"МЫ ЛЯЖЕМ ПО РАЗНЫЕ СТОРОНЫ ПОЛОС..."
(Мумий Тролль)
Серафим-ренегат, Королева-отщепенка, Отшельник-мизантроп…
Похоже, Жене предстоит закончить жизнь в обществе законченных маргиналов. И кем же станет он?
Что? Закончить жизнь? Здесь? Дудки!
- Я повторю ещё раз, что уйду отсюда, не спрашивая ничьего разрешения! – сказал Башмачников сам себе громко и внятно, стоя на четвереньках. И ещё раз. И ещё – громче и громче, чтобы слышал весь мир. И решение несколько подбодрило и утешило. Кто сказал, что свет клином сошёлся на этих холмах? В мире есть кое-что ещё. Где-то растут деревья, текут ручьи. Где-то может найтись ещё один выход!
Он бодро вскочил, обернулся – и нежданно столкнулся с Юковым. Тот глядел насмешливо и пьяно. Абара с почерневшим совком застыла у туалета.
- Значит, наш гость твёрдо решил нас покинуть? – вдруг развеселился Жуль. - Браво, браво. И какая жалость: нам будет так тебя не хватать. Верно, ваше величество?
Абара захлопала крыльями, изображая аплодисменты, и запрыгала, сотрясая цепь: - Право, Евгений! Нам будет очень, очень грустно без тебя!
- А не отметить ли нам твой уход, Евгений? Так сказать, устроить проводы, а? Ваше величество, хватит копаться в дерьме, готовь разносолы.
Абара засуетилась, захлопотала, накрывая «стол» - отполированный камень во дворе под навесом подле вентиля «газовой горелки»: здесь был маленький, локальный выход газа из полости в камне, и предшественник Юкова весьма грамотно устроил нечто вроде газопровода. Там же лежала горка «кирпичиков» из затвердевшей слизи сизов, которую иногда использовали как топливо. Жуль лично сходил в подвал и выставил трёхлитровую бутыль своего драгоценного виноградного спирта, затем снова исчез в подвале. Мягко схлопнулся воздух, запахло озоном, и у стола появилось расплывчатое стальное облако, не имеющее границ, оно неспешно уменьшалось, одновременно оформляясь в уродливое крылатое существо.
- Кто это вздумал покинуть наш гостеприимный мир? – вмешался Серафим. – Ах, ах, какая досада, какая жалость!
Он издевательски зацокал языком, куда более похожий на клювастую птицу, чем Абара. Жуль вынес из погреба маринованных сизов, уже нанизанных на штыри, чтобы устроить шашлык немедленно. Оттуда же появились три бутыли крепчайшего пива и пучки квашеной зелени. Фокусник Шэтап моргнул - затычка вылетела из канальца, дунул – и вспыхнула газовая свечка. Жуль дождался, когда вспыхнули «кирпичики» - и бережно завернул вентиль. Скоро аппетитно запахло мясом. «Прямо «Пикник на обочине», - подумал Женя.
Они сидели кружком – отец-основатель нынешнего хутора Жуль Юков, его рабыня, птица в цепях, Абара, случайный прохожий Евгений Башмачников и их мучитель семикрылый Серафим, он же Иоаким Шэтап. Он сидел между Жулем и Женей, сложив пять крыльев сзади гигантским горбом, двумя слегка приобнимая мужчин, а руками обхватив бутыль с пивом.
Башмачников вспомнил Этнолайф: те люди любили землю, по которой ходили, и творили на ней чудеса, но у каждого за пазухой, верно, было по прекрасному миру. Нынешнее пиршество напоминало пиршество во время чумы и представляло собою непристойную пародию на дружеское застолье.
- А вот я, бывало, пила ячменное пиво литрами, - хвастала Абара, сидя напротив странной троицы и причмокивая. – А потом шла в тренажёрную и лупила отвратительное резиновое чучело Эпикраля! Я мочилась на него! Это дискриминация – почему только они, жадные, прожорливые, тупузые и носатые мужики имеют право править?
- А я вот помню, на Аудиенции, - перебивал её Юков. – Королева Ауия-Айя устроила показательную казнь своего кузена – и за что? За то, что он скрыл свой адюльтер с её падчерицей…
- Браво! Брраво! – вопила Абара. – И я сидела бы рядом, вкушая его подлый и лживый язык!
- Ложь – великолепное изобретение человечества, которое быстро взяли на вооружение Ангелы Господни, – поучал Шэтап.
- Абара, а почему ты схватилась с Враном? – поинтересовался Женя.
Абара подскочила, крылья замельтешили и захлопали не хуже ветряной мельницы, изо рта полетела слюна вперемежку со словами:
- Ого-го-ло-го-го-го-ло-ло-ло! Вран узурпировал власть и объявил себя Эпикралем вопреки желанию населения! Предатель рода Авесов! Он скрутил в бараний рог моих родичей, изгнал из парламента – калоша ему в глотку! Месть! Я задумала ужасную, кровавую месть! Я лично растерзала четверых наследников Дома Вран! Следующий Эпикраль должен был быть из Пассеров!
…Кажется, все они перепились. Спирт! Да и пиво оказались куда крепче, чем предполагалось. По три литра на нос. И на клюв. Жене казалось, что нестареющий и бессмертный Юков, как существо иного порядка, должен был пить вёдрами без особого эффекта. Абара казалась слишком экзальтированной особой и вроде как бы не вполне нормальной – что ей человеческое вино? А уж Шэтап и вовсе Ангел, не нуждающийся в спиртном и получающий кайф от чужих страданий…
Пьяным в доску, в стельку, вдрабадан, до чёртиков, до поросячьего визга должен был быть один Башмачник, отвыкший от количества рядом с Сарой, которая не пила, а дегустировала. Однако перепились все.
Шэтап неожиданно разоткровенничался.
- Когда мы скрутим низших и уничтожим бездушных, мы, так и быть, не станем полностью разрушать миры. Мы будем владеть и властвовать – это куда рациональнее и приятней, не правда ли, Абаранакам? Твой мир распадётся на атомы и пополнит копилку Изнанки – ты будешь счастлива, не правда ли?
- Врёшь, отродье! – взвыла Абара. – Не видать тебе миров, как собственных ушей! Ты – всего лишь навоз под ногами Хозяина! Догони ветры из задницы плешивой кобылы! Нас никто не покорял, и ничто не покоряло – и не покорит! Я вернусь в свой мир, раздавлю яйца Врану и стану Эпикралем… Эпикралей…
- Если это позволят Светлые. Они те ещё штучки! Они тянут на рыбок-прилипал, которые не умеют ничего, кроме как завывать на все лады: «Осанна! Осанна!» Пока с ними не разберёмся - лучше держитесь меня.
- Нет, лут-чше д-держите ваши разборки пр-при себе, - встрял Юков, качая пальцем перед носом Шэтапа. – Я не хочу иметь н-ничего общего ни с верхами, ни с низами! Кто вы такие? Ни друзья, ни враги, Иномирье д-давно живёт само по себе! Оно не нуждается в в-вас! Ты что молчишь, Башмачник? – Юков поник головой и, казалось, отключился.
- Й-й-я не п-пнял! Ты, что, сбежал от своих? – осведомился Башмачник, перед глазами которого поплыл воздух.
- Я сбежал от суеты и бредовых замыслов, - сообщил Серафим.
- То есть, дез… дезертировал от своих?
- Без уточнений. Слова ничего не значат. И потом – кто свои? Я не отношу себя ни к тем, ни к этим. Я сам по себе, - ответил Шэтап, уплетая шашлык из сизов.
- Значит, т-ты лгал Юкову? – Башмачников неожиданно для себя начал трезветь. – Чтоб тебя роз-розарвало!
- Он верит, что служит великой цели, - сказал Шэтап со смешком, ероша длинным языком светлые волосы спящего Юкова. – Он – моё любимое развлечение. Чем не великая цель?
- С чего бы ты р-р-разговорчив?
- Не понимаешь? – Шэтап воззрился на Женю насмешливо, глаза его вращались, точно у хамелеона и меняли цвета. Женя понял – спасения от Шэтапа из этой дыры не будет никому. Когда Шэтап наиграется с Юковым, придёт очередь Жени.
- Вот сейчас мы поразвлечёмся все вместе. Почему бы нам не трахнуть Абару? – осведомился Шэтап, ухватив её языком за шею.
Абара забила крыльями и протяжно закричала от боли.
- Как же ты собираешься т-трахаться? Т-ты же б-бесполый! – удивился Башмачников.
- Кто это говорит?
- Н-на З-земле г-говорят…
Шэтап затрясся от негодования: - А это ты видел? – и он распахнул два нижних крыла, обнажая гигантский, колыхающийся нарост-колонну, вздымающий балахон между бёдер.
Абара извернулась и попыталась ухватить нарост зубами. Шэтап пережал языком её шею. Абара придушенно пискнула.
Юков вздрогнул и очнулся.
- Не трогай её, Шэтап! Довольно с неё, она всё-таки королева, хоть и не состоявшаяся.
- Тогда я трахну тебя, Жуль. И попробуй возразить, безродный пришелец, ведь ты – мой раб! – И Шэтап, отпустив Абару, притянул Юкова к себе, приподнял над землёй сдирая с него языком одежду. Башмачников колотил по Серафиму кулаками, но это было равносильно тому, что колотить по железобетонной стенке – не пробьёт ни один каратист. Да что каратист – молотобоец. Да и камнедробилка тоже. Язык Шэтапа, казалось, залезал внутрь голого тела Отшельника, шарил под кожей. В глазах Юкова стояли слёзы, он корчился – но не от стыда, а от боли. На его теле вспухали синяки. Что-что, а по части насилия Шэтап был изощрён.
- Беги, идиот! – громко шепнула Абара, перегнувшись к Жене через «стол». – Беги в пещеру, уходи, уходи, уходи!
Женя сначала отвернулся – его била крупная дрожь, он протрезвел окончательно. Уйти, бросить Юкова, давшего ему кров? Нет, он оборвёт это унижение!
Женя вывернулся из-под крыла Серафима-маньяка и ринулся в сарай, схватил лопату в закаменевшей слизи и с диким воплем понёсся на Шэтапа, целясь тому в глумливую морду и намереваясь перерезать змеиный язык: - Ты, киста шизофреника, пердёж хитроумного мозга для запудривания мозгов тупых и незрелых мозгов! Ты не Серафим, ты – вонючий вампир! Помёт кенгураза! Трайфедова подсоска! Чтоб тебя розарвало!
И был через мгновение отброшен ударом молнии на 10 метров, к самой стенке каменного сарая.
- Не лезь, – проскрипел в ушах голос Серафима. – Когда я развлекаюсь – иначе испепелю.
Женя приходил в себя, оглушенный, под сдавленные крики и стоны Юкова и полное ужаса кудахтанье Абары. Почва под ногами колыхалась и переливалась сполохами. Женя едва не заплакал от бессилия – здесь все они в лапах маньяка, и миру может придти хана, если его не приструнить. Но каким образом?
И вдруг в трёх метрах от него разверзлась трещина. Из неё потекли тоненькие струйки газов и оранжевое свечение. «Это ад», - отрешённо подумал Женя. – «Вот что это за мирок…»
Но это был не ад. Медленно, но неотвратимо из щели выдавилась упругая, пульсирующая, аморфная масса и растеклась по краю, приобретая обтекаемые формы. Она громоздилась маленьким холмиком, но выглядела не громоздко, а изысканно и невесомо – благодаря плавности и текучести движения. Женя всё понял.
…Это был Великий Слизень, Слизень-Матрона. Оранжевые и аметистовые сполохи бегали по её телу, и она казалась закутанной в маслянистую радужную вуаль. Из утолщения выдвинулись изящные щупальца, и на их концах, подобно нежному цветку, распустились глаза. В этих прекрасных перламутровых глазах, чудилось Жене, светились скорбь и боль.
Они некоторое время смотрели друг на друга, изучая. Потом на него хлынула лавина пронзительных звуков. Они переплетались, накладывались друг на друга, нарастали, превращаясь в белый шум – и вдруг разом оборвались, и Женя услышал в себе вопрос: «Зачем, Евгений?»
- Т-т-ты к-к-то? – заикаясь, спросил Женя.
- Я – Въессс. Королева. Смотри.
И Женя увидел внутренним взглядом подземный город-соты. Город-соты простирался на десятки километров. Гладкие ровные тоннели, озерца, куда с потолка беспрерывно капала родниковая вода – Женя понял, почему поверхность настолько иссушена: воду искусственно удерживали глубоко под землёй. В городе были и усыпальницы, и инкубаторы, и плантации грибов, и водные купальни, и места групповой медитации, и пищевые центры, и Храм Благословления, и даже примитивные фабрики для плавки металла. Женя услышал не то мощное пение, не то полифоническое звучание органа – стройное и удивительно красивое. Таким, наверное, должно было быть пение небесных сфер, а не подземелья захудалого мирка.
- Мы подкармливали двуногого, пока он был один, вывели родники на поверхность и помогли ему выжить, дарили воду. Но то, что происходит сейчас, мне не нравится. Я ощущаю эманации зла. Наша музыка стала печальной. Носители Нектара всё чаще болеют и не хотят выходить на поверхность…
Женя вспомнил – действительно, коричневые слизни с полостью внутри, заполненной нежным и вкусным «шоколадным кремом», попадались очень редко.
- Но как вы… появились на свет?
- Одна земная лаборатория занималась средствами биологической борьбы с нашими земными предками. Я – результат эксперимента. Это мой город! Мой мир! Мои дети!
- А почему вы не выходите жить на поверхность? Почему перерождение не затронуло вас?
- Мы не хотим повторять путь человека, не хотим, в отличие от многих, копировать тех уродцев, которых видим перед собой, - в словах Матроны звучали, скорее, печаль и сожаление, чем презрение. – Мы хотим жить своей жизнью и строить её по образу и подобию своему. Жить жизнью, предназначенной Природой, сохраняя самобытность. Не разрушайте наш мир! – Она сказала «самобытность», именно так, Женя не ослышался.
- Въессс, скажи, отсюда есть выход? Мы уйдём и оставим вас в покое.
- Выход есть всегда и везде. Ищи.
- Где он?
- Позади Трона…
- Ты мне поможешь? Въессс, ответь, не уходи!
- В моих силах устроить землетрясение, когда настанет критический момент. Смотри, не упусти его…
Он не успел дослушать ответ. Земля начала смыкаться, свечение ушло. А над Женей озабоченно склонилась Абара, вполне целёхонькая и живёхонькая, бряцая своими «регалиями» затворницы: - Евгений! Чтоб тебя розарвало! Ты жив? Помоги мне оттащить Юкова на постель! Если вы оба откинете когти, на меня свалится вся тяжесть Иномирья! Поднимайся же, лодырь, обожравшийся авес!
Женя вскочил и поспешил к Юкову вслед за Абарой.
- Вот так, Евгений, осторожнее. Ничего страшного, оклемается. Просто отвык от насилия, сколько лет Проклятие берегло и холило, пылинки сдувало, а тут, понимаешь ли, нашёлся тот, кто оказался сильнее Проклинателя.
- Что же делать? Не может того быть, чтобы Шэтап оказался тем, за кого себя выдаёт.
- Может, не может – но он сильнее, это факт. И здесь на него нет управы.
«На него нет управы! Нет! Но я найду её! Найду то, чего нет!»
Абара задумалась и вдруг просветлела.
- Кстати, Евгений, на Земле существуют определённые заклинания или заговоры, как бы обращения к Всевышнему Творцу. И специфические жесты. Ты не помнишь что-нибудь наизусть? Земляне называют его «отцом», а настоящий отец всегда поможет детям. Что скажешь?
Женю осенило.
- Идиот! Какой я идиот! – хлопнул он себя по лбу. - Конечно, есть такой заговор – на все случаи жизни, «Отче наш» называется. Говорят, помогает. Но… с какой стати Всевышний станет помогать безбожникам и перерожденцам?
- А ты всё же попробуй воззвать. Должен же он наказать тирана и пресечь его беззакония!
- То есть, как бы отсечь собственный палец? Серафим вроде бы как бы его частица…
- У-у-у, ему это раз плюнуть – и подтереть. Всё равно как тебе выдавить прыщик.
- Я попробую. Почему бы и нет? Чем Инмир не шутит! Хуже не будет. Ты всерьёз полагаешь, что Всевышний услышит сквозь измерения и наслоения?
- А ты отличишь писк одного отдельного комарика на болоте?
- Э… Если только напоёт на ушко…
- Так напой ему, Евгений! – ласково шепнула Абара.