Кузнечик часть 5

Сараева
Сашко прибыл в свою станицу не в отпуск. На этот раз, он  навсегда вернулся в родное гнездо.
Удивительные события предшествовали его возвращению на родину.
Наталья,   появившись на рабочем месте после  двух дней отсутствия,  сделала вид, что  незнакома с Бондарем.  Надеясь уязвить этим, бывшего сожителя, девушка лишь, облегчила его намерение, навсегда порвать с никчемной  претенденткой в  жены.

Старший комиссар Политотдела, пообещал дать Сашко недельный отпуск, после  завершения посевной страды в области.
А пока,   все   информаторы, лекторы и прочие сотрудники отдела, получили задание, провести  ряд лекций    и разъяснительных работ в  колхозах и прочих, общественных организациях области.

Однажды, когда Сашко, вернулся из трех дневной командировки по  хуторам и станицам, его вызвал к себе  Старший комиссар, начальник Политотдела.
В кабинете начальника, сидел не знакомый  мужчина лет 35, одетый, как и Сашко, в кожаную тужурку и форменную фуражку.
«Присаживайся, товарищ уполномоченный , - обратился к Сашко старший товарищ .- Познакомься с заслуженным   политработником, товарищем Полозом.   Иван Потапович, возможно знаком вам. Вы одновременно руководили продотрядами   добровольцев. Только ты в  своем районе кулачье тряс. А товарищ Полоз, по всему Ставрополю, им спокойно жить не давал».
«Иван Полоз! Уж не тот ли это Полоз, которым,  мне  все уши, прожужжала Наталья?  - промелькнуло в мозгу Бондаря.   Ни чем, не выдавая своего удивления, Сашко  с достоинством,  пожал руку «заслуженного политработника». – Наслышан о вашей работе, товарищ. Но лично, не имел чести вас знать».
Бондарю, кивнул ему в ответ, не удостоив ни словом.

«Ты Александр Данилович, кажется, в свою станицу рвешься? Если есть такое желание, могу отпустить тебя  совсем. Тем более, что там, как мне стало известно, освободилась должность  уполномоченного по общим вопросам  с населением . – Не дав ничего ответить Сашко, онемевшему от неожиданности, начальник Отдела обратился к Полозу.
- Мне бы с товарищем Бондарем,  наедине поговорить. Вы не против,  Иван Потапович?»

Пожав плечами, Иван покинул кабинет начальника.
«Слушай сюда, Александр. Полоз, оказывается, бывший, как бы это сказать помягче.  Ну жених что ли, нашей стенографистки. А у вас с Натальей разлад, наметился. Не смотри на меня с таким удивлением. Я знаю о своих подчиненных, абсолютно все.
В условиях нашей полу секретной работы, я не имею права, допустить в своем отделе, разборок из-за бабы.  Секретаршу отпустить я тоже не смогу. Она одна  умеет печатать, вести краткую стенографическую запись. И как секретарша, она меня устраивает.
Не принять в отдел   Полоза, я тем более, не могу. Он прибыл с предписанием от Ставропольского Политотдела.
Так что, мое решение, отпустить тебя в свои края, по моему,  должно устроить всех. Я как раз, подыскивал  человека на место   бывшего товарища Косых. Думаю, в данное время, он скорее, «гражданином» называется, а не товарищем.

Ваш пред. колхоза прислал запрос на тебя. Но я, по началу, не планировал отпускать из своего отдела, такого  ответственного человека, как ты.
Сдавай дела  товарищу Полозу. И дуй в свой колхоз, пока я не передумал.  Комнату твою, Полоз с Натальей займут».

Оглушенный неожиданно свалившимся на него счастьем, Бондарь мгновенно  отчитался  в Политотделе.
  Ни  удобное жилище, ни престижная работа, не смогли заменить ему родное село.
Сдав дела, Сашко в тот же день, отбыл в станицу. В период весеннее полевых работ, попутной техники на   дорогах,  вполне хватало, чтобы  с частыми пересадками, но  сравнительно быстро, добраться до станицы.
Не успев дойти до родных ворот, он знал все, что произошло за тот год, что он не был в Погорелово.

Каждый встретившийся на пути земляк, считал своей почетной обязанностью, просветить бывшего комсорга, о последних событиях в станице.
Косых понес заслуженное наказание. Сначала его отозвали из станицы. А через пару месяцев, судили вместе с  дядей, за многочисленные нарушения и злоупотребление служебным положением.

Но  эта новость не так радовала Бондаря, как известие о том, что Ульяна, оказывается,  все это время,  равнодушно,  игнорировала все ухаживания Косых. 
Радость Сашки омрачалась лишь усугублением собственной вины перед девушкой.
«Мало она мне, в прошлый раз, морду ободрала. Надо было еще, мою тупую голову разбить, чтобы не смел сомневаться в  порядочности этой девушки, болван», - безжалостно корил себя Бондарь.

Полина Афанасьевна, узнав о том, что ее сын возвратился домой насовсем, залилась счастливыми слезами
«Господи, радость – то, какая. Жаль, конечно, что жену себе так и не нашел. Ну ничего! У нас тут такие молодушки подросли, глаз не отвести.  В клубе начальница появилась, Огонь, не дивчина. И заведует сама, и кино сама крутит. А еще и поет, и на бане играет.  Из наших станичников, настоящий хор организовала,
А поют то как, заслушаешься. Прямо, как в церкви раньше пели. Только песни сейчас, другими стали. Все про Сталина, да по Ленина. А еще про ваш комсомол. Но все равно, хорошо поют».   -, угощая сына  картошкой со свиными шкварками,  радостно вещала Саше мать.

«Все будет хорошо мать. И в хоре петь буду, и женюсь. Если все срастется, то  свадьба моя не за горами.  А пока, баньку истопи. Соскучился я по настоящей бане», -  улыбнулся Полине сын.
Вечером, почистив  запыленный в дороге, комиссарский наряд, Сашко отправился в клуб.  Со слов матери, он знал, что сегодня будет  впервые демонстрироваться новый   фильм «Веселые ребята».
Саша слышал об этом удивительном фильме, еще в Невинномысске.  Но лента была нарасхват. Партийное руководство области, распорядилось, чтобы все копии киноленты, поступившие в область, вначале  демонстрировались  для тружеников полей.
Сам товарищ Сталин отдал такой приказ. Чтобы все лучшее,   изданное или выпущенное в Союзе, поступало вначале, для передовых колхозов.
Это касалось  доступных продуктов, вещей и прочих необходимых благ для народа. В этот же список, попадала  техника для сельских хозяйств. А так же, самые новые фильмы, книги, пособия для школьников и многое другое.
Приближался июнь. Солнце стояло высоко в небе, не смотря на вечернее время.

Сашко отправился в клуб, за пару часов, до начала демонстрации фильма. Он намеревался  зайти к Ульяне в телятник. Не терпелось так же, увидеться с Юрием Рогожиным, познакомиться с новой заведующей клубом.
Но она интересовала Бондаря , только как  специалист по кино, но не как претендентка на его сердце.

 Его тревожно стучащее сердце, трепещущая от нетерпения душа, все его клетки тела и мозга, были заняты Ульяной.
 От возможности предстоящей встречи с любимой девушкой, у бравого комиссара, заметно дрожали руки и  пересыхало в горле.
Миновав клуб, Бондарь свернул на дорогу, ведущую к краю станицы. Там, неподалеку от берега Кубани, стояло строение телятника.

Подходя к ограждению территории колхозных ферм, Сашко обратил внимание на свежую побелку глиняных стен телятника и коровников.
«Молодец председатель. Дело свое крепко знает». Не доходя до ворот, Сашко не удержался и завернул под навес, где стояла колхозная техника.
Три колесных трактора в прицепными сеялками,  комбайн «Сталинец» и еще несколько более мелких единиц техники, все это  находилось на месте.
Несколько человек, среди которых, Сашко узнал Рогожина,  копошились у своих тракторов.
Саша подошел к Юрию. Друзья с чувством обнялись.
«Как вы тут? – похлопывая по плечу, более мелкого  друга, спросил Сашко. – Похоже, отсеялись, если так рано   техника не в поле?»
«Отсеялись. – кивнул Юрий. На неделю раньше срока. Все ладом у нас. А ты как? Надолго к нам, или снова на сутки».

«Ну уж, нет, друг ты мой   дорогой Навсегда я домой вернулся. И не так себе! Вместо опального Косых у вас  буду. Вернее, у нас, - рассмеялся Сашко,  с удовольствием наблюдая за удивленной физиономией друга..  Понизив голос, Сашко  шепнул Юрию  почти в ухо,   - Ты у меня, еще сватом будешь. И дружком на свадьбе.. Пойду сейчас, Ульянку уговаривать. Как она тут без меня?»
«Хорошо, - все еще не отойдя от удивления, заторопился Юрий.
- Мария моя, частенько к Ульке заходит. Вместе с  детьми. У меня ведь, еще сын народился.  Улька, после того, как Косых отозвали, в клуб зачастила. Даже в хор записалась. А то, сидела  под запором, носа высунуть боялась. Запугал ее тот лиходей.
-Ну ты иди к ней, если надумал. А то она скоро работу закончит. Да вечером в клуб приходи. Кино у нас  сегодня новое. Слышал, что самая лучшая картина. Наша новая завклубша, Татьяна Викторовна, постаралась.
А вот, почему ты, друг мой любезный, на письма мои не отвечал , об этом мы с тобой, после поговорим»,- последние слова, Рогожин выкрикнул вслед уходящему другу.

Но Саша только отмахнулся. Он спешил на свидание со своей  мечтой.
Из распахнутых настежь, ворот телятника, навстречу Саше, выскочил  шустрый мальчуган, лет шести.
Едва не  столкнувшись с Бондарем, ребенок остановился и снизу вверх, с любопытством, посмотрел на  «дядю».
«Здравствуйте», - вежливо поздоровался мальчик, ковыряя босой ногой   траву  под ногами . Голубые глаза малыша бесстрашно смотрели в лицо чужого человека.

«Здорово, богатырь, - улыбнулся в ответ Сашко.  В груди его что то сладко потеплело. Он узнал  ребенка. Это был «кузнечик» Василек, сын Ульяны.
- А чего это ты,  парень, без обувки бегаешь. А вдруг, на колючку напорешься?» - Сашко осторожно коснулся мягких завитков  на голове  ребенка.
Не уклоняясь от ласкового прикосновения  Александра,  Василек доверчиво сообщил:
«А нет у меня огбуток. Мама с бабой Пашей говорят, что на мне   обутки горят огнем. А они просто рвутся, почему-то. Деда Сема в прошлом году, мне лапоточки  сплел. Так те, все лето держались.  Пацаны смеялись. А мне в лапоточках нравилось бегать.  Жалко деду Сему. Помер он у нас.  Бабуля  говорит, что наш деда, с неба на нас смотрит.
А я вот, сколько не смотрю в небо, деду там не видно.  А мне так лучше, если бы он у нас в доме жил».

«Ну ты говорливый парень. Сто слов в минуту строчишь.  Сколько тебе лет, кузнечик?»
«А вы почем знаете, что меня «кузнечиком» зовут? –  лукаво  улыбаясь спросил мальчик
«А я догадался. Шустрый ты, как кузнечик. И стрекочешь так же быстро!»
Сашко сделал попытку прижать к себе этого симпатичного парнишку, но тот ловко увернулся.
Заливисто рассмеявшись, Василек, запрокинул вверх  вихрастую головку.
 –«Вы дядя, прямо, как моя мама говорите. Она тоже говорит , что я шустрый и стрекочу».
Увлекшись  Васильком, Сашко не сразу увидел стоящую в  дверях телятника, Ульяну.
Прежде, чем поднять глаза и увидеть ту, к кому так стремительно рвалось его  сердце, Сашко, всей кожей, почувствовал ее взгляд.
Глаза их встретились. Уля смотрела на парня  с удивлением. Но без привычного недовольства.  В первую секунду, в медово карей глубине ее глаз, Сашко уловил едва заметную радость.

Но Уля тут же, притушила взгляд, опустив  ресницы.
«Кузнечик  непоседушка моя, что ты привязался к дяде? Он поди, утомился от твоих вопросов» - притворно строго прикрикнула Уля на сына.
«И ничего не утомился. Он сам со мной разговаривает»,
 -Василек, сверкнув голыми пятками, умчался в сторону открытого загона. Там, греясь под  щедрым солнцем, резвилось с десяток   разномастных  телят.

Несколько мгновений, молодые люди, молча стояли  друг против друга.
Наконец, Сашко опомнившись, пробормотал:
«Здравствуй Ульяна.  Как здорово Василек подрос. Я его еле узнал.-
-Сашко чувствовал, что нужно что-то говорить. Причем, без умолку, чтобы разрядить   напряжение. Но все слова, заготовленные им на  этот случай, выскочили из головы.
-У вас надеюсь, все нормально? Как там бабушка? Не болеет? А ты сама как?»

Окончательно  сбившись с мысли, он замолчал. И лишь взгляд его устремленный на девушку, красноречиво говорил за  Сашу.
«Надолго вы к нам, Александр Данилович? – вопросом на вопрос, ответила Уля. – Человек вы, государственный, занятой. По гостям ездить наверное, времени нет? -
Уля, коротко взглянув на Сашу, снова  притушила глаза длинными ресницами.
Вытолкнув наконец, «жвачку»  смущения изо рта, Сашко  заговорил легко и весело:
«Я насовсем, Уленька.  Меня назначили на место товарища Косых.  Завтра дела принимаю».
При  имени  Косых, Ульяна дернулась всем телом и невольно, подняла руку ладонью вперед. Она словно защищалась от невидимого врага.
«Косых не товарищ, - жестко отозвалась она,    - он враг. И только слепой, этого не замечал,  больше года. И вы , товарищ Бондарь, вздумали мне его приписывать в женихи.  Я от вас защиты ждала, помощи. А вы…
Ненавижу вас за тот случай». – Выкрикнув справедливый упрек в глаза Саши, Ульяна прошла мимо него.
У ворот  загона, она позвала сына. И они вместе, держась за руки, покинули  территорию колхозных построек.
Пожалуй, больше чем Уля, ненавидел себя в этот момент, Бондарь.
 "Какой же я идиот.  Как я мог хоть на секунду засомневаться в  Уле?
Если бы я, поступил правильно в прошлый приезд, то возможно, мы бы с Уленькой, уж год, как вместе растили нашего кузнечика.
А если она узнает как я прожил   прошлую зиму? Если ей, кто ни будь, про Наташку доложит, что будет?»

Забыв о намерении, заглянуть в клуб, чтобы познакомиться с Заведующей, Сашко побрел мимо дома к берегу Кубани.
На сердце было тяжело, будто, он только что, совершил какой-то, очень предосудительный поступок.
Стоя на берегу реки, такой же полноводной, какой она бывала любой весной, Сашко лихорадочно думал о том, как выпросить прощения у девушки.
Он не мог больше жить без нее. Ни дня, ни минуты.  Каждый удар сердца, осязаемой болью, отдавался в груди.
«Что делать?  Если послать  ней сватов, то гордая дивчина,  рассердится еще сильнее. Надо самому, без посредников, объясниться с любимой девушкой».
Отбросив все сомнения, Сашко прямым ходом, решительно направился к дому Прасковьи.
Ульяна развешивала, только что постиранные вещички сына, на ветках яблоньки, когда Саша отворил калитку в ее ограду.
Не говоря ни слова, сломил ее слабое сопротивление и   взял из ее рук, плетеную корзину с бельем.
«что вы делаете, Александр? Тетка Лукерья Ощепкова, на своем служебном посту.
Вон у своего плетня стоит. На нас смотрит. Завтра вся станица будет знать, что   очередной уполномоченный, Ульку Кузнецову обхаживает».

«Уленька,   прошу тебя, откинь все предрассудки. Я не обхаживаю тебя. Я пытаюсь ухаживать, за самой прекрасной девушкой во всем свете.
А всякие тетки Лукерьи, пусть завидуют.  Возможно, все сплетни рождаются от тех, кто обделен вниманием.
Я собираюсь  с помощью нового завклубом, организовать в станице,  небольшие общества по интересам. Ну там, скажем, любителей вязания на спицах. Или любителей садоводов. Люди будут собираться в клубе или в избе читальне. У них  будут общие интересы. И необходимость в сплетнях, отпадет. А перед каждым их собранием, я или кто то из комсомольцев,  прочтут людям лекцию по их же запросам.  Ознакомят народ с политической обстановкой в стране.
Как тебе такое? Уленька, я очень рассчитываю на твою помощь.  Мне кажется, что ты сможешь очень увлекательно проводить лекции».

 Невольно слушая Сашко, Ульяна все сильнее, увлекалась его идеей. Забыв про белье и про любопытную соседку, она во все глаза, смотрела на Бондаря, будто впервые видела.
О своей  несдержанности, сегодня у телятника,  она  уже успела пожалеть.
Ульяна давно простила Сашку, понимая, что он просто  приревновал ее к
Косых.
Права баба Паша, которая не раз говорила ей, что пропадет она,  со своей гордостью и упрямством.
Закинув на ветку последнюю вещичку сына, Уля присела на скамью  под навесом сарая.
Сашко,  не зная, куда деть опустевшую корзину, присел рядом с девушкой.

«Поставь ты корзинку  на землю. Чего ты в нее вцепился», - Уля забрала корзину из рук  улыбающегося Саши. – Чего ты смеешься? -  спросила Ульяна.
«Уленька,  мы снова на «ты». Ты не представляешь, как я счастлив». -  Сашко рассмеялся, невольно  распрямляя плечи. 
В этот момент, он сам себе показался выше ростом и  сильнее. От счастья и   тепла,  близко сидящей девушки, закружилась голова.
«И вправду, на «ты», -смутилась Ульяна. –А я и не заметила».

«Значит, «мир», Уля? Ты простила меня, дурня неотесанного? Сроду не думал, что так ревновать могу девушку. Совсем от любви, мозги набекрень съехали».
 - Сашко в порыве радости и еще чего-то,  распирающего грудь,  обеими руками, схватил ладонь Ульяны и прижал к губам.
С трудом освободив руку, Уля   торопливо поднялась со скамьи.
«Товарищ Бондарь, ведите себя достойно. Иначе, снова поссоримся». – непритворно сердито произнесла девушка.
Сашко не успел найтись с ответом. С улицы донесся голос Юрия Рогожина.
«Молодежь, в кино не опоздаем? Давайте, по скорому собирайтесь».

«Сейчас я, - откликнулась Ульяна, - только Василька  одену».
Девушка исчезла за дверью дома.
Саша,  снова злясь на свою несдержанность, направился за ворота. 
Вскоре к ним вышла Ульяна, держа за руку сынишку. Саша быстро взглянул на ноги мальчика и незаметно вздохнул. На ногах  ребенка красовалось что-то напоминающие  чуни.
Своеобразная обувь Василька, была видимо, пошита из остатков   рукава вязаной кофты.
«А ведь, на складе колхоза, наверняка имеется  необходимая обувь и прочие вещи. Если, конечно, Косых не все разворовал.
 Интересно, для кого  бережет председатель, все то барахло, что  еще моим отрядом, было конфисковано у высланных в Сибирь  кулаков. Это ж, лет восемь назад было. Вещи наверное, сгнили давно. Надо будет, поднять этот вопрос на общем собрании колхозников».
«Василек, давай мне руку. Мы с тобой мужчины. Пойдем впереди. Согласен?», - предложил ребенку Сашко.
Мальчик с готовностью протянул ему свою    ладошку с растопыренными пальчиками.
Но Ульяна, перехватив руку сына, вновь недовольно  принялась выговаривать  Саше:
«Александр,  мой кузнечик, он только мой сынок.. И за руку он будет ходить с мамой или бабушкой. К чему вы людей дразните? Чтобы снова сплетни  пошли. Я знаешь ли, не хочу заново переживать все эти разговоры.
Я всего лишь пару месяцев, как стала на людях появляться.  Вы вероятно, привыкли в городе, руки распускать. Забыли, что в станицах люди скромнее?»

Юрий прислушиваясь к выговору Ульяны, осмелился вступиться за поникшего товарища.
«Не слишком ли ты строга, Ульяна  Григорьевна? Что тут  плохого, если  Сашка возьмет за руку  ребенка?
Насколько помню, я не раз твоего кузнечика на руках из клуба нес, когда он засыпал на фильмах.»
«Юрий, ты чего себя с Бондарем равняешь. Ты женат. И твоя жена, всегда шла с тобой рядом. Кто же станет болтать о таком. А вот о нас с Сашкой сразу же такие сплетни поползут, что мне снова придется год носа из дома не высовывать»,  - в голосе Ульяны послышались близкие слезы.

«Не придется, Уленька, - твердо возразил  Саша.  -   Юрка завтра же, к тебе сватом придет от меня».
«Чего!? – воскликнула Уля,  непроизвольно останавливаясь на месте. – Саша, ты всерьез  добиваешься того, чтобы мы с тобой, навсегда поссорились?
Давай поговорим об этом, потом, наедине»
В клубе, Ульяна сразу же, отделившись от  ребят, пробралась между рядами   к группке доярок.
Сашко ничего не оставалось делать, как занять место рядом с другом и его женой, Марией.
Не смотря на захватывающий сюжет фильма, Сашко, почти не смотрел на экран.
Настроение Ульяны, менялось  по несколько раз за короткое время. То она была острее  крапивы, то на  миг оттаивала и казалась совсем близкой.
То она становилась злой и насмешливой. А то вдруг, грустной и слезливой.
Саша не понимал, как ему быть дальше. Почему она с  неизменным возмущением встречает все его разговоры о женитьбе.
Не любит? Но тот   её, секундный взгляд, полный радости и смущения, что удалось поймать ему сегодня у телятника, говорил ему совсем о другом.

 После окончания фильма, Ульяна поторопилась к выходу. Но уставший, пятилетний сын,  сдерживая порыв Ули,  тормозил ее желание убежать поскорее домой.
Маша, сжав локоть Сашко, шепнула:
 «Давай, посмелее. Василька на руки возьми. Он в это время засыпать начинает – И тут же она крикнула вслед уходящей подруге,   - Уля,  До завтра. Мы с Юркой к маме заглянуть решили. Так что нам сегодня, не по пути»
Саша решительно догнал Ульяну с ребенком. Василек хныкал, просясь к маме на ручки.
«Как тебе не стыдно, сынок. Ты же у меня кузнечик. Значит проворный, маленький попрыгун. У меня ручки устали. Иди ножками».
Некоторое время, Сашко,  не спеша шагал позади Ульяны с сыном, давая возможность,  односельчанам обогнать,   медленно передвигающихся мать с сыном.
Убедившись, что они остались в переулке одни, Сашко в три шага, догнал Ульяну.
Не говоря ни слова, он подхватил на руки Василька. Ребенок доверчиво прижался к груди Сашко и сразу же закрыл глаза, давая понять матери, что он спит. И идти ножками вовсе не намерен.
«Саша, зачем это все?» -  с тихой покорностью, устало спросила Ульяна.
«Уля, ты упряма, но при чем тут маленький ребенок? Позволь мне, хотя бы, позаботиться о нем».
Сашко  сам, внес уснувшего малыша в дом к бабушке Паше. Передав  малыша в руки заботливой Прасковье, Саша едва ли не силком, вывел Улю в ограду.
«Идем на нашу лавочку. Уже темно. И  там нас никто не увидит,  Ульяна.   Ты же свидетелей всегда боишься.  Мы наконец-то, должны поговорить серьезно».
Уля молча дала увести себя под навес, туда где они сидели сегодня до начала фильма.  Усадив Улю га скамью, Сашко присел рядом. Но не настолько близко, чтобы снова нарваться на выговор Ульяны.
-Уленька, прошу тебя, ответь мне  откровенно. Ты совсем не любишь меня? Или ты ненавидишь меня на столько, что сама мысль о замужестве, тебе противна.  Я более четырех лет, пытаюсь завоевать твое доверие и твое сердце.
Иногда, ты даешь мне крохотную, совсем призрачную надежду, но тут же, отнимаешь ее. А мне никто, кроме тебя не ужен. Я пытался забыть тебя. Но ничего не вышло.
Я прошу тебя, ответить мне прямо сейчас. Могу ли я надеяться на то, что ты когда ни будь, сможешь полюбить меня. Или мне стоит, снова уехать  куда угодно. Но теперь уж, навсегда. По другому, не получится.
Я не сумею жить рядом с тобой, зная,  что ты никогда не станешь моей.-
-Сашко  смолк. Ему показалось, что сидящая рядом Ульяна, тихонько всхлипнула.
Осторожно  повернув к себе ее лицо, он при свете поднимающейся луны, увидел, ее  блестящие от слез щеки. -
-Уленька, счастье мое, отчего ты плачешь?»
-
«Как  ты не понимаешь? Я боюсь… - тихо прошептала Ульяна
«Боишься? Но чего. Я скорее  сам умру, чем позволю хоть, кому-то, обидеть вас с Васильком».
«Боюсь .. Я всех боюсь. Ну как ты не поймешь? Я мужчин боюсь. Мне страшно…» - Ульяна уткнулась лицом в руки и  заплакала навзрыд.

И тут до Сашки, наконец-то, дошло.  Его бедная девочка, боялась    отношений  тех, что   существовали между любящими людьми. Однажды   смертельно напуганная   насильником, она до сих пор,  боялась стать полноценной женщиной.
«Маленькая ты моя,  - задыхаясь от нежности и сочувствия, прошептал он. - Я  все сделаю для того, чтобы ты, навсегда забыла о  том что произошло.    Завтра  пришлю Юрку свататься. Клянусь тебе всем святым, что  для меня существует, тебе никогда не придется бояться  того, что тебя страшит».


«Нет, Саша, только не завтра. Дай мне время, привыкнуть к тому что  мы жених и невеста. Я сама скажу тебе, когда осмелюсь на замужество.  Мне тоже, кроме тебя, никто не нужен»


К новой должности  Уполномоченного комиссара по общим вопросам станицы, Сашко приступил с энтузиазмом .
Не смотря на всю  серьезность должности, Бондарь  принялся за работу  с веселой легкостью, словно играючи.
После последнего разговора с Ульяной,  Сашко воспрянул, как молодой олень.
Для начала он решил поближе ознакомиться с бытом и  нуждами людей, которых хорошо знал. А знал он, практически, всех станичников.
День за днем, Бондарь обходил  дома  колхозников, знакомясь с их бытом, выслушивая жалобы и претензии.
Хорошо зная своего земляка, люди не боялись раскрывать перед ним свои сердца и  души.  Они высказывали ему то, чего никогда бы не осмелились высказать опальному Косых.

 Даже председателю колхоза, его подчиненные, не всегда осмеливались пожаловаться  на свой незавидный быт. Тем более, попросить что-то для себя, решался далеко не каждый житель станицы.
Но Сашко,  видимо, имел какое-то, располагающее к себе, влияние на людей.
И перед ним, как перед церковным священником,  колхозники раскрывали свои тайны и высказывали пожелания.
Большинство станичников, были недовольны  мизерной оплатой трудодней.
Прошедший год, был достаточно урожайным. Но зерна на трудодень, выдавалось так же, ничтожно мало, как и в годы недорода и голода.
Саша утешал людей, как мог. Он  рассказывал им о положении дел в Поволжье и на всем Урале. Там все еще свирепствовал голод.
«Потерпите  дорогие земляки. Годик-второй, и   все наладится.  Никто отныне, и я в том числе, не станет принуждать вас, сокращать домашнее хозяйство. Никто не станет чинить препятствий, в вашей торговле домашними продуктами.  Даю вам слово, что в этом году, после сбора урожая, буду отстаивать  права своих колхозников. Чтобы каждому выдавалось зерна, с учетом детей и ваших стариков».
После таких разговоров, Сашко со стыдом,Ж вспоминал свою юношескую мечту, «объединить город с деревней».   Он сам свел со своего двора всю скотину. И мечтал, чтобы так же поступили все колхозники.
Но прожив два года в городе на государственной оплате труда, он понял, что город и деревня, никогда не смогут жить в одинаковых условиях.   Колхозники почти не видели «живых» денег.
А детей в сельских семьях, рождалось не в пример больше, чем в городских.
И только за счет торговли  излишками    от своих личных хозяйств, крестьянин мог одеть  обуть своих домочадцев.

В молодой Советской стране, вершились небывалые  события. Полным ходом шло строительство знаменитой «Магнитки». Строился Беломоро Балтийский канал.  Во многих районах вершилась электрификация   сел и деревень.  И на все это нужны были огромные средства.
Сашко, как можно доходчивее, разъяснял людям насколько необходимы стране  все те мероприятия, что наметила Партия и Правительство  СССР.
«Вот  поднимемся немного, построим новые заводы и фабрики.  Обеспечим наших детей и себя, всем необходимым для жизни. А пока, дорогие земляки, придется делиться нам  с рабочими, и хлебом и прочим колхозным продуктом. 
От того, на трудодень, маловато выдают нам зерна.  И лавки наши пусты от того, что фабрик мало. Все будет со временем. Помяните мое слово. Страна Советов, станет самой богатой во всем мире. И люди Советские, жить будут лучше всех буржуев».
Сашко искренне верил в свои слова. И умел зарядить этой верой, своих земляков.
С  председателем колхоза Мироном Будейко, у Бондаря  так же, состоялся серьезный разговор.
Сашко потребовал у товарища председателя, отчета о наличие реквизированных вещей , тех, что изымались у  ссыльных семей кулаков и прочего «подозрительного элемента».

«Не знаю я ничего, - заявил Будейко. – бывший уполномоченный  забрал у меня ключи от склада, по предписанию из районного Партотдела.  После того, как  Косых отозвали, склад стоит опечатанным.  Ты бы товарищ Бондарь, съездил в район. Пусть товарищи из Партотдела, приедут и снимут печать».
В тот же день, Сашко позвонил в районное отделение Партийной организации.  Но и там ему ничего вразумительного, ответить не смогли.   Осужденный за превышение служебных полномочий, дядя  Косых Ивана Герасимовича,  как говорится, «спрятал все концы в воду».
Секретарь Парторганизации, с которым  беседовал По телефону Сашко, предложил Бондарю, вскрыть склад в присутствии председателя колхоза и парторга Юрия Рогожина.
«Не забудьте составить акт  о наличие вещей на складе. А так же, об их состоянии. Да раздайте, наконец нуждающимся людям те тряпки- портянки. А то, разговору я смотрю, больше, чем добра в вашем складе. Не думаю, что после  того, как там похозяйничал Косых, что ни будь стоящее осталось. А гражданин Косых,  получил   хороший  срок, за все свои преступления. И авансом за разворовывание вещей с вашего склада».
Когда Сашко, в присутствии Юрия  и Мирона Степановича, вскрыл склад, глазам его, предстала неутешительная картина.
Большая часть кулацкого добра, бесследно исчезла со склада.  Причем пропали самые лучшие вещи. Новые овчинные полушубки,  добротные валенки и предметы домашней утвари. Исчезли пуховые шали и прочие вещи ручной работы.
«Товарищ» Косых,  успел  поработать здесь на славу.
Сашко снял с гвоздя вбитого в стену, потертый женский полушубок. Повертев его в руках, предложил отдать его  той самой многодетной вдове, до которой так и не дошел обещанный ей пуховый платок.
«Я так думаю, товарищи. Давайте вначале, перепишем все что тут есть. Составим акт. Распишемся. А потом, пригласим сюда самых нуждающихся.
Пусть вдовы, да многодетные матери, разберут эти обноски. У многих и такого нет. 
Ни к чему награждать обносками передовых колхозников. Просмеют нас на всю Ставропольщину.  – Обернувшись к Будейко,  Сашко сердито добавил.
 -Не пойму я товарищ председатель, почему вы, еще до назначения Косых, не раздали вещи колхозникам? Для кого хранили? Для крыс или может быть, для собственного пользования?»
«Ты , Бондарь, говори, да меру знай,    – заорал взбешенный Мирон Степанович. –Для  передовиков  производства, я хранил эти вещи».
«Эти вещи, я сдал на склад, лет семь – восемь назад,
- тут же ответил Сашко. Глаза его непримиримо смотрели в  лицо председателя.   
- На моей памяти, только два полушубка были выданы передовым колхозникам.  А вот ваша супруга,   ходит в той шали, что я лично изъял у попадьи. У  попадьи шесть таких платков было. Я ей с дочками по одному оставил. А два платка забрал. И валенки белые тоже на ногах вашей Марии Ильиничны, я лично видел.
Что мы с вами делать будем, решим на общем собрании колхозников. А пока перепишем то что осталось».
Перебирая и описывая вещи, Сашко  понял, что ничего для своего «кузнечика», он отсюда не возьмет. Не потому, что  не нашлось бы подходящей детской обуви. Путь даже, поношенной. 
Саша не хотел, чтобы даже тень  чьего то, недовольного взгляда или тайной мысли, не упала на его  честное имя.
«Лучше попрошу  Петра Моисеевича, чтобы сшил Васильку сандалии на лето. А валенки, я сам ему  изготовлю».
Петр Моисеевич Левчук, был местным сапожником, причем, достаточно умелым.

Приглашенные на склад, многодетные матери и вдовы бойцов, погибших за дело Революции, достаточно мирно поделили меж собой, остатки  барской «роскоши». 
 
Поздно вечером, когда большинство станичников, укладывались на  ночной отдых, в дом Саши,  пожаловали гости.
Пришли Юрий с Марией. По их, не очень приветливым лицам, Сашко понял, что гости явились, вовсе не «в гости».
«Пойдем, товарищ комиссар, прогуляемся. Нечего тетке Полине, мешать нашими разговорами», - позвал  Сашу Рогожин.
Догадываясь о чем пойдет разговор, Сашко с готовностью, накинул на плечи свою потертую «кожанку».
Он только что  явился со свидания  со своей любимой . Портить радужное настроение,  разборками с комсоргом, ему очень не хотелось.  Но понимая, о чем пойдет разговор, Сашко  решил прояснить до конца, наметившуюся ситуацию.
Все трое вышли за ворота и не сговариваясь, отправились к реке, поблескивающей под светом далеких звезд.
«Не слишком ли ты, товарищ комиссар, резко за дела взялся? – хмуро осведомился Юрий.
«Ты о председателе? О его преступном присвоении дорогих вещей? – усмехнулся Саша. – Нет, товарищ комсорг, не слишком резво, как ты изволил выразиться.   Ты, я, пред колхоза, любой комсомолец, все мы должны быть примером для  малограмотных станичников.
 Своими поступками, мы либо поднимаем значимость Советского человека, в глазах не совсем сознательных людей. Либо позорим честь комсомольца и других партийцев. 
Председатель колхоза совершил очень нехороший поступок. Можно сказать, - преступление. Или ты не понимаешь, что люди не дураки.
И не я первым заметил поповский платок на голове тетки Марьи. Мне   доярка сказала. Та  самая, у которой семеро по лавкам. А в доме куснуть нечего. И ходит эта передовая труженица, в драном  платке.  И галошах, с соломенной подстилкой.  А у председательской жены, и без того, есть во что нарядиться».
«Прекрати, Сашка. Я бывал не раз в доме  Будейко. Не на много он богаче простого колхозника. Мирон Степанович с женой, оба работают на износ. И детей у них четверо. Ничего страшного не произошло, что он своей жене, тот платок принес». – Юра откровенно злился и не скрывал этого.
«Ну хорошо. Пусть он принес ей кулацкую вещь. Вопрос в другом.
 Почему он столько лет, хранил   все эти платки, валенки, зипуны в складе, а не раздал нуждающимся?. Если бы он   это сделал сразу, никто бы не стал возражать против того ,поповского платка и валенок, что он своей Марии подарил.
А ты, комсорг, тоже хорош. Почему позволил Косых разворовать чужое добро?»

«Не вали с больной головы на здоровую! – Юра не сдержавшись, тряхнул Бондаря за ворот.- Ты, пока сам комсоргом был, почему не  предъявил председателю претензий, по поводу этого барахла? Почему не вынес на обсуждение общего собрания, чтобы раздать все нуждающимся?»
«Да я вообще-то, говорил ему. И не раз, - Сашко чувствуя собственную вину, притушил  голос. - Я конечно, не меньше тебя виноват. Не настоял как надо было. Поверил Будейко. Он ведь, постоянно обещал, то к празднику Октября, то к концу уборки, заняться этой проблемой».
«Короче так, товарищ уполномоченный.  Не настраивай против себя народ.
Добьешься ты увольнения Будейко. А дальше что? Пришлют очередного Косых.
По нашим временам председателя, под суд отдать могут. А у него детей четверо. И как руководитель он, очень даже не плох.
У меня предложение есть на эту тему. Надо поговорить с Будейко наедине.
Пусть тетка Марья, сама платок свяжет и той самой доярке  подарит. А мы с Марией, козьего пуха ей дадим. Маше мать на шаль дала. Но мы с ней посоветовались и решили, что Мирона Степановича, спасать надо.
Но выговор ему, устный, мы конечно сделаем».
«Он и без твоих выговоров, чернее ночи со склада ушел, - подала голос, молчавшая до сего момента, Маша.
 – Я сама  утрясу  этот  вопрос. Вы же у нас, идейные до печенок. Особенно наш товарищ Бондарь.  Только ты не забывай, Сашко, что  среди людей живешь. А не с ангелами пир правишь. А люди, они все не без греха».

«Ну что ж, Мария, ты второе лицо в комсомоле нашей станицы, после Юрки. Тебе и знамя в руки. И мне спокойнее будет. Думаете мне приятно   с председателем отношения выяснять?» - согласился с предложением Маши, Бондарь.
 Ему тоже, не очень приятно было бы, поднимать вопрос о недостойном поступке председателя колхоза. Тем более, выносить этот вопрос, на всеобщее обсуждение.
Года три назад, он сделал бы это, не задумываясь. Но жизнь  внесла свои поправки в слишком «идейную» голову товарища Бондаря.
В  последнее время,  голова Сашко, была до предела, занята одним вопросам: «Когда же, наконец, Ульяна даст «добро» на  их  свадьбу».

Никаких  разборок на  тему  председательского проступка,, в станице не вылезло. И это радовало всех участников неприятного инцидента.
Мария Ильинична, жена Будейко, с пониманием отнеслась к ситуации. За несколько вечеров, она связала новый платок из подаренного ей Машей козьего пуха.
И пусть он оказался не таким большим и качественным, как шаль попадьи, многодетная доярка обрадовалась подарку, до слез.
А Сашко, между тем, продолжал вводить новшества в станице. При  умелом содействии заведующей клубом, он организовал   в станице «Общество любителей плетения  из лозы.  и вязания на спицах».
Новшество пришлось по душе очень многим станичницам.
Два раза в неделю, женщины всех возрастов, приодевшись  в лучшие   свои  наряды, спешили в клуб.
Уроки по плетению корзин и прочих изделий, вела Ульяна.  Девушка  сумела перенять мастерство покойного деда Семена, гораздо лучше, чем многие другие «корзинщики».
Новая добровольная обязанность, пришлась Ульяне, очень даже по вкусу.
Не совсем конечно добровольно, она согласилась заниматься  «учительством» по плетению. Но Сашко сумел уговорить девушку.
И Уля, вскоре, поняла, как сильно не хватало ей, чего либо, подобного.
Оказавшись на виду   своих «учеников», Ульяна поняла, что все эти годы, ей очень сильно не хватало общения с людьми.
Частое пребывание в обществе многих станичников, придали девушке смелости . Она наконец, сумела полностью избавиться от страха быть высмеянной, непонятой или не заслуженно обиженной.
Подобные мероприятия, обобщали людей, делали их более открытыми и дружными.
Сашко, сам того не замечая, невольно выполнял главную задачу  поставленную перед Советским обществом.  Взращивать и развивать в каждом советском человеке, чувства коллективизма,  дружбы и взаимопомощи.
Станичники,  по немного, выбирались из своих «нор». 

А Сашко, между тем, каждый вечер, спешил к дому своей любимой.  Люди давно уже поняли, что в станице стоит ждать новой свадьбы.
Недовольные разговоры на эту тему, типа:
- «Надо же!? Да за такого парня любая бы бегом побежала. Не мог себе без прицепа найти?  Чем ему новая Завклубом не невеста?», - быстро сошли на «нет».
 Видимо, от того, что большинство станичников, наконец-то, рассмотрели истинную сущность  Ульяны. А рассмотрев,  всей душой полюбили девушку. Ульяна, после шести лет проживания в Погорелом, была окончательно принята в общество односельчан, как своя,  уважаемая  станичница.

Дольше всех остальных, с выбором сына, не могла смириться его мать. Полина Афанасьевна, ничего против Ульяны не имела. Но только в том случае, если бы она  собиралась замуж не за ее ненаглядного сыночка.
Женщине  очень уж не хотелось, чтобы ее Сашко женился на девушке с
«прицепом».  Какие бы добрые слухи не ходили об Ульяне, мать Саши,  все еще надеялась, что ее одурманенный любовью сынок, одумается.

«Что бы люди не говорили, но не пара ему Улька,  - вздыхала Полина, жалуясь подруге Лукерье Ощепковой, на  свою беду. – Парень мой высоко взлетел, а  Ульяне на роду написано, у самой земли ползать.  Сашко бы, Татьяна  подошла, заведующая клубом».
«И не говори, кума. Мой Колька,   стал  совсем дурачОк  дурачком, из-за этой Ульки лупоглазой. Отец его и вожжами охаживал, и по доброму говорил с сыном. Но тому все, ни по чем.  «Люблю Ульку» - и все тут.
Я  уж рада была  бы, с ее  пацаненком смириться, ради Коленьки.
Все равно, он большую часть времени, у косой ведьмы бы торчал. Но куда там!  Высоко взлетела птичка. Простой парнишка ей не нужен. Ей комиссара подавай».
 
Полина   пыталась несколько раз, разубедить сына  жениться на Ульяне.  Но Саша либо уходил из дома, стоило матери завести разговор на подобную тему.
Либо он, не очень вежливо обрывал Полину, грозя той уйти в примаки, в дом бабки Прасковьи.
Уйти  станичному казаку в дом невесты, грозило  едва ли не позором для всей семьи жениха.

Как-то после подобной ссоры с матерью, Сашко  пришел  в дом бабы Паши.
Над станицей  стояла полная темнота. Ульяна, расцветая навстречу жениху, быстро накинула  на плечи теплый платок бабы Паши. Приближался сентябрь. По вечерам бывало уже, достаточно прохладно.
Молодые люди вышли во двор и спрятавшись от посторонних глаз , устроились на своей излюбленной скамье, под навесом, у стены сарая.
Ульяна совсем недавно, позволила Сашко, впервые поцеловать себя, по настоящему. И с того вечера, ей приходилось возвращаться в дом, с припухшими, от страстных поцелуев, губами.
Прижимая к себе девушку, Сашко, тем не менее, никак не мог избавиться от  неприятного осадка, вызванного очередными нападками матери на его любимую.

«Уленька, а в каком состоянии дом деда Семена?» - спросил он у девушки.

«В нормальном состоянии. Мы с бабушкой,   порядок в нем поддерживаем.
И баню дедову топим для себя.  А почему тебя  интересует дом деда? Или ты хочешь, чтобы мы в нем поселились? После свадьбы, разумеется? - Уля чувствительно шлепнула ладонью по «заблудившейся» руке Сашки, легонько трогающей ее крепкую грудь.
. –Не лезь куда не надо. А то, еще получишь,   -  сердито предупредила девушка».

«Жадина ты, Уленька. Ну погоди, женюсь, за все мои мучения отомщу, -шутливо отозвался,  немного обиженный жених.
- Я вот что думаю. После свадьбы, нам отдельно от наших родных, надо жить. Сейчас так многие делают.
Это раньше, несколько семей, в одной куче жили.  Мало кто сразу же, своим домом от родителей, отделялся. Думаю, обратиться к председателю. И в Районном  Исполкоме счастья попытать. Надо бы кирпича достать. Да пока тепло, расширить мазанку деда.
Я уже прикидывал, как это лучше сделать. По вечерам, всей комсомольской ячейкой, дедов дом  расширим и утеплим. Вот у нас с тобой и жилье будет».

«Сашка, мы с тобой мыслим одинаково. Я сама об этом же думала. Но не решалась предложить тебе такой вариант», - обрадовалась Уля.

Бондарю пришлось попотеть  не на шутку, чтобы «выбить» для себя, достаточное количество необходимого строительного   материала.
Впервые, выпрашивая какие-то блага лично для себя, парень краснел и смущался в кабинетах начальства.   Его косноязычность  не добавляла ему решительности. И пока за дело не взялся сам председатель колхоза, Сашко практически, ничего не смог  добиться.
Лес в тех краях был едва ли, не на вес золото. А кирпичный завод, пока единственный на несколько районов, работал на пределе мощности

«Где-то, ты сокол, товарищ уполномоченный, - смеялся Будейко. – Но если что-то попросить для личных целей, то в воробья превращаешься.  Скромность , качество прекрасное. Но во всем надо знать меру. Так же и в скромности».

«А ведь я, чуть было не отдал его под суд,  - с раскаянием подумал Сашко. –Хорошо, что Юрка вмешался. Хотя.. я  и  сам бы, не стал делать такой гадости своему председателю. Но, он-то, мог думать по другому. Надо прекращать  с этой, чрезмерной идейностью. Вон в газетах, сколько о «перегибах» пишут. И я таким же «перегибщиком» был.
Люди только начали в справедливость Советской власти верить. А такие  слишком  принципиальные, как я, любого могут оттолкнуть».

После окончания уборочной страды, Будейко  дал колхозникам, трехдневный выходной.
Когда утром выходного дня, Сашко увидел, едва ли нем половину станичников, у своего будущего жилья, он не смог сдержать слез.  Люди пришли на помощь своему уполномоченному со своими лопатами и мастерками.
Старый атаман  станицы, привычно взял на себя командование строительством. С песнями и шутками, станичники приступили к работе.
К концу второго дня, старая мазанка покойного корзинщика, превратилась   в добротный дом сложенный из  глиняных, обожженных кирпичей местного производства.
Будущим молодоженам,  оставалось обмазать стены глиной и побелить.
Сашков с поклоном пригласил всех помощников в помещение избы читальни, где для них, был уже накрыт  вполне приличный стол.
Полина Афанасьевна, не смотря на глубокую обиду на сына, не пожелала осрамиться перед односельчанами.
 Вдвоем с бабкой Прасковьей, она  приготовили угощение для   тех, кто не считаясь со временем, отремонтировал дом деда Семена, приспособив его под достойное жилье для будущих молодоженов.
Не так то просто, в полуголодное время, было приготовить достойное угощение для трех десятков человек.
Выручил обильный урожай с собственных огородов.

Девятнадцатую годовщину  Великого Октября,  в Погорелово, встречали с большим размахом.
Еще бы! Наконец-то, сегодня, женится их засидевшийся в женихах,  Сашко Бондарь.
С утра, под звуки   советских песен и  поздравлений, под крики «Ура»  и «Да здравствует…», все кто мог передвигаться,  маршем прошли по всем  четырем, длинным улицам станицы, протянувшейся вдоль Кубани.

После нестройного, но веселого шествия,  жители станицы,  стояли у клуба, под влажным ветром , слушая приветственные речи членов Советского Правительства, несущиеся  из хриплого динамика.
Сашко, вместе со своей прекрасной невестой и будущим сыном, находились в самой гуще односельчан.

«Кузнечик» то и дело выставлял вперед то одну, то другую ножку, обутую в настоящие, брезентовые сапожки. Аккуратные  , начищенные  специальной ваксой, они приводили в восторг   маленького  «воображалу».
Именно так, с завистью,  обозвали его  знакомые мальчишки.
Василька распирала гордость и детская важность.  Ребенку было чем гордиться. Дядя Саша, подаривший ему  новенькие сапожки, недавно объявил, что Василек, оказывается, его сын!

Одно удивляло шестилетнего мальчика, почему же, дядя Саша, молчал об этом раньше?
Но ребенку не хотелось омрачать  собственное, огромное счастье, такими грустными вопросами.
И он, постарался побыстрее забыть об этом.
После торжественной части, люди  дружно кинулись в клуб, занимать места на скамьях.
И хотя жениху с невестой, надо было помогать  родственникам, готовить свадебные столы, они вместе с односельчанами, отправились в клуб. Молодые люди не могли поступить по другому. Они оба принимали участие в    концерте, подготовленном местной, художественной группой.
По иронии судьбы, Сашко сам должен был,  выписать  себе с невестой, свидетельство о браке.
Это было его прямой, рабочей обязанностью.
Заявление на вступление в брак, они с Ульяной, написали еще  месяц назад.


А в просторной избе читальне, в это время, в поте лица, трудилось несколько женщин. Руководила подготовкой к свадьбе, Полина Афанасьевна.
До последнего часа,  мать жениха, тайно надеялась, что ее непутевый сын, образумится.  Но надо отдать должное  Полине. Она ни взглядом, ни словом, не дала понять своим сегодняшним помощницам, что не довольна выбором  единственного сына.
Дочерей она не брала в расчет.  Ибо испокон веков известно, что дочь, это чужой ребенок в семье. Сколько не расти, не лелей дочерей, а  угождать по жизни, они будут  своим  мужьям и их родителям.

Но сын , надежда и опора  матери, «обманул ее доверие», дважды. Он женился не на той, кого присмотрела ему родительница. И кроме того, Сашка не собирался привести  в дом Полины, покорную сноху. 
Полина мысленно ,уже было свыклась с тем, что в ее   доме, опустевшем после замужества дочерей, будет жить Ульяна со своим  сыном. Что ни говори, но девушка она была  уважительная и работящая. И Полина Афанасьевна, надеялась, под старость лет, перегрузить все свои домашние хлопоты, на плечи покорной снохи.

Так оно было с начала сотворения мира. Так оно и должно было оставаться.
Но сын «убил» мать  известием  о том, что жить он собирается в доме деда Семена  своей, отдельной семьей.
Вспоминая об этом, Полина, с трудом, сдерживала слезы обиды и ревности.
 Но обида обидой, а свадьбу сыну, надо сделать достойной его должности., 
Иначе,   пересудов, не оберешься.

Пришлось пустить под нож, единственного поросенка. Хорошо хоть, что сын, после возвращения из города, перестал досаждать матери, требуя свести всю скотинку, на колхозный двор.
В счет будущего расчета по трудодням, председатель выделил для свадьбы,  мешок настоящей, пшеничной муки.
Выпечкой занималась Прасковья.
Не смотря на то, что прожила всю жизнь одна, она  умела и любила печь. И не только привычные хлеба.  Все бабушке давалось легко и красиво.  Так же красиво, как ее доброе сердце.
Открытые и закрытые пироги с различными начинками. Сдоба разнообразная по форме и вкусам, особенно хорошо удавалась добрейшей  бабушке.
Всю свою жизнь, Прасковья пекла для  больших торжеств, в домах зажиточных станичников. 
Не было случаев, чтобы Прасковью обманывали при расчетах, даже самые скупые хозяева.
Люди, попросту, боялись попасть в немилость «косой ведьмы».
 Ее статус «ведьмы» крепко держался среди суеверных станичников, до сих пор.
С ней рассчитывались, ее же  выпечкой. Иногда, подобревшие хозяйки, преподносили Прасковье, что либо, из своей одежды или обуви.
Заработанные ею сарафаны и блузки, годами лежали в сундуке, пересыпанные нафталином.  Не перед кем, было щеголять Прасковье, в  не очень новых, «обновках».

Многое из того, что ей удалось заработать  выпечкой, пригодилось сейчас, ее нежданной, негаданной внученьке Ульяне.

Пекла Прасковья в печи своей маленькой мазанки.
К своей печке она привыкла. Знала все ее неожиданности и капризы.
От помощников, Прасковья предусмотрительно отказалась. Она не любила  лишних людей, на своей кухне.
«Вот и дождалась ты своего,  законного счастья, детонька моя,   -  смахивая слезы, шептала бабушка. -  Страдалица моя . Слава Богу нашему единому. Узрел  он твои страдания, оценил твою кротость и долготерпение. Послал Господь тебе, Уленька, заслуженное счастье.
 Лучше Сашки нашего, не найти жениха  во всей станице.   А я уж, помолюсь за то, чтобы не сглазили тебя, люди недобрые. Чтобы не порушили счастья вашего  законного».

Прасковья посадила в печь очередной  протвинь  с  пышными шаньгами.  С трудом распрямив затекшую спину, баба Паша присела к окну.
Обновленный дом деда Семена,  был хорошо виден из ее кухонного окна. Они  с Ульяной, только вчера, закончили побелку наружных стен дома. 
Как хорошо – то,  - улыбнулась сквозь слезы Прасковья. – Внученька рядышком жить будет. Кузнечик  мой, не забудет, поди бабку свою. –Баба Паша перевела глаза на иконы.  Не вставая с лавки,  она прилежно перекрестилась, глядя в потемневший лик Богородицы.
-Матушка  Богородица, услышала ты меня, сирую.  Послала счастье девоньке моей . Пресвятая Дева Непорочная, прошу тебя  с  плачем  благодарственным, дай им  счастья. Они его заслужили.  Пошли и мне толику здоровья, от щедрот твоих.
Очень уж хочется, кузнечика моего поднять. Да на других деток Уленьки, порадоваться». -  Прасковья поднявшись с лавки, низко поклонилась иконам.

Приближался вечер. Пора было накрывать свадебные столы.
После  вечерних работ  в колхозе и по дому, люди дружно потянулись к избе читальне.
 Бывший уполномоченный Косых, очень удобно перепланировал внутренний интерьер читальни. Старался он, естественно, для себя любимого.
Большую часть помещения, он отгородил под личное жилье, отделив его от общего помещения,  глухой стеной  и отдельным входом.
 Заняв место опального Косых, Сашко  отвел под рабочее помещение, меньшую часть здания. 
Бывшее очень удобное жилище Косых, Саша планировал, со временем, отдать под плотницкую мастерскую.
Но пока, помещение стояло свободным.   И в нем, решено было провести  свадьбу.
Добровольные помощники, заранее перенесли сюда несколько столов и длинных скамеек из помещения клуба.

Солнце достаточно низко склонилось к горизонту, когда на пороге   свадебного помещения, появились первые гости.
Каким бы торжественным не намечалось событие, но  крестьяне предпочли, в первую очередь,  обиходить  бессловесную скотинку кормилицу.  Свою и колхозную..

У порога гостей встречали жених с невестой. Полина Афанасьевна с бабой Пашей торопливо довершали убранство столов.
Сашко, заранее запретил матери всякого рода  благословления с иконами и прочие «поповские штучки».
«Забудь все свои пережитки прошлого. Мы комсомольцы и свадьбу будем справлять по новому», - заявил он Полине, не желая замечать, как сильно он обижает мать.
Ульяне тоже, не очень понравилось  такое категоричное заявление жениха.
Девушка не против была бы обвенчаться в церкви, как венчались ее родители и родители ее родителей.

Но об этом, не возникало даже речи.  Сашко со своими принципами, скорее всего, мог бы отказаться от свадьбы, чем от чести комсомольца.
 Ульяна    доверяя Сашко во всем, постаралась сразу же подавить в себе любые обиды на Сашу.
Она не задумываясь, поддержала Сашу, отказавшись от  свадебного наряда, предложенного ей, матерью Саши.

Более тридцати лет,  свадебное убранство самой Полины, пролежало на дне ее сундука.  Длинная , некогда белая,  льняная рубаха и расшитый  узорами,  фартук. За многие годы,  льняная ткань, потемнела превратившись в грязно желтую.
 Сашко, увидев то, что предлагает собственная мать одеть его невесте на свадьбу,  рассердился не на шутку.
«Ты ей еще мешок рогожный предложи. Он пожалуй ,  лучше смотреться будет, чем эта рубаха в пятнах. – увидев в руках матери  венчик из бумажных цветов, покрытых воском, Саша  рассмеялся.- Мама, я женюсь! Понимаешь? Но не на похороны собираюсь пойти. Убери свой венок  подальше. У моей невесты, свои волосы лучше любого венца».
«Так не положено же, невесте, простоволосой быть,- робко возразила обиженная Полина.-
Не по христиански это. Люди что скажут?»
«Мать, мне все равно, что скажут наши сплетники. Но знай, что любой  Советский гражданин, будь он хоть немного  зрячим,  глядя на твой венок  подумает, что не на свадьбу попал, а на древние похороны.

Молодой неосознанный эгоизм, мешал сыну увидеть и понять обиду матери, для которой этот восковой венчик, был самым дорогим воспоминанием о собственной свадьбе.
 

Не она, и даже, не он, были виноваты в отвержении старых обрядов и традиций.
В развитии Государства Российского, пришел новый век. А с ним новый строй, несущий с собой новые законы, новые традиции и порядки.
 Ведь не даром,  из каждого репродуктора, ежедневно звучало:
 «Отречемся от старого мира. Отряхнем его прах с наших ног».

Несколько дней, баба Паша шила для невесты,  свадебный наряд из самой драгоценной своей ткани, что берегла для самого особого случая. 

Ульяна встречала гостей в    розовом   сарафане из тонкого  сатина.  Бежевая, прокипяченная в нескольких водах,  ее самая нарядная  блузка, превратилась почти в белоснежную. Красивые темно русые косы невесты, Мария Рогожина уложила в высокую по истине, королевскую корону.
Щеки невесты пылали естественным румянцем.  Медово карие глаза, излучали  смущение, сквозь которое пробивалось огромное счастье.
И этот свет, струившийся из глаз девушки, украшал ее,  выгоднее любых драгоценных самоцветов.

  Сашко, до сих пор не веривший в реальность происходящего, ничего не замечал вокруг. Ничего и никого, кроме своей, невыразимо прекрасной невесты.
В кармане его пиджака, лежало Свидетельство  о Браке Бондаря Александра Даниловича и Кузнецовой Елены Григорьевны. Елена давно превратилась в Ульяну, сама не замечая этого. Она  до сих пор, не могла забыть свою маму.
Девушка, навсегда, слилась с ней сердцем и душой,   назвавшись  именем  своей матери..

Василек, на правах  почти главного  хозяина, сновал меж взрослыми людьми, смело демонстрируя всем, свои новенькие  аккуратные валенки, подаренные папой.  Ему очень хотелось показать всем этим дядям и тетям, еще и новый кожушок, пошитый бабой Пашей, но в помещении было жарко.
А потом произошло что-то, очень не понравившееся Васильку.
Баба Паша, поздравила его папу с мамой с каким то браком. И зачем-то принялась плакать.
Василек протиснулся к бабушке, пробираясь через чьи-то ноги и руки.
«Бабуня, не плачь.  Я не люблю когда ты плачешь»,- шмыгая носом   прокричал он ей, дергая за руку.
«Ах ты, Господи, - заохала бабушка.- Про кузнечика своего, я  совсем забыла. Нечего тебе здесь среди взрослых толкаться.
 Собирай ,  Васенька, всю такую же мелочь, как ты сам. Да пойдемте в мою хатку. Я вам там, сладеньких пирогов с яблочками припрятала. И студня бараньего».
«Бабаня… - заныл   «кузнечик, - Я с папой  и мамой хочу  остаться. Нам и тут пирогов хватит».
Но Прасковья, поддерживаемая матерями других ребятишек,  оставалась неумолимой.
И вскоре хнычущая стайка детишек, нехотя тащилась по темной улице, подгоняемая  окриками неугомонной бабушки.
На свадебное торжество любимой внучки, Прасковья вернулась лишь  надежно усыпив детвору, объевшуюся сытными пирогами.

Далеко за полночь, Прасковья с Полиной, проводили молодых к дому деда Семена.
Там их ждала тепло натопленная печь и широкая лежанка, покрытая периной,  набитой утиным пером. 
В крестьянских селах ни одна семья, никогда не выбрасывала ни одного перышка птицы.  Многие собирали по берегам рек и озер,  потерянный птицей пух. 
Выдать дочь замуж,  не снабдив ее хорошей периной, считалось недостойным.
Баба Паша, не успевшая приготовить перину для сироты внученьки, принесла  в ее новое жилье, свою старую перину.
«На овечьих шкурах посплю. У меня их много скопилось за все жизнь», - решила старушка.

Но перед этим, она тайком от Ульяны, пошила для перины, новую наволочку из ткани, переданной ей Полиной Афанасьевной.
Таким образом, обе женщины, не имея на приданное своим детям, лишней перины, вышли из затруднительного положения.
«Выходит Полина, мы с тобой отныне, как бы, сватьи!  - констатировала баба Паша,  на обратном пути . -

Внуков вместе нянькать будем.  Кузнечик – то, он только мой. Едва ли  он тебя признает. Хмурая ты больно, сватьюшка»,- с едва скрываемой обидой, добавила Прасковья.
«С чего это, я хмурая? Обыкновенная.  Ульяна мне нравится, врать не стану. И против мальчонки я ничего не имею против.
Но душой юлить я не привыкла, Параша.  Женись сын на девушке, а не на бабе с дитем, мне было бы, куда приятней. И перед людьми, выглядела бы я куда как выгоднее.   Неизвестно еще, каких кровей, Улькин приблудок",   -Все сильнее распаляясь, выкрикнула Полина..

«А Уля и есть девушка.  Не вини девицу, если ее насильно бабой сделали.  Она девицей все равно останется. У тебя самой две дочери, Полька. И как язык ворочается, так сноху свою называть. Ведь Санька твой, в моей  внученьке, души не чает.
 А  Васеньку я вместе с повитухой, сама на руки приняла. Кем бы ни был его отец,  кузнечик мой – дитя Господне. Сиротинка он, ангельская душа.
Не сватья ты мне, вот и весь сказ. Сашке я конечно, ничего не скажу. Но сама  запомню. И кузнечика своего,  не стану к тебе отпускать.  Змея ты в душе, Полина.   Провожай сама гостей. И столы с дочерьми, сама прибирай. А я устала. Пойду домой,  к кузнечику своему. И соседских детишек у меня четверо ночуют».
Развернувшись, Прасковья, глотая слезы обиды за свою Уленьку, побрела  к своему домишко.
Полина несколько минут, стояла посреди темной улицы. Вспышка   неожиданного гнева, медленно уходила из ее сердца, сменяясь стыдом и привычным уже, раскаянием.

Не впервые, с ней случались подобные вспышки.  С молодости Полина была такой. Не помня себя, могла накричать на мужа или детей. Могла    сцепиться с соседкой. Вспышки ярости в ней, бывали бурными, но  быстро  проходили.
«Что за дура! Снова не сдержалась. Выдала ведьме  всю дурь свою. А как Сашке расскажет, змея косоглазая? Совсем сын от дома отобьется».
Охая и шепотом проклиная свою несдержанность, Полина побрела «догуливать» свадьбу с самыми крепкими станичниками,  что до самого утра не покинули помещение читальни.

«Уленька, счастье мое. Ты снова дерешься? Но я,  твой законный муж. Не бойся, любимая. Я никогда в жизни не обижу тебя, не сделаю больно. Ты плачешь? Не надо, не рви мне сердце.
Мы будем жить с тобой, очень долго и счастливо. Нас не возьмет старость. Она просто, сбежит от нас, испугавшись нашего счастья.
О оо! Ты смеёшься? Смейся еще, моя птичка . Улька, я сейчас с ума сойду от счастья! Не веришь?»

«Ты  так говоришь красиво. Наверное опыт большой имеешь. В городе  научился такие слова говорить?» - Уля все еще удерживала край покрывала у груди, сопротивляясь попыткам Саши, обнажить ее тело.

«Какой опыт? Уленька, ты меня обижаешь. Ты первая и последняя в мире девушка, которой я говорю такое. Я и сам не знаю, откуда берутся во мне эти слова. Наверное любовь говорит,  вместо меня».-

- Саша не обманывал девушку, стараясь завоевать красивыми словами ее полное доверие. Он действительно, никогда и никому не говорил таких слов.
С Натальей его    связала, в первую очередь обида на Ульяну. Но были там еще, и  бунтующие юношеские  гормоны, и легкая пошлость.
 Все что угодно, только не проявление хотя бы, кратковременного настоящего увлечения.
И он никогда не смог бы сказать ей, чего либо подобного, если бы, даже захотел.
С Ульяной все было как в сказке. И от чувства  прекрасной нереальности, у принципиального  партийца уполномоченного, сносило голову.
Все происходящее с ним, казалось  сладким, чувственным сном,  в котором он мечтал остаться вечно.
Трогательная нежность и  осторожность с которой Сашко  отнесся к невесте, успокоили  страх Ульяны перед  тем чего,  невозможно было избежать.

Рано утром, проснувшись в объятиях мужа, Уля некоторое время, со все взрастающей радостью, смотрела в его   лицо. Сашко  счастливо улыбался во сне.
«И ни сколько не страшно», - густо краснея от воспоминаний о прошедшей ночи,  подумала Уля.   
Вспомнив о том, что она на сегодняшний день, освобождена от работы, Уля сладко потянулась всем телом, смело прижимаясь к  Саше.
«Господи, хорошо то как, – прошептала она засыпая.- На работу  не надо идти. Василька бабуля присмотрит.  И Саша рядом».

Жизнь молодоженов потекла  спокойно и счастливо. Сашко  оказался  заботливым и предупредительным не только в своих обещаниях.
Временами Уле казалось, что все, происходящее с ней, это только сон.
И она боялась проснуться и вновь оказаться в плену сплетен и косых взглядов. Но шли дни. И все оставалось по прежнему.

 Сашко любил ее так, как мало кто другой в станице, мог любить свою жену.
Ульяна платила мужу тем же. Она все сильнее привязывалась к нему, доверяя  Саше во всем. 
Ребенка Ули, Сашко усыновил сразу же, после свадьбы. Безоглядно влюбленный в свою Ульяну,  он   так же, всей душой, сумел привязаться к Васильку.
Ребенок   тем более,  полюбил своего папу . Причем, еще до его свадьбы с  матерью малыша. 
Шестилетний,  не по годам умный и подвижный мальчик,  при любой возможности, старался подчеркнуть то что у него есть папа. И зовут его  Саша.

Прасковья, глядя на молодую пару, иногда пряталась в потайной уголок, чтобы поплакать счастливыми слезами и поблагодарить Богородицу, за то счастье, что она подарила   страдалице сиротке.
И лишь Полина Афанасьевна,  все еще была недовольна. Она то поносил в мыслях, сноху с ее «довеском», нелестными словами, то опомнившись, просила прощения у Бога.

Но тем не менее, Ульяна сердцем чувствовала, что не угодна   она, матери  мужа.
А чувствуя это, старалась как можно реже, бывать у свекрови.
А если  приходила к той, помочь  чем ни будь, то Василька  с собой  не брала.
У ее сына была другая бабушка. Настоящая, без оглядки влюбленная в своего кузнечика. И эта бабушка, без раздумий  отдала бы все,  за благополучие Васи.

Ульяна всем сердцем пыталась подружиться с Полиной Афанасьевной. Эта женщина, в которой Уля хотела видеть мать, пугала и до слез обижала ее своим отношением не столько к ней, сколько к Васильку.
Когда они навещали  Полину вместе с Сашей,  его мама, вела себя, вполне  достойно.
Она с показной вниманием, относилась к Уле с сыном. Но стоила Сашко отвернуться,Ульяна тут же, ловила на себе ее  недовольный взгляд.
На Василька, « баба Поля» , старалась не смотреть совсем. Так проще было  прятать от  сына свою непримиримую ненависть к    малышу.

Пока Ульяна была свободной девушкой, Полина меньше других сельских баб, «мыла кости»  девушки.  Временами, она даже заступалась перед сплетниками за Ульяну.
Зная свой неустойчивый нрав, Полина  то костерила  девушку, то делала неумелые попытки, примириться с ней. Или выпросить у Бога прощения за свой неуемный характер.
Но после женитьбы сына на «невесть ком», Полину словно подменили.
Она мечтала об  «культурной», желательно городской невестке.  Ее уважаемый, во всей округе сын, не должен был вести в дом безродную сироту с чужим ребенком.
Ей, как свекровке, должны были завидовать все станичные бабы, имеющие сыновей женихов.

Но Сашко, как предполагала его мать, взял ту, над которой все еще, потешалось не мало станичников.

Острее женитьбы на неугодной ей девушке, Полину ранило то, что ее «одурманенный» ведьмой Парашкой сын, усыновил  приблудного пацаненка.
Она так и наговаривала единственной своей подруге Лукерье. Только в ее молчании она была уверена. Обе женщины,  с большой оглядкой порочили Ульяну. Знали, что на защиту   молодой Сашиной жены, поднимется не только он. Но и  большинство жителей станицы.
« Видимо, ведьма замену решила себе взрастить. А иначе, с чего бы это , приютила  она, у себя беспризорную девку. Да еще и с пузом, невесть от кого.  Не дурак же у меня сын,чтобы жениться на приблудной.
С его положением, за ним, любая образованная девушка, без оглядки бы побежала.
А он, дурак, подобрал  грязную телятницу с чужим ребенком. Тут ясно, как белый день. Парашкина это работа. Поджечь бы ведьму проклятую. Жаль, время сейчас  непонятное. А то бы,  кликнула людей. Да выжгли бы всем миром, гнездо ее сатанинское».
«А ты, кума, видела, как ее недоносок, всякую травку в дом тащит. Всех букашек в округе собрал. И ведь ни змей не боится, ни крапивы. Видна школа ведьмы Пашки», - поддакивала подруге Лукерья Ощепкова.

Навещать свекровь без сопровождения мужа, Уля старалась как можно реже.  Но не принято было в крестьянских селах, забывать о своих стариках. Неуважение к старшим, считалось слишком предосудительным  .
А Уля не могла допустить, чтобы о ней, пошли нелестные разговоры среди станичников. Она слишком долго находилась в  состоянии отверженной бОльшей частью  односельчан.
Страдания, что испытывала Уля в первые годы жизни в Погорелово, до сих пор, отдавались  сердечной болью, в ее воспоминаниях.

Ее смышленый «кузнечик»,  чутким сердечком, быстро понял истинное отношение бабушки   к себе.
И очень скоро, под любым предлогом, старался отказаться от посещений бабушки Поли.

У Василька имелась другая, настоящая бабушка. И находиться в ее компании,  хоть сутками, мальчик  был только рад. Даже мама, которую он  любил больше всех людей на свете, не умела так увлекательно рассказывать   ему бесконечные сказки и истории. И пирожки такие, как баба Паша, мамочка тоже не умела готовить.

Эйфория счастливого молодого мужа, безоглядно влюбленного в    свою половиночку, ослепляла Сашку. И он, первое время, совершенно не замечал, негативного отношения матери к его Ульяне и приемному  сыну.
Его счастливая улыбка, с которой он смотрел на жену, казалась его матери глупой и неуместной.
Его готовность, с которой он выполнял любую просьбу Ульяны, злила и обижала Полину до слез.
 Как-то, при посещении  супругами  Полины, Уля попросила Сашко собрать с полов все половики и выбить из них пыль.
Саша тут же, с готовностью кинулся вытряхивать материны половики.
Полина едва не задохнулась от возмущения. Попробовала бы она сама, поручить сыну подобное занятие, до женитьбы!
Хотя, если вспомнить, то   попросить сына о подобной помощи, ей просто бы, в голову не пришло.
Полина Афанасьевна, овдовела будучи совсем молодой. И всю свою любовь, не доставшуюся мужу, она отдала своим детям. Единственного сына, женщина любила   больше дочерей, сама этого не замечая.
И вдруг ее кровиночкой, ее   гордостью, всеми уважаемым сыном,  завладела совершенно чужая женщина.
Она увела его  из-под опеки матери, полностью завладев его сердцем и телом.
Полина не понимала того, что будь на  месте  Ульяны, хоть Татьяна Викторовна, заведующая сельским клубом. Будь женой Саши, хоть  директорша  самого известного в стране завода, хоть передовая ученая или член Президиума СССР, она все равно, ревновала бы своего сына к его самой высокопоставленной жене.

Будь жив ее Данила,  жизнь Полины и без сын,  имела бы другой  смысл.
 
Зима пролетела, как одно мгновение. Для несчастных людей, горе с лихой долей, тянутся  нескончаемо долго. Но для счастливых, таких как Сашко с Ульяной, время летит стремительно.
Чем ближе узнавала Ульяна своего мужа, тем больше пугала ее мысль о том, что они, могли бы не встретиться.
С каждым днем, она все сильнее влюблялась в своего Сашко. Улю, как впрочем и ее мужа, ничуть не тревожило то, что Ульяна до сих пор, ходила «порожней».  Молодые люди, просто не задумывались о детях.
Им слишком хорошо было вдвоем. Вернее втроем с Васильком.

Но зато, у Полины Афанасьевны, появилась новая причина, лишний раз, очернить сноху.
Но у нее, все еще, благоразумие преобладало над  желанием, высказать Ульяне напрямую все, что она о ней думает.
Уля с мужем, в положенное время,  посадили картофель и прочие овощи в огородах . Своем  и бабы Паши.
И муж, и жена, много работали, отдавая общественной работе бОльшую часть  времени.

Огороды обихаживали они, по вечерам.   Едва закончив  личные посадки,Ульяна предложила мужу, завтра же отправиться к его матери, чтобы помочь той с огородом.
«Уленька, солнышко, я не хотел расстраивать тебя раньше времени.  За ужином хотел сообщить, что дня на три меня отзывают в область.
.  Намечается областное  совещание по  освоению новых посевных площадей по районам.  Ехать надо завтра же. А матери с огородом, сестры с зятьями помогут.   Честно говоря, там ей самой, делать нечего. Она же, половину огорода, еще при мне, колхозу отдала.
Ты не надрывайся особо. И так, почти не отдыхаешь».
Но не пойти к свекрови с предложением помощи, Ульяна не могла.
На следующий вечер, напоив телят, она отправилась к свекрови. Василька, она предусмотрительно оставила на попечение бабы Паши.

Над станицей, стоял вкусный запах свежевспаханной земли и легкого дымка.
Кое где, хозяева сжигали, прошлогоднюю траву, собранную со своих участков.
Высушенная  с осени, картофельная ботва, и  будылья подсолнечника, все сжигалось  за зиму, в домашних печах. В условиях редколесья, где топились в основном, хворостом,  брезговать ничем сгораемым, не приходилось.
Уголь в этих краях, был доступнее и дешевле дров. Но в колхозах не хватало техники, чтобы снабдить углем всех нуждающихся.
Поэтому, углем, в основном, топили школы , клубы и прочие общественные постройки.

Ульяна торопилась до заката солнца, поработать на участке свекрови. Она молча улыбалась своим мыслям. Вдыхая полной грудью  насыщенный запахами, весенний воздух, Уля вспоминала  прошедшую ночь. Ее муж прощался с ней так, будто не на три дня покидал молодую жену, а на три года.
Уля чуточку погрустнела, вспомнив о  командировке мужа. Но долго грустить ей, отчего-то не хотелось.  И она снова заулыбалась своим мыслям.
В доме Полины Афанасьевны, никого не оказалось.
Уля  вышла во двор и обогнув дом снаружи, увидела свекровь. Та одна, без помощников, сажала картошку.
«Здравствуйте,   -  подойдя  к свекрови пролепетала Ульяна.
От недовольного взгляда, коим наградила ее свекровь, все радужное настроение Ули мгновенно пропало.
Каждый раз, она собиралась произнести слово «мама». Ульяне  очень хотелось, чтобы в лице  родной матери ее мужа, у нее самой, появилась мать. Добрая и  все понимающая.
Но всякий раз, слова застревали в горле  снохи, стоило ей встретиться с вечно недовольным взглядом свекрови.
-Дайте мне лопату. Я буду лунки  рыть, а вы картоху ложите», - робко предложила она Полине.
«Ты бы еще потянула время, пока у соседей картоха взойдет. А потом явилась бы с помощью», - пробурчала Полина. Но лопату Ульяне отдала.

С посадкой картошки, женщины управились за час. За все время работы, они не перекинулись ни единым словом. И это  действовало на Ульяну удручающе. Хотелось поскорее закончить с посадкой и убежать домой.
«Завтра приду грядки посеять, да лук воткну. А сейчас надо Василька спать укладывать», - заторопилась Ульяна. 

 Ульяна знала, что Василька, баба Паша уложит и без нее, Но Уля физически не могла подвергаться пытке, недовольным молчанием свекрови.
«Ну да! Конечно. Василька ей укладывать пора. А скажи  мне, дорогая сношенька, когда ты намерена укладывать спать, моих внуков? – делая упор на слове «моих»,  ехидно  спросила   свекровь.
«Каких, ваших внуков? – не сразу поняла Ульяна.
«Вот и я спрашиваю «каких». Больше полугода живете, а живота я у тебя что-то не вижу. – Подбоченившись, Полина сверлила сноху  презрительным взглядом. -  Рожать, спрашиваю, когда собираешься.?  Или чужого  пацаненка, на шею сына повесила и на том успокоилась?»
«Саша сам пожелал усыновить Васеньку. Он ему не чужой»,-   прошептала Ульяна, с трудом сдерживая слезы.
Не говоря больше не слова,она   поспешно покинула  негостеприимную свекровь.

Дома, осмотрев пустые стены, Уля громко разрыдалась.  Как  не во время, уехал ее любимый муж. Уж он не дозволил бы матери, говорить с его женой, как с человеком последнего сорта.
Во дворе быстро стемнело. В окне бабушкиного дома, погас свет. А Ульяна все сидела у окна, глядя в опустевшую улицу.
«А действительно, почему я не беременею? Какой-то нелюдь,  сумел дать мне дитя, против моей воли. Но почему самый родной в мире человек, никак не подарит мне дочку или сыночка?»

Уля перебралась на супружескую постель. Прижав к себе подушку, которой утром еще, касалась голова Саши,она наконец уснула .
 Никогда раньше, три дня не тянулись так долго, как в этот раз.
Не смотря на обещание  посеять грядки  в огороде   Полины, Ульяна не нашла в себе сил, переступить порог неприветливой свекрови.

Все эти три дня, что Ульяна ждала возвращения мужа, она брала Василька с собой на работу. Она, словно  боялась, что  ее малыш ,может пострадать от  недоброго отношения к нему   Сашиной матери.
Ульяна не особенно задумывалась раньше, над  собственным отношением к ребенку.
 Баба Паша  охотно взяла на себя  бОльшую часть заботы о ребенке.
Но сейчас, после стычки со свекровью, она  со стыдом вспоминала о  первых месяцах после рождения  Василька. Она не любила его, не хотела чтобы он родился. А сразу же, после родов, искренне желала смерти своему малышу.
Молодая мама стыдилась своего дитя,  не  в силах забыть того,  как он ей достался.
Но к счастью, сердце ее оттаяло и она не сразу, но приняла сына. А приняв сердцем, не заметила, как полюбила Василька, всей своей израненной душой.
Еще сильнее привязалась она к сыну, после того,как Саша усыновил ее мальчика.
С некоторых пор, они все трое, стали одним, неразрывным  целым. И в этом «целом», для сироты Ульяны, очень не хватало  Сашиной матери.

И то, что мать ее любимого, пыталась  вставить острый клин между  Васильком и Сашко, мучило Ульяну , жгло сильнее огня.
«А вдруг проклятый изверг Соломейко, что то  нарушил в моем организме? Вдруг я никогда не смогу больше родить? - впервые задумалась Уля на эту тему. – Если Сашко меня бросит по этой причине, я  стану жить только ради Василька. И никто и никогда мне не нужен будет».

А ее сын  бегал в загоне наперегонки с  телятами, гладил их симпатичные, глупенькие мордочки. Заливисто хохотал, когда   обступившие его телята, слюняво  обсасывали его руки и одежду.
 От телят, Василек убегал в загон к коням. Он смело подходил к любой лошади. При виде коней, у мальчика разгорались глаза.
Колхозный конюх, давно обратил внимание на  ласкового ребенка.   Пожилой  мужик, сам как дитя, любил  своих подопечных.
С разрешения Ульяны,он  осторожно принялся приучать ласкового мальчишку к верховой езде.
Достаточно скоро, Василек с восторгом наблюдал окрестности  станицы, с высоты конской спины.

Обычно, мальчишки такого возраста, как Вася, убегали на машинный двор.
Но Василька, совершенно не интересовала бездушная техника. С раннего детства, ребенок тянулся ко всему живому. Будь то красавец конь или    маленькая букашка.
Он любил не только животных.  Мальчик, при походах на реку или в поля с бабушкой за ягодой, с потешной серьезностью, мог разговаривать с цветами или   рекой.
Прасковья, видя такой интерес своего «кузнечика»,  ко всему живому, всеми силами, данными ей самой , поддерживала интерес ребенка к живой природе.

«Не простой у нас парень растет. Он у нас прославиться на всю Россию матушку. Или художником будет. Или книги умные писать станет, –  с гордостью   наговаривала она   родителям малыша. – А может врачом хорошим станет. Все цветы, травки по имени знает.  С каждой ромашкой здоровается.  Погоди, дай срок. Кузнечик мой, людей травами лечить будет».
«Если все и всех любит, значит добрый. А это самое важное. Кем он будет, тем и будет. Мне все равно. Лишь бы хорошим человеком вырос», - отвечала Ульяна.
Она радовалась, лишний раз убеждаясь, что ее сынок, не перенял подлого  характера  насильника.
Васильку исполнилось уже шесть лет. А Ульяну, почти ни на день, не покидал страх, что Василек когда ни будь, сможет узнать тайну своего рождения.
Она понимала, что мальчику в любом случае , станичные «доброжелатели», доложат, что Саша не его отец.
На этот случай, они с Сашко, давно уже сочинили подходящую легенду.
Они скажут Васильку, что его папа воевал  против врагов народа, вместе с Сашко. А когда умирал от ран, то  Сашко пообещал ему, сделать Василька своим сыном. И вырастить, как родного.

Если бы Саша не был связан с селом  должностью, на которую поставила его Партия, они  ради  сына, сменили бы место жительства.
Но Сашко не имел возможности сделать так. Он обязан был руководить станичниками, как  раньше руководил ими, избранный атаман.
Сашко был таким же атаманом. Но, с еще более ответственными обязанностями перед людьми и своим, областным начальством.


Вернувшемуся из командировки мужу, Ульяна не собиралась рассказывать об очередной стычке с его матерью. Молодая жена, не хотела  стать виновницей возможной размолвки сына с матерью.
Но сама Полина решила по другому.
Не успел  Сашко переодеться с дороги, не успел как следует, обнять жену, Полина Афанасьевна, появилась на пороге их дома.
Она редко бывала у молодых супругов в доме. Все еще переживая обиду на то, что сын не привел жену в ее дом, мать   старалась  обходить стороной новое жилье сына.
«Ну здравствуй сынок. С приездом тебя, – подчеркнуто не замечая сноху с внуком, обратилась  Полина к Сашко. - Все ли ладно с твоей работой? – Не дав сыну собраться с мыслями, добавила, подпустив слезу в слова. - Грядки бы мне вскопать надо, сынок.  Зятья, что и сноха, люди чужие. Тещей да свекровью, брезгуют.
А у меня руки болят. Твоя пришла, хвостом мотнула,  несколько лунок под картошку копнула и бежать скорей.  А ведь обещалась мне грядки наладить. Да видать, память у молодухи, что ночь. Коротка слишком».

  Саше не хотелось портить радостного настроения  от встречи с женой. И он постарался  не обращать внимания на необоснованные жалобы Полины
.. А то, что жалобы ее,  несправедливы, он понял, едва взглянув в изумленное лицо жены.
«Грядки я тебе излажу завтра, после работы, мама.   А если Уленька не смогла к тебе прийти грядки ладить, значит действительно, не смогла».
«Ну как же!  Твоей Уленьке, видите, ли,  домой надо было бежать, ребенка спать укладывать. Или она его до сей поры, от титьки оторвать не может?
- Притворные слезы мгновенно исчезли из голоса Полины.
 –А скажи ты мне, сынок родный, когда твоя Уленька,  твоего  ребенка родить мне надумает?
А то накуковала тебе кукушка ночная, сладенькую слезку, ты и рад был чужого пацана на себя записать. А свои когда будут?»
Сашко в панике взглянул на притихшего в уголке Василька. Ребенок, ничего не понимая, переводил испуганные глазки то на  недобро ухмылявшуюся бабушку, то на  плачущую мать, то на отца, наливающегося бешенством.

«А ну замолчи, кликуша. Васенька мой родной сынок. Не смей трогать ребенка, злыдня ты, а не мать. И тем более, не бабушка»,   - с трудом сдерживая рык в горле , негромко проговорил Саша.

А оно мне надо? К чему мне приблудный внук, когда у меня родных трое от дочек. Вот и жду, пока сын непутевый, очнется наконец  от чар колдуньи Парашки». – Тут же отреагировала на слова сына, его мать.
.
«Уходи, добром прошу. Не пугай мне сына. Не достойна ты пока что, других наших детей нянчить. Уж если родим, то тебе я их, не доверю».- Сашко с трудом сдерживал себя, чтобы не вытолкать мать за дверь.
Он боялся напугать и без того, испуганного ребенка.
«Давай, ори на мать. Подняла вас с измальства одна. Не помощи, ни поблажки какой, не видела. Все сама. А как выросли деточки, так мать не нужна стала?,    А я дура, все терпела. Последнюю коровенку сынок колхозу подсудобил. Я горькими слезами плакала, но терпела.  Дотерпелась, не нужна стала и я. Или тоже, как корову, в колхоз сдашь мать?» - хлопнув дверью, Полина выбежала за дверь.
 
Всякое бывало с ней за немалые годы. Но до такой серьезной ссоры с сыном, она еще не опускалась.
Полина медленно побрела по улице, еще медленнее приходя в себя.
Что она снова натворила? Ведь по себе знала, вывернись свекровь, хоть наизнанку, а сын с невесткой, по своему поступят. Прошли те добрые времена, когда   даже взрослые дети, не имели права возражать родителям.

«Стой , мать.- Полина вздрогнув от неожиданности, оглянулась на голос, нагонявшего ее  сына. Сашко приблизившись к матери,  почти спокойно предложил ей присесть  на лавку у двора Прасковьи.
- Что с тобой происходит в последнее время? Ты что себе позволяешь? Мать, пойми наконец. Пусть хоть вся станица, против Ули поднимется, ничего не изменится. Лучше ее нет никого на свете и не будет.
К сожалению, ты права. Ты меня вырастила. И я должен чтить тебя. Но чти и ты мой выбор. И не смей в дальнейшем, оскорблять мою жену. Ульяна всей душой к тебе, а ты хуже  зверя. Что тебе от нее надо?
 Не смей  пугать моего сына. Хорошо, если Василек, не понял твоих слов, насчет «приблудного внука».   Но не дай тебе, твой Бог, если ребенок поймет все».
 –Голос парня неровно  вибрировал. Он едва сдерживал злость , не желая слишком откровенно накричать на мать.

«А ничего мне от вас не надобно, - устало отозвалась поникшая женщина. –Что хотел, ты уже сотворил. Ни одного дурака, на всю округу не нашлось, чтобы подобрать безродную девку с приплодом, непонятно каких кровей. Раньше холостые парни, даже порядочных вдов в жены не брали. Один ты у нас такой, современный.
Ну ладно, взял и взял. Я бы уже, смирилась. Только пустобрюхая она у тебя. Видно тот, кто ей Ваську сделал, перестарался слишком.
Без детей семья, не семья. Надеюсь, что и до тебя это дойдет, если она не родит».

«Я смотрю, мать, ты совсем с ума сходишь. Запомни одно. Семья не семья без любви. А она у нас  крепкая с Уленькой. А дети, - дедо наживное. Один сынок у нас уже есть.  А уж если, не суждено родить Ульяне, то  сирот беспризорных, по миру много бегает.
Пригреем парочку, доброе дело сделаем. И для сирот, и для собственной души.
Прошу тебя, по родственному пока что.  Укороти язык насчет Ули с сыном. Я за них жизнь положу. И никому в обиду не дам   их.  А тебе, тем более.
Ты  моя мать. Свекровь моей жене. А свекровь, от слов «своя кровь».  Поняла?  Уля с Васенькой, и для тебя, и для меня, своя кровь».