С КОРАБЛЯ НА БАЛ
…А мне вчера преподнесли букет –
Сказали «А». А дальше – позабыли…
И всё, что не сказали, в буднях лет
Покрылось паутиною и пылью…
Боевики деактивировали шлемы, и чёрная пелена сползла с голов, открывая симпатичные, молодые лица. Жители Мира оказались гладко обриты, русоголовы и светлоглазы.
- Мы безоружны, ребята, мы безоружны! – повторил Женя. - Ну что же вы так! Зачем – разве мы похожи на вражеских резидентов? У вас тут что, война коромыслом?
Дрибсна и Пагатава переглянулись.
- Вы что, с Луны свалились?
- Нет, с Земли
- Вы – провальщики? – патрульные присвистнули. – Вот это да! Э… руки вверх, - спохватился Швидок. – Рюкзаки на землю.
- А иначе нельзя? В грязь-то бухать!
- Иначе нельзя. Пага, проверь поклажу.
- Поосторожней, - буркнул Костя, всё ещё потирающий руки. – Мои ноты…
- Какие ноты? Донесения?
- Мы – музыканты, блин! – разозлился Костя. – А не вояки. Это вы – горе-вояки!
- И музыканты могут быть военными, – резонно возразил Пага. – А воякой быть, верно, горе. Война никому не нужна. А блин – это инструмент, замаскированный под оружие? Ряжек, там ничего такого нет. Ощупай их.
- Это какое-то недоразумение, ребята! – Но Женьку уже «обхлопывал» белобрысый Ряжек. Затем он неуверенно повернулся к Саше.
- Только тронь! – зашипела Саша. – Это и есть хвалёное гостеприимство Союза?
- Обстановка, госпожа, - пожал плечами Ряжек. – Я легонько, таков приказ, иначе… иначе придётся транспортировать вас по-другому, как буйных – в «паутине», или вызывать конвой. Пусть тогда Швидок обыскивает, он обаятельный.
Саша, скрипя зубами, вытерпела робкое «обхлопывание» маленького, «обаятельного» Швидка.
- Дриб, всё чисто, - сказал Швидок. – Везём в крепость?
- А в гостиницу нельзя?
- Увы, боюсь, придётся вас доставить в приграничный пункт, - сказал Пагатава, старшина мини-роты. – Ходить в одиночку опасно. Защита ослаблена. И нужно представить руководству.
Путешественников усадили в тесный флаер. Рюкзаки пришлось засунуть в багажное отделение, откуда угрюмый, неразговорчивый Парсла и юркий, маленький Швидок достали нечто вроде складных мотоциклов с крылышками, ибо для них места внутри уже не нашлось. Флаер снялся бесшумно и плавно, быстро набрал высоту и потёк над полями, постепенно аккумулируя энергию для рывка от ближайшего транслятора.
Костя вдруг захохотал, и суеверный Ряжек, ошалело крестясь, испуганно обернулся: – Ты чего, парень? С катушек слетел?
- Да ничего. С горшка мечтал на Инмир поглазеть. Всё равно, здорово, хоть на вертолёте покатаюсь. Классная машина!
- Это не вертолёт, - процедил оскорблённый Дрибсна. – Это военный союзный флай особого назначения, не мешок картошки.
- Ну, флай, - согласился Костя, и прильнул к переборке. – Какая разница. Глянь, ма, красота какая. Одни поля и перелески. Почти как у бабушки.
Напоминание о бабушке заставило Сашу всхлипнуть, и Женя обнял жену.
- Ну-ну, милая, не надо. Бедняжка моя, натерпелась, намучилась…
- Мамочка моя… даже не попрощалась с ней... Свинья неблагодарная!
- Кирочка найдёт нас, вот увидишь, и всё утрясётся!
- Пока суть да дело, кратенько докладывайте, откуда вы, куда, зачем, кто такие, - сказал Пагатава. – Обстановка, мать её, понимаешь ли. Можно шёпотом.
С переднего сиденья выдвинулся микрофончик, уткнулся Жене едва ли не в самое лицо.
- Ты за главного? Обрисуй обстановку. Можно и мысленно. Услышим. Ну-ну, ругаться не стоит.
- Вообще-то это я жду, когда мне обрисуют обстановку. Схватили, посадили, везут, ничего не объясняя…
- Ещё спасибо скажешь, что до места доставили, - хмыкнул Пагатава. – На своих двоих неделю бы топали. И не факт, что дошли бы.
И Женя вкратце поведал историю «провала».
- Говоришь, что родичи с Леоллы? А почему промахнулись?
- Мы не промахивались. Мы вообще не умеем переходить. Мы – коренные земляне, - почему-то оправдывался Женя. – Я даже компом поисковым не владею. Музыканты мы, ребята. На Леолле у меня… - Женька покраснел. – Жена первая. А на переходе… стычка случилась. С монстрами. Я дочь потерял. Раскидало нас. – У Жени заныло сердце, и он привычно потёр грудь.
Пагатава присвистнул: – Ну, вы даёте! В рубашке родились, не иначе. Чтобы трое в одно место попали, так кучно – редкость. Теперь расслабьтесь, ускоряемся. – Кресла мягко обволокли тела, слегка заваливая назад, флай перешёл на автопилот, переборки затуманились, и местность за иллюминаторами смазалась.
Через тридцать секунд флай уже завис на посадочной площадке крепости. Женя, Саша и Костя вылезли, и ошалело огляделись. Вокруг них простиралась ступенчатая крыша с матовым покрытием неизвестного материала, в антеннах и башнях, за крышей просматривались каменные улицы и постройки, ещё дальше, со всех сторон, возвышались стены, а за стенами тянулись разноцветные поля, поля, поля – насколько хватал глаз…
... Крепость оказалась старинной. Она представляла собою небольшой город-лабиринт из трёх пирамидальных зданий и обширного «двора» с тремя десятками витиеватых и горбатых улиц, окружённых тремя рядами стен и древним рвом, весьма экзотическим средневековым мостом на цепях, а также непременным атрибутом современности - светящимся защитным полем. Располагался город на нескольких холмах. Каждое здание имело межэтажные галереи, а каждый третий и пятый этажи представляли собою посадочные площадки для флаеров. На такой площадке центрального здания они и «приземлились».
На крыше их обследовали ещё раз в камере-рентгене, чтобы убедиться, что их тела – обычные, человеческие, и не напичканы всякой диверсионной и специальной электронной «начинкой». И только после этого разрешили предстать пред светлыми очами коменданта.
- Вперёд, не зыркайте по сторонам, успеется, - строго прикрикнул Пагатава, вмиг становясь суровым и неумолимым. Они спустились с крыши по винтовой лестнице внутрь здания и на открытом лифте опустились ещё ниже – пожалуй, даже ниже первого этажа, куда-то в средневековые подвалы. Правда, старинными были только внешние стены. Вся остальная «начинка» оказалась вполне современной.
Их вели по ярко освещённому коридору, потом – через огромный холл, полный штабистов-компьютерщиков за терминалами, занятых своими делами и не обращающих на конвой ни малейшего внимания. Потом – снова коридором в уютную, нарядную, чистую приёмную, в которой Башмачниковы ощутили себя особенно обтрёпанными и грязными. Окно в мир здесь заменял огромный экран компа, с цветной заставкой.
Женя заметил, что все экраны, светильники и даже мебель помечены рисунком-эмблемой в виде ослепительно-белой ромашки на синем поле. Белые цветы украшали стены на гравюрах, картинах, календарях и голографических постерах.
И вот, наконец, Пагатава благоговейно ввёл путников в кабинет коменданта. Комендант стоял у огромного монитора в обширной операционной зале. Земляне, почему-то робея, приблизились к высокому белокурому мужчине, совсем молодому, круглолицему, румяному и ясноглазому, но суровому и озабоченному.
- Капитан Курзык, сторожевая служба смежного Голуба, - козырнул офицер. – Представляю объединённые силы Кольца и приношу свои извинения за негостеприимную встречу. Значит, Евгений Михайлович, Александра Васильевна и Константин Евгеньевич Башмачниковы, верно? Я уже слышал вашу историю. Весьма достоверно, - капитан вздохнул. – Но вам придётся её повторить.
И Жене пришлось рассказывать всё заново, и снова в сенсорный микрофон. Капитан Курзык слушал напряжённо и внимательно.
- Скверная обстановка у вас в России, – сказал он. – Значит, говорите, Леолла? К сожалению, я никак не могу проверить вашу информацию, - он снова сочувственно вздохнул и кивнул на терминал. – Связи нет. Так что визит на Леоллу придётся отложить. Тоннели временно перекрыты, передвигаться можно только по дуге, да и то только тем, кто к ней подключён. Активизировались пираты, за неделю по периметру более сотни стычек. И Тера балует. Баланс нарушен. Когда восстановят – неизвестно. Подключены лучшие силы Индустриальщиков.
- О Боги! Но вы, наконец, скажете нам, куда мы попали? И в чём переполох?
- Вы – на Ромашке, – Курзык ещё раз внимательно оглядел всех троих сверху донизу. – Раз уж вы абсолютно безоружны, нет смысла вам не доверять. Вы внутри Союзного Кольца, но довольно далеко от Леоллы. Впрочем, карта постоянно изменяется и корректируется. Вернее, корректировалась, пока не отключился курсор. После войны отыскать свой Мир будет не так просто. На Союзный Терминал поступят тысячи заявок от вынужденных эмигрантов. Так что… так что вы должны решить. Либо отсиживаетесь в крепости без права выхода, как пленники. Либо…
- Либо?
- Либо мужчины зачисляются добровольцами и примыкают к защитникам.
- Мы примыкаем к защитникам! – без колебаний заявил Костя. – Папа, ведь правда? Мы не испугаемся?
Офицер поколебался, оглядывая троицу.
- Что ж, примкнёте к патрулю – нам не хватает патрульных.
- Извините, - вмешалась Саша, - мужчины будут патрулировать, а я?
- Вам придётся остаться в крепости и дожидаться обоза, - капитан Курзык задержал на Саше строгий, но незлой взгляд, и её сердце почему-то ёкнуло, а щёки порозовели. – К сожалению, основное женское население эвакуировано в центр, и я не могу тратить транспорт на одного человека.
Капитан Курзык был не старше 30 лет, но, конечно, много моложе Саши. Высокий, стройный, подтянутый, подчёркнуто аккуратный, но без малейшей доли высокомерия или заносчивости.
- Я не расстанусь с семьёй! – заявила Саша. – Записывайте добровольцем меня!
- Не положено. Если только санитаркой в госпиталь. Сдюжите? – он с сомнением оглядел её хрупкую, девичью фигурку.
Саша никогда не выносила вида крови, на занятиях ОБЖ сидела с закрытыми глазами, только бы не видеть кошмарных картинок на плакатах. Да и ноги после путешествия болели и дёргали.
- Сдюжу! – ответила она твёрдо. – Какие ещё будут приказания?
Курзык неожиданно улыбнулся, и на его щеках заиграли ямочки.
- Приказаний – никаких. А вот совет будет. Рекомендую познакомиться с отцом-основателем Ромашки, иереем Евлампием. Посетить Храм Ангеликана.
- Евлампий? Разве это церковное имя? – поморщился Евгений.
- У нас многое не так, как на Земле. Здесь - вполне церковное.
- Посетить Храм… Это обязательно? У меня с этим как бы… напряжёнка.
- Не совсем обязательно, но желательно. Для приобщения к энергетике. На Храме держится Мир.
- Земля держится на трёх китах, Ромашка – на Храме, - пробормотал Костя. – Любопытно.
- Весьма любопытно. Если это вам в напряг, иначе говоря, непривычно, покуда акклиматизируйтесь. А сейчас вас отведут на административный этаж. Я распоряжусь, чтобы вам выделили комнату и выдали обмундирование.
- Разрешите задать вопрос? – спросила Саша, дерзко уставившись на наглого капитана. – Почему мы с вами понимаем друг друга? Разве вы говорите не на своём языке?
- Разумеется, мы говорим на разных языках, - ответил капитан, не удивившись вопросу. – Свойство Союзного Иномирья таково, что Миры как бы подстраивают энергетику под новый язык и включают его в свой оборот. Таким образом, всё Иномирье говорит на языке Единства. Надеюсь, мы и в дальнейшем будем понимать друг друга.
Курзык помолчал и добавил, отчего-то смущаясь: - Кстати. Сегодня вечером – торжество по случаю дня рождения нашего главврача Гавела. Ещё одна возможность укрепления взаимопонимания. Так что вам повезло – с корабля на бал. А пока я познакомлю вас с сержантом Тусла, присоединитесь к его отряду.
Пожилой азиат Тусла сиял, словно поздравлял с крестинами.
- Сержант Тусла. Можно просто Рахмет, - приветливый, улыбчивый, узкоглазый Тусла протягивал смуглую ладонь всем по очереди и от души жал и тряс руки. – Мы сработаемся, я вижу. Хорошие ребята, хорошие. Мальчик на папу похож. Это хорошо. Это к удаче.
- Ух ты, вот это да! – Восторгался Костя, примеряя «обмундирование» - защитного цвета комбинезоны с множеством функций, о которых со снисходительным смешком, словно воспитывая маленьких детей, поведал кривоногий, чернявый интендант. – Это лучше, чем над трынди-брынди корпеть! Настоящее дело!
Женя пошутил, что этот прикид вызвал бы настоящий фурор на рок-сцене, да и на подиуме тоже – обновлённый стиль милитари.
Комнатка на втором этаже оказалась просто роскошной. Достаточно просторная, чтобы Косте можно было выделить свой «угол». Но, к сожалению, это была не спальня, а бывшая «архивная» читальная зала: столики, сдвинутые в один угол, кипы потрепанных, пыльных журналов. Стены в стеллажах и старомодных книжных шкафах с ветхими книгами и рукописями в прозрачном ламинате, которые, несомненно, вызвали бы интерес историка-архивариуса. Увы – в этой «сокровищнице» Женя с трудом расчистил место для вещей. Имелся один, очень древний, диван, по счастью, раскладывающийся. И – обязательная икона в ореоле светящейся «сетки» в углу.
Вместе с интендантом Женя притащил в комнату узкий топчан и пару стульев. К полному восторгу Саши, комната имела даже отличное зеркало. Затем их отвели в столовую и накормили – вкусно и обильно. Вся пища была местной, Ромашкинской: свежие котлеты, непременная картошка, суп с цветной капустой, малосольные огурчики и целая горка маленьких помидорчиков с кустиками зелени. Путники так проголодались, что щедрые размеры порций не показались чрезмерными. Зато после еды сразу потянуло в сон.
Но не тут-то было. Явился Пагатава и сообщил, что записал их на тренировки в спортзал. К сожалению, время расписано, придётся заниматься вечером. А без занятий оружие не доверят.
- И ещё кое-что, - Пагатава на миг запнулся. – У нас каждый вечер служба, на сон грядущий, так сказать.
- Служба чего? Где, то есть? – не понял Костя.
- Церковная служба. Иногда батюшка крепость сам обходит. А так – собираемся в Храме. Я не настаиваю, конечно. Своим явка обязательна. А вы, раз музыканты, кстати, могли бы как-нибудь… гм… показать своё искусство…
- Вы немного путаете. Мы – рок-музыканты! – набычился Костя и получил от матери щипок.
- Мы обязательно придём. Наверное, это очень красиво. Только вот отдохнём немного перед праздником, - ответила за всех Саша.
- Повторяю, я не настаиваю. Просто присутствие всех укрепляет, так сказать, сплачивает… Впрочем, сегодня празднество, и служба переносится на позднее время. А завтра, если пожелаете, сообщите сержанту. - Пагатава вздохнул, с достоинством поклонился Саше и удалился.
Саше не удалось толком отдохнуть. Только она легла, приподняв гудящие ноги, только прикрыла глаза, как на неё начала накатываться блаженная дрёма, унося в сладкий, тягучий покой, напоённый воспоминаниями о родном доме, бабушкином грушевом саде с качелями, густом душистом соке из соковарки, о маме и её тёплой, немного печальной улыбке. Мама протягивала Саше пушистые пуховые носочки, которые только что закончила вязать, Саша смеялась и гладила их, точно любимого котёнка Вашку, и носочки громко мурлыкали.
И вдруг мелодичный, но въедливый звонок в дверь заставил её подскочить, вырвав из ласковых детских воспоминаний, пронизанных солнечными бликами и гудом шмелей. Это юный адъютант явился, чтобы пригласить и отвести на празднование...
…Вечеринка была устроена в высоченном, гулком зале – бывшей трапезной, с высокими окнами, витражами, выбеленными временем гобеленами и длинным, чёрным, полированным столом, на котором потрясающе красиво пёстрели разнообразные блюда.
Сколько бы Саша ни крутилась возле зеркала, любуясь на своё новое обмундирование, но на праздник по случаю рождения доктора Гавела пришлось явиться в старой одёжке – джинсах и мятой, но нарядной рубашке, извлечённой из рюкзака. Разница, впрочем, была невелика – она всё равно походила на мальчишку.
Увидев местных женщин, она поняла, почему Курзык оглядывал её критически. Ромашковки – потомственные крестьянки – обладали завидным румянцем, невысоким ростом и крепким телосложением. Рядом с ними Саша выглядела эльфом. Она пожалела, что у неё нет любимых туфелек и блестящей блузы, в которой она любила бывать на Женькиных концертах. Или, хотя бы, сарафана – несмотря на кондиционеры, в крепости - и внутри, и снаружи – было душно благодаря защитным переборкам.
Главврач, широкоплечий полевой хирург, с квадратным лицом и выпирающими скулами - наполовину татарин Гымза Гавел – казался свирепым из-за сумасшедших глазок, скрытых за кустистыми бровями. Он всё время напевал что-то себе под нос, не обращая внимания на окружающих, и пил без меры. Саша с ужасом подумала, что ей придётся работать с ним бок о бок. Однако окружающие обращались к нему с уважением и почтением. После Саша имела возможность убедиться в его мастерстве и мужестве.
Пришельцев усадили за отдельный столик. После нескольких тостов в честь и за здоровье доктора, люди начали пить, есть и танцевать.
Щеголеватый, тщательно причёсанный Курзык красиво отдал честь и благоговейно поцеловал Саше обе руки, надолго зависнув над ними в поклоне, потом пригласил на танец. Саша лукаво подмигнула мужу и пошла рядом с Курзыком. Женя подумал, что возраст нисколько не состарил её. Она всё так же легка на подъём, энергична, солнечна, и вполне может нравиться и «зажигать».
- Капитан Курзык, как ваше имя? Вы не представились, - Саша хитро улыбнулась. – Так нечестно, вы не находите? Вы вызнали про нас всю подноготную, а мы о вас ничегошеньки не знаем.
- Моё имя – Павел Иоаннович, - капитан захрипел и, отведя глаза в сторону, покашлял. Это было настолько ненатурально для молодого и цветущего, и, заметьте, совершенно не простуженного человека, что вывод напрашивался один: Курзык смущён!
- Вы отлично танцуете, Павел Иоаннович! - подбодрила Саша. Внимание молодого, нарядного капитана было ей приятно.
- Можно на «ты», - просипел Курзык. – Александра Васильевна, прошу вас, зовите меня просто Павел.
- Можно и на «ты», Павел, - прощебетала Саша. – Раз мы оказались в такой ситуации, все вместе в одном доме, и понимаем друг друга, надо дружить, верно? Зовите меня просто Саша.
Они кружились по зале в старомодном вальсе, Женя молча ревновал. Костя откровенно скучал: ну вот, угодили на какое-то стариковское мероприятие, небось, у них тут о дискотеках слыхом не слыхивали, и девочек нормальных не видать, всё какие-то белобрысые, бесцветные коротышки, а может, походить, поискать девочку посимпатичней, не такую пухлую, а тоненькую, как мама, надо же как-то устраиваться, создавать себе настроение. Ну, на худой конец и аборигенка сойдёт…
Пока Саша и капитан танцевали, Женя сердился на себя, а Костя мучился выбором, приглашать ромашковку или не приглашать, к столику Башмачниковых неслышно, но энергично подошёл человек в штатском, которого они ещё не успели разглядеть.
Он улыбнулся приветливо и прогудел: - Мир вам, люди добрые! Да пребудет с вами Господь! Приветствую странников в нашем замечательном Мире! Счастлив, что вам удалось спастись от многих напастей – добрым людям должно везти, мои скромные старания на то и направлены денно и нощно!
Затем он протянул руку – но не для поцелуя, а для крепкого, мужского рукопожатия: - Иерей-настоятель Ромашки, отец Евлампий, собственной, так сказать, персоной!
Евлампий оказался невысоким моложавым мужчиной, светлоусым и светлобородым, с глубоко посаженными, горящими желтовато-серыми глазами, с горячей речью и быстрыми, ловкими движениями.
- Чрезвычайно приятно! – в тон ему ответил Женя и, привстав, поклонился.
- Приношу извинения за недоразумение, с которого началось ваше пребывание на Ромашке. Видно и безо всяких технических наворотов, что вы люди добрые, не несущие никакого зла Миру.
- Перед нами уже извинились. Но ничего ужасного не произошло, просто перескочили из одной войны в другую.
- Грустная история. Но Господь не оставляет в беде праведных и чистых духом. Я знаю, вам уже сообщили о том столпе, на котором держится наш Мир.
- Разумеется, святой отец.
Евлампий замахал руками: - Ни в коем случае! Какой я святой отец! Я больший грешник, чем ты, сын мой! Это у католиков – святой отец. А я – по православному - просто батюшка! Так что зови меня без затей – Отец Евлампий!
- Простите, батюшка, не просвещён я в этой области.
- Вот потому-то я и спешил. Я не мог не возжелать познакомиться с вами немедленно.
- Будете нас агитировать?
- Что за грубое и неверное слово, - поморщился Евлампий. – Видимо, на Земле дела обстоят совсем скверно, если там забыли о Боге. А вам нечто чрезвычайно отталкивающее, сатанинское, но умелое в обольщении, внушило ложное представление о Христианской Церкви. Здесь никто никого не агитирует и не принуждает. Тем более – я. Мне огорчительно и обидно сознавать, что вы так сразу встретили меня в штыки.
- Простите, батюшка, - смущённо пробормотал Женя.
- Ничего, я переживу.
– Не хотел обидеть. Никаких штыков я не подразумевал по причине безоружности.
- Охотно верю. Хотя слово – великое оружие! В доказательство – разрешите посетить вас, для начала, в вашем новом жилище, чтобы повести более серьёзный разговор. Поясню, что бы мне хотелось от вас в первую очередь: порадовать, подкрепить наш Мир своим земным искусством. Близится Праздник Святой Ангелики, большая служба и небольшое представление на тему жития Святой.
- Тусла говорил нечто подобное. Я чувствую, наше пребывание здесь обещает быть чрезвычайно бурным и насыщенным. Что ж, отчего не порадовать. А как обстоит дело с инструментами?
- Полный порядок! Что душе угодно! – Отец Евлампий расплылся в улыбке. – На два дня по делам отбываю в соседний район, Грибовицы, на крестины и отпевание – такова жизнь. Затем сразу посещу вас и лично, лично ознакомлю с программой празднества и Храмовым музыкальным, так сказать, снаряжением. Не войной единой… Простите великодушно, вынужден покинуть – опять дела, дела неотложные.
И Евлампий, извинившись, поспешил в другой конец залы.
- Папа, зря ты с ним так… круто. – Сказал Костя. – Он не заслужил недоверия. Лично я с удовольствием покажу… земное искусство.
- Ты же сам сказал, что быть воякой тебя привлекает больше? – удивился Женя.
- Всё равно, это временно. Не хочу становиться виртуозом оружия. Хочу сохранить навыки игры, боюсь забыть музыку своей родины. В конце концов, я твой сын, а ты – музыкант, а не боец.
- Угу… - пробормотал Женя, с тоской глядя на увлечённую танцами жену. – Именно что – не боец. Нормально танцевать разучился, один бит за душой…
А Саша и капитан Курзык танцевали и танцевали, ничего не замечая. Военное положение – а у Саши давно не было на душе так легко и безмятежно! Они увеличивали и увеличивали темп, Саше казалось, что она летает по зале, не чувствуя измученных ног – настолько замечательным танцором оказался её партнёр.
Потом как-то так случилось, что пространство вокруг них расчистилось, редкие пары расселись вкруг длинного стола и отдельных столиков. А Саша и Павел всё танцевали и танцевали без устали – вальс сменился мазуркой, мазурка – полькой, полька – снова вальсом, но уже медленным бостоном, как раз, чтобы немного передохнуть.
Разбудили их аплодисменты – оказалось, что уже целый танец общество наблюдает за ними.
- Кажется, ты – заядлый танцор, Павел! Как тебя угораздило попасть на войну?
- Судьба, наверное, - неопределённо отозвался Курзык, снова смущённо глядя немного вбок. Он отвёл её к столику, вновь склонился, покрывая поцелуями руки, поблагодарил за танец, щёлкнув каблуками парадных сапог, и поспешил за стол, ближе к доктору Гавелу.
Саша с жадностью напилась минеральной воды и схватилась за конфеты и печенье. Она раскраснелась, помолодела. Костя смотрел на мать удивлённо.
«Много ли женщине надо, чтобы чувствовать себя счастливой, нужной, желанной?» - думал Женя. – «Наверное, много: искреннее внимание и возможность расслабиться душевно. А вдруг она скучала со мной все эти годы?» Он ощутил лёгкое чувство вины. Уж в кафе-то вполне мог сводить, болван!
- Саш, а может, потанцуешь со мной? А то я возревную!
- Женечка, солнышко, я жутко устала. Ноги больше не держат… Если честно, то я просто хочу спать. Сначала мы находились до упаду, потом нас ошарашили и огорошили, потом накормили до отвала, а теперь ещё и напоили. Моя крыша стремится в полёт. Может, извинишься, и мы пойдём спать?
- Гениальная идея! – одобрил Женя. – Я по тебе соскучился! – и он нежно поцеловал её ушко, сдвинув в сторону непослушную прядку.
Они нашли распорядителя, извинились и тихонько сбежали...