- След сдал
- След принял. Продолжаю поиск.
Пересменка в дежурной части следственного отдела
Пауза длилась недолго. Петрович приподнял кувшин и наполнил кровью стаканы вампиров.
- Не чокаясь, за братьев, - выпили молча и не закусывая. – Ваша задача, - голос Петровича напрягся и ввинтился набатом в уши. – Найти подонка и уничтожить. Судя по изяществу исполнения убийств, - это не человек. Думаю, и это не только мое мнение, вампир из Высших: из тех, кто не захотел существовать в получеловеческом образе изначально или вернулся позже к первобытному состоянию, по идейным, так сказать, соображениям - вампир-расстрига.
- Тем легче будет проверить, - Гульфик завозился на стуле и пнул Коляна в бок кулаком. – Не дыми на меня своей дурацкой сигаретой: курение, чтоб ты знал, вредит здоровью и укорачивает жизнь.
- Но не прекращает одномоментно, как эти подонки. Куренью бонус, - Колян бросил сигарету на землю и растоптал узким носком туфли. – Над головой топор висит, и неизвестно, чья рука его держит. Я пробил по своим каналам: все погибшие просуществовали около семисот лет, и только Кирюха двести пятьдесят. Судмедэксперт - тварь продажная - определил самоубийство. Двумя выстрелами? Стрельба с двух рук "по-македонски"? Не глава района, а крутейший ковбой.
- Нормальная практика, - усмехнулся Гульфик. - Я неоднократно читал в заключениях о смерти "суицид", когда тело было нашпиговано пулями, изрезано ножом, а голова валялась в ста метрах от трупа. Эти самоубийцы бывают такими фантазерами.
- Весело тебе? Давай к делу.
- К делу, так к делу. Никогда не вселявшиеся в тела вампиры, считают себя высшей кастой. По мне, сборище чистоплюев. Они редко влезают в наши свары. Убийцу надо искать среди расстриг. Вновь обращенные вечно пытаются выглядеть святее Папы, в попытках оправдать свои прошлые делишки.
- Компромат, - Мнемозина запрыгал от радостной находки. – Кирюху грохнули, потому что он его узнал! Мне не составит труда прочесть его дохлые мозги, и мы все, Колян, хи-хи, узнаем.
- Не радуйся и не лапай меня за коленки, - Колян отодвинул ногу в сторону. – Самоубийство осуществлено двумя выстрелами – в сердце и в голову. Мозги, приклеенные к стене, даже ты не просканируешь.
- Да, - поддержал Петрович. – Мерзавец знал о наших возможностях и, боюсь, он безусловно круче, чем наши представления о нем. Гульфик, сколько у нас потенциальных жертв, включая присутствующих.
- Меня и Коляна? – Гульфик непроизвольно скукожился и стал похож на пустой застиранный гульфик. – Было тысяча три, сейчас девятьсот девяносто восемь. Это в мире. В Непряхинске - Джульетта, Колян, я, Витюха-мент, да еще баба с наробраза Сенсейша.
- А в наробраз за каким хреном вампира протащили, - неподдельно удивился Колян. - Из детворы кровь сосать, и вовсе последнее дело.
- Устоять трудно, а, точнее, невозможно,... - Гульфик смешно наморщил востринку носа, - когда больше половины бюджета проходит через управление образованием, добавь сюда взятки за устройство детишек в детские сады, опеку над сиротами и пр. Упустить такую артерию было бы непростительно. Добрый десяток наших братьев, прикрепленных к этой кормушке: газовики, электрики, строители, общепитовцы - разом начнут жаловаться на недоедание, если пуля подонка зацепит Сенсейшу. - Он всхлипнул притворно. - Или грешного меня, или святейшего тебя, или добрейшую Джульетту.
- Эй?! – до Коляна дошло, наконец, что он тоже входит в «группу риска». – Ах, мать его! Тронет Джульетту - порву на пазлы и рассыплю перед сортиром.
- А меня не тронут! – Мнемозина заметно захмелел и радостно глядел на подельников. – Молодой я.
- Когда смерть по очереди идет, - хмуро насмешливо парировал Колян. - Многие начинают высматривать, кого бы вперед пропустить, но задние не рвутся заразы! Стоят и соблюдают... Кирюха тоже молодой... был. Завтра похороним.
- Сбил настроение, - поперхнулся Мнимозина. - Одна моя знакомая, в плаще и с косой твой юмор оценила бы.
- Оценит, - Колян тяжело глянул на Мнимозину сквозь сигаретный дым, - Семьсот лет на сцене и всегда старушку в первом ряду вижу, оттого видимо и шучу не весело. А что делать: абонемент у бабушки на меня.
Гульфик сидел, как на иголках. Прятать мысли за семьсот лет научился, но во главе стола Петрович, и рядом Колян, и необыкновенно проницательный Мнимозина, умеющие легко забираться в самые темные уголки чужого мозга. Поневоле заерзаешь.
- Не слышу рациональных мнений, - Петрович разлил остатки из кувшина. – Допивайте и отправляйтесь думать. Сейчас вернется с базара моя старуха, у нее пока метла, но несладко будет всем. Независимо от возраста.
- Нет, отлучится мне нельзя! -- вампиры вздрогнули, Мнимозина уронил стакан. Никто не заметил, как у стола появилась баба Таня. - Опять за старое. Хозяйка из дома, к Петровичу гости! Картошка-капустка - знатная закуска. Угостить не стыдно, и сожрут - не жалко. - Заметив под столом бутылку от сорокаградусной, взъярилась не на шутку. - Петрович гуляет! Рассада огнем гори, куры от жажды гиньте, у Петровича с утра аврал, а вечером Кукарача!
- Ты… помолчи! Ничего… не понимаешь, - Петрович слегка растягивал слова, и баба Таня сразу вычислила «градус настройки». - Тань, у меня с тобой год за два: я уже по выслуге за сто лет перевалил, а люблю... Мы же одного поля колоски...
- И одного Нила крокодилы! Пятнадцать минут! И все по домам.
- Не уложились, - шепнул Петрович. - Колян, включай обаяние.
- Баб Тань, - Колян поднялся во весь свой двухметровый рост. Старушка оказалась ему чуть выше пояса. - Баб Тань, моя вина. День рождения, зашли выказать уважение хорошим людям... И уже уходим.
- Хорошо, хорошо, - смягчилась баба Таня: нравился ей этот здоровяк. - А день рожденья у кого?
- У меня, баб Тань. Семьсот лет - этап, почти юбилей. Итожить жизнь - сразу и всю - не хочется пока. День удался, час получился, минута прожита не зря - семьсот лет, как один день. И чего только в этот денек не вместилось, - с неожиданной горечью сказал Колян, помолчал и нашел силы улыбнуться старушке. - Хотел пошутить весело...
- Весело шутить - это большое искусство, - Гульфик прижмурился в потешной улыбке, заставив всех отвлечься от Коляна и повернуться к нему. - Весело шутить - это от природы. На днях видел по телевизору знаменитого юмориста, знал его мальчишкой. Так он и тогда умел быть смешным: то задницу соседям покажет, то матом прилюдно заругается.
- Вроде вас острословов. "Семьсот лет" - материнское молоко на губах не обсохло. Две минуты до калитки добежать, - засмеялась баба Таня весело. - Время пошло.
Не пытаясь испытывать крутой нрав хозяйки, живо подались за калитку. Закурили, душевно прощаясь и пожимая Петровичу руку:
- Петрович! Ты мужик!
Вальяжно приосанясь, «мужик Петрович», пошел к дому и остановился, как вкопанный, медленно трезвея. Рядом с дверью в сенцы стояла новенькая метла...
Потянул на себя ручку, навстречу по длинному коридору веранды стремительно разгонялась баба Таня:
- Я полетела, а ты смотри тут...
Петрович поднял руку к животу, закрестился наоборот, сторонясь метлы, и с ужасом отдернул руку:
- Таня, чуть в грех не ввела. Может, ну ее? Я велосипед починил...