Опубликовано в газете "День литературы" 05.10.2023г.
Родион
Июль 44-ого был не просто жарким, а изнуряющим. Бои с каждым днём только нарастали. Всюду что-то ревело, ухало, грохотало. Работала пехота, танки, авиация. Советские войска всё дальше отодвигали фашистов на Запад. В районе Бродов сейчас взламывал линию обороны Первый Украинский. А потому, казалось, что в движение пришёл не только фронт, а и земля под ногами…
Шёл со своим батальоном и Родион Шанин. Многокилометровые броски, перестрелки, хроническое недосыпание всё больше сказывались на его характере. Из беззаботного парня он давно уже превратился в хмурого солдата, который убивал фашистскую сволочь, не задумываясь и не каясь. Да и за что было каяться? Чертей, что принесли людям столько несчастий, истреблять надо…
А он и истреблял, потому что о зверствах нацистов не понаслышке знал. Всё видел собственными глазами. Замученных растерзанных деревенских баб, ребятишек с выколотыми глазами, стариков, разорванных собаками. Видел виселицы с повешенными партизанами, подвалы, где штабелями лежали не выдержавшие пыток гестапо, видел сожженных людей в деревенских сараях, переполненные трупами овраги. Эти картины вновь и вновь всплывали у него в памяти. А потому и злился Родя отчаянно. Хотел отомстить, покарать и уничтожить эту фашистскую гадину, чтобы и духу от неё не осталось.
– Вас как звать-то, товарищ лейтенант?! – вдруг спросил его незнакомый парень, выглянул из укрытия, пустил очередь из автомата и вновь нырнул обратно.
– Родионом! А тебя?! – крикнул Родя и тоже начал стрелять из-за высокой насыпи по зданию железнодорожной станции, где засели нацисты и сдаваться не собирались.
– Жоркой! Знаете, я ведь вас случайно заметил, подумал, не справитесь тут без меня, вот и решил подбежать!
– Отчаянный, значит?!
– Ага! Я ж детдомовский. Чего мне терять?! Умирать так сейчас!
Жорка вновь на курок нажал, потом снова голову к земле прижал, потому что из-за плотного огня невозможно было ни пошевелиться, ни тем более встать. Пули свистели совсем рядом, прошивали отцепленные вагоны, вгрызались в гравий и шпалы, срезали ветки деревьев, со звоном от рельсов отскакивали.
– Да, уж, не подпускают гады – выругался Родион, скатился чуть ниже по гальке, лёг на спину.
– Это точно – завалился и новый знакомый рядом, снял пилотку, вытер пот с лица, сплюнул в сторону и надел пилотку на голову обратно. – Обходить их сволочей надо…
– Согласен. Сейчас только отдохнём малость…
Родион посмотрел в небо, там, кажется, дождь собирался. Всюду гремело, но то была не гроза, это работали пушки и танки. Его однополчане сейчас депо освобождали, а он сюда прорвался. А тут этот черноглазый малый, похожий на цыгана, и как его так далеко занесло, не понятно…
– Ты откуда сам-то?
– Тринадцатая общевойсковая…
– Да, нет, где родился, спрашиваю?
– Так в Луганске…
– А работал кем?
– Забойщиком на шахте. Правда, не долго. Меня ж перед самой войной в армию забрали, потом война, потом окружение, да ещё ранило. Несколько недель в деревне валялся у какой-то бабки, а когда поправился, она меня в лес отвела. Так я и попал к партизанам. Ну, а теперь снова на фронте с вами…
– Много вас партизанило-то?
– Да нет, хлопцев двести или двести пятьдесят. В общем, я не считал…
И Родя вдруг засмеялся. Давно его так никто не забавлял, разве что Ося когда-то…
Лейтенант вздохнул и вспомнил товарища.
В тот день Осип отправился в разведку с Борисом, Серёгой и Марком. Только вот обратно неделю спустя вернулся один только Марик. Рассказал, что в лесу наткнулись ребята на полицаев. Те приняли переодетых разведчиков за своих новых хозяев, а уж когда с ними заговорил сам оберст-лейтенант, Ося, стало быть, то и вовсе блеять начали. Одна беда, выдал группу пленный ефрейтор, что в кустах заскулил словно собака. В общем, Осю предатели застрелили сразу, а дальше уже разведчики в драку ввязались. Уложили они, конечно, этих гадов, только вот Серёга и Борька тоже в том лесу лежать остались. Вот так…
– Да уж, – вздохнул тяжело Родион – судьба…
– Что вы сказали?
– Ничего, говорю судьба у нас такая. Я вот с Урала, ты из Луганска, ты шахтёр, а я учитель географии, ты детдомовский и я. А встретились здесь и сейчас. Забавно, правда?
– Ага – улыбнулся Жорка. – Ну, что идти пора?
– Давай – кивнул Родион.
И друзья, не сговариваясь, тут же выскочили на насыпь и, отстреливаясь из автоматов, рванули к зданию станции…
Георгий
После того памятного боя они уже и не встретились ни разу. На прощание обменялись подарками. Жорка вручил Родиону трофейный портсигар какого-то голландского мастера, а вот Родя отдал забавному парню котелок с выбитыми на нём узорами и незнакомыми именами…
Ан нет, Георгий всё же видел того лейтенанта, что отстреливался вместе с ним на насыпи. Среди длинных рядов погибших солдат, что лежали на земле возле станции, он его попросту не узнал. Догнала всё-таки пуля шальная Родиона Шанина. Но это было тогда, а сейчас…
Жорка уже в Польше освобождал небольшой посёлок в предместье Кракова. Сразу за этим селом располагался комплекс двухэтажных зданий. «Фабрика, – подумал про себя Георгий – Может, там делают снаряды?». Закрытое предприятие было огорожено высокой колючкой и цветниками. Правда, тогда парень ещё не знал, что это за фабрика. Да и с чего ему было это знать?
Он вырос как полынь придорожная без заботы и ласки. Родителей своих не запомнил, мал был. Отец Георгия погиб в Гражданскую, а мать от голода померла, отдавая последние крохи своему годовалому мальчику.
Так Жорка и нёс свой крест, до сегодняшнего дня, пока не попал за ограждение той самой «фабрики». И то, что он увидел там, его потрясло буквально.
Изнеможённые узники концлагеря в полосатых робах и таких же полосатых шапочках стояли у колючей проволоки, просто на асфальте лежали. Те, кто не в силах был подняться, ждали смерти в вонючих бараках. Сотни живых трупов, доведённых до отчаянья, уже ни на что не надеялись, и даже не плакали, и, конечно же, давно уже были готовы к самому страшному…
Но их освободили русские солдаты…
Георгий глядел на эти скелеты, кожей обтянутые, и ужасался. Бесполые бритоголовые истощённые до крайности тянули к нему руки, улыбаться пытались, просто смотрели безумными глазами. Кто же мог довести этих несчастных до такого состояния? Хотя зачем он об этом спрашивал, и так было понятно. Нацистские звери, не иначе…
Чудовища, которые именовали себя высшей расой, сначала узников сортировали, у женщин отбирали детей, евреев, цыган, стариков уничтожали сразу, остальных клеймили, морили голодом, кровь выкачивали. Гоняли как скот на работу, били, унижали. В отдельных блоках эксперименты над заключёнными ставили, заражали инфекциями, стерилизовали. Условия в лагере были ужасными, и люди от истощения и болезней умирали пачками. Тех, кто ослаб и не мог больше работать, фашисты травили в газовых камерах, а после в печах сжигали. А дальше продавали всё, что от узников осталось. Вещи, волосы, зубы, и даже человеческий пепел и сало. И не было этим тварям оправдания…
Жорка от потрясения пришёл в себя, конечно, не сразу, а как только оправился, стал вытаскивать из вещмешка всё, что имел в загашнике: хлеб, сухари, сахар. И всё это он начал раздавать несчастным, по кусочку, по ломтику, по чуть-чуть, чтобы всем досталось.
То же самое делали его однополчане. Узники благодарили солдат на чешском, французском, польском, болгарском.
– Спасибо, сынок – вдруг сказала Георгию пожилая женщина, больше похожая на мальчика. – Дай Бог здоровья твоей матери…
– Да, да – смутился парень, опустил глаза – и вы, пожалуйста, поправляйтесь…
Жорка, чтобы не разрыдаться, медленно развернулся и, не оборачиваясь, к выходу направился.
Ему предстояло ещё многое сделать. Ему отомстить было надо…
Эпилог
Наверное, когда-то Берлин в это время года был прекрасен, утопал в цветах и внешне преображался. Потому что весна, она на то и весна. Только вот теперь было всё иначе. Всюду руины, горы битого кирпича и камня, завалы из мусора и какого-то скарба, и ни одного целого здания, а ещё дым от пожаров, гарь, копоть, сажа. Правда, Алексею это было без разницы. Он дошёл, он всё выдержал, он разбил врага ради тех, кто сражался, но не дожил до этого дня.
Парень сидел на ступенях Рейхстага, опустошённый, подавленный. И мысли у него в голове роились разные. Но одна была сильнее всех остальных. Не будет больше войны, и люди снова станут счастливы. А он, Алёшка, уже скоро вернётся к маме…
Рядовой вытер слезу рукавом солдатской рубахи, шмыгнул носом, посмотрел на красный флаг, что развивался над Рейхстагом, на то, как радуются вокруг ребята – кричат, фуражки в небо подбрасывают, командиров качают, смеются, что-то обсуждают, под гармошку пляшу, и тоже стал улыбаться.
– Чего сидишь? – вдруг подскочил к нему из толпы его дружок Афанасий. – Я спирт принёс. Давай что ли за победу по маленькой?
– А давай…
Кивнул Алексей, поднялся на ноги, вытащил из вещмешка котелок с незнакомыми именами. А товарищ плеснул в него спирта из фляжки. Лёха заглянул внутрь, прочитал нацарапанное. Филя, Коля, Антонина, Александр, Осип, Родя и Георгий.
– За вас, ребята. Светлая память…