ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АН(Т)ОНА:
Я потерялся в сумрачном лесном придатке Новосибирска - Академгородке... Заночевал на пляже. Там, под шорох ондатр, спотыкался о пьяных студентов, пока не встретил её. На ней блестел деловой костюм, будто она вышла из офиса на перекур, и дьявольские светящиеся линзы, которые горели даже во тьме. Она говорила со мной от скуки, хотя и стремилась заинтриговать: "Если без кандидатской, уезжай! Тут комары. Я сама проездом. Известный блогер. Что, ты меня не знаешь?" В отместку я поставил телефон на запись и сохранил часть нашего детективного и сумбурного разговора (30мин39сек, около 6000 слов). Далее, для чистоты исповеди, будет звучать только её голос - ночные истории ярко-оранжевых глаз...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Почему я так нравлюсь мужчинам? Я спросила её, и она ответила не сразу. Мы выдумали уважение для того, чтобы скрывать пустое место, где должна быть любовь. Теперь мы должны найти простые слова. Пока я думаю о своих двух тайнах, подруга – лучшая! – выхватывает из рукава стилет и втыкает мне в живот, как в арбуз, – липкая влага струится по фиолетовым колготкам…
Стоп, хватит ужасов, начнем по порядку. Вначале был Игорь и хряк. Новосибирская Погорелка, мне исполняется пятнадцать. В прошлом деревня славилась своими разбойниками, а сейчас ради меня тут режут свиноту: страшенный зверь размером с бочку бьётся головой о заграждения, предчувствуя ужасное! «Зовите Федосея, - по-офицерски сказал дед, - у него три судимости».
Двухметровый Федосей бил свинью поленом, дед душил её шлангом. В итоге хряк вырвался. С визгом отчаяния он продирался сквозь гущу одного огорода, затем, перемахнув через ограду, нырял в следующий. Зверь разбил бутылки с фряжским вином у попа в погребе, потом выбежал на дорогу и увяз в непролазной грязи. И тут хряка - вжик-вжик! - придавил трактором... И-И-Игорь! Это был его первый подвиг со времен Второй чеченской.
Все соседи сели отметить за общим столом. Вино, еда, игоревы песни под гитару. Тогда Игорь казался по-своему красивым: низкий голос, волнистые мускулы в шрамах, густые волосы с запахом древесины, ломаный-переломаный нос и вечная, контуженная улыбка одними уголками губ, какой улыбаются дембеля в тесных поездах по дороге домой. Он мог играть сельского Тора, но мой опыт запойного чтения "взрослых" книг вроде "Гендера и власти" мешал поверить в сказку.
- "Шутить и ты горазд, ведь нынче кто не шутит", - шепчу ему с хитрецой, убирая руку. - Ты Гумберт старой армии, а я ломаю старые типы - старых типов. И "взамуж", как говорят в деревне, не пойду… но ты, может, и заслужишь мой поцелуй, если перешьешь камуфляж в платье! Дай подрасти, а там...
Это был мой первый флирт, уже тогда полный цитат, которые я до конца не понимала, но которыми стремилась подавить собеседника.
- Ерунда, не сменю, подожду, - просто сказал Игорь, погладил меня по коленям и добавил уже о другом: – Готовь туалетную бумагу!..
Ночью я оставила на столе гневную записку:
"Твои действия вчера можно по праву назвать домагательством. (Я допустила ошибку: проверочное слово "мОчь".) Свои проблемы и нужды нельзя решать за счёт других, особенно без взаимного словесного согласия".
Назавтра отравилась почти вся деревня…
Что дальше? Прошли годы, я переехала в русский Берлин - Новосибирск - и сразу попала в Литературный клуб с непонятным названием "VALAR.RU" (ссылка битая, проверяла) - место, мистически влиявшее на судьбу всех, кто туда приходил. «Зачем тебе Вселенная, если у тебя есть Новосибирск?» - увидела я однажды на пачке пельменей, иначе говоря: «Зачем тебе Новосибирск, если у тебя есть Клуб?»
Над центральной улицей, названной в честь марксисткой феминистки Дуси Ковалевской, где длинные и подкрашенные дома, приютился чердак без вывески - Клуб. Не иначе как мансарда студента-якобинца с подсвечниками, каменной барной стойкой, двумя креслами и сундуком, откуда торчат плакаты «Монстрации». Всюду паутина запахов: пыль, кофе, мёд. Пожарная лестница спускается во внутренний дворик, огороженный глухими стенами. Мы иногда ужинаем там за дастарханом-ковром или украдкой жжём костерки, представляя будто это в лесу.
Читают здесь всё подряд от «Поучения Птахотепа» до Сири Хустведт, поэтому на праздниках в Клубе полно людей, но в будни собирается всего трое студентов плюс немец. Помню, интересная вышла между нами дискуссия, которая возвратила меня мыслями к Игорю и детству. Мы обсуждали «массовое отравление на ранчо», будто это детективный роман!
- Игорь один не отравился, - препарировал поэт Йосик, расправив худые плечи, – и сказал тебе заранее про туалетную бумагу. Следовательно, он и есть преступник!
- Мой дед не заболел, – напоминаю я.
- Вау, - говорит моя глазастая подруга Белюстиген, - здоровяк! - И уплетает пятислойный чизкейк:
ЯГОДЫ КЛУБНИКИ(ложно намекающие на пользу)
ТВОРОГ С ВАНИЛИНОМ
ШОКОЛАД ШОКОЛАД НЕПОНЯТНО ЧТО
ПЕЧЕНЬЕ ПЕЧЕНЬЕ ПЕЧЕНЬЕ
Шутзен - серьёзно и без акцента:
- Мы не будем подозревать твоего дедушку.
Я гордилась, что у меня парень, и парень этот немец, и немец этот русскоговорящий. Я всегда сидела у Шутзена на коленях, лишь бы дразнить Йосика.
Белюстиген, за ягодным топпингом, предлагает новые версии:
- А как же Федосей с тремя судимостями? Подсыпал в вино – и такое кино! Или пробковая болезнь - грибки в вине... Пузырьки язык не щипали? Я даже прогорклым чизкейком раз траванулась...
- Больше подходит отец Дионисий, - не соглашается Шутзен. - У него всё поразбили. Я бы обиделся.
- По мне, решает спортивный интерес! - упорствует Йосик. - Кому-то это было по приколу!
Один он нащупал истину...
Йосик вообще казался крайне сообразительным и ранимым, поэтому он заслужил кусочек моего злословия. Один раз мы взяли его в поход от Клуба. Электричка проехала станцию Клещовка – Йосик осуждающе посмотрел на нас, затем станцию Медвежья – он заёрзал, потом последовали Чёртова купель, Зады, Концы, Тёмная впадина и – гвоздь номера – Черносотенная! Несчастный чувствовал себя глубоко оскорбленным. Я успокаивала: "Читай Гоголя с его деревнями Доезжай-не-доедешь - и не такие дремучие тупонимы узнаешь!" "Вдруг Гоголь антисемит? - отнекивался Йузеф. - Вот Бродский... и жёны красавицы, и успех... В общем зовите меня хоть в карцер, но только не не в поход!.."
В карцер так в карцер. Кроме Клуба и походов, мы обнимались на митингах от либеральной партии «Апельсин», куда забредало не больше пяти калек, и грелись в магазинах вместе с охраняющей нас полицейской толпой. Там одно время я встречала Игоря. Вылитый Тор с золотыми зубами, безбородый, но с немилицейской шевелюрой из былых времён, пахнет шампунем. Гений места!
«Арестуй нас, пожалуйста», - прошу с интонацией жертвы и цитирую Ортегу: "Массы сделают государственным законом свои беседы в кафе!" «Арестовать? Зачем? У нас одни цели, - признаётся Игорь, - мы дадим вам дубинала ПОСЛЕ революции». «Или мы вам», - играю глазками я и вспоминаю о старом: «Откуда ты знал, что тогда, в деревне, у всех скрутит животы?» - «Всё, тха, о тебе знаю», - чихает он, а потом советует: «Пивка во дворе попей!» Шутзен по ходу беседы недовольно молчит - и снег солит отобранные плакаты.
- Мы должны ходить на митинги, зайчик! – спорю дома. – Будущее мира в противостоянии исламистов, фашистов и либералов. Ничего кроме! И у нас нарождается это... разве ты не понимаешь?
- Ты умная, но дура, – глухо звучит его голос. - Всё эти идеологии только разобщают. У России великое будущее! Я верю в это. У меня акции вашего оила.
- А в Судьбу?
Он не помнил такого слова.
- Schicksal, - перевела я.
- Моя вера в процент, - коряво формулирует он и по-прежнему смотрит в окно. – Ты для меня сто процентов. Мои друзья, например, всего по пятьдесят... в тебе что-то особенное.
- Именно так, - снова начинаю злиться, - у меня есть одна рука, другая рука, одна нога, другая нога, один нос, глаз - целых два!
Ему нравилось ужасаться моим неправильностям. Ещё с тех времен, когда я встретила его в Клубе. К зависти вечно одинокой Белюстиген, мы начали пить вместе, и не только пить...
Как-то ночью в Клубе собрался легион гостей. Состоялось ритуальное чтение Толкина: «Пипин подумал о Фродо. Он не знал, что Фродо смотрит сейчас из дальнего далёка на ту же луну…» Мы жжём костёр во внутреннем дворе, кидаемся влажным снегом, в опьянении пляшем под фолк. В мокром купальнике ползаю по-горлумски среди сквозняка и искр. Только-только тянутся ко мне чужие руки, я пищу, как сигнализация: «Пристают!» Шутзен, уже наречённый моим мужчиной, заказывает кавалерам выпивку – отвлекает.
- Ничего не дам! – Йосик сегодня за барной стойкой.
- Эй, как он с тобой разговаривает? – пытаюсь раззадорить немца.
Шутзен отталкивает Йосика, сам наливает пиво и сразу просит прощения. Йосик норовит его пнуть, спотыкается о сундук, падает на пол. Кавалеры гогочут. Шутзен отвечает на их пивные расспросы, дескать, и в Германии проблем хватает. Меньшинства с расстёгнутыми ширинками, преимущественно турецкие, шипят малолетним немочкам: «Фашистские свиньи!» Особенно горазды те, что отрицают геноцид армян.
Кавалеры задумываются, а Шутзен уже сообразил: тащит на себе пледы и, допив пиво, мы скручиваем «вигвам» в самом тёмном углу. После небольшого сопротивления я отдаю ему невинность: (|) > ({}) И всё бы, туц-туц, хорошо, но под пледами, трали-вали, я ничего не почувствовала, туц-туц, вообще ничего, трали-вали, это мало похоже на танцы, туц-туц, а мне в ту ночь, трали-вали, хотелось только танцевать, туц-туц. И что люди находят в сексе? зачем... туц-туц...
Белюстиген тем временем слушает стихи Йосика, её неразвитая грудь подрагивает, она вставляет в паузах своё чистосердечное «вау» и не может не заметить, как он ищет глазами затопленную в темноте гору из пледов, трясущуюся, готовую к извержению… «Хочу делать это в театре "Глобус", когда стану актрисой, – отвлекает его Белюстиген. – Послушаешь и ты меня? Мою любимую историю, мой коан?»
И она продекламировала ему то, что касается нас обеих, про Вампира и Светящегося Человека. В стародавние времена, задолго до истерии «Сумерек», одна маленькая девочка желала познакомится с вампиром. И вот просыпается она ночью, смотрит сквозь окно на пустой дворик и различает там в свете луны фигуру зловещего мальчика с мерцающими глазами. Мальчик машет ей, приглашает во двор. Девочка испугалась и заснула.
Пронеслось N лет. Девочка увлеклась уфологией, сколотила посадочную площадку для НЛО во дворе. Парни были, возлюбленного – нет. По ночам она представляла, до дрожи в поджилках, как в дверь стучит Светящийся Человек и поёт: «Пойдём, нимфетка!» Такой стук однажды раздаётся. У двери стоит Вампир, тот самый, из детства, с помутневшими глазами-алмазами, явно пьющий, но хорошо одетый и со своей машиной. «Извини, я всегда ждала Светящегося Человека!» Девочка захлопнула дверь и заснула...
- Вампир - это я? - вздыхает Йосик, дослушав ее балладу.
- Ты не вампир, ты просто чудо! - невпопад отвечает Белюстиген.
Комплимент работает: Йосик немного расслабился. Потом она выдала ему всё, что помнила про меня и про себя, причем не со зла: не умеет она злиться из-за того, что у неё нет моих анимешных глазок. Зато умеет выигрывать. Это стало очевидно на следующее утро, после нашей последней встречи с…
Как всегда Клуб. Гости разбежались, даже мой немец ушел в туман. Я дремлю в обнимку с Белюстиген. Платье у неё какое-то глупое, лилововатое, в стиле напялила-на-себя-мамино. Рядом Йосик картавит Бродского: «Свобода - это когда забываешь отчество у тирана…» Входная дверь неожиданно движется вперёд, комната словно расширяется от света, и внутрь тяжелыми шагами… Я чуть не вскрикнула: ОН? Точно! Счастливая дрёма вылетела из головы. Что ЕМУ здесь нужно?
Йосик обиженно смолкает, Белюстиген тут же оглядывается. Лысый Тор в полшага от Необратимости. Ни бороды, ни шевелюры, посеревшее лицо, щёки в грязевых разводах, и зубы уже не блестят. Неприкаянный взгляд покоится на мне. Игорь. В сознании мигом промелькнула его противоречивая биография, известная всякому по городским толкам.
Игорёк, уставший от родного фруктового Сочи (и такое бывает), ринулся служить по контракту и добровольно нырнул в чеченскую бойню, о чём никогда не любил вспоминать. Наверно, родители скучали… Уже как ветеран он сначала приехал к нам в деревню и пошёл в милицию, потому что там давали сапоги и форму, а потом перебрался в город. Его уважали: в меру жесток и четко выполняет приказы, прямо как его Норд.
Норд – это доберман. Остролицый охотник по приказу Игоря рвал на куски кошек и мелких собак. Соседи мстили. Один раз входная дверь ударила Игоря током: кто-то подсоединил провода из трансформатора. В другой раз наущенный смельчак из шпаны назвал его модным заморским ругательством «d..ksucker», прозвучавшим на немецкий манер – «йдиза..р», за что был методично бит резиновыми сапогами на глазах безучастных товарищей.
Таким образом, педагогика Игоря действовала, а карьера шла в гору. Прокол случился на личной почве. Он вытащил свою Галатею из коллектора, когда работал патрульным. Я раз покупала у неё овощи на рынке, и мы друг другу не понравились. «Отравлю, сучка», - вот что она мне сказала. Я смолчала и овощей у неё больше не брала.
Удивительное дело, когда Игорь узнал об её измене с заезжим цыганом, он простил, оставил мерзкой бабёнке квартиру и ушёл жить в палаточный лагерь у мэрии, где гремели национал-революционные лозунги, за что в итоге был взят на цугундер в «красную» зону, потому что «красно-коричневой» пока не существует. Ну, насчёт тюрьмы и манифестаций я не уверена - так говорят люди.
И вот теперь Игорь с неясными намерениями нависал, будто НЛО, в нашем Литературном клубе.
- Чай, кофе? – любезно предлагает Белюстиген, пока Йосик теребит книжку и не знает как поступить. – И здравствуйте!
Слова звучат опустошённо и только для меня:
- Пришёл проститься.
- Куда ты? – спрашиваю.
- На родину, там сейчас яблоки. – Игорь выругался.
«Он хочет меня съесть», - шёпотом приказываю Йосику, тот реагирует:
- При дамах не выражаться!
- Йос! - заволновалась Белюстиген.
В эту смелую секунду он мне даже понравился, но Игорь, что камень, сразу забыл о его существовании и прошагал ко мне:
- Могу... песню.
Выбора нет! Поспешно вытягиваю из-за стойки мандолину. Он снова выругался, полущил струны, заиграл простенькое тремоло и покрыл его хриплым голосом. Мы слушали напряжённо, ожидая песню о войне и о бандитах.
- Но вечер, и шторм разыгрался, ехать в море никто не хотел,
(Подвываю внутренним голосом: «Valhalla, you are calling, Valhalla, you are calling me home...»)
Женя сразу на катер взобрался и веселую песню запел,
Но и Сашка, отстать не желая, тоже кинулся в море бежать,
О любви нелепой мечтая, он хотел лишь один побеждать,
(«Valhalla, new day dawning...»)
Вот и шторм страшный тот прекратился, не вернулись домой моряки,
Для кого-то тот день и забылся, и не помнят о нем старики…
- Вау, мне понравилось! – натянуто улыбается Белюстиген, разбавляя заварку кипятком, и последняя нота отзывается эхом в чайнике.
- Ни склад ни лад, - дерзко бурчит Йосик.
Игорь не выдержал:
- У меня СПИД.
Белюстиген вскрикнула. Йосик, казалось, не понял. Я удивилась и, как ни странно, ничего не почувствовала. Сердце проткнуло иглами на мгновение, чтобы оно забилось в прежнем ритме:
- Жена?
- От шлюх.
- Мне жаль...
Белюстиген роняет чайник и садится вытирать, притянув Йосика за шею. Как глупо. Наверное, Игорь верил в теорию заговора, в Золотой Миллиард западных богачей, которые истребят нас феминизмом и свободной экономикой, а в итоге поймал ими же созданный вирус.
- Игорь, зачем ты мне это говоришь? – заполняю тишину.
- Мне некому больше говорить.
- Зачем ты ходил к НИМ?
- Чистенькие девочки шугались от меня. А я всегда бредил молодыми девчонками! Сильно! - Губы едва шевелятся, в голосе горечь. - Вернулся из ада, где мы неделями сидели на адреналине, и считал себя героем, а окружающие видели во мне отмороженного психа. Только потом я надыбал: война проиграна, вокруг мёртвое поколение. Я никому не нужен, Олька, вот в чём дело!
- Никто никому не нужен, Игорь.
- Любишь сравнения, да, игры эти с языком? Вот я видел двух псов на пустой аллее. Чёрную и белую дворнягу. Они пялились друг на друга в свете фонарей, как связанные, но не сближалися, а наоборот, отходили на равные промежутки раз в пять минут - и так пока не исчезли из вида. Мой бы пёс такой трусливой херней не страдал, а эти... ритуалы любят.
- Это прекрасная геометрическая аллегория о нас с тобой. Я ценю, я удивлена, правда, но зачем такие старания? Мы и сами в свои игры поиграем, а ты нас не пужай! Здесь Книжный клуб.
- Тебе какая книга нравится? - осторожно переводит тему Белюстиген.
- Детективы.
- А из серьезного? - напираю я.
- Ну, Распутина читал.
- "Прощание с Матерой"? Да, мне тоже понравилось!
- Понравилось? Что за слово вообще? Там такие страдания, боль человеческая... А им - ПОНРАВИЛОСЬ...
Игорь матерится и ударяет ботинками в сторону выхода. Жизнь - разводка для лохов. Так, наверно, думал он, чего мне делить с этими идиотами! Я ненавидела себя за всю эту сцену и всё равно не поступила бы иначе. Да как здесь было поступить?Йосик и Белюстиген - само осуждение, будто это Фехтен разбила и чайник, и жизнь, – я демонстративно вышла. На улице бездельничает перезрелый увалень.
- Выпьем, сестрёнка? – тычет он в меня бутылкой с розовым денатуратом. – Это обычный сок, попробуй, - отхлебнул денатурата и притих: следом за мной выбежали Йосик с Белюстиген.
- Таскаешь за собой отморозков! – осуждает Йосик.
- Хотя у него глаза добрые, - добавила Белюстиген об Игоре. – А ты так страшно: «Никто не любит!»
- Да пошли вы! – взвизгнула я. – Ополчились на меня!
Оставив их втроём, шаркаю кедами вдоль незнакомой улицы, словно в надежде отыскать новый Клуб, где мне будут рады. Шаркаю и постоянно узнаю Игоря за стёклами проносящихся мимо авто. Приходит смс: «Возвращайся, дурында. Твой Шутзен» К ночи, выпив снотворного, замуровываюсь в сны… И не в Игоре дело: меня грызли вопросы куда страшнее.
- Представь, гуляем по Унтер-ден-Линден с детьми, - опять целует меня Шутзен. Треклятая мантра: - Поедем в Берлин, прошу тебя…
Шутзен хочет сыновей и дочь, однако ж зачехляется.
- Если у меня маленький, - расстегиваю ему рубашку, - ты никогда об этом не узнаешь!
Однажды кинула ему смс, что якобы наглоталась таблеток (это были аскорбинки). Он впервые бросил работу, примчался ко мне в аптеку вместе с милицией, скорой, пожарными. Последовал слишком серьёзный разговор. «Никогда не повздорю с тобой снова». Я обещала не чудить. Решение ехать стало ещё более решением: мы ходили знакомиться к дедушке.
- Берлин… - ностальгировал он после шести рюмок. – Я гулял там в сорок пятом!
- Дедушка, не надо, – легонько толкаю его.
И тут фронтовик впервые поведал о своей немецкой любовнице-тельмановке. Вконец расчувствовавшись, он расцеловал невозмутимого Шутзена, чем рассмешил меня:
- Деда, почему ты раньше не рассказывал об этом?
- Ты что! Бабка бы убила! – воскликнул он и задумался: - Чем занимаешься, молодой человек, откуда знаешь язык?
- Родители были учителями русского в ГДР, - осторожно улыбнулся Шутзен. – Сам я брокер. Работаю в закрытом коллективе, поэтому разучился общаться с людьми. Мне постоянно хочется вырваться за установленные рамки. Так я попал в Россию. Ухватился за экзотическую вакансию.
- Я ж тоже учитель, – вспоминал дед, - только немецкого. Не умел матюгаться, такой скромный паря! Потом война. Зацепило снарядом под Ольштыном, а чтобы выжить, нужно найти простые слова. «За Родину! За Сталина!» Заклинание не действует. «Господи Боже, – сплёвываю кровью, - помоги!» Бесполезно, совсем уже помер! И тут собрался с силами и кы-ы-ы-ык гряну отборным матом: «...ТЬ! ...ТЬ! ...ТЬ НА ..Й!» И сразу, сразу ожил, ребята!
«Твой дед замечательный человек», - убеждённо сказал Шутзен после встречи.
Дед учил: «Вчерашней славой на войне не живут». Дед учил: «Без дела слабеет сила». Дед учил: «Хозяйка в дому, что пчёлка в саду». Дед учил: «Ум без книги как птица без крыльев» Дед учил: «Лучше пряничать, чем бражничать». Я триста восемьдесят девять раз забывала о его заповедях, а он всё равно благословил, обнял сухими тёплыми руками... Увы, вскоре мой милый, добрый дедушка тихо уснул в вечность, и благословление будто потеряло силу. Что толку от изношенных слов и вещей без человека, для которого они были родными?
Я разграбила клубный сундук, который принесла когда-то из дома. Забавно, если бы книги со временем проникали одна в другую и спустя годы мы находили, например, диффузный роман "Война и Философский камень" Льва Роулинга от издательства "Scholastic Гвардия Аттикус". Но нет, в сундуке книги как книги, еще пуговицы, советские рубли и вырезка "Запрещенное открытие: нано-капли в бадах" (тоже буду читать в старости?). Привлекли спрятанные на дне фотографии. На одной из них - кудрявый офицер со стройной немкой: селфи на развалинах, в холоде и копоти, а они счастливы! Также в сундуке нашлась дедушкина Библия. Стала читать её вслух просто ради чтения. Никто в Клубе не слушал, потому что долго.
«И исполнились все Духа Святаго, - читала я, - и начали говорить на иных языках»; «Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь»; «Жатвы много, а делателей мало, итак, молите Господина жатвы...»
Библия только умножает грусть. Тогда я сподобилась выпить чуток вина и растопить в нём сомнения, потом последовал коньяк, потом водка. Три дня я смешивала в желудке похоронный алкоголь с поминочным. Шутзен потерялся в очередной командировке и не спас. Земляя терю под ногами, нацепила каблучные высоки и полетела-ла-ла, сама не зная куда, ослепла от слёз, первых в жизни настоящих слёз, и почувствовала выпуклые буквы пальцами: «GRAUSAM VERLIEREN», - гласила афиша. «ЖУТКИЙ ТЕРЯТЬ».
На танцполе грустили доверчивые готические девочки. Полуголый здоровенный чёрт, весь в извёстке и с кривыми поролоновыми рогами, вещал под фонограмму мутные проклятья на псевдотевтонском. Так в детстве я пела на утренниках «Битлов» со всем известными «йес-комон-лавами», остальное додумывала.
За кулисами Велирен – щекастый актёр из провинции, ростом два метра, конечно русский, в общем не урод. В крот, в лисочку, в антилопу - отдалась ему, туц-туц, прямо в гримёрке, хали-гали, и ничего не почувствовала. Он поддержал мою идею называть вещи своими глаголами. Немецкими глаголами. Он шепнул, что я его первая настоящая фанатка. Пусть так.
Не протрезвевшая, я наконец… Я наконец призналась Шутзену. Тайна №1: Я БЕСПЛОДНА как пустыня. У нас никогда не будет детей. Искусственное оплодотворение? Нет, и это невозможно. Боялась сказать сразу. Прости. Он склонил голову, отстранился, как от прокажённой, и между нами выросла Берлинская стена. Тошнило, хотелось плакать спиртом.
Он не отрекался от меня, нет. Я уверена, что из гордости Шутзен жил бы со мной ещё довольно долго. Однако он отстранился – этого было достаточно. Я в подробностях рассказала об измене. Мол, это была ошибка, давай будем честными. Шутзен всё-таки поверил, хладнокровно разбил стопку тарелок, поспешно побросал вещи и улетел навсегда вечерним рейсом.
«Приезжай на пенсии - увидишь сорок моих кошек», - проревела вслед.
Честный бюргер получил деревянную медаль за терпение. Ему пришлось ТАК больно, как только я умею делать людям. Schmutzige Weib. Отравила мужику жизнь своими вонючими медикаментами, отравила, как на той деревенской гулянке, когда Я, одна Я, именно Я, только Я, воистину Я – Я, Я и ещё раз Я подсыпала пурген в вино. Это и есть тайна №2. Юный фармацевт. Не преступление – научный эксперимент, да и Игорю насолить хотелось. Насолила. Ха-ха! Потом муки совести, от которых столько прекрасных страданий!
... Выдох – и лето отцвело, перешло в ещё одно лето, жёлтое и осеннее. Мы бредём по зарослям в Академгородке. Пока я плыву в задумчивости, подруга – лучшая! – выхватывает из рукава стилет и втыкает мне в живот, как в арбуз, – липкая влага струится по фиолетовым колготкам… Кожей чувствую, стилет согнулся вдвое, а сок, по запаху, клубничный. Белюстиген любит ерунду из магазина приколов.
- А-а, убиль тебя! – пародирует Шутзена. - Ты предать, русиш проститутен! Сироп целебный увозить, от кашля не лечить!
Я набрасываюсь на неё, с хрустом катимся по сухим листьям. У нас гормонотерапия! Заинтересовавшийся парень подходит знакомится, и мы его дружно отшиваем. Дальше путь в сторону пляжа – отмываться.
Сели в бунгало. Влажные волосы липнут к щекам. Белюстиген сообщила без единого «вау» (теперь она следит за речью), что поступит в СПбГАТИ, будет играть сначала в театре «на Моховой», потом «на Васильевском», потом… Ах, переедут скоро, конечно, вместе с Йосиком, поженятся уже в Питере. Молодцы, завидую.
- Как я счастлива, Оля! – розовеет будущая звезда от вина и горячих бутербродов. – С днём рождения! Ура! Тебе двадцать два. Что планируешь делать?
- Не Оля, а Фёхтен, - опять говорю о своём, мы чокаемся. – Это значит "сражаться", или "бояться". Зависит от произношения. Пусть родятся люди, женятся, умирают, значит, так нужно, значит, хорошо, а моя весна в одиночной камере закончилась...
- Бабьим летом, - уточнила подруга. - В конце концов ты умнее меня, дурёха, так что дерзай! И кстати, что значит Белюстиген? ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ ТАК ВСЕ ВРЕМЯ НАЗЫВАЕШЬ?
- "Забавная" по-немецки...
Пьём, смотрим на загорающий молодняк, на профессора с книгой. Страницы выскальзывают на ветру и летят по пляжу, их перехватывают и читают краснолицые студенты, словно ожидая скабрёзностей, потом отпускают в дальнейший путь, пока на другом конце, прямо возле нас, молодой шашлычник не накалывает их на палку-хваталку, потом – в мангал. Окрестности кишат голубями. Они постоянно принимают профессора за дерево, где можно посидеть, и воруют у студентов семечки. Между голубей лавирует гордый доберман.
- Это Норд? – прищурилась я.
- Игорь уехал и не вернулся, - с участием объясняет Белюстиген, - говорят, то ли он яростно парился в бане и у него лопнула селезенка, то ли ушел воевать и погиб, или что просто бросил пса и как-то доживает на препаратах, а вот Норд так и охраняет пляж, думает, таков приказ. Теперь здесь безопасно даже ночью. Утопающих вытаскивает! Хороший, ласковый пёс. Даже не верится, что это грозный месье Норд! Шашлычник, кто-он-там-по-национальности, его прикармливает.
Кто-он-там-по-национальности сразу понимает, о ком речь, подбегает и кладёт на столик два шампура с массивными кусками свинины. Наш заказ!
- Райские птицы! – пропел он на кавказский манер.
- Кто? Голуби? – теряюсь я.
- Или шашлыки? – с подозрением добавляет Белюстиген.
И тут мы с ней сообразили и от души смеёмся.
Вот с Шутзеном мы, напротив, почти не смеялись. Зато, признаю, он лучше одноразового поролонового чёрта. Ну правда! По крайней мере с ним можно было помечтать, как мне нравится. Временами его вспоминаю. Особенно, как Шутзен заинтриговал «мистическим малинником».
С наступлением темноты мы выходим на лесную опушку. Посреди опушки хаотично натыканы фонари всех цветов радуги. Чаща из мармеладных фонарей. Они горят несообразным калейдоскопом и привлекают сотни лесных мотыльков.
- Кому они здесь нужны, если вокруг ни души? – не понимаю я.
Шутзен смотрит по сторонам как впервые.
- А я откуда знаю?
- И где берётся электричество?
- Это мишка насадил звёзды на штыри, - шутит он с техническим оттенком.
Плутаем между столбов. Заросли окуривает яркий туман, в его недрах чирикают неведомые птички. Космос!
- Так должен быть фонарщик, пускай медведь, пускай карлик, – нервически хихикаю, - иначе для кого они горят? В «Маленьком принце» и «Хрониках Нарнии» у фонарей была цель! Поместите эти фонари на остров Одинокого Рыбака в конце ж концов!
- В том и красота, что они ни для кого! Заброшенные!
Мы обнимаемся. Абсурд наполняет чувством лёгкости. Я ищу в себе слова: «Мы умирали внутри фонарных столбов, мы все…» - «О чём ты?» - «Не важно».
К утру фонари погасли.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ПУСТОСЛОВИЕ. Спустя несколько лет. Чат в WhatsApp'e:
[18.08.2018 | 15:10]
Josik: Олька, привееееет, как ты там в Китае? книжки читаешь? что там модельство твоё??? ты в курсе что я тут уже пол-Питера спроектировал, а моя жена теперь аниматор! те я могу воплотить правило 34 с эльсой и снегурочкой...
[18.08.2018 | 15:15]
Fechten: ne chitaju bol'she. dost.! a rabota na podiume idet prekrasno, moj onlajn blog tozhe ogon'. otnoshenia... chestno, ne interesno! igor, schutzen, dazhe rytsari -- vse ot menja chto-to choteli... moji otnoshenija byli ozhidanijem obschestva, a ne mojimi zhelanijami. ili nemeckij delec ili russkij voin, a zachem? ja cenju odinochestvo sejchas... blin, tut net russkoj klaviatury, davaj po-anglissky?
[18.08.2018 | 15:16]
Josik: окей, щас переключусь, забыл уже английский, но я бы попрактиковал с тобой... I have news! my old married life is wierd but fun because we got a kid girl called гермиона. what about you? do you think about "семейная жизнь"?
[18.08.2018 | 15:18]
Fechten: one day, if it feels right. not because society tells me to. for now, being alone is where I find peace. congrats with the dautcher!
[18.08.2018 | 15:18]
Josik: thanks)) But hey, будем чатиться иногда дружески, mmmm?))))
[18.08.2018 | 15:23]
Fechten: as long as "friendly" is where it stays... Checking for my other half? already whole.
[18.08.2018 | 15:24]
Josik: as always! Take care
[18.08.2018 | 15:30]
Josik: ну вот, теперь я один в чате и говорю сам с собой... Олька, Олька...
[18.08.2018 | 15:40]
Josik: ты что, заблочила меня? ну ладно... пока-пока!