаешь?
Сидя в тепле всегда хорошо смотреть на капли дождя, стекающие по стеклу. В этом есть что-то умиротворяющее и вечное. Очень успокаивает. Правда не меня и не сейчас. Невольно вспоминаю наш пентхаус. Так вспомнил, что заскрипели зубы и до белых костяшек на пальцах сжались кулаки. В таком виде меня и застала официантка.
– Вот кофе, – холодно сказала она, – и чизкейк. – С грохотом она поставила чашку на стол, и уже чуть спокойнее и тише чизкейк. Собралась было уходить, даже сделала шаг и вдруг обернулась. – От тебя пахнет смертью, – ровным голосом сообщила официантка, – я знаю этот запах, его ни с чем не перепутаешь.
Кофе я выпил с трудом. Чизкейк просто не лез мне в рот, но я постарался. Да, свой последний кофе хотелось выпить иначе. Прислала же нелёгкая эту барышню…
Решил избавить себя от общения с этой странной особой, просто оставил денег на столике, явно больше предполагаемой стоимости моего «удовольствия». Это ради того, чтобы тихо, быстро и незаметно сбежать из негостеприимного кафе.
Не удалось. Лучше сказать, почти удалось. Я успел выскочить из кафе, даже сделал несколько шагов. Услышал за спиной стук двери. Решил не оборачиваться, стремительно двинулся вперёд.
– Молодой человек, – голос официантки звучал требовательно и грубовато, у меня аж опустилось всё внутри, – подождите.
Что делать, остановился. Она быстро подошла ко мне, заглянула в глаза, немного помолчала, обычно так делают, решаясь на что-то.
– У меня к вам просьба, – тихо сказала она и взяла меня за руку, – пожалуйста, выслушайте.
– Хорошо, – ответил я, напрягся, ожидая услышать новую порцию грубостей.
– Понимаете, – смущённо начала она, голос её стал вдруг мягким и приятным, – я сама не смогу. А вы сможете. Я каждый день много людей вижу, сразу понимаю кто и что из себя представляет. Точно знаю – вы сможете. Возьмите меня с собой.
– Куда?! – опешил я.
– Как куда? – в свою очередь удивилась она, – вы же на мост идёте? Он рядом, это самый простой способ. Мне тоже надо, понимаете, только я не смогу, а вы сможете.
У меня начала кружиться голова от этой чокнутой официантки. Вечер у меня не самый приятный, да последний вообще-то. А тут эта… и деваться некуда. Пора заканчивать с этой всей, хм, ситуацией.
– Знаете, – твёрдо говорю ей, – я пойду. Если честно, то мне не до ваших просьб, смысл которых я не понимаю…
– Нет, нет, – встревожившись обрывает меня она, – не уходите выслушайте меня. Очень прошу.
– Ладно, – вымученно соглашаюсь, отчасти от понимания, что мне от неё просто так всё равно не отделаться. А отчасти, и это признание далось мне с трудом, захотелось узнать, что всё-таки она от меня хочет.
– Я с ним прожила два года, сбивчиво и торопливо начинает она, – целых два года! Я ради него делала всё. Ему это нравилось, я понимаю. Он был для меня всё. Я жила им, дышала, всё для него делала. А он…
Тяжело вздохнув, я зашагал по улице, ведущей в парк, за ним тот самый мост, который был мне нужен. При этом тяжело покачал головой, только чужих любовных драм мне не хватало, будто мне своей мало. Но горе девушки как-то тронуло меня, и я продолжал слушать её.
Правда часть истории пролетела мимо ушей. У вас так бывает? Вот выпадаешь на какое-то время и словно вновь возвращаешься и не понимаешь, где был. А мир в это время уже успел убежать чуть дальше, чувствуешь себя неловко и срочно пытаешься понять суть разговора, в котором участвовал. Вот я так вылетел. А она между тем продолжала.
– И эта сволочь, ну нет у меня других слов после того, как мои родители погибли, знаешь, что он сказал? Не поверишь: «Значит мы будем жить в их квартире и нам больше не придётся снимать».
Ты понимаешь, что он мне сказал?! Ни слова сочувствия, он даже не обнял! Так, разве, может быть? Скажи!
– Может, – хмуро ответил ей, пытаясь сообразить, когда мы перешли на «ты», тут же понимая, что это совсем сейчас неважно. – Всякое бывает, – и стал рассказывать ей свою историю. И закончил словом «может», хмуро добавив: «Всё может быть».
Мы подошли к мосту. Она стоит и молчит. Только сейчас толком посмотрел на неё, привык на официанток не обращать внимания. Она трогательно морщит носик, вот-вот заплачет.
– А я думала… – Нет, он всё равно сволочь, сволочь, сволочь! Оказалось, что квартира, которую мы снимали – его собственная! Ты понял? Я платила за квартиру, которая принадлежит ему! Ему, понимаешь!
А я – дура! Верила ему, понимаешь? Я дура, дура, дура! – Её резко складывает в истерике, согнувшись молотит кулачками по бёдрам с каждым ударом выкрикивая – Дура!
Ты не дура, – тяжело выдохнув, беру её за плечи, выпрямляю и, сам не ожидая от себя, обнимаю. Сложив руки на груди, она прижимается ко мне. Тело её постоянно вздрагивает, но через несколько минут затихает.
–Ты совсем не дура, просто он сволочь, – тихим спокойным голосом говорю ей.
– Да?
– Да.
– Ты тоже так считаешь? – В ответ киваю ей головой. – Но я не могу так! Он просто использовал меня, а я дура! – Она снова плачет.
– Ты же поможешь мне? – Спрашивает она, подняв заплаканное лицо. Какая-то волшебная волна пробегает по моему телу. Боже, да она красавица. Рыжие с медным отливом волосы и откровенно зелёные глаза. Чуть припухлые щёки с ямочками и мягкие нежные губы.
– Помогу, – спокойно ей отвечаю, – конечно, помогу. – И вдруг нежно целую, повинуясь непонятной волне необъяснимого чувства. Она убирает руки от груди и в ответ обнимает меня. И … тоже целует.
А потом мы так и стоим, не в силах оторваться друг от друга. И кто мне объяснит, что происходит?
– Эй, вы что тут делаете?! – раздаётся резкий старческий голос. – Нашли место!
Мы поворачиваем головы. С моста, с того самого, на который мы стремились попасть, спускается сгорбленная старуха. Её поднятая рука тянется в нашу сторону. – Нечего тут стоять, срам разводить! В загс её веди, дурень! Никогда не пожалеешь об этом! А тут нечего всякое разводить!
Дальше мы её не слушали. Новый поцелуй похитил нас из реальности. –В загс, так в загс – успел подумать я, прежде чем утонуть в блаженстве нового поцелуя.
А потом я краем глаза решил посмотреть вслед уходящей старухи. Она, честное слово, вдруг резко выпрямилась, стала гораздо выше. Походка стала лёгкой и стремительной. А в руке, может быть, мне показалось, я увидел косу.
– Мне велели вести тебя в загс. Пойдёшь? – мой взволнованный голос звучал ласково.
– Да, – тихо ответила она и снова меня поцеловала.