Мы живём воспоминаниями. Мы живём моментами. Всё, что у нас останется через десятки лет прожитой жизни - это память. Память о мимолетных встречах, первых поцелуях, безумия на двоих и совершенных ошибках. Мы словно находимся внизу песочных часов и совсем скоро нас засыплет с головой, не оставив ничего.
Именно об этом я задумался сейчас, сидя на кухне, где пахнет дымом сигарет и горячим, только что приготовленным кофе. Огонь от газовой плиты согревает эту кухню, разнося тепло во все её уголки.
- Расскажи, что ты помнишь? - спрашиваю я, закуривая очередную сигарету и протягивая пачку Marlboro ей, - какое твоё самое яркое воспоминание?
Она берёт сигарету и, закуривая, откидывается на стену.
- Однажды в детстве мы с родителями поехали на море, - начинает она, поймав мой сосредоточенный взгляд, - там мы отправились кататься на лодке. До сих пор помню, как я стояла в жёлтом жилете, наблюдая за счастливыми лицами родителей. Когда мы уплыли от берега, я увидела, что недалеко от нас плывёт дельфин. Сначала из воды был виден лишь тёмно-синий плавник, но через пару секунд он выпрыгнул на поверхность. Через мгновенье он снова скрылся под водой, оставив после себя лишь небольшие всплески, - она делает небольшую паузу, - тогда это казалось по-настоящему удивительным. А у тебя?
В голове сразу мелькают множество событий. Начиная с детства и заканчивая сегодняшним днем. Все они не настолько яркие, чтобы быть озвученными. Я хочу вспомнить о действительно запоминающимся дне. Но у меня не получается.
- Сейчас я просмотрел свою жизнь словно со стороны и не смог найти ни одного яркого события. В голову лезут только плохие воспоминания, вытесняя всё остальное. Я пессимист, – говорю я ей, - даже хуже. Для меня стакан всегда наполовину наполнен ядом. Меня тоже в детстве возили на море, и с этой поездки моё самое яркое воспоминание, как я сильно ударился головой о качели в каком-то парке. Не море, не ощущение свободы, не дельфины, а лишь шишка на голове.
- Плохие воспоминания - тоже воспоминания, - говорит она, - и имеют право на существование. Впрочем, жизнь не может состоять только из чёрных полос, - она отпивает кофе из своей большой кружки, - обязательно должны быть и белые.
- Но что мне делать, если я не помню белых полос? - спрашиваю я.
- Жить настоящим. Ловить эти белые полосы тогда, когда они происходят, а не через много лет, сидя на кухне и распивая кофе, - отвечает она, - в этом и смысл.
- Ладно, не будем о детстве, - говорит она, стряхивая пепел от сигареты в стоящую на столе пепельницу, - давай о прекрасном. Ты помнишь свою первую любовь? - она игриво улыбается и снова откидывается на стену, положив ногу на ногу.
- Да, но это было в школе. Так, ничего серьёзного, - отмахиваюсь я, делая жест рукой, - было и прошло.
– Нет, расскажи, мне интересно, – настаивает она.
Во всех существующих тренингах по отношениям говорят о том, что нельзя рассказывать о былой любви своей нынешней девушке. Впрочем, нам уже нечего терять.
- Это было в пятом классе и я вёл себя как типичный влюблённый школьник, - говорю я, - дёргал за косички, краснея, когда она поворачивалась, и подбрасывал записки с сердечками в портфель. Пару раз провожал её до дома, помогая нести рюкзак. Не знаю, испытывала ли она те же чувства. Но я об этом так и не узнал, потому что через неделю она уехала с родителями в другой город.
- Печально, - говорит она, констатируя очевидное, - но поучительно. Надо было признаваться в любви сразу. Кто знает, что может произойти потом?
- Ну, а у тебя кто был первым? - спрашиваю я.
- Один парень с параллельного класса, - отвечает она с невероятной легкостью, - тоже ничего серьезного. Поиграли в любовь пару месяцев, а потом он меня бросил, - она делает паузу, - тоже своего рода поучительная история.
- А наша история? Поучительная? - спрашиваю я.
Я вспоминаю, как год назад мы были безумно счастливы, окрыленные чувством любви. Как она стояла на этой кухне, готовя завтрак, а я обнимал её сзади, вдыхая запах её волос и нежно целуя в шею. Что случилось теперь? В кого мы превратились? В чудовищ, пожирающих друг друга изнутри. Наша история стала пропитана запахом выдыхаемых сигарет, а не духами от Armani и сорванными цветами.
- Конечно, - говорит она, - если вернуться к разговоре о зебре, то мы проскочили все белые полосы, хотя воспоминания остались. Только они и остались.
- О чём ты больше всего жалеешь? - спрашиваю я, делая глоток моего уже остывшего кофе.
Она задумывается, поднимая взгляд к потолку, и отвечает лишь через несколько секунд.
- Наверное, ты не поверишь, - говорит она, - но однажды я угнала велосипед у одной девочки из школы.
- Ты угнала велосипед? - на моем лице появляется улыбка.
- Я же говорила не поверишь, - она тоже начинает улыбаться, - это было в школе. Я была с подругами, нам было весело и я на спор уехала на этом велосипеде. Как я потом узнала, он принадлежал одной рыжей девочке из параллельного класса. В тот день она пошла домой пешком и её сильно избили какие-то отморозки. Этого могло бы не быть, если бы она, как обычно, поехала на своем велосипеде.
- Ты не могла этого предвидеть, - говорю я.
- Да, - соглашается она, - ну, а ты? О чём ты жалеешь?
Я тоже ненадолго задумываюсь и откидываю голову назад. Улыбка с моего лица постепенно сползает. Я смотрю ей в глаза и говорю:
- О том, что мы умерли.
Эта фраза звучит больше как вопрос, нежели утверждение. По сравнению с угнанным велосипедом, это создает какой-то мощный контраст. Она тоже принимает озадаченное выражение лица и наклоняется за кофе. Делая несколько глотков, она отвечает, пытаясь свести все в шутку.
- Брось ты, ты не мог предвидеть этой аварии.
- Как и ты не могла предвидеть избиение той девочки? - спрашиваю я.
- Да, - резко отвечает она, - некоторые вещи случаются, просто потому что случаются. Болезни, смерти, несчастные случаи. Никто не может этого предвидеть.
Я молча смотрю на неё, пытаясь понять ход размышлений.
- Сейчас мы здесь, сейчас мы мило общаемся, - говорит она, - это главное. Что произойдёт дальше, никто не знает.
Но дальше уже некуда. Мы уже мертвы. Всё, что происходит дальше - это лишь воспоминания, которые мы с трудом пытаемся вспомнить. События, которые случились, но начисто стерлись из памяти. Даже наша любовь медленно начала забываться. Быть может, мы были мертвы задолго до вчерашней аварии.
Даже у неисправимой реалистки на глазах наворачиваются слёзы. Я молча встаю и делаю шаг в её сторону, предлагая ей руку. Она встаёт из своей неудобной позы и, взяв руку, обнимает меня. Наши тела сплетаются в крепких объятиях. Я, как и прежде, чувствую запах её волос, ощущаю её всем своим телом. Быть может, в этом мире нашим прозрачным оболочкам суждено прожить долгую и счастливую жизнь.
- Я люблю тебя, - тихо говорит она, крепче сжимая руки на моей спине.
- Я тоже тебя люблю, - отвечаю я и наши тела растворяются за плотным дымом сигарет, оставив после себя лишь память.