Мне было лет десять, когда я спросил мать, много ли у нас в селе гармонистов. И она назвала сразу человек пять. Веселый у нас поселок.
- Зачем тебе знать? - она меня спросила.
- Хочу на гармошке научиться играть. Может, кто научит.
- Гармошки у нас в роду ни у кого не было, да дело разве в гармошке? Надо слух иметь.
- А я пою.
- Думаешь, у тебя голос хороший? Послушай, как Володя Трошин поет.
Владимир Константинович был известный артист в Москве, который мне нравился и именно он навел меня на мысль добиваться в поселке славы. Через пять домов от нас стоял дом, где он родился. У него отец был регентом церковного хора. У меня в роду никаких известных личностей Так что родительского благословения стать музыкантом я не получил. Как и артистом, потому что безбожно картавил, всячески коверкая слова. Я часто искал более подходящие слова, без лишнего рыканья. Как сказала мне Клавдия Михайловна, учительница по русскому языку, я легко подбираю синонимы, Понимала ли она, почему я это делаю? Это осталось на всю жизнь. Но путь в большое искусство для меня был отрезан. С самого начала мне самому было видно, что и художник из меня никакой. И спортсмен никудышный.
Зато я стал интересоваться миром вокруг.
В любом большом селе есть люди, которые всегда на виду. Часто это шуты гороховые, готовые ради острого словца своим отцом рискнуть. Это те, кто попадает вечно в разные истории. Забавные люди. Есть и люди скучные, бирюки. Иного все уважают, и есть за что: он скопидом, крепкий мужик, дом у него неприступная крепость, всем видная на своей улице. Но молчун, слово из него клещами не вытянешь. Скукота с ним. Судить о таких людях можно по местному фольклору, а фольклор рождается жизнью.
Расскажу, как это бывает. О человеке, которого все у нас знали . Звали его Гриша Стрелок. Стрелок - не фамилия это, а прозвище.
Говорят, добрая слава тихо лежит, а худая за человеком бежит. У меня нет никакого желания выставить его в дурном свете. Просто из-за разговора с матерью его образ возник, не из-за желания играть на гармошке, а потому, что его все знают. - Что, как Гриша хочешь быть?- образумила меня мать. Сказала, чтобы понимал я, что слава бывает добрая и худая. Мне ведь хотелось, чтобы обо мне все знали. Короче, как того добиться славы - тайна великая есть, и она мне даже сейчас не по зубам.
Каждый человек был для меня загадкой, мне каждого хотелось понять. И по прошествии многих лет интерес к людям у меня по-прежнему не угас.
Гриша был простоват. Понять это несложно. Времени на часах Гриша не понимал, ни одной буквы не знал. То ли он оказался полностью не способен к обучению, то ли по какой-то физической болезни не попал в начальную школу Неграмотный, сейчас такое кажется удивительным, а тогда это удивления не вызывало. Без всякого образования можно было прожить.
Местный безобидный анекдот о нем так гласит: Пошел Гриша как-то в магазин, с пятеркой в кармане. Пять рублей были заметные деньги, дня три семья на них может протянуть. Выйдя из магазина, он подбежал к какому-то острослову. - Гляди, мужик - говорит, - с одной бумажкой зашел, а мне вон сколько дали. В руках, он показал, у него были трешница, рубль и медяки. Не часто держал он в руках такие деньги.
- Ну и что?
Гриша был рад: – Как что? Во-о-о, сколько денег мне дали!
- Пойди, бутылку купи!
В руках у Грищи была булка хлеба. Совет мог оказаться впору. Впрочем, это мог быть и не анекдот.
Мне довелось быть знакомым еще с одним таким же мужиком, соседом. Хоть и малограмотные были люди, добрые, незлобивые. Но он тоже простой арифметики не знал. А самая большая слава в селе принадлежала все-таки Грише.
Жил Гриша один на краю села в развалюхе. Жена его перед войной померла, о ней сказать ничего не могу, не довелось мне ее увидеть. А почему о нем шла молва? Очень просто. Не сидел он дома, не мог он ни минуты быть один. Каждый свой день проводил на улице, с людьми. Даже холодной осенью, когда уже выпадал первый снег, одетый в тряпье ходил, мерз на улице. Не выносил он одиночества.
Встретить его было проще простого, надо подождать, постоять у магазина. Отсюда по поселку расходились все новости. Немало завиральных штук и от него шло. Люди с удовольствием пересказывали всякую дребедень, добавляя, вот что Гриша сказал, Все понимали, что за Гриша такой, это Гриша Стрелок. Чем несуразнее новость, тем быстрее она расходилась по поселку.
Иной раз люди могли сыграть с ним злую шутку. Забавную или дурную.
Недолюбливалм у нас председателя местного совета.
И вот Некий полупьяный мужик подошел к Грише:: - Григорий Иваныч, ты меня знаешь? Не знаешь? Я же председатель нашего совета, И назвал фамилию председателя.
- Вот я с тобой, гртгорий Иванович, посоветоваться хочу, Хочу я твою улицу, где живешь, именем твоим назвать, Тебя ведь у нас все знают. Скоро мы по твоей улице асфальт проложим, мимл твоего дома прямо дорогу проведем. Обрадовался Гришк, Пару дне у магазина про этот разговор рассказывал и нахваливал председателя. Как он ему руку жал. Весь поселок неделю потешался. Эко дело, асфальтируют!
Председатель был вне себя. Но дело-то и в самом деле осуществилось, Видно, это тонкая была задумка. пол председателя кто-то умный совершил подкоп, чтоб люди посмеялись.
Но в самом деле, улицу стали аяфальтировать, рядом с его домом дорога не железнодорожную станцию шла, и гравийное покрытие стали заменять асфальтом. Скоро шутки поутихли, и люди стали говорить хорошо о председателе. Мало кто знал, что сын у Гриши большой герой, дважды орденоносец. Не стыдно было бы и улицу назвать в честь такого человека. Только не дождался он славы,скончался от ран в конце войны.
Вот и разгадай эту загадку. Возможно, председатель и впрямьГрише руку жал, а может это байка, просто злая местная шуточка.
Как ни странно, не только все Гришу знали, но и он знал всех. Это ли не мой идеал? Просто житейской хватки у Грищи не было.
Женщины к нему хорошо настроены были, останавливались с ним поговорить, а он был горд этим. Был ли он счастливым? Глядя на его тощую фигуру, то одна, то другая баба оделяла его каким-нибудь подарком. Кто булку хлеба даст, кто пряником, кто конфетой одарит. После войны много у людей было доброты...
В селе часто устраивали поминки, с долгими молитвами, где людей кормили, а кто-то просто подавал копейки за помин души.. Едва ли Гриша молитвы знал. Зато хорошо усвоил, что такое доброта, и стал воспринимать все как должное. Не боялся постучать в окно и попросить покормить его. Жалели, кормили.
Домишко у него постепенно разваливался, вначале в пламени печи исчез забор вокруг дома, затем сени и весь задний двор. Стала проваливаться крыша. Ему все нипочем. В доме ни гвоздя, ни молотка отродясь не бывало. Он притаскивал с улицы доски, жег все, что может гореть.
Кто рисковал к нему в дом захаживать, говорили, что были все же в нем стол, стул и засаленная, сколоченная из досок лежанка. Стоял запах нежилой. Так говорили.
Пристрастился он выпивать за чужой счет. В поселке игрались свадьбы. Он был в курсе событий. С ранней поры уже стоял около дома. Его в дом не пускали, но и не обходили, кормили и выносили выпить. В ход всегда шла брага, ставили ее помногу и не жалели. Кончалось это тем, что Гриша у ворот падал, и хорошо выспавшись, снова просил на опохмелку.
И все-таки как-то он жил. За счет нищенской пенсии. Иногда все-таки работал. Одно время точно был дворником в больнице, видал я его там с метлой. Все, что собрано о нем людской молвой, не буду пересказывать, но вот что было дальше.
Построили за счет местного совета сторожку за кладбищенской оградой. Небольшую избушку в два окна, сзади склад , там хранились похоронные принадлежности, ломы, ремни, лопаты, сзади валялись сгнившие кресты и все другое. Долго не могли найти кладбищенского сторожа. Никто не хотел там поселиться. И вот выбор в конце концов пал на Григория.
Он не стал отнекиваться и стал жить в домишке. Топливом он был обеспечен. В избе был свет, но за водой надо было ходить под гору, почти за полкилометра. Не знаю, как текла его жизнь. А люди стали говорить, что летом не спит он в доме, спит на могиле.
Вспомнилось то, что сельчане забыли давным-давно.. Кто-то вспомнил, что был у него сын, который пришел с войны инвалидом, с двумя орденами на груди. Что Гриша сына похоронил. На его могилке и оставался на ночь отец. Ночи проводил около сына. Вдруг я въяве увижу сынка моего, говорил. Не сумасшествие, не пьяный бред . Едва ли мы поймем, что это было. Чужое горе у себя не болит.
Я написал этот рассказ с болью. Жестоким получился рассказ. Особое возникло у меня отношение к известности и славе. Давно забыт Гриша Стрелок. Не курил он, но стрелял сигареты. Люди жалели его. Иные ради хохмы подпаивали. Было и такое. Где его холмик? Он, как и сын его орденоносец, забыт. Выполнил сын свой долг перед отечеством, перед нами. И отмолил перед всевышним непонятную жизнь отца.
Что я могу сделать еще? Помнить. Никто не забыт, ничто не забыто.