Глава шестнадцатая: http://proza.ru/2023/12/12/1779
Глава семнадцатая. Война и друг Колька.
Проводить Романа до военкомата поехала вся мужская половина скотного двора. Это придало ему сил и уверенности, но встретив у ворот пьяную, почти неуправляемую толпу, он впервые испугался.
Шесть утра, но народ, едва стоящий на ногах, всё ещё продолжал пить. Охрипшим голосом что-то орал провожающий майор, а здоровенный усатый прапорщик, перед посадкой в автобус, обыскивал призывников и, доставая очередную бутылку водки либо самогонки, недовольно ворчал.
Шустрые друзья тут же просовывали в открытые форточки очередные порции спиртного, но бывалого усача провести не так-то просто. Перед отправлением, наглухо закрыв все двери и окна, прапорщик заглянул под каждое сиденье, прошерстил вещмешки, сумки, запазухи и даже голенища сапог. Ругался при этом он мастерски, но беззлобно.
Ромка огляделся. Рядом сидящие пацаны в старых и рваных одеждах напоминали банду беспризорников. Оно и понятно: те, кто побогаче, откупались, отдавая последнее, дабы спасти своих чад от службы в нищей, как и вся страна, голодной армии, которая кровавой ценой, из последних сил, пыталась сохранить мир в Северо-Кавказском регионе. Попасть на войну боялся каждый. Первая Чеченская закончилась и тянулись долгие годы второй, но как ни называй эти периоды в истории: кампании, контртеррористические операции, по сути – это были самые настоящие войны. Жестокие и кровопролитные. И провожали мальчишек в армию, как в последний путь.
Поехали. Зарыдали матери, заплакали девушки. Захлюпали носами и парни в автобусе.
Подпрыгивая и качаясь по размытым осенним дорогам, видавший виды автобус, тащился, скрипя, в область на сборный пункт.
Рядом с Романом сидел, в старой замасленной, не по размеру, телогрейке, тощенький прыщавый паренёк. Он, в отличие от остальных, был трезв и внимательно ко всему присматривался. Бросая удивлённые взгляды на Ромку, неожиданно спросил: «А ты с какого в армию собрался? Весь такой чистенький, гладенький. Что там делать-то собираешься?»
– А ты?
– Я? – паренёк задумался, почесывая бритую голову, сдвинул на макушку вязаную шапку, что больше напоминала девчачью и, заметив ироничный Ромкин взгляд, рассмеялся. – Так всё равно всю одёжу выкинут, вот и нарядили меня в то, что на выброс. А в армию… да хоть отъемся.
И вновь спросил, зачем Роман здесь, почему родня его не откупила.
– Так у меня нет родни, – не поворачиваясь, раздражённо ответил Ромка. Он совсем не имел расположения к беседе – уж больно на душе тоскливо и тошно, но сосед не унимался:
– А провожали кто?
Задумался. Сказать, что чужие, язык не повернулся, но и родными не назовёшь, пришлось рассказывать. Начал нехотя, а в итоге, выложил всё, как есть.
– Да-а-а! – протянул паренёк, удивляясь. – А судьбы-то наши схожи! Но мне не так повезло, как тебе – я в детдоме рос, а ты, гляжу, везунчик!
И тут же, чисто по-мальчишески, ему захотелось похвастаться: «Мои тоже хотели меня проводить, но не получилось, машина сломалась. Сторож на телеге сюда привёз и сразу назад – работы много. Зато девчонки, смотри, подарили», – и он с гордостью достал из кармана несколько вышитых носовых платочков. Ромке почему-то до слёз стало его жалко, и он протянул руку: «Роман».
– А я Николай. Можно, просто Колька.
Так они познакомились.
– Ты держись меня, везунчик, – «Просто Колька» сразу взялся опекать Романа. – Ты хоть и такой же, как и я, без семьи, но вижу, к жизни не приспособлен.
И опекал, и в обиду не давал. Дедовщина, которой пугали, оказалась намного страшнее, особенно, первые сто дней. Жили новобранцы, как на зоне – по понятиям и, если бы не Колька, Роману пришлось туго. Умение драться, конечно, его выручало, но Николай обладал удивительной ловкостью вывернуться из любой ситуации, и этим довольно-таки быстро завоевал авторитет и среди офицеров, и среди дедов, и тем более, среди своих.
Низкорослый, худосочный с прыщами по всему телу, был жилистым и крепким. Мышцы его красивым рельефом играли под кожей, и мощь в них таилась недюжинная. Физическая сила уважалась, а сила духа – тем более. Как хищник, он будто спинным мозгом чувствовал опасность и реагировал мгновенно, словно рос не среди людей. От людей же он унаследовал страсть к воровству – тащил всё, что плохо лежало.
– Ну зачем тебе это надо? – тряс его за грудки Роман. – Верни туда, откуда спёр.
– Надыть. Пригодится! – и прятал ворованное в свои закрома, как птица лесная, забывая, что и куда схоронил.
Служить им с Колькой пришлось в мотострелковом батальоне и, спустя некоторое время их откомандировали, предварительно заключив контракт на срок выполнения «боевого задания», на границу с Чечнёй.
Вот тут-то они и поняли смысл слов присяги: "Солдат должен стойко и мужественно переносить все тяготы и лишения воинской службы". Те трудности, что испытывали прежде показались детскими забавами. Не на жизнь пришлось биться мальчишкам – тем, кого жизнь и так не баловала, а на смерть. Как и Кольке, который мечтал в армии досыта поесть.
– Тебе, поди, тётка, – рассуждал, – на завтрак яичницу с котлетами готовила, а нам в детдоме – кашу недоваренную пшеничную с трухой давали. Чай «белые ночи» и кусок булки вчерашней, хорошо, если с маслом. Сейчас, правда, стали лучше кормить, но всё равно хреново. Вкусности всякие мы, конечно, ежели стырить удавалось, жрали от пуза, но мне сладости не в кайф, колбаски бы… вот это – дело, вот это – мечта! Отслужу, к морю поеду… Устроюсь на мясокомбинат и пока всяких деликатесов там досыта не наемся, не уйду.
Ромка вспоминал, как действительно, Александра жарила им по утрам глазунью или омлет, а бывало, пекла нежные тонкие блинчики и обильно смазывала их сливочным маслицем либо сгущёнкой, варила какао. Бывали и котлеты. Поесть сама любила и сына, а заодно и Ромку, кормила, как на убой.
Колька же всегда был голодным. Мечта хорошо поесть в армии не оправдалась. «Ну, хоть гречку дают», – радовался он и уплетал за двоих, куда только влезало.
Над ним посмеивались, шутили, мол, солитёра кормит, но он не обижался и таскал из освобождённых окопов пайки, которыми американцы снабжали боевиков.
Досадно и больно было осознавать, что и оружие, и амуниция у бандитов круче, и кормили их лучше, и злость в душе поднималась ярая. Непонятная шла война. Ходили вдоль границы женщины и дети, с улыбкой принимали гостинцы, кивали головой и бормотали на своём благодарности: «Баркал», «Шукран», «Баркалла ду хуьна», а за пазухой прятали гранаты. И попробуй разберись, кто из них за кого и за что; и от кого, что ждать, но как бы там ни было – страдали буквально все.
Не любил Роман вспоминать эти годы. Нет, не сломалась душа его и не покорёжил психику посттравматический синдром, просто повезло ему, что не попал он в мясорубку Первой Чеченской – те ребята прошли настоящий ад…
Повезло ему, и хотел бы забыть, да не давали раны, которые, как у стариков, временами ныли на погоду.
В тот роковой день Ромка твёрдо уверовал, что у каждого есть свой конец в своё время, и судьба не допустит тебе уйти раньше или позже назначенного срока. Ему во спасение она послала друга Кольку. Да, если бы не он, от Ромки ничего бы не осталось даже похоронить…
Не любил вспоминать Роман свою армейскую службу, ничего в ней не было хорошего, разве, что преданность товарищей такая, какую редко встретишь в мирное время.
Вечерело, разведка донесла, что всё спокойно. На позиции тихо и мирно. Кто-то писал письма, кто-то дремал, кто брился, кто стригся. Некоторые потрошили бычки в прошитый полиэтиленовый кисет – погода стояла сопливая и доставка продуктов, сигарет и прочих необходимостей, задерживалась. Кто чем занимался.
Николай, как обычно, поучал Романа жить. Поговорить он любил равно столько же, сколько и поесть. Но надо отметить, что ума ему было не занимать.
– Слушай, Ромка, а у тебя есть мечта? Ну… такая, самая главная, ради которой ты живёшь… ради которой, на всё пойдёшь…
Роман пожал плечами. Имелись у него две проблемы, которые не давали покоя – отец его и Лёлькин сын. Он уже знал, что она родила мальчика и почему-то назвала его Ванькой. Но вряд ли это можно назвать мечтой, тем более, он изо всех сил пытался о них не думать. Особенно, о каком-то мифическом отце. Намного было бы лучше, кабы Ромка вообще не знал о его существовании!
– Вот. Не знаешь, и это неправильно. Ежели у человека есть мечта – он не будет топтаться на месте, как это делаешь ты, а он будет всеми силами, стремясь к ней, идти вперёд. И тогда не останется у такого человека ни времени, ни охоты жевать прошлогодние сопли: «Мать померла. Брат погиб. Тётка прогнала!» – кривляясь, Колька передразнивал Ромку. – Ну и померла. Ну и что? Знать, судьба такая. И у меня мать померла. От водки, правда, а не от болезни, как у тебя, но какая разница от чего? Моей, может, ещё горше было. Представляешь, до горячки допилась и чертей по хате гоняла. Ну и натерпелся же я тогда страху! И зарок себе дал: ни капли спиртного в рот! Подался к бабке, а та прогнала, но это, правда, не моя бабка, а матрина, и я ей нафиг не сдался. Страсть, какая жадюга! Яйца и молоко от меня прятала и на рынок возила. «Тебя, – говорит, – государство прокормит, а я, что продам, на то и проживу». И в детдом сдала. Обидно, конечно, но себя жалеть – это для мужика самое последнее дело. Ты вот всё копаешься в себе и что? Сам не живёшь и другим не даёшь.
Слушать противно: «Ой, не мой ребёнок! Обманули меня, несчастного! Ах, стыдно мне в городе оставаться!» Да какая тебе разница, чей ребёнок? Хочешь своих – наделай, в чём проблема? А знаешь, в детских домах сирот-то настоящих и нет. Там дети либо пьяниц, либо те, от кого отказались такие вот мудрёные, как ты.
Психанул Ромка: «Противно – не слушай!»
– Да, не обижайся, я ж для тебя стараюсь. Ты много назад думаешь, а надобно наперёд. Вот, когда в бой идёшь, много ли ты вспоминаешь, что намедни происходило? Нет, ты действуешь здесь и сейчас, и некогда тебе размусоливать прошлое, ибо зазеваешься, и капец! Понимаешь? Вот и живи так, как воюешь. Живи сегодня и мечтай о завтра, ведь вчерась не догонишь, а вот от завтра не уйдёшь.
Хлопнул по-дружески Ромку по плечу, улыбнулся, в глаза заглянул. Довольный! Лицо в оспинах, нос картошкой, уши лопухами, а в целом, хорош! Глаза голубые, как небо весеннее и смотрит светло, по-доброму. Роману в очередной раз повезло встретить хорошего человека.
И стоит ли на него обижаться, ведь против правды не попрёшь! Ромка и сам уже устал от самоедства, но уж больно ему хотелось разобраться во всём и в самом себе тоже. Что он за человек, какой – достойный, стоящий, или так себе… хлюпик вечно ноющий, как говорит Колька… ни то ни сё, ни два ни полтора. Он хотел понять, почему вокруг него так много горя, и есть ли в этом его вина? Давно мечтает Роман взглянуть на мир другими глазами, Колькиными, например. Действительно: «Просто Колька» – всё у него предельно ясно и просто. Сегодня есть пища на ужин, он и рад, а уж стырит где что, то вообще счастлив.
– А у меня вот есть в жизни мечта, – сладко потянулся Николай.
– Колбасы нажраться, – хохотнул Ромка.
– Во-о, – Колька поднял вверх указательный палец и сокрушённо покачал головой, – вот она – беда твоя – ехидна…
И… замолчал, напрягся весь, словно зверь встревоженный, повёл прищуренными глазами и как завопит во всю глотку: «Ховайся!»
Толкнул Ромку, тот с пригорка вниз, и сам кубарем за ним покатился, прикрывая голову руками. Раздался взрыв – один, другой… а после, тишина. Лежит Роман и не поймёт: убит ли он или ранен. Боли нет, но открыть глаза не получается – они землёй засыпаны. Пошевелился и откуда-то из глубины пронзила тело острая боль. Покрутил головой, стряхивая землю, приоткрыл глаза и увидел, как из развороченной руки фонтаном хлещет кровь. «Конец… – подумал и защемило сердце. – Господи, как же хочется жить!»
Из груди вырвался мучительный стон и вдруг, откуда не возьмись, словно чудище – весь в крови и грязи, друг Колька склонился над ним. Ахнул, выругался и крепко зажал локтем артерию. Во время боя Колькино красноречие заменял отборнейший мат. И дурным голосом завопил он, не слыша сам себя, призывая санитаров.
В госпиталь их отвезли вместе. У Николая контузия, что-то серьёзное со слухом, у Ромки осколочные ранения в области груди, правого плеча и предплечья. Один осколок распорол щёку. Короче, по выражению Кольки, Ромка теперь бракованный – весь в заштопках.
На этом война, которой официально не было, для них закончилась, но они стали участниками боевых действий. Домой – на «Большую землю» – туда, где мир, на волю и на свободу, честно отслужив, герои отправились с двумя лычками на погонах и медалями «За отвагу». И в новых камуфляжах, что выдавали только солдатам ВДВ, но ушлый Колька и здесь отличился – сумел их где-то раздобыть, даже находясь в госпитале.
Расставались ненадолго. Николай рванул на перекладных к южным морям в поисках тепла и своего мясокомбината, да пропал. Непростой «просто Колька» мелькнул, солнечным лучом в Ромкиной судьбе, обогрел и не только дважды спас ему жизнь, но и помог стать сильнее. Верно говорят, что каждый человек, что приходит в нашу жизнь – нам учитель.
Борис Андреевич, Егор Семёнович, охранники, Даша, Колька… действительно, по сравнению с Николаем, Ромка счастливчик… Он уже искренне так думал сам. Постепенно утихомиривалась в нём горячая отцовская кровь, уступая место материнскому смирению и доброте.
Вывернув жизнь наизнанку, показав её во всей неприглядности, война излечила Романа от многих прошлых переживаний. На смерть он теперь глядел философски, без надрыва, понимая, как слаб, бывает, и уязвим человек, и насколько коротка наша жизнь. Она, как вечная балансировка между бытием и небытием, и это хорошо, что люди не помнит её начала, иначе бы она казалась ещё короче.
Находясь в госпитале, Роман принял решение вернуться домой, но тут пришло запоздалое известие об убийстве Бориса Андреевича, и он передумал. Пришла мысль, что, отбирая самых близких и дорогих ему людей, малая родина сознательно отваживает его от себя. Что делать ему там, среди могил, где каждый дом хранит воспоминания, покрытые горечью потерь и разочарований.
После войны, душа просила совсем иной жизни – комфортной, яркой, стремительной, жизни вечного движения, как говорил Колька, следы которого Ромка сколько ни искал, найти не мог, но почему-то был уверен, что у друга всё сложилось хорошо. Что наелся тот от пуза колбасы, построил, как мечтал, большой дом и усыновил парочку сирот… если только не попался где-нибудь на воровстве…
Продолжение: http://proza.ru/2024/01/25/1346