Балкон заполнен, в нем прилично хлама.
Так много, что, пожалуй, неприлично.
Хотя мужчина – это вам не дама,
Старение всегда приходит лично.
Потопчется, раз десять вытрет ноги,
Неся с собой несвежие конфеты;
Оно лишь появилось на пороге,
А любит, как и все, давать советы.
Что есть, как пить ребристые таблетки,
Когда гулять с собою, где и сколько.
Осенние облупленные ветки
Напоминают о каком-то Тольке.
А этот Толька... Мы же с ним не пили,
А рассуждали вдруг о феминизме,
К французам перешли на Пикадилли,
Закончили опять на организме.
Болезни посчитали, Толька плакал,
Показывал мозолистые руки,
Вонючий гриб, что избавлял от шлаков
И прибавлял сердечные подстуки.
– Так вот, о ветках. В них пугает голость,
Отсутствие наполненности смыслом, –
Добавил Толька, чуть понизив голос,
Звучавший как пустое коромысло.
Я возражал и говорил о Данте,
О женщинах опять на три страницы,
Живых картинах Рафаэля Санти,
Пока на голый тополь шли синицы.
А Толька этот умер, как не ждали.
Через неделю, в первые метели.
Смотрю на крону дерева – не та ли?
Синицы красногрудые – не те ли?
Провален план их птичий, Барбаросса:
Кормушек нет, одни снега повисли.
Хороший, значит, Толька был философ:
Для птиц здесь оставаться нету смысла.
18.11.2023 г.