Рассказ-воспоминание
Томская область,
Первомайский район,
Село Сергеево.
Часть 2
Работа работой, а гигиену соблюдать надо. Руки, лицо моются в условиях экспедиции регулярно, но всё остальное остаётся в диком состоянии. Если лето, помыться можно и в реке, а когда на улице чуть выше нуля градусов, где мыться. Вот уже и спина чешется. Волосы на голове (тогда они у меня были) как пакля. Вот-вот гады разведутся, типа вшей или блох. Кошмар. Однако наш начальник Александр Семёнович и об этом подумал и решил устроить нам баню. Баня была, однако не просто баня, а какая-то ритуальная. Пришли мы к одному его знакомому комбайнёру, как оказалось — орденоносцу. Какой орден давали за хороший труд? Наверное, Орден Трудового Красного Знамени. Его дом как с картинки. Аккуратный, окружён невысоким забором из штакетника, вокруг как подстриженная густая мягкая трава, по которой приятно ходить и валяться. В доме современная по тем временам мебель. Чисто, уютно.
И, что интересно, недалеко жил брат орденоносца и жил плохо. Дом развалюха, внутри не то, чтобы сильно грязно, но как-то запустело, а из мебели лавки, стулья, столы времён сотворения мира. Пьёт. В деревнях многие пьют. Пьют практически все, чаще самогонку, которую гонят из всего растительного, где содержится сахар. Это общая беда деревни. Государственная или колхозно-совхозная работа есть, но всем не хватает, особенно зимой, когда работы ещё меньше и делать как бы нечего.
Театров нет, фонтанов нет, кино раз по выходным в клубе. Многие не выдерживают эти соцнеудобства и уходят в питие. Раньше за самогоноварение можно было и срок получить, а теперь пожалуйста гони. И аппарат можно купить заводской. Предложений масса. Какой хочешь, хоть используемый в домашних городских условиях, хоть применяемый чуть-ли не в поле. Нет терпения - можно и брагой разговеться. Бражка вещь занятная. Пьёшь, пьёшь её и вроде никакого эффекта, а потом внезапно бац и по ногам, и по голове.
Однако, есть люди крепкие. Они живут почти одним натуральным хозяйством. Картошка, молоко, яйца, мясо, овощи — всё своё, не из магазина. В принципе, при добросовестной и прилежной работе кулаком можно стать. Орденоносцу повезло. Характер крепкий, если и выпивает, то только по праздникам, работа есть, за которую и орден получил. Что говорить — знатный комбайнёр.
Баня началась с того, что жена комбайнёра замесила тесто, раскатала его и начала нарезать лапшу, а меня, видимо, как молодого отправили за дичью - за голубями. На крытом току их было видимо-невидимо. Взял я свою двустволку и пошёл как бы на охоту. Охота эта длилась минут 10-15 и это вместе со временем, которое я потратил на ходьбу до тока.
Стрелял в "толпу" голубей, сидевших на крыше дуплетом, сразу из двух стволов. В результате "добыл" не то 25, не то 28 голубей. Именно эти цифры крутятся у меня в голове. Что больше двадцати это точно. Вот так, как говорят: пришёл, увидел, застрелил и доброе дело сделал. Почему доброе? Голубь — птица мира это признано всеми и везде. Однако, он столько ест, что колхозы, совхозы, другие сельхозпредприятия несут ощутимые убытки.
Представьте, один голубь за сутки съедает, допустим, 50 грамм зерна, умножаем на 30 дней и 12 месяцев, получается 18 килограммов за год, а стая, опять допустим, в 50 голубей за год съедает 900 кг зерна. Это почти тонна! Не проще ли грохнуть парочку-другую голубей, чем лазить на карачках собирая колоски? Взять по стране. Получается, что на этих засранцев работают несколько десятков хозяйств, причём бесплатно. А вот что пишут в Абсурдопедии. Голубь — уродливый и безмозглый символ мира. У голубей только две цели в жизни — борьба за мир и нагадить человеку на макушку.
Тем временем баню затопили, наносили воды. Пока баня грелась, принесенных мною голубей ошпаривали кипятком, ощипывали, потрошили, а затем их всех варили с домашней лапшой в большой кастрюле. После помывки в бане ели эту лапшу и тогда мне казалось, что это супер, еда. Вкуснятина и ешь сколько влезет. Здорово!
Второй раз в жизни стрелял я по голубям уже в зрелом возрасте в Новосибирской Государственной Конюшне с ипподромом, куда меня пригласил мой товарищ Володя Станкевич, где он работал зоотехником, для отстрела голубей. Цель отстрела таже — уменьшение потери фуражных запасов. К этому времени охотничьего ружья у меня не было, но я располагал собственной воздушкой (она есть и сейчас) с пятизарядным магазином. Наряду с обычными пульками я использовал утяжелённые.
Конечно, как белке в глаз, у меня не получалось, но тем не менее десятка полтора отстрелить удалось. В закрытом пространстве хранилища голубей много не было, и я почти всех их, так сказать, убрал. Тонкости охоты на голубей — стрелять, если в голову не попадаешь, надо чуть ниже груди, почти под задницу. На груди большие мышцы и воздушкой пробиваются плохо. Это дробовику по фигу куда стрелять, шарахнет дробью — только перья полетят. Но в городе гражданским стрелять как бы не положено пусть и из охотничьего ружья. Воздушка вроде не серьёзное оружие, но с голубями справляется.
В этой, довольно большой конюшне, оказывается располагался и Новосибирский отряд конной милиции, содержались породистые кобылы и жеребцы, проводились различные соревнования по конному спорту. Сейчас организация называется Новосибирский Областной Ипподром.
Работаем. Теперь мы жили в большом бараке, типа дома или гостиницы для приезжих. Длинный коридор, двери налево и направо, за ними большие комнаты. В одной из них поселились мы, а в другой, как я упоминал ранее, бригада колымщиков. Отличные ребята, работоспособные; уходили на работу рано приходили поздно. Дисциплинированные, но длилась эта дисциплина до первого аванса. Пили несколько дней, на работу не выходили. Посещали и танцы в клубе, естественно, шли туда подвыпившие. Как-то привели к себе в комнату деваху, которую упоили до бесчувствия и развлекались с ней по очереди. И мне предлагали. Зашёл один к нам и зовёт меня: "Пойдём к нам". Думаю, что такое? Захожу. Ба, да там на кровати лежит существо похожее на женщину, и не как на картине Франсиско Гойи "Маха обнажённая"; и не понятно то ли она до, то ли после. Вдрызг пьяная, голая, тощая, как она эту толпу выдержала. Нет ребята, спасибо за компанию, я пойду лучше к себе, дела.
Нас работяги особенно не беспокоили, относились вроде уважительно, как же — научники. Однако после этого аванса в бараке почти круглосуточно стоял топот, гомон и прочие таинственные звуки. Начались у них разборки и с местными парнями. Да куда местным против почти полутора десятка освобождённых по УДО. Как они скорешились? Всё когда-нибудь кончается, кончились у них и деньги. Приуныли. Вдруг один вспомнил, что как-то помог мне занести кровати. Потребовал задним числом за эту услугу бутылку. Пришлось покупать, а кто там успел опохмелиться, кто нет не знаю. Мучались они 2-3 дня, а потом опять взялись за работу, опять стали отличными, работящими, отзывчивыми людьми.
Но вернёмся к нашим "баранам". Так же особый интерес у Александра Семёновича проявлялся к белке летяги, она тоже дуплогнёздник, и на тот период малоизучена. Скрытна. Ведёт сумеречный и ночной образ жизни. Днём летягу увидеть практически невозможно. Но нам всё же удалось понаблюдать за ней, видеть её планирующий полёт с верхушки одного дерева на другое отстоящее метров на 40 - 50. Я пытался её сфотографировать, но начальник оказался подозрительным. Боялся, что я без его ведома опубликую фотографию белки летяги и запретил мне её снимать. Занимался летягой он сам, да и основные наблюдения тоже делал сам или доверял своей жене, которая приехала в экспедицию то ли как гость, то ли как помощник.
А гостей у нас было много. Гостями я называю людей, которые оказывались в экспедиции не с самого её начала, а приезжали на короткое время, максимум на месяц. Это были как я уже говорил жёны, друзья, студенты, научные сотрудники. У меня сохранилось только одно фото этих пришельцев — Белоусова Наталья Алексеевна. К гостям Александр Семёнович относился примерно одинаково. Всех привлекал к работе. После работы пожалуйста общайтесь, отдыхайте. А так, работайте на ровне со всеми, не отвлекайте от научного процесса.
Работа идёт, почти вся окружность вокруг стационара уже была нами исследована, но надо идти дальше. Ходить стали за 5-6 километров. Опять на дорогу стало много времени уходит, поэтому решили купить мопеды. Взяли два мопеда "Рига 7" мне и начальнику, так вдвоём мы с ним и ездили по дальним окрестностям Сергеева. Мопед мог развивать скорость до 40 километров и относился по современной классификации к мокикам, так как двигатель Д-6 имел объём цилиндра 45,4 кубических сантиметров, а те мотосредства, имеющие объем цилиндра менее 50 куб. сантиметров, официально считались чуть ли не велосипедами с моторчиками и водительских прав не требовалось. Позднее был у меня и другой служебный мокик, когда я работал научным сотрудником в НИИ Земледелия и Химизации сельского хозяйства СО ВАСХНИЛ. Пришлось поездить и на грузовом мотороллере. Назывался он "Муравей".
Поездил, а точнее сказать немного покатался я в Сергееве и на немецком БМВ без коляски, но не долго. Просто знакомые дали временно им воспользоваться. Откуда он там взялся не знаю, не спрашивал. Возможно, мотоцикл трофейный. Мощный, почти как наш современный "Урал". Рокот двигателя вызывает уважение, не то, что велосипед с мотором и мокик или даже мотороллер и сидишь на нём как в кресле. Проходимость хорошая, идёт по грязи только так.
Со временем нами были обнаружены и другие виды дятлов — белоспинный, несколько похожий на большого пёстрова дятла, и дятел седой.
Неожиданно в экспедицию пришло сообщение: меня отзывают в Томск для прохождения курсов водителей моторных лодок. Это хорошо, а то какой же я механик без удостоверения. Курсы проходили в здании, расположенном на улице Набережная Ушайки, что тянулась вдоль речки, недалеко от впадения её в реку Томь. Теперь эти курсы называются: Центр Государственной Инспекции по маломерным судам МЧС России по Томской области, сокращённо ГИМС. Располагается ГИМС по адресу: г. Томск, улица Красноармейская, 135.
На курсах присутствовали человек 25, кто от организаций, кто сам по себе. Плата за обучение вносилась соответственно или организацией или частным лицом. Я обучался на халяву, институт платил. Курсы были очень интересными, но как потом оказалось односторонними. Основной упор делался на теоретические основы судовождения. Очень много и подробно преподавали лоцию. Там я узнал, что на реках, как и на дорогах установлены знаки, по которым легко плыть, не опасаясь отмелей, кос. Ориентируясь по знакам, можно безостановочно двигаться по фарватеру. Бакены, вешки, наземные ориентиры этому способствуют.
Конспект у меня получился отличный. Жаль, что потом Олег Баяндин, взявший его у меня почитать, безвозвратно потерял эту тетрадь. По окончании курсов провели экзамен и выдали удостоверения водителей-любителей. Мне было разрешено водить лодки с моторами, не превышающие 25 лошадиных сил, очень уж тогда я молодо выглядел на фоне дядек и дедов, сдававших экзамен вместе со мной, потому лодки с мотором, например, "Нептун" я официально водить не мог. Этот мотор имел 29 лошадиных сил.
Отучился на курсах, получил права (Свидетельство №1082) и пора обратно в экспедицию. А там настала пора, на ряду с пешими и мото- экскурсиями, проводить исследования в пойме реки "Чулым". Для этого и меня учили и лодки приобретали. Теперь ехал я один, мне пришлось одному переправлять в Сергеево два мотора — "Вихрь" и "Ветерок". Две тяжёлых железяки, как донести их от вокзала до вагона в Томске, в Асино снять с вагона, снова погрузить в вагон поезда Асино-Белый Яр, снять с вагона. Один и боюсь украдут. "Ветерок" ещё ладно, можно нести, а "Вихрь" не то, чтобы тяжёлый, какой-то угловатый, врезается своими рёбрами в плечи и спину. Обошлось, доставил в целости и сохранности. Но с тех пор так и повелось, если надо плыть по Чулыму, то, конечно же, таскать моторы приходилось Владимиру Ивановичу, то есть мне.
Теоретически на курсах водителей мотолодок нас подковали, а вот практически — ни одной минуты не было. Поэтому, в Сергееве на Чулыме, поначалу, я проявил "чудеса вождения". Моторку завёл, поехали, но как! Впервые держу ревущий "Вихрь", а он ведёт "Казанку" куда попало, чуть не врезался в проходящий на встречных курсах довольно солидный, но не поворотливый катер. До катера было ещё метров 25-30 и мне казалось, что расстояния вполне хватает для отворота. Конечно хватает. Опытные судоводители могут и на гораздо меньших расстояниях отворачивать и поворачивать. Сбросил газ и повернул. Казанка с мотором "Вихрь" довольно юркая лодка. Однако, это лихость, поэтому наслушался от Александра Семёновича много "ласковых слов", в том числе и обвинений меня в том, что я хотел нас искупать в Чулыме и даже утопить. Он то думал, что если я окончил курсы, то спец по вождению моторных лодок.
Конечно, со временем научился править лодкой так, чтобы не пугать своих пассажиров. Потом на разных реках водил лодки: "Казанка", "Обь", "Прогресс" с моторами "Вихрь" и "Ветерок". На притоке Енисея реке Кан, немного проехал на катере с выносным рулевым управлением, который доверил мне Вася Васильев — майор запаса, знаток лекарственных трав, народный целитель.
Между тем настала пора выполнения другого вида работы, без которого тогда не представляла себя ни одна научная организация — хоздоговор. Это как бы добровольная, но принудительная работа, не вписывающаяся в рамки научного направления лаборатории и института в целом. Где-то рядом, но не то. Цель — заработать для НИИ дополнительные деньги, причём сотрудникам, выполнявшим его, дополнительная зарплата не полагалась. Куда эти деньги, поступившие на счёт института, девались не ясно. Скорее всего растворялись в институтской бухгалтерии и обезличивались, хотя, возможно, и шли на приобретение расходных материалов и оборудования. Ещё одна полезность хоздоговора это возможность ездить в командировки.
Цель хоздоговора в Сергееве состояла в том, чтобы провести опыление инсектицидами или гербицидами (точно не знаю, так как меня Александр Сергеевич подробно не посвящал в эту работу) сельскохозяйственные угодья и лесные массивы с задачей уловить последствия эти химических обработок на животный и растительный мир, то есть на окружающую среду. Начальник исчезал на какое-то время, но зато появлялся самолёт АН-2, в котором, вероятно, он находился, а я только снизу видел, как самолёт проводит опыление с воздуха. Последующие наблюдения за результатами обработки проводил так же сам Александр Сергеевич.
Как то, когда я шёл в магазин увидел бабушку, что-то делавшую с калиткой. Подошёл, разговорились. Оказывается, она пыталась починить забор и калитку. У меня было время, и я вызвался ей в этом помочь. Когда неполадки с забором были устранены я решил перекурить, но спички у меня кончились. Спросил у старушки. "Да пожалуйста" - говорит она и выносит коробок спичек времён Отечественной Войны 1941-1945гг.
Я даже обомлел, так как был коллекционером спичечных этикеток и увиденный коробок сразу отнёс к коллекционным редкостям. Появился не здоровый интерес и спросил, нет ли у неё ещё таких коробков. Они были. Бабушка послала меня на чердак откуда я вынес около сорока старых спичечных коробков. Они были со спичками. Удача. Бабушка разрешила мне взять их себе. Взамен я купил её другие спички. Лет через пятьдесят, и они станут редкими, но тогда я об этом не думал. У меня, как у коллекционера, появилось богатство.
Есть эта коллекция у меня и сейчас, но поредевшая. Почти половину отдал Иннокентию Прокопьевичу Лаптеву. Попросил меня дать ему эти коробки его сын Николай Иннокентьевич, с которым я поделился своим приобретением. Он пояснил мне, что Иннокентию Прокопьевичу как ветерану Великой Отечественной Войны эти старые коробки будут интересны, напомнят о молодых годах и боевом пути.
Продолжал я коллекционирование и в Хабаровске, куда меня занесли жизненные обстоятельства. Работая, на фабрике "Заря", производившую мебельные гарнитуры "Амур" и "Уссури", я познакомился с женщиной то же коллекционером спичечных этикеток. Но она разуверилась в своём хобби, вернее с грустью с ним расставалась, потому что большую часть её коллекции украли, а остатки она распродавала.
Но опять же вернёмся к нашим "баранам". В одном из походов в ближних и дальних окрестностях Сергеева мы нашли гнездо ястреба. Вероятно, это был малый ястреб или ястреб-перепелятник. Точное его описание сам дать не могу, так как этот ястреб устроил мне такую головомойку, что я чуть не свалился с дерева, куда залез осмотреть гнездо. А гнездо было с птенцами.
Вот этот хищник и стал защищать своих птенцов. Напал он на меня внезапно. В это время я удобно устроился возле гнезда, которое было на высоте около четырёх-пяти метров, любовался птенцами, что-то записывал. И вдруг с моей головы как сильным ветром сдуло шляпу. Я ничего сразу не понял, что случилось и куда делась шляпа. Озираюсь и вижу на меня пикирует какая-то птица. "Закрывай голову"- слышу снизу крик Александра Семёновича. Я прикрыл голову руками и сразу получил резкий удар по ним когтями хищника. Нападение было стремительное и яростное, и не одно. Спикировав на меня, птица быстро делала разворот и опять нападала. И так раз за разом.
Долго рассказывать, а там всё произошло за какую-то минуту, а то и меньше. В результате атаки ястреба я спешно бежал, точнее активно сползал с дерева подальше от гнезда, ломая по пути вниз ветки и обдирая о них руки. Да! Это тебе не воробушек и глаз можно лишиться. Он ведь целенаправленно пытался полоснуть мне по голове своими когтями. Даже когда мы отошли от дерева с гнездом ястреб всё равно пытался нападать и успокоился лишь отогнав нас подальше.
Однажды я не только поднимался по деревьям к гнёздам, но и побывал в самом гнезде. Да, да - в гнезде. Гнездо это было сделано на огромной в два обхвата высоченной отдельно стоящей сосне. Кроме того, располагалось оно не возле ствола, а на конце толстой, длиной в 2 - 2,5 метров, ветке и ветка эта отходила от ствола на самой верхушке сосны. Да, задача. Однако, имея опыт лазания по деревьям, я с помощью когтей и верёвки довольно быстро добрался по стволу к вершине и к ветке с гнездом. Это было гнездо беркута или орлана белохвоста. Точнее определить не могли, так как самих птиц не видели. Почему именно они? Потому, что в Томской области только эти два вида хищных птиц делали такие гнезда. А было оно больше метра в диаметре и сложено не из травинок и веточек, а из больших веток и даже сучьев. И толщина гнезда была сантиметров 30-40. Так что я, когда переполз по ветке в гнездо, вполне там поместился, да и ещё место оставалось, можно было и в гости кого-нибудь пригласить. Устроился поудобней и начал разглядывать гнездо и записывать, что увидел.
Освоившись в гнезде и сделав необходимые записи, я стал разглядывать с высоты окружающее, всматриваться вдаль и в высь. Даже почувствовал себя наподобие орла, не то, чтобы высокомерно, но с большим чувством превосходства над всем тем, что было вокруг. Однако стоило мне посмотреть вниз, где стоял Александр Семёнович, с запрокинутой в верх головой, и казался размером с жука, я почувствовал всем нутром высоту. Ещё раз оглянулся, а вокруг пустота и только одна ветка соединяла меня с деревом, но и она стала казаться мне не очень уж толстой и надёжной. Кроме того, гнездо оказывается при моем движении раскачивается, не сильно, но всё же. И я из гордого орла превратился в мальчишку не знающего как быть и что делать дальше. На меня напал некий ступор. Фобос и деймос, то бишь страх и ужас одолели меня. Во всём теле появилась слабость, руки еле шевелились, дух надломился.
Почувствовав неладное, так как на вопросы я отвечал невнятным и скованным языком, начальник начал подбадривать и давать всякие советы типа: "Ну что сидишь, ничего особенного, переберись по ветке к стволу и слазь уже с дерева". Конечно, ничего особенного? Сам бы залез в это гнездо, а потом советовал. Я же, как герой Ильфа и Петрова из "Двенадцати стульев" священник отец Фёдор, который украл колбасу, залез на гору и не знал потом как с неё спуститься, то же чувствовал себя не совсем адекватно. Но делать нечего. Пожарной машины с лестницей и вертолёта поблизости не было. Трясущимися ватными руками и ногами я склонился к спасительной ветке, обхватил её родимую и начал путь к стволу сосны, который показался мне вечностью.
На середине пути (до ствола оставалось чуть больше метра) силы вдруг вообще покинули меня, и я чуть не свалился с ветки. Руки не держали, ноги не помогали и только каким-то змеиным способом я наконец дополз до ствола. Ух! Передохнув, я не очень-то профессионально спустился на землю, где страхи стали проходить, а я приходить в себя. Адреналину или какого-нибудь другого вещества, наверно, было много. Эмоции зашкаливали, а дрожь в руках, коленях, да и вообще во всём теле прекратилась только минут через 10-15. Да, это была моя работа и я её делал, несмотря на некоторую эмоциональную нагрузку, с интересом.
Время шло, и личная жизнь в этом времени тоже давала о себе знать. Сложилось так, что мне необходимо было попасть в Хабаровск. Почему в Хабаровск? Захотелось мне работать в заповеднике и именно на Дальнем Востоке. Там заповедников и заказников много. Поэтому, не дожидаясь окончания экспедиции я отбыл в края, где никогда не бывал. Провожали меня со станции Томск-1 мои друзья, в том числе братья-близнецы Гена и Володя Старостины, которых сейчас нет и формулируя эти строки, я их вспоминаю: как они жили, за что боролись, чего достигли. Интересные парни, инициативные и девок у них было полно, а чиркнули по жизни скоротечно и всё. В масштабе вселенной их что, вообще не было? Так и я, вспоминаю свою жизнь и пытаюсь осознать, понять свой пройденный путь с позиции своего пожилого, если не сказать большего, возраста. Вот уже добрался в воспоминаниях до Хабаровска.;
От Томска до Хабаровска напрямую не добраться, поэтому сделал пересадку в городе Тайга, стоявшему на Транссибирской магистрали. Ехал я фирменным поездом "Россия" маршрутом №2 Москва - Владивосток несколько суток. Байкал проспал, а жаль. Говорили, что из окон поезда Байкал виден, не много, однако и этого было бы достаточно, чтобы потом говорить: - "Я видел озеро Байкал" или - "Я был у Байкала", но нет. Байкал проезжали ночью и я, да и почти все в вагоне спали. Проспал и большую часть туннелей, а их в при- и забайкальских краях несколько десятков.
Помню проезжали р. Селенгу, станцию Ерофей Павлович. И вот он Хабаровск, названный в честь Хабарова Ерофея Павловича - говорят он сделал гораздо больше минусов для государства Российского, чем плюсов, так как притеснял местное население, из-за чего долгое время шли раздраи, но тем не менее его именем названа станция, город, поставлен памятник.
Хабаровск. Для меня город не сбывшихся надежд. Чтобы я там не делал не получалось. Особенно запомнилась мне работа на кирпичном заводе, на котором поработал ровно четыре дня. Представьте, — из большого смесителя под давлением лезет параллелепипедная колбаса, а инструмент типа лобзики рубит её струной с бешеной скоростью. По обе стороны стола, куда поступаю нарубленные, но ещё сырые кирпичи, стоят женщины в кожаных фартуках и руками по три - четыре кирпича подхватывают их и расставляют на узкие поддоны, вставленные в высокую этажерку на тележке с колесами. Такие тележки я и должен был по рельсам отвозить в печи. Рубильник кирпичей работает быстро, женщины тоже, я толкаю тележку до печи, обратно бегом, снова толкаю тележку, обратно бегом. Туда-сюда — задолбался. Думаю: "Скоро перекур", но нет, прошло всего минут сорок. Четыре дня беготни, и я сдох. Пришлось самоувольняться с чувством — что же это, я не сдюжил. "Не расстраивайтесь"- сказали мне в отделе кадров - "Не все выдерживают, не Вы первый". При увольнении заплатили хорошо. На некоторых других работах, где мне приходилось трудиться, и за месяц столько не получал, а тут за четыре дня.
Хабаровск. Амурский бульвар, Уссурийский бульвар, улица Фрунзе, несколько ведомственных гостиниц, парк ОДСА (окружной дом офицеров Советской Армии), в котором по выходным играл полковой оркестр, и где прогуливались военные моряки в черных кителях с кортиками, естественно в окружении молоденьких девушек. Чинно прохаживались военные моряки и в белой форме возможно высший офицерский состав. Парк примыкал к набережной Амура, с которой, где-то там вдали, было видно устье Уссури. Где-то там же граница с Китаем. Тот же кирпичный завод, мебельная фабрика, производившая гарнитуры Амур и Уссури, где я работал. Вокзал, аэропорт. Вот, пожалуй, и все мои географические воспоминания об этом городе. Впечатление и эмоций конечно хватало. Там по-другому. Вроде советский город, но продукты другие и в свободном доступе. Например, горбуша, которую в Кемерове днём с огнем не сыщешь, а тут — пожалуйста. Книги другого издательства — дальневосточного. И чувствуется некая отдалённость, не то-чтобы от Москвы, а даже от Томска, Кемерова, Новосибирска. Да и за романтикой ездят на Сахалин и Камчатку — ближе, дешевле и, возможно, интереснее.
Желание моё попасть на работу в заповедник не сбылось. Я написал письма почти во все заповедники Дальнего Востока СССР, выискав их адреса из книг сидя в библиотеке. Однако, прошёл месяц и все, приходящие мне на до востребования письма, содержали одинаковый ответ — свободных вакансий нет. Поэтому промыкавшись, как бы бестолково, в Хабаровске я отправился восвояси на фирменном поезде, но с номером 2 до станции Тайга и далее на электричке до Томска. Ехать к папе и маме вроде не по-взрослому. Я, что не самостоятельный! Самому надо в жизни пробиваться. И вот он Томск, друзья, новая низкоквалифицированная и малооплачиваемая работа. Зато ближе к биологической науке и университету.
2017-2018 гг. Владимир Кривохижин
Фото автора, друзей автора и интернета