Томская область,
Первомайский район,
Село Сергеево.
Часть 1.
В 1971 году я, в должности механика, находился в составе экспедиции лаборатории охраны живой природы Сибири НИИ Биологии и Биофизики при Томском Государственном Университете.
Механиком я стал не потому, что хорошо разбирался в технике, просто в лаборатории других свободных должностей не было, а человек на эту работу был нужен, но с зарплатой далеко от зарплаты механика скажем в автопарке и составляла около 75-ти советских рублей в месяц. Деньги не большие, но тогда я даже не думал о них. Главное приобщение к настоящей биологической науке, о которой мечтал вместе со школьными друзьями ещё с детства.
Возглавлял лабораторию Иннокентий Прокопьевич Лаптев доктор биологических наук, профессор. Кроме заведования лабораторией в институте он вел несколько лекционных курсов в Томском университете и в других ВУЗах разных городов Советского Союза. Это потом, когда я стал студентом биолого-почвенного факультета, слушал его лекции и сдавал экзамен по курсу "Введение в биологию". Только один вид его вызывал уважение, почтение, а подойти и поговорить с ним стоило больших усилий — настолько в нём чувствовалась уверенность и значимость.
Это старая профессура. Однако, мне как-то удалось побывать у него в квартире, которая была в доме, находящемся за зданием главного корпуса университета — одноэтажный деревянный особнячок и не очень-то высокий. Особых интерьерных изысков не было. Запомнилось — много, много книг на полках и корешки у всех разные. Явно не подписные издания — научная литература. Из других профессоров пока удалось найти фото Ксенц Степана Михайловича (кафедра физиологии и анатомии человека и животных).
Лаборатория располагалась на третьем этаже главного корпуса Университета и имела одну входную дверь, за которой находились две крохотные комнатки с одним письменным столом и стулом в каждой. Окон не было вообще. Если выключить свет, то — как в кладовке находишься или темнице.
Здесь и было моё рабочее место, но был я здесь не один. Вместе со мной, в одной из комнат, было рабочее место лаборантки Надежды Апрускиной. А чтобы посмотреть в окно надо было выйти в коридор, и вот они два окна арочного типа. Но выходили они не на улицу, а в зоомузей! Можно было присесть на крепкий подоконник, покурить, разглядывая через окно мамонта и других зверей и птиц современной природы.
К сожалению, Надежды сейчас её нет — умерла. На этой фотографии она в домашних условиях. Была очень общительна, доброжелательна, часто веселилась. Казалось бы, с чего веселиться, но она создавала хорошую и уютную атмосферу. Что сейчас вспомнилось, так это как мы с ней, чуть ли не на половину зарплаты купили разных мороженных и ели их до не хочу. Через какое-то время Надежда вышла замуж за ихтиолога.
Брак их, однако, был не долгим. Муж хотел детей, а Надежда не могла родить – вот они и расстались. Зато позже Надя сделала операцию и у неё родился прекрасный ребёнок от второго мужа А. Шмидта, с которым я дружил. Он даже жил какое-то время на птичьих правах в комнате студенческого общежития на улице Нахимова 7, где в 1975 году я получил место как студент ТГУ и договорился с однокурсниками, чтобы он по квартировал у нас. Потом Шмидт с Надеждой устроились работать в Томское лесничество и уехали в глушь, в тайгу. Как мне кажется, они нашли там себя. Надежда была счастливой. А вот с её сестрой Ниной не всё было ладно. Пила и в итоге попала под машину.
Многие испытывают что-то наподобие шока, когда круто меняются жизненные планы. Вот, ты школьник, выпускник, абитуриент, студент, наконец дипломированный специалист. Ан нет! План даёт сбой — не набираешь проходных баллов. Психологически не готов к реальной жизни, где всё теперь зависит от самого себя. Что делать? Идти работать? Куда и кем? Некоторые не могут сразу правильно оценить ситуацию и по инерции продолжали жить в общаге, но уже без прав. Да тогда почти в каждой комнате жили бывшие абитуриенты, не прошедшие по конкурсу или завалившие экзамен, и им было стыдно возвращаться домой. Со мной было несколько по-другому. Жильё у меня было, снимал небольшую комнату вместе с Володей Старостиным на улице Эуштинская, что находилась недалеко от института и проходила параллельно Московскому Тракту. Прожил там почти год, потому что с первого раза не поступил на биофак.
Начальники наши, все научные сотрудники со степенями, располагались кто где, в основном по кафедрам. Здание Института Биологии и Биофизики еще не было построено и институт был разбросан по разным этажам и корпусам Университета. Заходили они к нам редко, и мы чувствовали себя относительно свободно, что способствовало заведению друзей и знакомых среди студентов и лаборантской братии других лабораторий и кафедр. Близко подружились с Володей Лаптевым сыном Иннокентия Прокопьевича. Он работал лаборантом в зоомузее и мастерски рассказывал анекдоты и всегда новые.
Вспоминаю коллегу Иннокентия Прокопьевича, тоже специалиста в деле охраны природы — это Бодо Германович Иоганзен (Бодо Отто Хинрих Дагоберт). Как и Иннокентий Прокопьевич доктор биологических наук, профессор. Он был деканом биолого-почвенного факультета ТГУ, руководителем лаборатории ихтиологии и гидробиологии НИИ Биологии и Биофизики и параллельно ректором Томского Государственного Педагогического Института.
Позднее, я и другие бывшие абитуриенты с волнением слушали его напутственные слова при зачислении нас студентами на очное отделение Томского Университета. Кстати, кафедра ихтиологии также располагалась на третьем этаже рядом с нами, то есть с лабораторией охраны живой природы Сибири, вернее это наши комнатки притулились к кафедре, в которой были достаточно большие помещения. Там были длинные столы, за которыми занимались студенты, вдоль стен множество шкафов с экспонатами заспиртованных рыб и других обитателей водоемов. Почему-то у меня сложилось впечатление, что студенты ихтиологи на практических занятиях занимаются только рассматриванием чешуи рыб в бинокулярные лупы и микроскопы. Это они определяли возраст рыб по кольцам на чешуйках, как лесоводы определяют возраст деревьев по годичным кольцам на спилах стволов. (В лаборатории ихтиологии работал первый муж Нади Апрускиной).
Я, по должности, механик, но в действительности заниматься в экспедиции приходилось всем тем, что делали и другие члены отряда — наблюдал за животным миром леса, в основном за птицами, вел записи увиденного вплоть до поминутной регистрации их поведения, готовил еду, когда наступала моя очередь. Единственное, что оправдывало мою должность это то, что я отвечал за лодку и за два мотора к ней — "Вихрь" и "Ветерок" и, естественно, переносил их, а они были далеко не легкими, особенно "Вихрь".
Стационар экспедиции располагался в селе Сергеево Первомайского района Томской области. По современному территориально-административному делению Сергеево является центром Сергеевского сельского поселения в состав которого входят несколько сел и деревень. По северной и северо-западной стороны, через село протекает небольшая речка Чугундат, впадающая в довольно полноводную и местами бурную, особенно в весеннее половодье, реку Чулым, которая в свою очередь впадает во всем известную реку Обь недалеко от села Игреково. В Томской области это вторая по величине река после Оби, протекает по Хакасии, Красноярскому Краю, Томской области. Длина 1799 километров.
Надо сказать, что наш стационар был расплывчатым. Мы жили то в одном доме, то в другом. Помню большой барак с длинным коридором налево и направо от которого располагались большие жилые комнаты. В одной из них размещались мы со всем экспедиционным оборудованием, в другой, напротив, жили "комсомольцы" — дикая бригада калымщиков, строящая коровники и большой гараж для совхозной техники. Жить приходилось и в палатке в лесу.
Выбор места основывался на том, что это удаленная, лесистая местность, и здесь была вероятность встречи большего количества птиц и зверей, а также большего числа видов. Вторая причина выбора стационара, и возможно основная, это то, что начальник экспедиции Прокопов Александр Семенович когда-то здесь учительствовал и хорошо знал окрестности. Его научный интерес состоял в изучении популяций дуплогнёздников, то есть тех видов животных, которые селятся и размножаются в дуплах деревьев. Например: белка летяга, скворец, большая синица, поползень и конечно дятлы. Александр Семёнович защитил кандидатскую диссертацию по этой теме и теперь продолжал развивать и совершенствовать методы учета, контроля, охраны дуплогнёздников и другой живности.
Готовили экспедицию основательно — выезд в марте, а март еще снежный месяц. Поэтому нам выдали тёплую одежду, большую палатку, спальники. Снабдили охотничьими ружьями — горизонтальные двустволки 16 и 12 калибров, патронами для добычи некоторых птиц для научных целей, ну и, вообще, для уверенности, всё-таки лес. Позднее у Александра Семёновича появилась вертикалка. Предполагались ночёвки, а тут вдруг волки. Правда в конце экспедиционного периода оказалось, что мы ни разу не видели и даже не слышали волков, мы ведь не знали: волки в Томской области появляются редко, в основном, в её северных районах заходя со стороны Ханты-Мансийска.
Добирались до стационара по железной дороге с пересадкой. Сначала ехали электричкой Томск - Асино. Время в пути до Асино 2 часа.
Прибыв в Асино нам пришлось ждать несколько часов, чтобы пересесть на поезд Асино - Белый Яр. Это сейчас до Белого Яра ходит прямой поезд из Томска. Чуть больше часа пути и мы доехали до Сергеево, точнее поезд просто остановился в чистом поле ввиду Сергеево, до которого примерно с километр пути. В настоящее время остановка возле этого села называется ОП (остановочная площадка) "Сахалинка". Время остановки 2 минуты, расстояние от Томска 128 километров. Наконец пройдя по полевой, начинающей раскисать, дороге мы вошли в Сергеево и поселились в небольшом доме с кухней и одной комнатой. Здесь мы вначале и жили. Спали в спальниках прямо на полу, но Александр Семенович, как начальник, да и старший по возрасту располагался на единственной в доме кровати. Остальные удобства, естественно, на улице, как это было принято во всех деревнях и селах нашей страны.
День обустройства, а на следующий первый выход в лес для ознакомления с местом работы и поиска дуплогнёздников. К месту поиска шли обратно по дороге к железной дороге, пересекли её по необорудованному переезду и углубились в березово-осиновый, с примесью сосны, ели, куртинами кустарников лес. В лесу было необычайно светло от снега только чуть начинающего подтаивать, светлого голубого неба, белых, с чёрными чёртками на стволах берез. Светло-серые осины сильно не темнили пространство, а только разнообразили его. Листвы пока не было. Первое впечатление — это строевой лес, что березы или осины все высокие, прямо устремляющиеся в верх, и довольно толстые, некоторые в обхват руками и больше и тишина…
Однако эта тишина периодически нарушалась ползающими по стволам то верх, то вниз и перепархивающими с дерево на дерево попискивающими поползнями, пролетающими синицами, стрекочущими сороками. Если мысленно спрессовать время, то окажется, что в лесу целая какофония звуков. Особенно громким был звук барабана дятла. Что это за вид мы не знали, но нас интересовал любой вид, поэтому мы сразу пошли на звук барабана, чтобы найти и увидеть этого дятла.
Идти по заснеженному лесу не совсем легко, направление ориентировочное, да и дятел, перелетал и барабанил часто уже в другом месте, заставлял и нас менять направление движения. Всё-таки мы его увидели. Это был, пожалуй, самый обычный и распространенный большой пёстрый дятел. Потом всех больших пёстрых дятлов мы стали называть Бэпиками.
Так, исследуя лес, мы провели несколько дней. Стайки свиристелей, каркающие вороны, вездесущие и как всегда стрекочущие сороки, кружащий в небе коршун с характерным вырезом на хвосте, почти всегда сопровождали нас в наших походах. Третья декада марта и птицы стали вести себя всё оживленнее. Чирикание и всяческие песнопения стали доноситься уже со всех сторон и, как бы даже громче. Птицы находились в некоем возбуждении — искали себе пару. Наступала пора образования семей, поиска мест гнездования для откладки яиц и выкармливания птенцов. Конечно все это происходило, в большей степени, в утренние часы, днем активность птиц значительно снижалась и можно было слушать тишину леса.
Апрель. Солнца всё больше и больше. Небо синее. Снежный покров, а в Томской области он достигает 1,25 метра, на полях начал уменьшаться в толщину, его плотность возрастала. В лесу же снег был еще рыхлый, покрытый коркой наста. Если в марте по снегу можно была ходить, как бы, распинывая его, то в апреле шагнёшь — и проваливаешься по колено, а то и больше, наст не всегда держал, особенно днем. Провалившись чувствуешь, что земля под снегом, в каких-то местах покрыта льдом, в других водой. С трудом передвигаясь по весеннему лесу, в конце концов мы нашли места гнездования синиц, большого пёстрова дятла, и даже чёрного дятла желны, чуть позднее поселение скворцов.
Примечательно, найти строящееся дупло не сложно (главное, чтобы дятлы в этой местности водились), так-как свежие щепки, разносимые ветром, выдают место будущего гнездования, но, иногда, они заводят семью в прошлогодних дуплах и тогда нужно быть очень внимательным, тщательно осматривать деревья. Щепки, как правило, лежат с одной стороны дерева, где работает дятел, в 1-2 метрах от ствола, но работу черного дятла ни с кем не спутать. Щепки, даже с палец человека, крупнее, чем у дятлов поменьше размерами, и разносятся дальше, ведь дупло долбится на высотах от 8 до 20 метров в высоту. Если Желна совершенствует или ремонтирует свое старое жилище, выбрасывая мусор и углубляя его иногда до 40 сантиметров, то слой щепок становится значительным. Вот по этим приметам мы его и отыскали.
С этого дня началась наша настоящая работа. Ежедневно приходилось вставать ещё до первых петухов, раньше 4-х часов утра и идти на место наблюдения: сначала через село, потом по дороге через поле, переходили железную дорогу, пробирались по лесу.
Ходьбы 30-40 минут, и мы на точке. Точку наблюдения Александр Семёнович выбрал таким образом, чтобы от неё можно было видеть дупло желны и скворцов, поселившихся в старом небольшом дупле, метрах в пятидесяти от чёрного дятла. Конечно, особый упор был сделан на фиксировании поведения желны. Записи вели буквально поминутно, например:
7.00 - с восточной стороны прилетел самец, сел у дупла, осматривается,
7.02 - заглянул внутрь (2-3 раза) потом залез,
7.04 - выглянул из дупла и скрылся,
7.04 - вылетел в северо-восточном направлении.
Пять минут наблюдения и можно сделать вывод — желна птица очень осторожная. Прежде чем залезть в свое жилище обязательно посмотрит внутрь, а вдруг там непрошенные гости и при вылете из дупла тоже сначала осмотрится.
Записывали происходящее в "Журнал наблюдений" простым карандашом. У нас было правило: при работе с полевыми журналами не пользоваться чернильными авторучками. Это мы соблюдали неукоснительно, чтобы в случае намокания данные не расплылись и не были утеряны. Я не помню, были ли в то время шариковые ручки или они были в большом дефиците, но основным инструментом был именно карандаш. Что бы сократить время писания использовали сокращения и символы, обозначающие самца и самку. Щит и лук Марса — самец, ручное зеркало Венеры — самка.
Дел у самца желны много. Ремонтирует дупло, вовсю барабанит и не на одном дереве, их несколько, летает куда-то, возможно кормится. Барабанов у желны несколько. Располагаются они по периметру участка, который он выбрал и охраняет от других самцов себе подобных. В середине участка — центральный барабан, облюбованный им недалеко от осины, где было дупло и представлял собой толстый пень высотой почти два метра. Каким образом так сломалось дерево, что остался такой высокий пень? Непонятно. Периодически дятел отрывался от гнездовых забот, слетал вниз чёрным камнем на этот пень и опершись хвостовыми жёсткими перьями так наяривал своим мощным клювом, что звук был слышан за километр, а то и больше. До сих пор помню этот барабанный бой — очень впечатляет. Да и кого бы он ни впечатлил? Думаю всех, в том числе и сценаристов художественных фильмов, где по сценарию события разворачиваются в лесу, часто слышен барабанный бой дятла, да ещё усиленный эхом и затем как бы затихающий где-то вдали. Трр-р-р, э-э-э.
Середина апреля. Снег на полях сошёл, но в лесу всё ещё держался, причём стаивал он в первую очередь не на открытых местах или полянах, а у при комлевой части стволов деревьев образуя вокруг них круги. Вероятно, это происходит из-за того, что нижняя часть, особенно берез, более темного цвета и притягивает к себе больше солнечного света. Кроме того, в деревьях начинает просыпаться жизнь. Идет сок. Постепенно эти круги увеличивались, сливались друг с другом. Чистого от снега места становилось всё больше и больше. Тем временем наблюдения шли своим чередом, но появилась загвоздка. Птицы просыпаются рано значит и нам рано надо вставать; птицы успокаиваются поздно, значит и нам идти отдыхать, с заходом солнца. Потом с увеличением длины дня на отдых оставалось 4-5 часов, но надо ещё позавтракать и поужинать. Тогда решили не тратить время на ходьбу туда и обратно, а установить палатку на месте наблюдения и ночевать там. Птицы, как нам показалось, привыкли к нам и не должны были сильно обеспокоиться с появлением нового объекта. Так и оказалось. С появлением палатки ничего особенного в поведении птиц не изменилось и даже разведение костра, кажется, не затронуло их. Конечно же птицы сначала поинтересовались новым предметом, но затем просто облетали нашу стоянку и занимались своим делом.
Палатка у нас была 6-ти местная, брезентовая. Сейчас подобная палатка называется геологическая, стационарная, используется и военными. Да, конечно, она объёмна и тяжеловата при переноске, но, когда она установлена видны её преимущества. Стоит монументально — ветер ни почём, толстый брезент хорошо защищает от дождя. В магазинах найти такую сложно, тем более нынче. Сплошь Китай. Легкие, красивые, компактно пакуются, но они больше подходят для одно-двухдневных отдыхающих, для стационара использование их вызывает сомнение.
Ставили палатку так. Сначала расчищали место от снега. Однако, почва и старая трава были мокрыми, поэтому набрасывали большую кучу веток, хвороста, лапника, ровняли по размерам палатки и уже сверху натягивали её. Таким образом палатка возвышалась над землей сантиметров на тридцать. Что бы в последующем дождевая вода не подтекала под палатку её кругом обкапывали, в ней мы и отдыхали. Спали в толстых ватных спальниках все чёрные со следами того, что кто-то раньше в ни уже обитал, но чистые, особенно белоснежными выглядели вкладыши. Залезешь в такой спальник, разденешься чуть ли не до трусов, застегнешься на все пуговицы и никакой весенний морозец не страшен. Можно было скрыться в нём и с головой, но тогда становилось и жарко, и душно. Короче, устраивались в спальнике кто как хотел, объем его позволял маневрировать телом.
Работали на точке наблюдения по два человека. Один неотрывно записывает в журнал, что делают птицы, другой отдыхает или готовит еду или прогуливается в магазин в село. Периодичность смены примерно два часа, потому что один человек просто бы обалдел за много-много часов кручения головой и писания. Ну день, два, три, а потом точно бы обалдел, так как птичий день длинный особенно в период гнездования от восхода до заката.
В один из таких, казалось, обычных дней пришлось нам увидеть пре интереснейшее событие. Натуральный птичий жилищный конфликт, состоявшийся между дятлом желны и скворцом. Ну что говорить? Скворцы прилетели. Конечно, уже середина апреля, они и должны были прилететь. Вспомним как мы после долгой сибирской зимы ждём наступления весны, а с её приходом так же с нетерпением ждем появления скворцов. Скворцы птицы перелетные, зимуют, где потеплее и если они появились, то весна пришла настоящая. Какая же весна без скворцов! И песни скворцов интересные.
Наслушаются в заморских странах тамошних песняков, трещалок, пищалок и давай здесь упражняться в импортных песнях. Диву даёшься — во даёт! Прилетает стайка скворцов. Сначала день, два держатся вместе, а затем разлетаются в разные стороны в поисках мест гнездования — дупел. Сами они дупла делать не умеют, а выбирают уже готовые, старые или начатые, но по каким-то причинам брошенные, так как в новых дуплах есть хозяева — дятлы.
В городах, сёлах, на дачных участках эти "хитрые" скворцы с удовольствием селятся в скворечниках и дуплянках, сделанных для них людьми. Но в силу того, что предложения превышают спрос, то есть скворечников больше, чем самих скворцов, у них есть возможность выбора и не каждый скворечник оказывается занятым ими. Тогда свободные скворечники заселяют воробьи, как правило, полевые, которые более шустрые чем домовые, хотя и меньше размером.
Так один из скворцов, естественно, без злого умысла или по недомыслию вдруг проявил интерес к дуплу нашего желны. Полетав вокруг дерева, он залетел в само дупло. Исследовал скворец осину с дуплом тщательно: летал туда, сюда, заглядывал внутрь дупла, залазил внутрь и снова вылазил и так не один раз. Иногда улетал надолго, на несколько часов. Наконец скворец видимо определился и решил здесь обустроиться. А что это значит? Он начал натаскивать в дупло веточки, соломинки, ещё что-то. Это он делал подстилку, то есть само гнездо, в которое самка будет откладывать яйца. Получается, что гнездо скворца располагается в дупле желны. А желна? Желна всё ещё достраивает это дупло. Скворец натаскивает стройматериал, а желна воспринимает этот материал как мусор и вместе со своими щепками выбрасывает всё наружу. Так продолжалось дня два пока они ни встретились. Это надо было видеть! Скворец подлетает к летку дупла с веточкой в клюве, а из отверстия навстречу ему показывается голова желны с огромным по меркам дятлов клювом. От неожиданности скворец запорхал на месте как бабочка, выронил веточку и бросился наутёк. Желна тоже не ожидал непрошенного гостя и в первое мгновение у него явно был ступор. Когда ступор прошёл дятел бросился за самозванцем в погоню. Да где там! Скворец смылся. Желна хоть птица большая и сильная, но не очень поворотливая.
Думаете на этом всё и кончилось? Ни в коей мере. Как только желна улетал, буквально сразу появлялся скворец и начинал прерванное дело — строил в дупле гнездо. Он опять натаскивал туда травинки, веточки и делал он это с удвоенной энергией; время-то идет, пора и самку приглашать, а тут отставание в строительстве. Работал, как говорят, засучив рукава и умудрялся больше не встречаться с желной.
Но желна тоже самец и ему надо приглашать самку в дом. Она однажды прилетала посмотреть, как идет работа. Вот так. Оказывается, и у птиц происходит надзор и инспектирование строительства. Она сидела на дереве неподалёку от дерева с дуплом и наблюдала как самец делает своё дело. Один раз она даже села возле летка.
И тут я, пожалуй, первый и единственный раз видел самца и самку совсем рядом, что называется голова к голове. У высунувшегося самца весь верх головы был красного окраса, а у самки красный цвет перьев был только на затылке. Общий цвет обоих полов этих птиц угольно-чёрный. Поэтому, второе название этого вида дятла — чёрный дятел (Dryocopus martius). Конечно, самец и самка стараются держаться вместе, но после периода размножения живут по одиночке.
Конфликт между желной и скворцом продолжался несколько дней. А что оставалось делать нам? Наша главная цель — наблюдение за желной и руководитель принял решение отпугивать скворца, чтобы черный дятел успешно и без помех докончил строительство дупла, и мы могли бы фиксировать гнездовое поведение чёрного дятла. Но как это сделать? Дупло высоко. Как только прилетал скворец, мы кидали в него сучки, какие-то палки, кричали, махали руками. Ничего не помогало. После долгих раздумий Александр Семёнович решился на радикальные меры, и они были приняты. Скворца застрелили. У нас ведь было разрешение на отстрел некоторых видов птиц и зверей в научных целях. Вот таким образом наш скворец пополнил коллекцию птиц зоологического музея Томского университета.
Конечно, мы не только следили за птицами, но как говорится всё человеческое нам было не чуждо. Весна — время и берёзового сока. Чтобы его добыть у нас был только топор. На высоте 50-70 сантиметров на берёзе делали поперечный затёс глубиной 1-2 сантиметра, вставляли соломинку и сок по ней капал, а иногда даже бежал струйкой в банку.
Кроме сбора берёзового сока мы начали заниматься народным творчеством. Делали туески из берёзовой коры. Занятие интересное и полезное. Снимали с дерева лоскут коры шириной примерно в тридцать сантиметров, сворачивали его в цилиндр, сшивали суровой ниткой. Снизу пришивали дно и берестяная ёмкость для хранения сыпучих продуктов готова. Использовать туески можно было и для сбора ягод и грибов.
Время шло и у наших птиц появились птенцы. Теперь дятлам надо было искать корм для них и делали это оба родителя неустанно. Как только один из них подлетал к дуплу, был слышен писк птенцов, жаждущих еды. Никакой осторожности, пищат и всё тут. Кроме того, никакого равноправия в распределении еды. Кто громче пищит и шире разевает клюв тот чаще других получает жуков и личинок. Поэтому и развиваются они не одинаково: один побольше и побойчей, другой помельче и потише себя ведёт. Иногда старшие даже затаптывают насмерть своих младших братьев. Однако выжившие и готовые к вылету из дупла птенцы подтягиваются и выглядят одинаково здоровыми.
Мне довольно часто приходилось выбрасывать из дупел погибших птенцов. Как это возможно? У большинства дятлов летки таких размеров, что рука просто не пролезет внутрь дупла. Однако у Александра Семёновича было специальное сверло в виде коловорота, на конце которого было полое сверло в виде стакана. Этим коловоротом я просверливал ствол дерева ниже летка. В это время внизу Александр Семёнович выстругивал пробку соответствующего размера. После сверления я на ощупь пересчитывал в дупле птенцов или яйца. Если были погибшие птенцы выкидывал их. Короче делал при необходимости приборку. После проведенного учета я забивал проделанное отверстие пробкой, которую мой начальник кидал мне, а я ловил и не всегда с первого раза, затем слезал с дерева. Как оказалось слезать гораздо сложнее, чем подниматься, особенно на когтях.
Когти — ещё один уникальный инструмент, без которого на высокоствольную берёзу не залезть. От комлевой части "взрослого" дерева нет веток и сучков, и чтобы добраться до них я надевал изготовленные по спецзаказу когти. Представляли они из себя перевёрнутую русскую букву Г или латинскую L. Внизу длинной части приварен заострённый штырь, в верхней части также приварена дужка с кольцами на краях. На земле когти одевались легко. Нога в кирзовых сапогах ставилась на короткую часть изделия, прижималась к большей части и притягивалась за дужку верёвкой. Снизу, чтобы сапог не соскользнул, он также фиксировался верёвкой. Надел когти и в вверх.
Легко сказать: "Володя лезь", а я до этого даже не видел когтей и конечно не лазил с ними по деревьям. Да, в детстве мне приходилось забираться на деревья и нас ругали взрослые, что тем самым мы их портим и сгоняли вниз. А тут профессионально надо забираться и даже наоборот подбадривали. Если бы Александр Семёнович на своём примере показал, как это делается куда ни шло. А так! Ему казалось, что это просто и он говорит: "Лезь, лезь". Что делать? Надо. Обхватил берёзу руками, поднял правую ногу, с силой воткнул коготь в ствол и завис. Ни туда ни сюда, да ещё пятая точка висит. Ходил начальник вокруг меня, уговаривал, поднимайся, что висишь. Потом не выдержал и поддал мне по точке своим сапогом.
С трудом я разогнул ногу, одновременно перебирая руками вверх по стволу и оказался сантиметрах в сорока над поверхностью земли. Затем поднял левую ногу, обутую в изделие, и тоже воткнул его коготь в дерево с другой стороны. Распрямил левую ногу одновременно перебирая руками и вытаскивая правый коготь из ствола. Так постепенно я добрался до нижних сучков, которые на этой берёзе были на высоте 2-х, 3-х метров. Опять же, легко сказать: добрался. В этот первый раз эти метры я преодолевал чуть ли ни пол часа, выслушивая при этом различные "нежные и ласковые" эпитеты в свой адрес от Александра Семёновича. А эти первых разов, в моей жизни, было тьма и преодолевать их надо было сразу.
Со временем я освоил этот вид когтей и забирался с ними на любые деревья любой высоты и толщины хоть в три обхвата. Как залазить на относительно тонкие стволы понятно: обнимаешь ствол как родного, прижимаешься к нему как к девушке на танцах, в стиле танго, и поднимаешься вверх. А вот на толстые деревья лазить проблема. Ствол не обхватишь, длины рук не хватит. Однако и в этом случае у Александра Семёновича был особый прием. Будучи ещё внизу на кисть правой руки, я наматывал толстую верёвку (почти канат), делал широкий взмах стараясь захлестнуть ствол дерева и ловил другой конец левой рукой. Этот другой конец также обматывал вокруг кисти левой руки. Затем делал взмах обоими руками так, чтобы канат натянулся выше по стволу и держась теперь уже за него двигался выше. Машу руками с канатом, перебираю ногами с когтями и иду вверх.
Если дупло находилось ниже сучков, то я устраивался возле него поудобнее, то есть поглубже и попрочнее втыкал когти, привязывался канатом и откинувшись на него поясницей проводил сверление. Большей частью это были дупла большого пёстрова дятла. Когда же надо было лезть выше, где были гнёзда других птиц, то сучки и ветки мешали движению на когтях и с канатом. В этом случае добравшись до первых крепких сучков я снимал когти привязывал их к сучку или ветке и дальше лез уже с простыми руками и ногами. Добравшись до гнезда, я делал его замеры. Учитывал ширину, толщину, глубину. Записывал из какого материала сделано гнездо, есть ли подстилка из пуха или мха. Если были погадки (отрыгнутые непереваренные остатки пищи, чаще всего это были хитиновые надкрылья и переднеспинки жуков, вид которых предполагался определить позже при камеральной обработке собранных материалов экспедиции), то я брал их в качестве образцов. Если были яйца, то я делал их подсчёт, замерял яйца, описывал окрас.
После всех проведенных процедур с дуплом или гнездом я спускался. И опять по-разному. Если ствол дерева я мог обхватить, то бросал когти и канат вниз, а сам просто съезжал по нему. Затем долго отряхивался от белого налёта на одежде. А с толстоствольных деревьев спускался с помощью тех же когтей и каната. Каждый раз спустившись с дерева я чувствовал облегчение. Конечно же на дереве я был в некотором напряжении, ведь я не альпинист и даже не промышленный, а высота гораздо больше 2-3-х метров. Гораздо больше. Как-то я так слазил, что запомнил этот случай на всю жизнь, который я отношу к разряду неприятных.
Шло время, шли уже ставшими обычными наблюдения за найденными гнездами птиц. Казалось бы, что может помешать устоявшемуся режиму работы и отдыха? Ан нет! Что-нибудь да потревожит спокойную размеренную жизнь. Как-то уложился в палатке спать в спальник, голова наружу. Сон по молодости хороший, дышится легко на природе. Заснул, но через какое-то время что-то меня разбудило.
Открываю глаза и в полумраке палатки (уже светало) почувствовал и даже увидел узкое и длинное существо, которое переползало через меня по груди рядом с лицом с правого плеча на левое. Да это же существо змея гадюка! Спросонья я медленно включался в ход события, так же инфантильно проводил взглядом тихо уползающую змею. Тупо думаю: запаниковать? Но как говорится победила молодость, и я заснул. Куда она потом делась не знаю.
На утро много было разговоров про этот ночной случай. Дискутировали: о вреде и пользе гадюк, надо ли их уничтожать, как вообще оберегаться от змей, что делать и как лечиться если она укусит. Разговоры разговорами, а как-то днем увидели гадюку тут же проснулся инстинкт неприятия "гадов ползучих" и все мы кто был с ожесточением прибили змею. Зачем? А у неё было около десятка детёнышей, которые потом могли бы уничтожать вредных грызунов и жуков. Гадюка ядовита, но миролюбива. Думаю: если не тревожить и не наступать не нападет и не укусит.
Конец июня начало июля. Птицы выкормили своих детёнышей, которые в большинстве случаев благополучно вылетели из гнёзд и дупел. Слётков родители вначале подкармливали, но как только птенцы окрепли и сами могли добыть пропитание они разлетелись кто куда. Стационарные наблюдения закончились, и мы перешли на другой режим работы. Так же ходили по лесам, что видели записывали, выполняли хоздоговор, вообще наблюдали экологическую обстановку.
;2 ;декабря ;2018 ;года.
Фото автора, друзей автора, и интернета