«Э-л-е-м-е-н-т-ы» Часть 31.
«Дерзайте отчизну мужеством прославить.»
(М. В. Ломоносов)
«Есть дети, следовательно, должны быть у них отцы и матери.»
(М. В. Ломоносов)
Возвратимся в рассуждениях к мирмидонянам.
Племя мирмидонян характеризуется порой мифами, как племя превратившихся в людей из муравьёв-мирмеков (в греческой транскрипции). Если отбросить для новых, постгомеровских поэм колдовское превращение их в людей из реальных мурашек, воинственных мирмеков, как подаётся в античном эпосе, то остаётся вывод о том, что племя было многочисленное, трудолюбивое, социально организованное.
Толкуя мирмидонцев, как ахейцев, чем грешат многие современные и не очень современные исследователи, никогда не стоит забывать, что Гомер в каталоге кораблей в «Илиаде» разделяет подчинённых Ахилла на «…те, кто населял Пеласгический Аргос, и те, кто в Але, и те, кто в Алопе, и те, кто в Трахине обитал, и те, кто владел Фтией и Элладою…мирмидонцы звались, и эллины, и ахейцы, сих пятидесяти кораблей вождём был Ахиллес».
Гомер не только достаточно утвердительно показывает на различие родов ахейцев и мирмидонян, но и одновременно и на их территориальную связь с родственными народами Ахилла и Патрокла, о чем мы выше только что говорили.
В этом месте необходимо вспомнить, что Фессалия и Арголида являлись областями, древнейшие обитатели которых были преимущественно пеласги и только не ранее 1240 г., то есть после взятия Трои – Илиона, так называемые фессалийцы, народ, говорящий на эолийском диалекте, начали вытеснять местное население и занимать земли будущей так называемой Фессалии.
Потому именно в современной Фессалии остался единственный город с древнейшим пеласгическим названием Лариса.
Таким образом, приведённая цитата фактически отожествляет мирмидонцев с коренным, историческим населением из потомков пеласгов, а упоминаемые ахейцы и эллины, это, видимо, отдельные небольшие племена, уже начавшие первичное освоение малых участков пеласгических территорий Арголиды и Фессалии.
Происхождение название мирмидонцы может иметь множество историко-лингвистических вариаций, как и иные разнообразные названия и самоназвания пеласгических племён, выявленных нами ранее, что не противоречит сути народной памяти.
И главное, это не противоречит также обоснованной нами версии пеласгического происхождения и Эака, царя Эгины и мирмидонцев и всего пеласгического рода Ахилла.
Чрезвычайно скупо, сдержано и однозначно бесспорно идентифицированы мирмидоняне в «Словаре античности» Лейпцигского Библиографического института: «Мирмидоняне. В мифологии фессалейское племя, во главе с Ахиллом участвовавшее в Троянской войне.» (Перевод с немецкого. М.: Прогресс. 1989.) А вот насколько это племя «фессалейское», и только ли оно «фессалейское», и откуда оно в Фессалии могло появиться, вот это мы поисследуем чуть ниже.
Например, в Гомеровском тексте все известные мирмидонцы родом не из Фтии и даже не из Фессалии (анализ текста Н.В.Брагинская). «Обходчик» в данном случае с выводом согласен полностью.
Одновременно отметим косвенное, но примечательное замечание – эта короткая информация, цитата из Гомера о мирмидонцах, уведомляет, что под командованием Ахилла при Трое насчитывалось порядка 2500 бойцов, то есть фактически современный мотострелковый полк по численности. Это серьёзная сила даже сейчас. Ахилл же был, можно считать, как минимум молодым полковником.
Образное сопоставление мирмидонцев с муравьями в песнях о главном вполне имеет место быть возможным и обоснованным. Рассказывают, что берега Эгины сверху каменистые с небольшими глинистыми участками, которые мирмекии раскапывали и жили в жилищах-земляных норах, копошась в своём поселении, как земляные муравьи. Занимались, вероятно, собирательством, рыболовством и охотой.
Многие современные Пелею племена расселялись на прибрежных скалистых, но не очень крутых откосах, используя естественные ниши и расщелины скал как элементы жилищ вдоль побережья. Такие поселения служили в основном рыбацким семьям или, как пристанище людям лихим, дерзким, бесшабашным, живущим разбоем.
В этих поселениях, совсем порой со стороны неотличимых от естественного ландшафта, люди копошились по своим делам словно муравьи, то исчезая в расщелинах, то вдруг появляясь на откосе скалы. Внешне подобная жизнь могла вызвать для непосвящённого наблюдателя естественную ассоциацию с копошившимися муравьями.
Кто-то ловил рыбу, используя естественные скалистые заводи. Их острые каменные рёбра уходили под воду и служили естественной защитой поселенцев от внешнего нападения со стороны моря. Морские суда и лодки могли подойти к берегу только если были известны многочисленные острые мели. Для чужих они становились смертельно опасны. Пробитое судно тут же атаковалось и разграблялось поселенцами.
Выживать грабежом и пиратством возможно, если действуешь только скопом, людским бешенным валом. Такие же свойства общины необходимы и для защиты семей от нападений извне.
Подтверждается это Гомером в описании мирмидонян.
«Быстро они высыпались вперед, как свирепые осы,
………………………………………………………
Ежели их человек, путешественник, мимо идущий,
Тронет нечаянно, быстро крылатые с сердцем бесстрашным
Все высыпаются вдруг на защиту детей и домов их,
С сердцем и духом таким от своих кораблей мирмидонцы
Реяли в поле; воинственный крик их кругом раздавался.»
«Хищные звери, у коих в сердцах беспредельная дерзость,
………………………………………………………………..
В брань таковы мирмидонян вожди и строители ратей
Реяли окрест Патрокла, слуги Эакида героя...»
Гомер «Илиада»
Подобные поселения, скорее их руины, можно и в настоящее время, наглядно обозревать и изучать на историческом побережье современной Ликии и многочисленных островах (см. рис.).
Эти остатки поселений являются ещё одним подтверждением достоверности людской памяти о жестоких, кровавых пиратских набегах ликийцев.
Ведь не на пустом месте Древний Египет остерегался лихих людей Ликии, землях рода девушки Европы.
Следующий факт. Не вдаваясь в научные термины лингвистики, фонетики, семантики слов и иже с ними, воспользуемся лишь выводами специалистов.
Оказывается, что исходные смыслы термина мирмек имеет ещё и такие значения, как бурлить, шумное, бурное движение воды, необычный, устрашающий, возмущение, негодование, дрожь, страх, бранность, лютость, раздражение, роиться, кишеть, бессчётные. А также – облако пыли из-под копыт войска.
Все эти определения как нельзя подходят к образу мирмидонян в исполнении Гомера. Они люди, роящиеся среди скал и бурунов воды, бессчётные, устрашающие, несущие негодование и страх, кишащие в подземных норах ужасные призраки, блуждающие демоны. Вот они какие, эти мирмидоняне.
И среди всего народа
Ахиллес, их воевода!
Очень примечательно, что у Гомера все мирмидонцы только воины. Нет ни детей, ни женщин, ни стариков. Не обозначены никакие родственные связи поколений мирмидонцев.
«Ни в одном месте Гомер не дает однозначно понимать мирмидонцев как народ, как племя» (Н.В.Брагинская).
Вероятно, Гомер осознаёт эту особенность, но она для него не открылась истиной и ответов у него не оказалось. Иначе он не преминул бы гордо заявить о родине мирмидонцев в тексте поэмы.
Однако категорически смущает не только этот главный и необъяснимый факт. Где бы в исторических мифах, поэмах, хрониках не ссылались на мирмидонцев, всюду они оказывались пришлыми. Кочующий народ, народ-вольный ветер.
И тогда возникает естественный вопрос - а народ ли вообще эти Ахилессовы воины света?
Кто и где их рожает, кто и где растит их детей, кто и где обучает юношей родовым навыкам, где прячутся среди необъятной Ойкумены их дома и оберегаются духами капища их предков?
Где обжигает солнце и омывают дожди неведомые идолы их богов?
Не всякие события и результаты трудов человека остаются на памятных вехах, понятных и хранимых потомками. Скорее совсем наоборот. Только самые удачливые и настырные отмечаются историями в легендах и нетленных, волею случая сохранившихся рисунках и надписях.
Но существует ещё одно ответвление доказательной фактуры на тропах истории. Это явление требует очень осторожного обращения и глубокого всестороннего изучения. Иначе результат может оказаться совершенно противоположный.
Имя этим явлениям топонимика и гидронимика. Человек обязательно оставляет языковой след на территориях им занимаемым.
«Обходчик» уже не единожды во время настоящего путешествия сквозь тысячелетия сталкивался с примерами следов языковой культуры при изучении земель, поселений, народов.
Ойкумена огромна и более того, она бесконечна и вездесуща, пока есть хотя бы один живой человеческий разум, способный отличить свет от тьмы.
Кто бы мог подумать, что среди этого безбрежного и бездонного океана свидетельств дел человеческих найдётся всего лишь один знак, напрямую помечающий сопричастность этого необычного народа к реальной земле и реальному поселению. Как это не удивительно, но такое явление случилось.
«Киммерик был когда-то городом, основанным на полуострове, он был отгорожен рвом и валом. Далее, на расстоянии 20 стадий шло поселение Ахиллей, в котором был храм Ахилла. Здесь самое узкое место Меотийского озера, ширина его здесь не более 20 стадий. На противоположной стороне находятся поселения Мирмекий и Парфенион вблизи Гераклея.» (Страбон).
«…в районе Тамани, в Керченском проливе (Боспор киммерийский) на Киммерийском острове есть развалины античной деревни Ахиллеон со святилищем Ахилла, а напротив, археологами найден городок Боспора Мирмекий…Мыс Ахиллеон расположен на северо-западе Таманского полуострова. Омывается водами Азовского моря. Берег абразионно-оползневый.» (Лотышев И. П. География Кубани. Энц. словарь. Майкоп, 2006.)
Обязательно надо кое-что уточнить для правильной оценки описываемых земель.
Во-первых то, что 20 стадий, это не более 4 километров. Час пути прогулочным шагом.
Во-вторых, Киммерик (Киммерис) Страбона это некий Таманский Киммерис, отличный от крымского Киммерика.
Таким образом на северо-западе Тамани, где самый узкий пролив, который и сейчас самый узкий, только обновлённый Крымским мостом недалеко от этих мест, располагались: поселение Ахиллей с храмом Ахилла, мыс Ахилла, и некий Киммерис. (см. рис.).
Всё рядом, в Тамани, в шаговой доступности на побережье Азовского (Меотийского) моря, Таманского залива и Керченского пролива (Боспор Киммерийский).
В-третьих, на противоположном берегу в Крыму существует продолжение знаковой сопричастности мифам в виде археологически подтверждённых поселений Мирмекия и Киммерика крымского, объекта культурного наследия.
А Парфенион, что севернее Мирмекия в Крыму, так тоже рядышком.
Мирмекий уже достаточно долго и подробно был подвержен археологическим мучениям в течение последних почти ста лет. Наш современник, увлечённый и талантливый археолог Бутягин, завершил недавно эти работы, так что, видимо, что попалось на глаза и в руки, досконально изучил.
Таких совпадений в топографии, топонимики и гидрографии с мифологической памятью народов просто не могло быть нигде и никогда. А в этом удивительном месте они явные. Такое недавнее и тщательное изучение современными методами археологии артефактов Мирмекия помогает сформировать достаточно достоверные трактования давних событий.
Итак, подтверждённая археологией дата начала развития поселения, основанного как город ионическими народами это VI век до Р.Х. Город развивался активно и уже в конце VI века в мог гордится тем, что был создан предполагаемо первый на Боспоре «…уникальный объект — огромный жилой квартал, разделенный на несколько домовладений, построенный на рубеже шестого и пятого веков до нашей эры. Его исследуют…и недавно стали известны границы комплекса, площадью 600 м2» (Бутягин).
Но это только лишь частичка Мирмекия. Выявлено, что территория поселения занимала в древности площадь почти в восемь гектаров.
Место это было для поселения благодатное. Небольшая речушка, несущая пресные воды, наполненные рыбой тёплые заливы и неглубокое, не бурное, щадящее рыбаков Меотийское озеро.
Пролив, позволяющий проходить торговым судам из Понта Эвксинского к просторам Великой Степи, северным предгорьям Кавказа и дальше, дальше на восток к морю Каспийскому, где паслись богатые своей награбленной добычей бесчисленные людьми и именами скифские племена, ценившие и любящие коней, что были основой жизни всей степи.
Там была «страна коней», или «каспий» на языках персидских.
Страна людей и народов, чья судьба сливалась с конём в неразрывном единстве. Потому видно это общее, кровью предков обагрённое качество степных народов и поместил эгейский люд в ёмкое и характерное слово «кентавр».
Кентавр, это образ жизни, характер, племя, народ, который ни с каким другим не перепутаешь.
И ещё дальше шли пути, всё севернее, всё восточнее, к рудникам Рифейских гор, и куда-то туда, куда в те немыслимые дали исчезал иногда по неведомым делам Аполлон, переносимый леденящим Бореем под созвездие всевидящей, широко раскинутой звёздной Медведицы.
Такое удачное по расположению было это место для жителей Ойкумены, что даже и не стоит сомневаться, будто его приметили лишь ионические племена. Утверждать это по меньшей мере некорректно. Люди в этих местах жили издревле. Настолько издревле, что мы можем только догадываться и предполагать. Но и археология не видит в этом противоречия.
Древнейшие «…жители Мирмекия обитали в небольших землянках, верхняя часть которых обкладывалась камнями. По находкам керамики…первые мирмекийцы поддерживали связи и со скифами, и с племенами, населявшими горную часть Крыма. Похоже, варвары даже составляли часть постоянных обитателей города…» (Бутягин).
Люди могли тут обитать, должны были жить обязательно. Жили, плодились и наверняка благополучно существовали в ареоле своей цивилизации и столетия, и тысячелетия, пока не возвратились они назад возмужавшими греческими потомками, обратно в родимый дом, под материнский покров.
Возвратились они к мифическим и легендарным землям полузабытых ими самими древних предков, возвратились к северным берегам племена Эгейские, как возвращается блудный сын под отеческие длани.
Но возвратились иными. Возвратились на новом витке взросления, владея разнообразными знаниями, полученными за прошедшие тысячелетия в долгих скитаниях от земель до земель моря Средиземного, моря тёплого и обильного возможностями и благодатью.
Острые скалы смертельными жалами роятся в прибрежных водах вдоль холмов Таманского Мирмекия, заставляя остерегаться крушения и гибели инородных злодеев, сидящих в ненадёжных лодках и ждущих удачи в налёте на посёлок.
Жадными голодными взглядами прощупывают они берег, предвкушая сладость награбленной у селян добычи.
Бурлят вокруг лезвий скал приливные течения, подвывает в щелях каменистых холмов ветер, несущий утренний бриз. Но ещё более гнетёт недруга устрашающее безмолвие неведомого берега в перерывах между порывами ветра.
Совсем не добряки мирмидоняне. Их племя не беспомощно. Совсем даже наоборот.
Бесчисленными, сухопарыми муравьями рыскают они, изредка возникая среди щелей скал прибрежных холмов и неприхотливых землянок, где скрываются от непогоды их жёны и дети.
Жёсткие панцири их шлемов и нагрудников не мешают хлесткости ударов жилистых рук и быстроте упругих ног. Разящие остротой заточки клыки кинжалов и мечей мирмидонян всегда нацелены на лютый разрыв плоти врага.
Они хитры и коварны в своём боевом угаре. Их мужчины и сами не промах. Их мужчины до лихорадочной дрожи любят пограбить чужие корабли и поласкать чужих дев.
Бесчисленным яростным валом, кишащим устрашающими криками и воем нависают они над противником. Не оставляют они врагу ни мига, чтобы сообразить, понять, откуда несётся к нему жуткая его смерть.
Гибель настигает врага легко. Он даже не успевает поразиться ужасом неизбежности своего конца перед последним своим выдохом.
Очень умелы и неудержимы мирмикии в сражениях, но и не менее опасны их жёны, коль настигает участь защищать своих детей.
Бранным визгом и всем скопом они не только пронизывают до пят страхом противника, заражая его волю смятением, но и завершают собственный ор точными ударами камней и заострённых костей.
Но не только грабить незваных гостей обожают мирмидоняне.
Их племя осело у моря давным-давно, когда пришли они на этот берег с многочисленными степными племенами. В те времена лошадей ещё было не так немного.
Те, кто были с детьми и без лошадей, осели вдоль побережья Понта Эвксинского. Через тысячу лет живущие оседло на берегу стали называться научившимися писать греками таврами да мирмидонцами, а другие, принявшие кочевую пыль степей стали скифами, сарматами, киммерийцами, каспиями и… далее перечислять бессмысленно. Всё одно всех не сосчитать.
Но не было среди степных, добравшихся до моря народов коренных различий, все они были одного роду племени, как их, любезных, не называй.
Потому легко переплетались судьбами и семьями, что понимали друг друга, да и обычаи и навыки на одних дорогах и в одних степях накапливали. Потому легко вдруг появились некие тавро-скифы, что особо нечего было делить, да и могилы предков в одной земле.
Как ни пытался «обходчик» выявить среди учёных мужей со званиями пояснений о различиях тех древних степных и приморских народов, так и не добился толком ничего. Ничего, кроме одного общего на всех результата- разводят руками, потупив глаза, да и соглашаются-нет по сути разницы. Нет тому материальных доказательств, кроме разных названий племён, что грамотные греки понапридумывали.
А грекам видно и самим было лестно бахвалиться. Покажу, мол я свою науку заумную. Вот как я могу что ни будь придумать, что соседу невдомёк. Вдруг уважать и бояться начнут.
И сидит после этого, улыбается. Кистями руки на животе сплёл и пальцами большими крутит. Размышляет, блаженный!
Но, конечно, а как им племена различать?
Рассуждает грек: - Те, мол эти скифы, что на полную луну меня обчистили, резвые, горластые, что из страны каспия, на лошадях булатных? А может не те, а другие, что на мохнатых и коренастых конях, и, говорят в народе, что с реки Итиль их орда пришла!?
Надо же как-то различать племена скифов грекам! Надругались они над обозом, и ограбили! Ведь придётся хозяину рассказать, да убедительно, да в лицах, с подробностями, чтоб тот поверил и не казнил за неумелость.
Вероятно, примерно так и складывалось понимание о бесчисленной скифской рати.