( Железнодорожная история из времен СССР.)
Он пригубил из бокала, прислушался к ощущениям внутри: «Хороший, даже запах тот еще – настоящих дубовых бочек, а не шпал, уложенных на дно цистерны, как нынче. Да – а, ушла эпоха, когда все было настоящим. А, вот, в Союзе… Ну - да, ну – да. Поворчи – поворчи, посетуй, что коньяк стал не тот. «Икра? Опять икра! Надоело!» Но, что – то внутри него отозвалось едва заметно на слова «шпалы, цистерны». Он напрягся, пытаясь не упустить мелькнувшие образы, обрывки воспоминаний. «Когда же это было? А, что было – то? Ну, это – шпалы, вагоны, цистерны, станции. Опс, есть! Однако, давненько приключилось, в той стране еще, да и случай – то, так – мимоходом, ничего особенного. Но, вот, гляди ж ты, глоток коньяка дал импульс в прошлое и вытащил давно забытое на свет. Вобщем, как там в романах: «Дело было так…»
После срочной службы на «юге», когда он вернулся в родной город, долгое время все никак не мог найти дело по душе. Пока учился, подрабатывал ночным грузчиком в булочной и по выходным «на вагонах». Потом просиживал штаны в конторе за «120 рэ + премия». Тоска страшная. Пробовал на завод, освоил токарный станок – но, снова не прижился, монотонный труд угнетал и раздражал. Писал в мореходки – не взяли по зрению. Мечта детства упорхнула, а взрослая жизнь все никак не налаживалась. И тут он вспомнил, как во время его ударного воскресного труда «на вагонах» на кондитерской фабрике, неподалеку от них молодой парень в форме ВОХР ( военизированная охрана ЖД), с кобурой под мышкой, из которой торчала рукоятка «Нагана», охранял цистерну со спиртом, прибывшую на фабрику и вызывавшую нездоровый ажиотаж у местного населения. Некоторые несознательные граждане, «измученные нарзаном», частенько подходили к заветному объекту с какой – нибудь емкостью, типа ведра, или канистры и слезно просили «начальника» помочь их горю: «Выручи, брат – литрушечку и надо всего! Вон, краник – то, раз – два и готово.» Но, «брат» зорко следил за сохранностью соц. собственности и объяснял несознательным элементам, что «Никак нельзя, видите – пломба висит? Сорву пломбу – посадят! Вы хотите, чтобы меня посадили из – за вас?» «Элементы» испуганно мотали головой и уходили «со слезами на глазах». Ночью, паренька сменял дядька постарше, тоже в форме и кобура у него висела на ремне. На виду, чтоб, значит, всем было ясно, что тут – «охраняемый объект» и «ни – ни»! Он тогда лишь улыбался, глядя на все это действо – думать было особенно некогда, мешки и коробки из вагонов ждали разгрузки. А, тут припекло, надо что – то решать, «найти себя», как писали умные авторы в умных книгах. И он решился, а, что – форма, оружие, не привыкать.
Он спрыгнул на землю с подножки электровоза и зашагал вдоль состава: платформы, цистерны, пульманы, полу – вагоны с сыпучим грузом. « Так, где там мой «разрядный, 1К – «клоп» на сленге железнодорожников»? Вагон, принятый под охрану до места назначения. Что там – неведомо, но, раз пломба есть, значит и охрана есть. И он - эта самая охрана. «ВОХР». С «наганом» за пазухой и 14 - ю патронами, семь - в барабане и семь - в специальном отделении кобуры. Он даже уже был в областном тире на стрельбах и показал отличный результат. «Мы тебя на соревнования пошлем», сказал его начальник, вручая похвальную грамоту. «Ну, вот и он. Висит, родимая, пломбочка свинцовая. А, что ей будет, висит и висит.» А, он должен бдить. Машинист даст гудок – добежать до локомотива и следовать дальше, если далеко бежать, залезть на любой подходящий вагон в составе и тоже следовать. Туда, куда надо – там «клопа» сдать и обратно пассажирским. Вот и вся «служба». Ничего сложного, а 240 в месяц и талоны в столовую, плюс форма и льготы от ж\д. Халява!
Состав стоял на каком – то безымянном разъезде, несколько утлых домишек громоздилось возле путей, ни названия, ни платформы для пассажиров, как и самих пассажиров. Тишина, тайга, глухомань. Он прошелся туда – сюда, покурил. «Наверное, скорый пропускаем – значит минут 10 – 15 постоим, не больше. Ближайший городок в часе пути, вот, там можем и застрять. Товарняки, бывает, по пол – дня стоят, уже было и не раз. Ничего, сумка с «сухпаем» есть, термос, книжка почитать, плащ от дождя. Что еще надо человеку в форме для счастья?»
А, помнишь, как тебя «торкнуло», когда получал «Наган» в оружейке ВОХР? Шершавая ребристая рукоять легла в руку и ты, вдруг, вспомнил…да, именно «вспомнил», что уже держал это оружие! Именно, револьвер, именно – «Наган». Как бежал по раскисшему предрассветному полю, крича «Господа, вперед, главное – добежать до пулемета! За Россию, господа!» Как потом трясся в госпитальной повозке, сжимая револьвер и думая о том, что, если что – последняя пуля себе… А, дальше, помнишь, что было дальше? « И дымы кабаков и тоска лагерей», хотя, нет - тоска была, но не лагерная, а американская. И там тоже был коньяк и револьвер в кармане модного костюма. Уже не «Наган», а «Кольт» и к тебе там обращались «мистер». Черт, вот же накатило, «железнодорожная романтика, мать ее так! Надо отойти, «оправиться», как в армии говорят.»
Он зашел в кусты, «сделал дело» и уже хотел спокойно вернуться к вагону, как увидел, что прямо перед ним к дверям вагона подбежал невзрачного вида мужичок в телогрейке, лет под 50, рванул пломбу, что было сил, сорвал ее и спокойно пошел дальше в сторону электровоза. «Вот, них** себе!» - только это и пришло ему в голову, он выскочил из кустов и громко крикнул персонажу в фуфайке: «Стоять! На месте стоять, сука!» Мужичок дернулся, как от удара током, оглянулся, увидел его форму и стал как – то меньше ростом, в глазах мелькнул испуг, бежать он даже не пытался. Потом его лицо исказила вымученная, какая – то не натуральная улыбка, больше напоминающая гримасу: «Так, это…начальник, свинец на грузила, свинец нужен. Грузила делать, рыбачим мы. Рыбачим, значит…» Он подошел к мужику, взял его за ворот телогрейки: «Ты, что, гнида, меня под статью решил подвести? Пломбу с вагона сорвал, может, ты – диверсант, а?» Мужик затряс головой: «Упаси Господь, начальник, говорю же – свинец на грузила надо. У нас тут магазинов нет, все сами делаем. Свинца где взять, а тут иду, смотрю – пломба. Ну, прости, командир, бес попутал, разве ж я знал, что у вас все так строго, какая статья, ты что! Хочешь, я тебе самогонки дам. Вот, у меня тут пол – литра есть, почти полная. Держи, все твое, а пломбочку примотай обратно и мы разбежались, лады?» Мужик еще, что – то лопотал, достав из – за пазухи бутыль с мутной жидкостью, заткнутую скрученной газетой. А, он прикидывал, что его напрягло в этом спектакле? Как там, на «юге», недалеко от ГосГраницы, учили присматриваться к каждому, кто появлялся в приграничной зоне. Ну, давай, применяй навыки, боец. «Так – мужик, вроде, обычный, деревенский. Точнее, похож на деревенского. Фуфайка не новая, ношеная, но чистая. Будто постиранная. Странно. Самогон достал сразу, как будто специально приготовил на всякий случай. Расстаться с пол – литрой для деревенского – удар, каких мало, а он жертвует, даже не просит поделиться. Снова – странно. Так, дальше – сапоги, кирзовые, наоборот – грязные. Но новые. Купил недавно, что ли? Где испачкал – сухо вокруг? Ну и где они тут рыбачат – ни пруда, ни реки. Только колодец.
«Слушай, дядя. А, где вы тут рыбку – то ловите, что за водоем и что там клюет?» Мужик снова заозирался, лицо его вытянулось, на лбу выступили капли пота: «Так, это…река же, вон там…» - «Какая река, где? Как называется?» Мужик сник, что – то прошептал под нос. «Что, не слышу? Говори, тварь, какая тут река у вас, рыбачок хренов!» Он, рванул мужика за ворот: «Все, дядя, отрыбачился ты, похоже, шагай к локомотиву. Едем в город, там вызову «линейку» ( сотрудники линейного – транспортного отдела милиции. Прим. автора), пусть с тобой разбираются. И акт о срыве пломбы надо составить. Все, пошли, скоро гудок будет, прокатимся, дядя!»
В «линейке» он, как и все присутствовавшие сотрудники, испытал настоящий шок, когда задержанный мужичок предъявил свой паспорт с пропиской не в деревне, даже не в соседнем городке, а…в Москве. В большом доме на Варшавском шоссе. А, при досмотре его одежды был обнаружен билет на поезд из местного областного центра до столицы. И багажная квитанция с областного ж\д вокзала. «Вот, это да!» - сказал, слегка ошалевший от такого оборота дела, старлей. «Позвоню – ка я нашему майору. А, Вы, товарищ, пока присядьте, тут надо разбираться.» Но, он не мог долго «разбираться», у вагона надо было сменить охранника из местной ВОХР, снять свою временную – пластилиновую печать, составить акт, повесить новую пломбу и т.д.и т.п. Вобщем, его пообещали «вызвать, когда понадобитесь» и он отбыл далее. До пункта назначения.
Вызывали, ездил, командировку оплатили, премию за бдительность выписали – 50 руб. (Была пропита в ресторане с дворовыми «друганами» под задушевные песни из репертуара Луиса Армстронга и Сары Воон). Все оказалось гениально просто. Группа столичных «расхитителей соц. собственности» отправляла вагон с частью ящиков, где не было указанного в накладных, товара. На суде сказали – «ткани и фурнитура». Кто был в курсе – был и в доле. По дороге через просторы необъятной Родины, где – то в глухомани, один из участников – подельников, прикинувшись местным дурачком, срывал пломбу. А, так, как в пути следования за груз отвечает железная дорога, то в месте прибытия при обнаружении пустых ящиков, можно сделать большие удивленные глаза и сказать трагическим голосом: «Надо же, как воруют у вас на ж\д! Ой, как воруют!» Пломбы нет – отправитель не при чем. «Моя честно отправляла – в дороге украли – моя не виновата!» Всем дали, сколько положено. Организация со сложным названием «ОБХСС» оценила изобретательность столичных бизнесменов по заслугам.
Он еще поработал не долго и понял, что и это – не его. Сторожить цистерны со спиртом и вагоны с «тканями» - не его миссия. Впереди уже маячила «Демократия, свобода и гласность», уже пробивали себе дорогу настоящие «реформаторы», у которых будет почетно и правильно изобретать способы "оптимизации" государственного имущества, как и самого государства. Наступало «Время перемен».