Из троих сыновей, как мы знаем, судьба всегда благоволит к младшему. В начале сказки он дурак, зато к развязке предстает пред нами во всей своей стратегической правоте, сияя царской парчой, под руку с красавицей-княжной. Эффект края, из грязи в князи: пусть старшие братья тужатся в тщетных попытках перещеголять друг друга, удача все равно будет на стороне того, кто на печи лежит да в свирель дудит. Пусть даже стрела твоя в болото упадет, все равно судьба как-нибудь в царский дворец да выведет.
Но это в русских сказках. В древнекитайских полумифических притчах мы также находим элемент троичности. Те же три сына, но роли распределены иначе. Наш народ идет к победе по остаточному признаку, надеясь на «авось» (на самом деле, под «авось» можно подразумевать логику исторического развития и вселенскую справедливость), китайцы же привыкли добиваться тех же результатов, придерживаясь принципа умеренности.
Для китайца опасность таит любая крайняя позиция: презренным нищим, вынужденным воровать, отрубали ноги; всемогущим царским советникам рано или поздно отрубали головы. Вековая мудрость народная приучила китайцев к умеренности, внедрила в китайский менталитет чувство меры. Край для китайца – это ловушка, а вот середина – это китайское «все». Китай – середина мира, все царства крутятся вокруг Срединной Династии.
Так что в учениях древнекитайских бродячих философов самым успешным всегда оказывается средний брат. Самым успешным – да, но не самым мудрым. В качестве примера перескажу одну притчу то ли из Ле-цзы, то ли из Ян Чжу. О трех братьях, имена которых я уже не помню, да это и не важно – наше ухо настолько непривычно к их фонетике, что все имена превращаются в набор условных графических символов.
Из трех братьев, как это водится в китайской традиции, единственным здравомыслящим был средний брат – он выслужился до царского советника и, по сути, управлял государством, а двое других проявляли чудеса непутевости.
Старший очень уважал вино. В огромных котлах сбраживали этот хмельной напиток в его доме, аромат пьяных ягод распространялся на многие ли по окрестностям. Пил старший брат «нон-стоп». Продрав глаза, тянулся к чаше и завершал день кувшином. Не берег он ни здоровье, ни доброе имя, ни разум свой. К середине дня переставал узнавать людей, с трудом выговаривал слова, а на следующий день не помнил, что унес с собой день минувший.
Младший брат был ценителем женщин. Все комнаты в его доме принадлежали наложницам (содержанкам в современном сленге). Стоило в соседних деревнях какой-нибудь красавице достичь «возраста согласия», как он тут же заполучал ее в свой гарем и пользовал в свое удовольствие, пока девушка не достигала того почтенного возраста, когда социальная роль любовницы замещается не менее уважаемой ролью домохозяйки. Сегодня это лет тридцать пять, а в Древнем Китае граница пролегала на финише второго десятка.
В общем, беспутные братья весьма огорчали достойного мужа, каковым был брат средний. И вот решил он навести в семье порядок и научить своих братьев ценить доброе имя и славную память предков. Собрал он братьев пред ясны очи свои и приступил к воспитательной работе:
- С завтрашнего дня, - говорит, - вы начнете блюсти долг, хранить честь, а я научу вас соблюдать ритуал и раскрою понятие «человечность».
Долго вещал средний, братья внимательно слушали, с каждым словом улыбки покидали их лица, в глазах угасали искорки радости.
- Хватит! – наконец прервал среднего старший брат. – Мы так ликовали, когда ты решил созвать нас для беседы. Мы так ждали этого дня. Мы уверены были, что ты одумался и пришел к нам за советом. Но вместо того, чтобы учиться жизни у нас, ты решил забивать нам головы всей этой чушью про долг и человечность. Посмотри на нас. Я пью вино без меры и получаю от этого неземное удовольствие. Мой разум чист от бренной суеты, я пьян с утра до вечера. И жалею я только о том, что брюхо мое не может вместить еще больше этого благословенного напитка.
- А я, - подхватил младший брат, - с утра до вечера люблю женщин, нежусь в их объятиях, они дарят мне все более изощренные ласки, и каждое место на моем теле знает больше, чем ты можешь узнать за всю свою жизнь!
- Оба мы путешествуем по невиданным тобою мирам и испытываем неведомые тебе удовольствия, - продолжил старший. - И, коль все мы в землю ляжем и все пылью будем, чему можешь научить нас ты, жалкий чиновник, живущий по правилам?
Среднему брату нечего было ответить, он ушел в раздумьях и направился к Учителю, чтобы воспользоваться его мудростью и понять, кто же прав в суждениях своих и в образе жизни – он, благовоспитанный царский советник, или его два брата – пьяница и развратник. Учитель выслушал, помолчал, покачивая головой, улыбнулся и подвел черту:
- Тяжело понимать, что всю жизнь свою потратил на служение красивым картинкам, декорациям, мишуре, что за иллюзиями не смог разглядеть двух настоящих людей, которые всегда жили рядом.
Конец истории китайской, теперь короткая моя. Помню, как-то поехали веселой компанией на зимний курорт. У каждого свое веселье: кому на лыжах кататься, кому у бара сидеть. Под вечер, после второй бутылки крепкого алкоголя, был я слаб, но счастлив. В таком состоянии встретил я бодрых лыжников, вернувшихся с катаний. Помог мне некий товарищ до номера добраться – я-то думал, что по доброте душевной, ан нет. Усадил меня товарищ напротив себя и, дыша морозной свежестью в лицо, заявил:
- Не умеешь ты, Ваня, пить. Сейчас я тебя учить буду.
- Как же ты, Чебурашка, - спрашиваю, - меня учить будешь, если во мне полтора литра и я уже пьян, а в тебе стопка и ты до моих вершин и не доберешься. Ни сегодня и ни-ког-да. Кто из нас двоих уже сдал экзамен по предмету «пить» на «отлично»?
Как часто то, что мы огульно отвергаем, порицаем вослед общепринятым суждениям, на деле оказывается единственно настоящим из всего, что когда-либо встретилось на нашем жизненном пути. Чужому пути подражать не стоит – не поможет, у каждого свой рецепт жизни. А вот разглядеть в чужом пути зерно истины – для этого нужны такт, умение, стать, а это уже не каждому дано. Ну и ладно…