Какая жалость!

Марина Кривоносова
       Зоя Дмитриевна зашла на школьный двор, по-хозяйски придирчиво его осмотрела: снег расчищен, порядок вокруг. Осталась довольна. Войдя в школу,  перед входом в вестибюль потопала ногами, стряхивая снег с обуви. Вахтёр чуть поклонился, здороваясь с директором, а потом протянул ей почту. Зоя Дмитриевна задержалась у стойки вахтёра, перебирая пачку писем.

       Звонок с урока наполнил вестибюль ребячьим гомоном. Навстречу директору торопилась учитель английского языка Елена Константиновна. Молоденькая, совсем девочка. Не обросла ещё учительским опытом и кожей, подумала директор. Взгляд девушки был взволнован. От волнения она, не поздоровавшись, горячо заговорила:

- Зоя Дмитриевна, не знаю, что делать с Червенцовым. Он ничего не делает, двоек нахватал, исправлять не думает. Не выучил ни одного стихотворения. С матерью говорила, но она только руками разводит, толку никакого!

Директор знала мать мальчишки: простая добрейшая женщина, которая просто не знала и не умела ни спросить с сына, ни заставить его. Растила мальчишку одна. Когда её вызывали в школу, она просила: вы с ним построже, пожалуйста, помогите, а то я не знаю, что с ним делать. А вы-то, поди, знаете. В институтах учат ведь. Меня он совсем не слушает, да и дома почти не бываю, с одной работы на другую.

- Вы его ко мне пришлите, - спокойно сказала директор.

- Сейчас? – обрадовалась Елена Константиновна.

- Давайте сейчас, - согласилась Зоя Дмитриевна.

       Глядя на удаляющуюся фигурку девушки, подумала: какая ещё девочка! Надо помогать, а то ж не удержу в школе. Годик  с такими Червенцовыми покувыркается и сбежит. А надо, чтоб не сбежала.

       Опять Червенцов! Ребята в школе звали его ласково Ванёк. Как только восьмиклассник  Ванёк переступал порог школы, так младшая ребятня повисала на нём гроздьями, а старшие легко принимали его в свою компанию. Это был милый оболтус с очаровательной улыбкой и незамутнённым ясным взглядом серых глаз, который умел внести в любое общение весёлую приятность. Учителя не воспринимали его как злостного хулигана или хама, потому что ни хамом, ни хулиганом не был, и сердиться на него было невозможно. 

       Вся беда Червенцова состояла в его непреодолимой лени. Ну не хотел он никак учиться и всё! А школу Ванёк любил. Очень любил. И его в ней любили. Жизнь у него тут протекала интересная, сколько замечательных друзей, встреч… Эх, если б не учёба!

Умные, добросердечные учителя понимали и совсем не хотели портить жизнь мальчишке-оболтусу и, когда совсем было невмоготу, сажали его перед собой, под их строгим пристальным вниманием Ванёк чего-то делал, за что можно было поставить ученику Червенцову хоть какую-то законную, честно заработанную тройку.

Зоя Дмитриевна открыла ежедневник, пробегая взглядом свой день. Кто-то поскрёбся в дверь.

- Войдите, - разрешила директор.

В щель просунулась кудлатая русая голова Ванька:

- Можно?

- Входи, - строго ответила Зоя Дмитриевна, глядя на парнишку, вставшего у порога и не желавшего пройти вглубь кабинета. Будто готовится  сигануть, если что,  подумала директор.

- Здрассьте, - поприветствовал её Ванёк, слегка поклонившись и, конечно, улыбаясь своей невинной очаровательной улыбкой, будто встретился с самым лучшим и дорогим ему человеком.

- Ну, что, Иван? Как жить будем? – не поддаваясь, на его улыбательные уловки, строго спросила Зоя Дмитриевна, глядя из-под очков.

- А чё? Чё я сделал? – искренне удивляясь, спросил мальчишка.

- Ни-че-го! Ничего не сделал! Об этом как раз разговор и пойдёт. Что будем делать с английским языком? Елена Константиновна сказала, ты ничего не выполняешь, ни одно стихотворение не сдал ей. Что происходит, Иван?

  Ванёк бедным родственником перетаптывался у порога, опустив голову. Зоя Дмитриевна, не желая затягивать беседу, перевела разговор в конструктивное и конкретное русло:

- Через неделю, так, у нас это двенадцатое число, приходишь в этот кабинет с дневником, где будут исправлены все двойки и выучены стихи! За подписью Елены Константиновны! Порадуешь меня отсутствием двоек. Понятно?!

Ванёк молча кивнул. Весь его вид говорил: скорей бы сдёрнуть отсюда.

Директор строго подвела черту под разговором:

- Итак, двенадцатого в это же время быть здесь с исправленными оценками и выученными стихами. Иди.

- Ага! – с облегчением произнёс Ванёк и выскользнул из кабинета.

Неделя прошелестела валом работы, забот, заслонив Ванька с его двойками и невыученными стихами. Когда он появился в кабинете, Зоя Дмитриевна не сразу поняла, зачем он тут пред ней. Приспустив очки, строго на него взглянула:

- Слушаю, молодой человек.

- Я это, пришёл, как вы сказали.

- Замечательно, - вспомнила директор разговор недельной давности и протянула руку, - дневник давай.

Ванёк радостно встрепенулся очаровательной улыбкой и ясным взором:

- Не, дневника нету.

Зоя Дмитриевна сурово посмотрела на мальчишку:

- А почему?

  Мальчишка радостно, словно готовился поздравить её с днём рождения, восторженно объяснил:

- Какая жалость! Елена Константиновна заболела!
 
  Зоя Дмитриевна, стараясь сдержать предательски рождающийся смех, с трудом сохраняла строгий вид:

- Да, действительно, жаль Елену Константиновну. Ничего хорошего нет в том, когда люди болеют. Ну, ничего. Мы немного ей поможем. Садись.

- Зачем? – недоуменно спросил Ванёк.

- Как зачем? Ну, не хочешь сидеть, рассказывай стоя, сказала директор.

- А чё рассказывать? – всё ещё не понимая, чего от него хотят, удивился Ванёк.

- Как чё? – нажимая на «чё», спросила Зоя Дмитриевна, - Стихи на английском языке рассказывай и всё, за что двоек нахватал. Я тебя слушаю.

И тут очаровательная Ванькина улыбка начала сползать с его милого лица. Как же он мог забыть? До него стало доходить, что Зоя Дмитриевна тоже учитель английского языка и Елена Константиновна может спокойно выздоравливать сколь угодно долго.

Мальчишка с приунывшим лицом, снова молча перетаптывался у порога. Повисла тишина. Директор не торопила с ответом. Наконец, Ванёк, собравшись с духом, попросил:

- Так это… можно я через неделю приду.

- А что так? Не готов?
 
Ванька отрицательно помотал головой из стороны в сторону.

- Какая жалость! – копируя Ванька, произнесла директор, а потом жёстковато закончила разговор:

- Неделя – это многовато. Через три дня приходи сюда с дневником. Елену Константиновну ждать не будем. То-то ей будет сюрприз. Приятный. И не дай Бог, тебе не выучить! Иди!

Ванёк вновь бочком выскользнул из директорского кабинета.