Счастливчики

 
1.
  …И вдруг Марк понял, что он и его спутники не только совершенно одни, а рядом нет никого и ничего привычного, хоть немного знакомого - людей, предметов и даже той немного странной обстановки, в которой они буквально только что находились по ходу действия. Что-то было не то и не так в принципе. Они словно поехали в другую сторону и встали с поезда на неизвестной, не имеющей названия станции.
Это было не просто нелепо, но и как-то очень уж неожиданно. Еще совсем недавно, как могло показаться, несколько мгновений назад, Марк и еще несколько таких же, с позволения сказать, счастливчиков были на слуху. Их знали тысячи людей. Да, именно так. Тысячи! Знали, а некоторые должно быть и завидовали. Они оказались в центре внимания, как участники международного телевизионного конкурса «Узри будущее, обними потомка!».
 И в самом начале и вообще до финиша всё это не воспринималось серьезно, а выглядело как шоу, розыгрыш. И тем не менее…
 Людям это нравилось.
Они должны были уснуть и проснуться спустя два века или даже больше. Их как бы взаправду убеждали, что есть определенные технологии, позволяющие проспать кучу лет. И, таким образом, сохраниться   и запрыгнуть в несущийся без оглядки экспресс времени, примчаться в другую эпоху. И даже объявили конкурс желающих, чтобы выявить наиболее достойных, а когда эти самые-самые были названы, предложили им подписать соответствующие документы. С участием юристов.
  Всё происходило внешне серьезно и одновременно как бы в шутку, как имитация чего-то настоящего. Им даже, как следует, попрощаться не дали. Мол, не стоит лишний раз расстраиваться, это ненадолго, скоро снова увидитесь… И еще их порадовали, что они первые, за ними последуют и другие посланцы…
  И вот настал день, когда их привели в сооружение, трудно поддающееся описанию. Это было что-то напоминающее вертикальную стену с нишами. Или огромный колумбарий, так во всяком случае показалось Марку. Да и другим счастливчикам-победителям. И хотя они не разговаривали друг с другом, под конец на лице каждого можно было заметить чувство тревоги: в какую всё-таки авантюру они вляпались? Но отступать уже было некуда и некогда. Бывают же ситуации, когда легче помереть, чем людей насмешить…
 И вот они проснулись. С мыслью, что это была просто шутка. Прикол. Ведь прошло, по их разумению, их самоощущению всего-ничего с того мгновения, когда их одели в комбинезоны из какой-то непонятного происхождения эластичной ткани и погрузили в  густую ароматную жидкость…
 Всё будет хорошо, ребята, вы ничем не рискуете, - говорили им.
  И они, как им показалось, даже не успев что-то понять, провалились в какое-то смутное небытие и тут же пришли в себя. Было непонятно, что произошло.  И произошло ли вообще? Еще или уже?
2.
  Конечно, что-то было не так. Совсем не так. Хотя, может быть, и по сценарию.  Во-первых, они были одеты в другие одежды. Во-вторых, хотя провожающих - и специальных сотрудников, и зевак было немало, сейчас их никто не встретил, люди куда-то исчезли, а хмурый, неразговорчивый человек, одетый в униформу, что-то буркнул в том смысле, чтобы сидели молча и ждали пока ими займутся. И еще они четко помнили, что нечто, похожее на «стартовую площадку», куда их привели как бы на сохранение, было приспособлено из бывшего подземного гаража, расположенного немного в стороне от окраинного жилого микрорайона и недалеко от пригородного леса. Где, в закутке относительно тихом и малолюдном, вдали от шума городского, разместилось несколько загадочное учреждение - биохимический Центр экологии человека.
  А сейчас они оказались в совсем незнакомом месте, отталкивающе бездушном, пугающем. Это было так неожиданно. Они находились в замкнутом пространстве, сплющенном громадами высотных зданий с тусклыми глазницами окон, похоже, в самом чреве таинственного мегаполиса, но реально невозможно было понять, где они на самом деле, и почему…
  Но это было чуть позже, а сначала они вообще обнаружили себя в сыром, заставленном непонятным оборудованием подвале, похожем на шахтную штольню, в конце которой, словно куски заржавленного железа, налипли пятна света. Интуитивно они угадали, что это и есть выход и, наконец, добрались до вертикальной штольни, которую прикрывал полуоткрытый, похожий на канализационный, люк. Пробраться к нему можно было по вмонтированным в стенку колодца металлическим скобам. Что они и сделали, молча, не говоря ни слова друг другу.  Недавним соперникам по пресловутому шоу или конкурсу счастливчиков, еще не остывшим от этого соперничества и тайной вражды, им сейчас не хотелось не то, что разговаривать, а просто смотреть друг на друга. Это было нелепо даже психологически. Вместо того, чтобы сплотиться и попытаться сообща понять, что с ними произошло и, возможно, что-то предпринять, они как бы погрузились каждый в свою скорлупу. Впрочем, и это теперь не имело никакого значения. Через несколько минут, не успев ни обрадоваться, ни испугаться, пришельцы в будущее наткнулись на группу непонятных, угрюмых, неразговорчивых людей.
 Им дали понять, чтобы шли следом, и вскоре привели в тесное, мрачное помещение, к стене которого была прикреплена железная жесткая скамейка.
  - Что-то наше шоу затянулось, - наконец-то обрел дар речи один из счастливчиков, - мне это надоело…
 - А мне кажется, что мы что-то все-таки проспали, - неуверенно отметил другой.  - Кстати, какой сейчас год, месяц, где мы, собственно говоря, находимся?
  На этот вопрос никто не решился ответить.
    - Ничего, скоро все прояснится, - мысленно попытался успокоить себя Марк, но вслух ничего сказать не успел, потому что его позвали. Он не сразу понял, что обращаются к нему. Именно к нему и к никому другому. Высокий, одетый во что-то непонятное человек, с бесстрастным, отчужденным лицом показывал на него похожим на отвертку пальцем.
3.
- Да, вы! - нетерпеливо, с раздражением повторил он.
- Имя, фамилия, год и место рождения, образование, профессия…
 Посыпались вроде бы вразумительные, в некотором смысле вполне привычные вопросы. После каждого ответа, однако, человек морщился, хмыкал, хмурился и недоверчиво смотрел на Марка своими колючими как сверла глазенками. На душе у Марка все же потеплело. Он отвечал улыбаясь, он не сомневался, что все сейчас разъяснится. И они все вместе перестанут притворяться и начнут хохотать. И признаются, что это шутка, что розыгрыш продолжается. Не может же быть, чтобы они действительно отключились на двести, а то и больше лет…   Ни в коем случае! Если бы он верил в это, разве бы он согласился? Да, конечно…
 Он, как и остальные счастливчики, подписал массу документов и заверил их у нотариуса. Все это выглядело вполне серьезно, как бы по-настоящему. Но они-то не сомневались, что так надо, таковы правила игры. Нет, и сейчас никаких сомнений быть не может, они остались в своем времени, и все это не больше, чем спектакль….
  - И что с вами прикажете  делать? – между тем угрюмо спросил человек.  - Да и не врете ли вы вообще?
  - В каком смысле? -теряя терпение, срывающимся голосом вопросил Марк. - Хватит нас дурачить! Где ведущий, или вы нас сразу снимаете на камеру? Но этого нельзя делать без нашего разрешения, тайно. Мы так не договаривались…
  Но его сопровождающий лишь пожал плечами и отвернулся.
  -Ладно, успокойтесь пока. А мы разберемся.
И дополнил:
 - Я не знаю с кем, когда и о чем вы договаривались. Мы вас достали случайно, с глубины метров двести… Куда по меньшей мере тысячу лет никто не заглядывал. Как и когда вы провалились, мы тоже не знаем. Но вы нам не интересны. Мы не хотим с вами возиться. Нам некогда. У нас своих
забот хватает. Да и кое-кто у нас тоже не прочь…
 Он не договорил, но в глазах его наконец-то промелькнуло что-то живое, человеческое и тут же исчезло.
Марка вернули в камеру. Иначе и не назовешь место, где они вдруг оказались. Его товарищи, еще недавно как бы соперники, выжидательно смотрели на него. Он их и по именам толком не знал. Были прозвища, клички, псевдонимы, если более культурно. И все они попали в финал, были записаны в счастливчики. Тогда им так казалось. А сейчас… сейчас пока трудно что-то сказать. И Марк махнул рукой.
 -Или нам морочат голову или мы действительно куда-то влипли, - нехотя произнес он.
 Потом всех счастливчиков, за исключением Марка, вывели прочь, и он остался один в этом помещении без окон, с гладкими стенами, какой-то камуфляжной дверью. И ставшей еще более жесткой, привинченной к стене скамейкой. Ни есть, ни пить не хотелось. Еще через какое-то время без стука зашел человек с чемоданчиком, похожим на медицинский, и приготовился сделать укол. «Ничего нового», подумал Марк.
 -Да, - словно прочел его мысли человек. – Нам особенно нечем вас удивить. Я ввожу вам питательную смесь и еще кое-что, не во вред, конечно. Пока. Все процессы в вашем организме замедляются, от голода и жажды тоже страдать не придется…
  Прошло еще какое-то время. Может, час, не исключено, что и день. Наконец, створка двери плавно въехала в стену и в обнажившийся проем вошел человек, уже знакомый Марку.
 - Ну что, - вроде бы благодушно спросил он, - заскучали? Что делать, ни нам ни вам спешить некуда. Можете пойти погулять, проветриться. Чувствуйте себя человеком свободным…
 Последнее почему-то неприятно резануло слух Марка. Уж слишком не соответствовало его положение этому понятию. Но его надзиратель по-прежнему был не очень разговорчив. И он не решился расспрашивать.
 - А куда идти, где здесь можно проветриться? -лишь решился спросить Марк. – И я не заблужусь?
 - О чем другом, но об этом вам не стоит беспокоиться, - услышал он в ответ.
4.   
   …Он шел и думал. Как бы обо всем и ни о чем. Он даже вспомнил, что забыл спросить, какой сейчас точно год. Очевидно, теперь это было не так уж важно. А город, по которому ему разрешили прогуляться в качестве свободного человека, вдруг показался ему нагромождением огромных театральных декораций. Или не совсем так. Он словно находился внутри гигантского здания. Высоко над головой было не небо, а что-то похожее на потолок, никакой зелени, самой элементарной травки не попадалось на глаза. Не чувствовалось никаких запахов. Мир казался прозрачным и бесцветным. И все же это, очевидно, была настоящая улица. По сторонам тянулись высотные дома с как бы нарисованными фасадами, редкие, похожие на призраки фигуры пешеходов буквально проявлялись из ниоткуда и вдруг словно на глазах истаивали.  То же самое было и с машинами. Крылатыми и бесколесными. Бесшумными и стремительными. Это могло быть иллюзией, чертовщиной, предполагал Марк, или чередой каких-то световых эффектов. Но все равно было неприятно, непонятно и страшновато…
  - Куда же я все-таки попал, - размышлял он на ходу, и где остальные, где наши, где эти несчастные счастливчики, где все мы, черт бы нас всех побрал!
 Он шел и пытался осмыслить происходящее.
 Да!
 Они и провалились в свое выдуманное небытие с мыслью, что они избранные, вытянувшие редкий жребий. Идиоты!  Простаки, попавшие на крючок к авантюристам! На что они, собственно говоря, надеялись? Ладно, другие. Но он-то, Марк, искушенный в журналистике и в разных рекламных фокусах человек, должен был сообразить, подумать. Да и оглянуться назад не мешало, на те же двести-триста лет. Так уж сильно изменился мир за это время? Ну, конечно, технический прогресс, наука. Кое-какие дикости исчезли… Но появились другие, еще более дикие вещи. И вообще, надо было еще «до того как» разобраться: становится ли жизнь лучше и надежнее, если даже она длится дольше, а люди образованнее? Или цивилизация это что-то внешнее, фон, а внутренний мир остается неизменным? Марк понимал, что вряд ли он был способен четко ответить на эти вопросы даже тогда, не готов и сейчас.
Впрочем, причем здесь цивилизация, - тут же подумал он. - Не стоит придуриваться перед самим собой. Мне просто хотелось элементарно увидеть, узнать, могу ли я – уже постаревший, не признанный, но еще на что-то надеющийся писака на что-то рассчитывать? Что будет с моими опусами, хоть одна строчка останется, хоть кто-то вспомнит? И ему вдруг сделалось больно и щемяще, как пить в засуху, захотелось вспомнить ту жизнь, не то, что неудачливую, но и не очень счастливую, вполне, однако, нормальную, в которой и позади было много, и впереди оставалось немало. Но еще горше ему стало сейчас, от осознания, что все уже бесполезно и прошлого у него просто нет, и не с кем поделиться ни болью, ни радостью.
5.
 Он огляделся по сторонам и ужаснулся от нелепости, несвоевременности своих мыслей. И словно придя в себя, заметил, что он уже не один, у него есть попутчик, вполне похожий на нормального человека. Который смотрит на Марка и доброжелательно, и насмешливо, и с укоризной. Лицо у него, однако, как бы затянуто прозрачной маской и кажется каким-то ненастоящим.
 - Ну что, нагулялись? – спрашивает этот странный человек, чем-то все-таки отличный от нормального. - И как вам все это? Вы ожидали увидеть что-то иное?
-Да, но извините, а вы кто? И где я?
  На его лице появилась гримаса. И признаки расположенности к Марку сразу стерлись.
 - Да какая вам разница, - пробурчал он. - Кто, где когда… Нас, современных людей, такие вопросы не интересуют. Это пережиток. Уже давно нет никаких «кто», «я», «где». И тому подобного. Мы выжгли все это. Из жизни, из памяти, из мыслей, из желаний. Не сразу, постепенно, на протяжении веков. Чтобы не было больно. И этот процесс продолжается.  Но вот появились вы. Напичканные всякими свежими фантазиями, много знающие и помнящие. И слишком уж любопытные. Так что прикажете с вами делать?
  Он помолчал и продолжил. И стал напоминать инквизитора, которые, как об этом подумал уже Марк, во все времена похожи друг на друга.
  - И успокойтесь, - он говорил так, словно обращался не только к Марку. - Если захотите, сами поймете, как это делается. А не захотите, так в заповедник пойдете. Или подальше. А пока еще погуляйте. Здесь недалеко. Идите прямо, и придете куда надо. Впрочем, тут у нас и сворачивать некуда…
  - Счастливчик, - напоследок задумчиво и с сарказмом произнес он.
  Марк опять остался один. Потоптался на месте и продолжил свой путь. Естественно, в указанном направлении. Он продолжал размышлять про себя.
  - Что же я увидел, понял? – не совсем адекватно шевелил он мозгами. - У меня лишь внешние впечатления. Вернее, никаких впечатлений. И сейчас, когда я возвращаюсь назад, если возвращаюсь, постепенно как бы оживаю и нахожусь в режиме разморозки, я думаю, что будущее - просто скверный сон. Во всяком случае мое будущее. А может быть и каждого из нас…
6.
 Позже, снова оказавшись в своем, похожем на застенок жилище и итожа кое-какие размышления, он попытался составить, с некоторыми домыслами, более полную картину увиденного и частично услышанного.
   -  Я не исключаю, что нахожусь под гипнозом, и все это мне мерещится. В противном случае, я, во что очень трудно поверить, попал в какую-то отдаленную постиндустриальную эпоху с выхолощенными, с нашей точки зрения, социальными критериями и моральными ценностями, - объяснял он сам себе ситуацию и живо воспроизводил в памяти нескончаемо длинную городскую магистраль, с которой никуда нельзя было свернуть.
  Он попытался еще раз представить непонятный, фантастический, но, скорее всего, реальный мир, в который так опрометчиво провалился. А также свое собственное прошлое и настоящее.
  …И всё это не то, чтобы промелькнуло, а остановилось перед глазами. И застыло. Да и куда было деться. Вчера, сегодня, завтра. Всё смешалось. Поразительное несоответствие между людьми и техникой, наукой, между желаниями и возможностями…
 Он не мог толком понять, что случилось. И все-таки кое-что уже был в состоянии предположить.
  …Всегда желания зашкаливали. И однажды они перешагнули черту. И застыли, одеревенели. Возможности же на очередном этапе скакнули вперед.  Люди много чего получили и перестали желать. Им хватало того, что уже было.  Кроме одного - как-то удержаться, выжить. В той фантастической мазне, в которую превратилась жизнь…
 Это вообще. А в частности, конкретно, остался самый насущный вопрос: вот он, Марк, зачем включился в эту игру? Чем руководствовался? Ведь на что-то все-таки надеялся? Убежать?
 Впрочем, он-то еще не разучился комплексовать.
  …А что мне оставалось делать? Что я мог сделать? Те жалкие возможности, которые предоставила мне природа, разве что позволили мне не стать откровенным аутсайдером. Мог ли я довольствоваться этим? Комплекс неполноценности жег изнутри. И я решился. Теперь определенно могу сказать: счастливые, продвинутые люди не драпают невесть куда, тем более из своего, из настоящего времени. Ни в прошлое, ни в будущее…
 Он продолжает заниматься самокопанием. То есть привычным для себя абсолютно бесполезным делом. И ему кажется, что он по-прежнему куда-то идет, вернее, не стоит на месте.
  …Скорее всего я противоречу самому себе, - продолжает он внутреннюю разборку.  –
Но это лишь подтверждает то, что я не вру, не притворяюсь. Ложь последовательна, правда спонтанна и неубедительна…
И все-таки он сбивается.
  … Господи! - Вопит его внутренний голос. – Где я? Зачем? Куда иду…
7. 
  Он мысленно представляет лицо, тело. Потом всплывает имя. Словно удар током, ожог.
  … Да, это она.  Оля, Ольга…
  Это уже почти бред. Видение.
  …Внешне надменная, недоступная. Язвительная. А на самом деле… И если под настроение…
 Он вроде бы приходит в себя.
… Но что я сейчас говорю, о чем думаю? Где эта Оля, что от нее осталось? Будто не было на свете. Даже пылинки, песчинки не отыщется. А я есть и еще кем-то, чем-то буду. Возможно. Всё, в конце концов, уляжется, устаканится, как говорили в наше время. Мы пройдем карантин, получим соответствующие инструкции и рекомендации, узнаем, в какое время живем, в каком государстве очутились. Что должны делать, что можем делать, что будем делать…
 …Но вот Оля, Ольга, Оленька… Ее не было, нет, не будет…
 Он снова почти бредит.
…А пока я иду по белому каменному переходу, похожему то ли на лабиринт, то ли на спираль. Я ничего не понимаю. Возможно, я никуда не иду, а возвращаюсь как бы в одно и то же место. Но я и этого не могу понять…
  … Куда я попал, объяснит ли мне кто-нибудь?
  Последняя мысль, как заноза, застревает в сознании Марка. А потом он снова как бы проваливается в небытие, а когда возвращается, то застает себя в помещении без видимых окон и дверей, с совершенно белыми стенами. На жесткой скамье. Впрочем, он не ощущает неудобств. Ему не твердо, не мягко, не холодно, не жарко. Ему, в принципе, нормально физически, но неуютно, некомфортно психологически, если еще какая-то психология сохранилась в его ощущениях.
 Внезапно часть стены, словно трещинами, покрылась контурами света, и перед Марком проявился человек. Вроде уже знакомый. Как и у прочих, с кем уже встречался и даже разговаривал Марк, хотя не исключено, что это было одно и тоже существо, у него было стертое, словно, не настоящее лицо, абсолютно, во всяком случае, на первый взгляд, лишенное каких-то индивидуальных черт. И все-таки Марк в очередной раз испытал чувство облегчения и надежды. Наконец-то рядом появилось живое создание, которому он может быть интересен… и которое все объяснит, расскажет…
 - Вы можете мне…
 - Нет, - перебивает он Марка. - Не могу, не хочу, не знаю и вообще, -продолжает он, - я ничего не обязан вам объяснять. Вас здесь не ждали, и никто вас сюда не звал.
 - Но мы ведь не из космоса прилетели, - возражает, поборов чувство робости, Марк. - Мы здесь на земле появились раньше вас и тоже надолго.
 Он с любопытством смотрит на Марка и ничего не говорит.
 - Что же теперь делать, - поощряемый его молчанием недоумевает Марк.
 В ответ невозмутимый попутчик выдавливает из себя то ли вздох, то ли смешок. Во всяком случае его лицо изображает какую-то гримасу и в нем появляется что-то живое, человеческое. Доступное.
8. 
  - Мы вас достали из штольни, с глубины около трехсот метров, - вдруг разоткровенничался он. - И это не первичное заложение. Но никому сейчас нет дела, как вы там оказались. А также, откуда там еще вмонтированы капсулы, подобные вашей.  И какова их начинка.  Мы решили пока ничего больше не трогать. Пусть лежат до лучших времен, если таковые еще наступят…
  Он снова усмехнулся, а Марку показалось, что его собственное сердце покрывается изморозью.
  - Нам обещали двести, от силы триста лет, - сказал он устало. – Мы выиграли конкурс. Мы попрощались с близкими, с друзьями, хотя и чувствовали, что это игра, прикол…
 - Не буду, да и не хочу вас огорчать, - перебил его попутчик, и голос его на этот раз прозвучал сочувственно, - но ваших товарищей уже нет на свете. Ни на том, ни на этом, ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Они утилизированы, мы умеем делать это безболезненно. Не пугая и не предупреждая, чтобы не огорчать. И не потому, что мы такие бездушные, если пользоваться вашими категориями, а потому, что у нас нет способа адаптировать вас к нашей жизни. Вы не можете здесь быть, вам здесь нечего делать. Так что вы ничего не выиграли. Но, возможно, и не проиграли. Мне лично это понять трудно и не хочется.
Он снова подавил смешок и продолжил:
 - Ваши умники перестарались. Вы провалились во временную яму, которая оказалась гораздо дальше и глубже, чем вам обещали. В принципе это мало что меняет. Поэтому не будем вдаваться в технические детали. Меня только одно интересует, хотя бы в общих чертах… Скажите, сначала все-таки скажите, что вы хотели узнать и увидеть? Почему решили все бросить? Близких, друзей, привычный мир?
- Ну, об этом долго рассказывать. – растерянно произнес не ожидавший этого вопроса Марк.  -Сейчас и мне самому не все понятно. Вернее, ничего не понятно. Это было развлечение, шоу. Скорее всего, никто из нас до конца не верил, что такое возможно, уснуть и проснуться через двести-триста лет, увидеть, как изменился мир. Хотя теоретически всё было обоснованно и реально. И никаких опровержений со стороны ученых не было. К тому же, хотелось перемен, каких-то новых впечатлений. Но по-настоящему, повторяю, никто в это не верил. Хотя многим из нас жизнь на определенном этапе вообще стала казаться баловством. Мы стали жить долго и небедно… А вообще, сейчас я уже понимаю, это величайшая безответственность перед собой, перед близкими, перед всем миром. Безответственность соблазнителей и соблазненных.
 Марк замолчал, снова задумался. И стал уже про себя проговаривать то, что не произнес вслух: а действительно, что я хотел увидеть? Светлое будущее? Но такой чепухи, он знал точно, у него в голове не было. Избавиться от мрачноватого настоящего? Но мог ли он утверждать, что был таким уж несчастным… Вряд ли. Он просто был. Обыкновенным. Дюжинным.
 -Как это глупо, - прервал его размышления попутчик, кажется, впервые проявив какие-то эмоции. - И наивно. Отстегните двести-триста лет от той эпохи, в которой вы жили. Так уж много произошло изменений? В технике, допустим, в оружии, умении убивать, во внешнем облике городов. Но сколько всего было изгажено в природе, сколько крови пролито! А так, во многом все было похоже. И духовный склад людей, и мораль, даже города остались в основном прежними, лишь на окраинах приросли…
-  Вы тоже не очень изменились по сравнению с нами? – спросил Марк. И его собеседник почти по-человечески посмотрел на него. Как бы глаза в глаза. В них было что-то далекое и что-то близкое. Что-то горячее и что-то холодное. Что-то от человека и что-то от очень похожей на человека машины. Но, главное, это существо уже можно было назвать собеседником.
 - Мне трудно что-то объяснить вам, – сказал он. -Так, чтобы вы адекватно поняли.  Да, всё изменилось, но, мягко говоря, несколько больше, чем вы представляете, и, я не уверен, что в лучшую сторону…
  - Ну а как вы живете, какой сейчас век, какая страна…
 Он развел руками.
- У меня нет полномочий распространяться перед вами. А то, что я с вами вообще разговариваю, на то есть особые, скажем, личные обстоятельства. И чтобы вы все правильно поняли, я должен кое-что сказать вам дополнительно, возможно, зря…
9.
 Марку показалось, что он или лукавит, или чем-то действительно взволнован, что было более чем странно.
 -Ну так слушайте. Ни в какую определенную страну вы не попали и никогда уже не попадете. Разве что вернетесь туда, откуда прибыли. На такое возможно лишь в примитивных фантастических романах. С нашей точки зрения – примитивных. В ваше время они, конечно, щекотали нервы некоторым наивным людям. Хотя и они понимали, что машина времени невозможна в принципе. Так вот. На определенном этапе, это было довольно давно, люди убедились, что государства нарушают суверенитет личности. И друг друга. Отсюда войны, конфликты и прочее, чем нафарширована мировая истории. Постепенно, со скрипом, в противоборстве точек зрения эволюция пошла другим путем. Начинали на первых порах стихийно, а потом целенаправленно создаваться корпорации по интересам. Поселения. Свободные зоны… Одновременно шло внутреннее совершенствование физической, физиологической и психометрической модели человек. О да, это был долгий и болезненный процесс…
 - Я вам не верю, - неожиданно для себя прервал его Марк. - То, что вы говорите, это сказка, фантастика, утопия. Или антиутопия. Если бы было так, вы бы все равно давно бы уже передрались…
  Он засмеялся.
 - А вы вроде пришли в себя, освоились, осмелели. При других обстоятельствах этому можно было порадоваться. Но только не в наших. Потому что вы судите, как человек, живший…
Он помедлил.
 - Ну, скажем условно, две тысячи лет назад. Хотя на самом деле… Впрочем, не важно.  С тех пор, повторяю, а то вы, кажется, не поняли, к чему я веду, многое изменилось. Кое-что серьезно. Неузнаваемо. Нравы, психология, приоритеты. К сожалению, у меня нет нужды в чем-то вас убеждать или переубеждать. Это никакого значения не имеет. Вы здесь не задержитесь…
 И тут только Марк ощутил страх. Настоящий, парализующий всё тело. Он поверил, что с ним не шутят. Как это ни чудовищно, невероятно, нелепо.
А его сопровождающий продолжил:
-Не спрашивайте, в какую эпоху вы сейчас попали. Это тоже не имеет значения. Цивилизация, которую вы помните, уже не существует. Она кончилась, отменена. Не выдержала испытания временем. Она переступила болевой порог. Тысячелетия шло накопление боли. Боль – это единственный вид материи, который не трансформируется в другие виды энергии. Сорвали цветок. Срубили дерево. Убили птицу.   Загнали лошадь… Я уже не говорю за людей. Все живое испытывает боль. Которая никуда не уходит. Лишь притупляется ее ощущение.  А сама она превращается в определенный вид энергии. Который никуда не исчезает. Но всему есть предел…
- Но причем здесь я, - нашел в себе силы продолжить разговор Марк.  -Да, я согласен, в нашем мире было много боли, но мы как-то притерпелись, у нас были другие критерии. И иллюзии. И мы хотели быть счастливыми. Хотя толком не знали, что это такое…
- У нас тоже, -сказал попутчик Марка задумчиво, и Марк даже испытал к нему что-то похожее на сочувствие. Впрочем, - тот тут же свел к нулю все переживания Марка. - Но нам этого и не надо. – твердо продолжил он. - У нас вообще все намного иначе. Ничего лишнего. И лучше всего мы себя чувствуем тогда, когда ничего не чувствуем, не ощущаем, не переживаем, не волнуемся. Просто существуем.
- Но ведь это невозможно. Вы что не люди?
 Он помедлил.
 -В вашем понимании, возможно…
 -Но вы производите впечатление вполне или почти нормального… именно в моем понимании…
  - Спасибо, - сказал он. – Но это ни о чем не говорит. И этим не стоит гордиться. Просто я хорошо усвоил правила мимикрии и адаптации. И пусть вас не удивляет, что мы с вами говорим на одном языке. Хотя бы в этом смысле понимаем друг друга.  Это во мне тоже действует определенная программа. У меня и вообще у нас - нет родного языка. Мы изжили и это понятие. Так что при необходимости я бы и с крокодилом мог бы поговорить…
- И еще, - неожиданно вырвалось у него, - именно сейчас я не очень хорошо себя чувствую. Какой-то сбой в системе… возможно, поэ тому вы и живы еще…
10.
  Было видно, что настроение у него меняется. Он что-то хочет сказать или сделать. Но не решается. Сомневается… - Но у него есть выбор, думает про себя Марк. - Я же вообще не знаю, на каком я свете. В прямом смысле этого слова…
- Но вы не очень переживайте, - словно читает, а скорее всего, действительно читает он мысли Марка.  -По большому счету ничего не имеет значения, так как не имеет ни начала, ни конца. Всё уже было и будет еще. Не раз и не два. Бесконечно. И не пробуйте объять необъятное. Возникло и исчезло несметное, то есть не поддающееся счету число планет, солнц, цивилизаций. Да и сейчас существует. И ничего не имеет смысла и не стоит сожалений, так как исчезает бесследно. И что-то другое возникает вновь. И так без конца.
  Марк понял, что начинает верить в эти бредни, а может быть, и не совсем бредни, и почувствовал себя внутри какой-то ирреальности. Фантастической, которой не может и не должно быть. А что может, что должно?
 - И что теперь делать?  - спросил Марк. – Что вы намерены сделать со мной и с моими товарищами, о судьбе которых я ничего не знаю?
 -Нет у вас никаких товарищей, я же вам говорил, - напомнил он беззастенчиво, жестко. Цинично и откровенно. - Вы последний и единственный…
-Счастливчик! - он усмехнулся. – Стоило ли вообще огород городить, чтобы попасть в подземный ангар, проваляться там бездну лет, а потом оказаться во власти монстров типа меня и, в конце концов, превратиться в космическую пыль?
 - Но почему, почему? – почти истерично воскликнул Марк. – Какая в этом необходимость?  Неужели вам не важно, не интересно?
 - Не важно и не интересно, - подтвердил его таинственный собеседник. – И к тому же опасно. Вы как инфекция, как зараза! Вы хуже, чем чума, если помните, что это такое. И, наконец, оставлять вас здесь нет никакого смысла. Я уже говорил. Вам тут нечего делать. Вы нарушили порядок вещей, не захотели умереть вовремя. А это уже что-то из ряда вон.
 - Но почему, почему? – Опять, правда, уже как-то подавленно повторил Марк.
     - Та цивилизация, из которой вы приехали, скажем так условно, развивалась по восходящей. Вам еще было на что надеяться, и вы зря драпанули. Мы же уже прошли пик. Причем давно. Мы много умеем, знаем, но как бы ни вертелись, все идет к угасанию жизни. Ни вообще, а именно в наших пределах. Мы видим эти пределы, которых не могли видеть вы, а то, что будет за ними нас уже не касается…
 - Впрочем…
11. 
 Он вдруг то ли споткнулся, то ли запнулся на полуслове, и Марку показалось, что он всхлипнул. И это было самое удивительное в том мире, в котором очутился Марк.
  Да, он плачет, фыркает и даже как бы стесняется своей слабости.
 -Прости, - неожиданно доверительно произносит он. – Я ведь тоже не совсем машина…
  - Ты проснулся в очень дрянное время, приятель, - продолжает уже спокойно. –  Мы в своем развитии зашли так далеко, что дальше некуда. В определенном смысле мы достигли совершенства, то есть избавились от всех иллюзий. И вредных, и бесполезных. Мы не заглядываем в космос и не ищем братьев по разуму, потому что это ни к чему не приведет. Если бы в бесконечном мире такое было возможно, кое-кто кое с кем давно бы уже состыковался… В общем, не знаю, как сказать, чтобы ты понял. Мы прошли по этому самому канату, от человека к сверхчеловеку, как призывал очень-очень давно гениальный безумец Заратустра. Не зря его крестный отец сошел с ума. Мы, конечно, держались очень долго на этом пути, балансировали, рискуя упасть в пропасть небытия, и все же оказались на другом берегу, по ту сторону добра и зла. И вот мы превратились в хорошо подогнанные к существованию механизмы, без желаний и пороков. И в нашем распоряжении остались только машины и те, кто может нажимать на кнопки…
 - Ну а как же вы, именно вы? Откуда вы это знаете или осознаете…
  -В любой программе бывают сбои… Исключения. Очень немногие, но бывают. Вот и я. И еще есть, думаю. Но никто никого не знает. Можно только предположить, вычислить. Но и это бесполезно, да и опасно. В наших организмах заложена специальная программа, которая при определенной концентрации распознает уклонистов и включает механизм самоуничтожения. Так что, по всей видимости, я тоже обречен. Возможно, ты заразил меня, или что-то во мне не доверчено. Короче, я смотрю на тебя, думаю и начинаю понимать. Хоть что-то…
  Он снова помолчал и продолжил.
  - Да, я вижу, что это ошибка. Трагическая, возможно. Или глупость - сбежать из своего времени в чужое, думая, что там будет лучше, светлее. Но у каждой эпохи свои - не столько радости, сколько гадости. Думаю, теперь и вы меня понимаете.
  - Я понимаю, - согласился Марк осторожно, - но теперь-то, что делать?
   - Вам все равно, и делать ничего не надо, и терять нечего. Вы здесь не сможете жить. У вас другая психика и другой организм… Вас все равно уморят, если не сегодня так завтра… Как это сделали с вашими сотоварищами. Им повезло меньше, чем вам. Вы наткнулись на меня. Я ваш шанс…
12.
  Марк недоуменно посмотрел на своего удивительного собеседника. Марк уже успел перегореть, чувство страха как бы растворилось в нем, перестало быть таким гнетущим и сводящим с ума, а осознание обреченности, неизбежности гибели не вызывало ни смятения, ни растерянности. Да и не верил он до конца во всё это. Он вглядывался в своего попутчика, стараясь угадать, как в нем соотносятся, совмещаются человек и машина.
 Тот между тем продолжал.
 - Но я знаю один способ. Мы сможем сделать специальную программу и сымитировать нейтрализацию, при этом поставим таймер на несколько тысячелетий или даже больше.  Вы меня понимаете, вы согласны? Может что-то изменится, мы там будем нужны…
- А что у меня есть выбор?  – спрашивает Марк. Ощущение, что он попал в ловушку, в западню, снова заполняет его. Он даже не исключает, что это тоже прикол. Игра на потеху зрителей продолжается. И ни в каком отдаленном тысячелетии он не проснулся, и никогда больше не проснется. Он раскусил этих деятелей, махинаторов. Это ловкая, искусная мистификация, и через какое-то время, может быть, через час, когда все кончится, на него буду показывать пальцем миллионы людей. В любом случае надо держаться достойно, - думает Марк. - Кто их знает? Вдруг идет прямой эфир. И все сейчас покатываются от смеха. И никакой трагедии. Обыкновенный гипноз…
  Ему кажется, что у него слипаются глаза, ноги становятся ватными. Сначала ему хорошо, а потом, он вздрагивает. Что-то случилось вчера, припоминает он. Они неплохо посидели, можно сказать, перебрали, накачались. И еще были эти, которые из фирмы.  Шустрые ребята. Очень уж настойчиво и убедительно уговаривали, как будет прикольно. И в какой-то момент он понял, что ему нечего терять. И подписал какую-то бумагу. И, кажется, чек.  И вот сейчас он проснулся. С больной головой, но с облегчением. Что ничего не было, никакого чуда не будет. Не зря он себя чувствует, как с глубокого похмелья. Рядом полуодетая женщина. Господи, кто же это, а впрочем, какая разница. Он прижался к ней всем телом, стал искать губы, но у нее плохо пахло из-за рта, и ему стало неприятно. Он отодвинулся, покряхтел, встал, пошел на кухню. В холодильнике нашел пиво. Начатая бутылка. И то хорошо. Он отковырнул крышечку и жадно стал пить. Холодная жидкость приятно обволокла горло. Зубы стучали о стекло, и сам он дрожал, хотя ему казалось, что он спокоен. Он хотел пойти назад к женщине, но вдруг оказалось, что он не знает обратной дороги, и вообще не дома, и никакой женщины нет в помине. И он снова удивился и почувствовал раздражение. Прикол слишком затянулся. Пора заканчивать…
 -Да, - пора заканчивать, - услышал Марк голос, словно не сам с собой разговаривал, а продолжал вести диалог.  И вот с ним согласились, ему ответили. – Да, медлить больше нельзя, - продолжил его безымянный собеседник. – Видите, сколько старых контейнеров стоят? Это только на поверхности, а есть еще сотни слоев, уходящих вниз. Всё это никому не нужно, сюда по меньшей мере тысячу лет никто не станет заглядывать… А мы потом выберемся, когда придет время, - он помедлил и как бы только для себя добавил: если, конечно, придет, я для этого тоже все приготовил…
13.
 Они зашли в просторную, похожую на полукруглую сферу, но комфортабельную емкость, напомнившую Марку уютный дачный домик, который сейчас был, если еще был, где-то совсем в другом измерении, и ему стало грустно. Но грустить уже было некогда. Сильными и жесткими, как железные прутья, руками друг-абориген обхватил его обмякшее тело и буквально втиснул во что-то напоминающее колбу, потом воткнул что-то вроде пробки в ее горловину и установил в полувертикальном положении.
  Марк, и это, пожалуй, было последнее его на данном отрезке времени человеческое ощущение, почувствовал, как весь он с головы до пят заполняется холодом. А то, что можно было назвать или что когда-то называли душой, стремительно вымерзает.
  Абориген посмотрел, как съеживается его тело, и удовлетворенно хмыкнул: «Мы еще встретимся, дорогой…»
  И в то же мгновение это вроде достигшее совершенства и не знающее никаких страхов существо ощутило какой-то ужас, хотя этого чувства в палитре его жизненных ощущений не могло быть по определению. Он ничего не мог понять, потому что какая-то внешняя сила бесцеремонно стала управлять его мыслями и движениями.
 -Нам тут уже делать нечего, -успел произнести он и стал поочередно отвинчивать части своего тела и складывать их в емкость, похожую на саквояж. Когда на поверхности осталась только левая рука, он помахал ею неизвестно кому, словно из проруби, в которую только что провалился.
 Так уж сложилось.
 Он, конечно, предусмотрел многое, но не все. На самом деле этот получеловек-полуавтомат, а иных существ на планете давно уже не было, почти не надеялся, что из его затеи что-то выйдет. Импульсы его недовольства накапливались, и на них обратили внимание в коллективном центре лояльности, который действовал в автоматическом режиме и отслеживал, помимо прочего, все отклонения, возникающие в организме, а также в схеме функционирования жизнедеятельности каждого жителя планеты, и принимал соответствующие меры. То есть он просто не учел, что каждое живое, да и полуживое тоже, существо на планете всегда на виду, и ничего невозможно скрыть. И если уж возникает необходимость, неугодных просто уничтожают. Как бы из гуманистических соображений. Потому что, чем дальше, тем будет хуже…
  Марка этот исход  не коснулся, в его организм не была внедрена соответствующая компьютерная программа. Он и на этот раз оказался счастливчиком и получил еще один шанс однажды, спустя неисчислимое, сопоставимое с вечностью число лет проснуться в новом мире и все начать сначала. Впрочем, трудно сказать, принесет ли ему это радость потом, когда…
* * *
   А его недавний попутчик, мысли которого, почти как у нормального человека, еще несколько мгновений назад были устремлены в будущее, по наивности казавшееся ему  не таким мрачным, как настоящее, малозаметным сгустком космической пыли уже несся в бесконечном пространстве, стремясь превратиться в ничто.
  Система в данном случае сработала без сбоев.