Когда на землю медленно спускается лёгкий и пушистый снег и в окнах домов одна за одной зажигаются новогодние ёлки в его сердце тихо - тихо заходит грусть...
– Дед. Дед, а дед.
Дедушка отрывается от газеты и поднимает на внука глаза.
Внук видит его немой вопрос и продолжает:
– А какая она была? Расскажи мне...
Дед вздыхает, охает, откладывает газету и... Начинает медленно выговаривать:
– Красивая была очень, светлая. Да ты же знаешь. Вон её фотография на стене висит. И папа твой рядом.
Потом он замолкает. Вздыхает. Встаёт со старенького, плетёного кресла и ставит чайник на огонь. Он знает, что это надолго. Сейчас Ванька помолчит, подумает. Вспомнит всё что знает и помнит и начнёт из деда снова вытягивать воспоминания. Потом побежит за таблетками в комод. Уж лучше самому выпить сразу. Чтоб сердце успокоилось и не щемило так сильно в груди.
Иван Фёдорович достаёт из шкафа варенье, большой ложкой накладывает его в блюдце и наливает чай себе и Ване.
– Ванюш. Иди, чайку попьём. Вкусный с липовым цветом. Такой мама твоя любила...
Он замолкает. Придвигает поближе стул, а Ванька уже тут как тут. Дует на чашку и зачерпывая полную ложку варенья, отправляет её в рот.
Пока они пьют чай, дома воцаряется тишина. Слышно только, как шумно отхлёбывает из чашки восьмилетний Ванька.
Ваня не спешит. Он словно наслаждается этим моментом. "Мамин" чай он всегда пьёт неспеша, дует на чашку, стараясь не пролить ни капли и всегда допивает чай до конца. Потом отодвигает блюдце с вареньем, чашку и молча смотрит на деда.
А дед ждёт. Молчит и ждёт.
Ваня слезает со стула и бежит к шкафу.
А сердце у Ивана Фёдоровича уже щемит...
Он отодвигает тяжёлый ящик деревянного комода и отправляет под язык таблетку Нитроглицерина.
Ванька долго копается. Потом всё же достаёт тяжёлый синий альбом и бежит к дивану. Он открывает первую страницу. На ней дед молодой и красивый, бабушка с модной стрижкой и совсем ещё маленький сын их Серёжка – Ванин папа.
Дед садится рядом. А Ванька листает страницу за страницей.
Дед нарушает молчание первым:
– Вот папа твой в армии. Смотри как на меня похож в молодости. Даже уши такие же. – дед смеётся, а Ваня смотрит на него, потом на фотографию, потом на первую страницу и тоже улыбается.
– Дед. Расскажи какой он был!
Ваня листает страницу за страницей, лицо его становится грустным и задумчивым, а дед, видя это, начинает говорить:
– Работящий он был. Всё на себе тянул. Нам с бабушкой твоей помогал очень. С армии пришёл все дела приделал. И двор новый построил и гараж. Всё сам. И огород сажал и работал не покладая рук. Потом уехал в областной центр работать. В школу устроился, а там маму твою встретил. Она младше него была на семь лет целых. Ему тридцать было, ей двадцать три. Она умная была очень. Училась всё время. Работала учительницей в школе. Малышей учила таких же как ты. И сама училась. – Дед улыбнулся. – Хотела, видимо, всё знать. А как папу, твоего встретила сразу полюбила, а вскоре и ты родился. Мы с бабушкой твоей рады были очень. Бабушка тебе носки вязала.
– Я помню. – улыбнулся Ваня. – яркие такие, в полосочку.
Дед кивнул.
А Ваня добрался до своих фотографий. Вот он у папы на руках. А вот на закорках. А тут он на речке уток кормит булкой. Он вспомнил, как сам отщипывал кусочек за кусочком и кидал в воду, и жевал булку сам, а потом снова кидал уткам. А когда булка закончилась, папа побежал в магазин и принёс ещё две. И они с мамой и папой кидали кусочки булки уже вместе, а утки ловили их и трясли головой, размачивая булку в воде, а потом ныряли за тонущими кусочками.
И от этих воспоминаний почему - то несчадно защипало в носу.
А вот последняя ёлка его мамы...
Ванька смотрел на фотографию, не сводя глаз:
– Дед, расскажи мне про неё...
Иван Фёдорович снова вздыхает. Потом наливает себе в кружку чай и отхлёбывая начинает говорить:
– Она красивая была очень. Ты вот весь в неё уродился. От отца только уши достались. – он улыбается, отгибает свои и продолжает – А ему от меня по наследству. А она лёгкая была очень. Тоненькая, словно тростиночка. И добрая. Детей любила, людей. Зверьё всё жалела. Собаку больную на улице как - то подобрала, да так и оставила у себя. А тебя она как любила!
– Как, дедуль?
– Как? Больше жизни! Вот как!
– А что же она меня оставила? Зачем умерла? Если больше жизни?
Дед сжал губы.
– Болезнь её одолела. Не знала она о ней. Голова болела часто. Шум в ушах. Думала, что не высыпается. А вон оно как оказалось...
– А что же нельзя было вылечить? – Ванька насупился, подтянул к себе колени и отодвинул альбом.
– Может и можно было. Только не знала она о своей болезни. Слегла одним днём, свалилась с температурой. До этого на слабость и усталость жаловалась. И ушла... Навсегда... А вы с отцом к нам с бабушкой переехали.
Ванька посерьёзнел. Замолчал. Убрал в шкаф альбом. Полез на антресоли и достал коробку с ёлкой. Собрал и водрузил на стол. Так же молча стал вешать на ветки игрушки и гирлянду. Дед не мешал ему. Ушёл варить ужин. Топить печку. Дров надо было принести на утро. Воды в дом.
А Ванька тем временем уже включил гирлянду и, погасив в комнате свет, одел куртку и вышел на улицу. Здесь в полной темноте он встал под окошко и тихо смотрел на то, как в комнате моргает и светится всеми огнями новогодняя ёлка. Их с дедушкой новогодняя ёлка... Ведь у него только дедушка, а у дедушки только он.
Ванька вспомнил, как не стало отца. Ровно через год после того как не стало мамы. Тогда так же, как и сейчас везде зажигались ёлки. Хлопали фейерверки и салюты. А Ванька не радовался Новому году. Он больше не верил в чудо...
– Вот ты где. – дед с большой лопатой вышел во двор. Поглядел в окно. Кивнул Ване головой – Красиво...
Потом снова замолчал, глядя на внука и, вдруг, его осенило:
– А знаешь, что, Вань, а давай с тобой в этот год живую ёлку поставим! В лес за ней сходим! Давай?
– Как это? Живую?
– А вот так! Живую. Завтра утром встанем пораньше и сходим за ёлкой. Давай?
– Давай! – кивнул Ваня.
Они зашли в дом. Тихо потрескивали угли в печке, на плите шкворчала картошка с луком. И тянуло теплом и почему - то пахло бабушкиными пирогами.
Укладываясь после ужина спать, Ванька долго вертелся и крутился. Сон не шёл. Он сел в кровати и глядя на деда спросил:
– Дед... А дед... А бабушки почему не стало?
Иван Фёдорович сел к внуку и, обнял его. Они долго сидели молча. На столе моргала ёлка. За окном летел пушистый снег. А взрослый мужчина, прижимая к себе маленького мальчика беззвучно плакал.
Утро выдалось морозным. Снизу на окошках выросли белые, ажурные узоры. Иван Фёдорович уже истопил печку и по дому плыл тёплый воздух, несущий запах горячей пшённой каши. Ванька спрыгнул с кровати, босыми ногами на длиный, вязаный половик. И побежал в кухню. Дед заваривал свежий чай. Чай пах ромашкой и цветком липы. А Ванька уже занял место за столом у окошка и разглядывал выросшие за ночь узоры. Дед положил ему горячей каши, сам сел напротив и глядя в окно, как бы между делом, сказал:
– Вон как Дед Мороз старался. Рисовал картины всю ночь. И заметь, ни одна на другую не похожа.
– Это не Дед Мороз – возражает Ванька. – это просто мороз рисовал.
– Мороз, мороз. – Кивает дед. – Самый настоящий Дед Мороз!
Ванька качает головой, ведёт пальчиком по стеклу и сам себе говорит:
– Мороз, мороз. Сейчас за ёлкой пойдём. Мы тебя с дедушкой не боимся, мороз несчастный.
Они долго бродили по лесу. Но ёлки, какую хотелось, не находилось.
А потом, когда они чуть было уже не сдались, Ванька увидел белку. И белка увидела Ваню. И со всех ног ринулась на высокую сосну. А Ваня, побежал её догонять и на той стороне тропы увидел самую красивую ёлку.
В доме пахло по особенному. Волшебный запах хвои смешивался с горячим воздухом, идущим от печки. И от чего - то становилось тепло на душе.
Дед вышел из дома, долго гремел на чердаке. Топал, а потом вошёл в дом со старым фанерным ящиком.
– Вань! Смотри, что у меня есть! Настоящие сокровища!
А Ванька уже держал в руках стеклянную, очень старую игрушку.
А потом они с дедом вместе рядили ёлку. И на душе у обоих, почему - то стало светло и радостно. Потом дед паял на столе старую гирлянду. Менял цветные лампочки и, повесив их на ёлку, включил в розетку, погасив в комнате свет.
Ваня обомлел. Он привык к маленьким, цветным лампочкам гирлянды, а тут большие, яркие, крашеные лампочки. И от их света старые игрушки светились с разных сторон и казалось, что они живые и танцуют на ветках настоящей, пахнущей хвоей ёлки.
С того Нового года в доме Ивана Фёдоровича и Ваньки появилась своя традиция. Они ставили живую ёлку и рядили её старыми игрушками. И хотя Ваньке уже четырнадцать, но каждый год перед новым годом грусть так же вползает в его сердце и Иван Фёдорович всегда ждёт его этого – Дед. Дед, а дед...
А потом альбом. Тяжёлый, синий, семейный...
И девятый год дед отвечает на вопросы внука... И так же грустит вместе с ним в конце декабря. Но... С приходом Нового года Ванька становится улыбчивым и ёлка живая в доме, словно возвращает обоих к жизни... А сладкие подарки, которые дед мороз приносит ночью в дом и прячет под ёлку, делают обоих счастливей. А новенькая, лёгкая, пластиковая лопата, которую дед мороз принёс в прошлом году для Ивана Фёдоровича служит ему верой и правдой. И тот момент, когда Ванька хитро улыбаясь, кричал деду, что ему под ёлкой подарок от дедушки мороза, Иван Фёдорович вспоминал весь год с улыбкой...
А под бой курантов у него каждый год одно и то же желание – Здоровье внуку и ему самому немножко лет жизни... Хотя бы до восьмидесяти... Ведь когда ему исполнится восемьдесят, его внуку исполнится восемнадцать...
– Дед. Дед, а дед.
Иван Фёдорович поднимает на внука глаза. Перед ним сидит совсем взрослый мальчишка.
– Дед. Пиши письмо деду морозу!
Дед смеётся – Сам пиши!
– Ты пиши! Проси фонарь у него! Твой старый совсем. Пусть новый принесёт. Я в магазине видел такой. Крепкий. И светит хорошо. Пиши пиши...
И протягивает ему листок и ручку...