И женщин жесткокрылых мельтешение.
И скрежет чешуи. И брызжет ядом пасть.
За какое, Боги, прегрешение
Мне суждено, низринувшись, пропасть?…
Джонатан в очередной раз забыл все предупреждения Дианы о том, что Тера дразнит их, подсовывая один мираж за другим. Тоска по радости была сильнее его. И вот радость от встречи сыном снова переполняла его бешеной энергией.
- Дин, Дин, мальчик мой! – закричал Джи, что было сил, и рванулся вперёд. Диана не успела его удержать. Она видела, словно в замедленной киноленте, как Джонатан будто бы споткнулся, затем нелепо взмахнул руками, кувыркнулся вперёд – и исчез из виду. Диана рванулась следом, но вместо Джонатана перед ней расстилался глубокий провал. Она исследовала ущелье сверху донизу, излазила корявую стенку, долго и безуспешно кричала, пыталась ухватить ментальный след – но Джи в ущелье не было. Ни на стенке, зацепившегося за камень или жёсткий, изогнувшийся и невероятно цепкий можжевельник. Ни у самого ледяного ручья, ни в пещерках. Диану впервые охватила паника. Она начала спешно прощупывать Пространство, тратя драгоценные силы, её сердце бешено колотилось. Так и есть – Джи уже в другой ячейке! Вот же он, пульсирующий Переход, замаскированный кристаллическим утёсом!
Диана подпрыгнула, сгруппировалась – и полетела, вращаясь, в направлении Перехода. Важно было набрать достаточную скорость, чтобы пробить камень…
…Джонатан катился кубарем по корявому склону, прорвав хлипкую стену в очередной Мир Замирья. Вот он ударился о землю, на мгновение потерял сознание, потом очнулся в холодном поту. Острая боль в ноге и спине выдавливала все мысли и чувства, кроме одной: он не дошёл; он подвёл Диану, он поддался очередному миражу, он потерпел фиаско ещё в одной битве.
Он ждал и не позволял себе расслабиться и потерять надежду и веру, но время шло, он замерзал, а Дианы всё не было и не было. Не мудрено – ведь он перелетел в новый Мир! Хотя, по его мнению, тот мало чем отличался от предыдущего. Тот же холодный воздух, только не сырой, а морозный. Те же старые, пологие горы, бесплодные и однообразные, только немного выше, только камень не красновато-коричневый, а серовато-сизый, словно припорошён инеем. И деревья больше хвойные, а небо пасмурное и неприветливое – вот-вот пойдёт снег…
И вот Джонатан наконец-то услышал шум, похожий на шум, с которым вспарывают воздух крупные, тяжёлые птицы, скрежет когтей по камню и тонкий вскрик, подобный стону. Это Диана. Никто иной не может это быть! Ну, а если же это местная оголодавшая тварь или кровожадный туземец – Джи постарается дорого продать свою единственную и неповторимую жизнь.
- Джи, родной! – услышал он такой неповторимый, любимый голос.
Он попытался привстать, чтобы встретить Диану не совсем «трупом», чтобы доказать ей и самому себе, что ещё не раздавлен полностью.
- Милый, милый, ты жив! – Диана бросилась к Джи, упала на колени, покрыла поцелуями его руки. Её лицо было исцарапано, над бровью багровел кровоподтёк.
- Диана, с тобой всё в порядке?
- Конечно, что же могло со мной случиться!
- Я… потерял тебя из виду!
- Поймала волну, спланировала, немного ушиблась и поцарапалась – ерунда! Главное – ты жив и невредим.
- «Жив» – утверждение верное. А насчёт «невредим» - не вполне уверен.
- Сейчас я обследую тебя… Что, нога? О Боги Иномирья! Бедро сломано… Без Леоллы я не смогу восстановить кость! – она перевела дух, задержала дыхание, собираясь взять себя в руки. – Сейчас я попробую поставить её на место и наложу шину. Не бойся, больно не будет, уж это-то мне под силу! Потом соорудим что-то вроде носилок – проще простого, мне приходилось быть плотником при постройке собственного дома! Ах, Джи, Джи, и зачем только ты за мной увязался! – шептала Диана.
- Из любви к приключениям, - проворчал бледный Ди. – Должен же я был доказать, что не квёлый домосед. Представь себе, когда-то я даже гонял на байке, коньяк ему в аккумулятор, и перепрыгивал с крыши на крышу. Теперь, по всему, не стать мне последним героем.
Диана была умелой и профессиональной сестрой милосердия – госпиталь на Леолле дал ей многие навыки. Не было у неё лишь одного – уверенности в завтрашнем дне…
…Их путешествие по Замирью сильно осложнилось. А точнее – почти вовсе прекратилось. Парашют помогал им при переходе через пропасти, при перепрыгивании с одного края щели на другой. Но на ровной поверхности Диане приходилось тащить Джи на импровизированных носилках.
Запасы питательных пилюль с последнего жилого Мира подходили к концу. Диана могла выдержать голодание, подзаряжаясь Силой у скал, деревьев, рек, но Джи это было не под силу. Поэтому она берегла питание для него, лгала мужу, что уже подкрепилась. Иногда ей удавалось поймать горную куропатку, и тогда, содрогаясь от жалости, отвращения к себе и ужаса чужой смерти, она готовила мясо для Джи и себя. Она не знала, что за опасности ещё таятся в Замирье, и где искать человеческое поселение – Джи не поломанная кукла, его нельзя таскать за собой бесконечно, ему нужен покой, стационарный уход, противовоспалительные лекарства, нормальное питание и тепло – если он ещё и простудится, будет совсем худо…
…Прошло три дня изматывающих переходов. Речная долина расширилась, горы начали понижаться, потеплело. Диана приняла решение на парашюте спуститься в долину. Внизу стало ещё веселее. Встречался шиповник, весь в жирных оранжевых ягодах, ежевика и заросли кипрея. А долина понемногу начала приобретать более приветливый вид. Это значило, что по реке можно будет добраться до моря, а у моря обычно бывают рыбацкие поселения. На четвёртый день им попалась пешеходная тропа. Диана ликовала!
Однажды Диана отлучилась ненадолго - разведать дорогу. Джи лежал на носилках, смотрел ей вслед и вспоминал Диану – золотоволосую богиню, выходящую из горячего озера. Он тогда набросился на неё голодным зверем. Он вкушал её губами, плотью, всеми шестью чувствами и еще чем-то сверх того, впитывал её запах и цвет, музыку её прикосновений - кожей, глазами, слухом, обонянием, шалел от богатства вкуса и никак не мог насытиться. А она была бесконечна и бездонна, и, казалось, их любовь, их молодые, играющие силы, как и жизнь - на века…
А сейчас у него нет сил, чтобы просто обнять её и целовать крепко и долго. Да и сама Диана, хотя крепится и делится силами с ним, устала не меньше его. Похудела, глаза ввалились. Крепкотелая, зрелая языческая богиня превратилась в тонкую, лёгкую, как пёрышко, девочку с по-мальчишески стриженой головкой.
А ведь если бы она была одна, ей было бы куда легче. Даже наверняка! Он хотел «составить компанию» в нелёгком путешествии, надеялся облегчить путь, но всё вышло с точностью до наоборот. Даже легкомысленное любовное помешательство в «собственном» Мире усилиями Теры вспоминалось как нечто шалопутное и несуразное, некое досадное недоразумение, временное помрачение: он был там смешон, не иначе. А теперь и вовсе превратился в обузу.
Пока Джи невесело копался в себе, занимался самоедством в отсутствие иной пищи, Диана лазила по скалам. Вернулась она радостная и светящаяся. Ей удалось разыскать на склоне гнёзда перепелов со свежеотложенными яичками; Диана попросила прощения у безымянного Мира, и набрала из гнезд десятка два, испекла и теперь, счастливая, принесла Джи.
- Джи, милый, сейчас я тебя накормлю! Это настоящая еда, не корешки и не пилюли. Смотри, какая прелесть!
- Я уже не голоден, детка. Съешь сама, - слабо улыбнулся Джи. – Правда, мне уже совсем не хочется есть. Мой организм привык голодать. Подкрепись. Тебе нужнее, ты исхудала, я помню тебя другой.
- О, Джи! – и Диана впервые заплакала.
- Утри слёзы, милая. Я того не стою. Я нынче ни то, ни сё. Всё свершения остались далеко позади.
- Не говори так. Ты – великий и отважный путешественник! Землянам до тебя далеко. А главное, ты – великий поэт, Джи, ты им был и остался.
- Значит, буду развлекать одами Теру, - попытался пошутить Ди. – Как ты думаешь, ей по душе придётся эротика? А верлибр?
- У неё нет души, Джи.
Джи горел и бредил, и в бреду к нему вновь и вновь являлась Тера. Она терпеливо выжидала, пока Диана отлучится за водой или за ягодами Тегла для снятия жара – эти ягоды она долго толкла и растирала вместе с упругими косточками, наполняла своей энергией и прикладывала на лоб и к месту перелома.
Он начал привыкать к незримому присутствию самозванки, он даже разговаривал с ней.
- Что, больно? – Тера с улыбкой склонялась к нему. – Это хорошо. Значит, ты отдаёшь Силу моему Миру. Скоро всё завершится, Джонатан. Ты станешь моим окончательно, и по своей доброй воле, гордый землянин. Ты пойдёшь по Бриллиантовой Дороге – посмотри, разве она уже сейчас не блестит перед тобой острыми гранями? Видишь – углы распрямились, и она ложится перед тобой, стелется прямо тебе под ноги! /1/
- «Такие сны меня пугают. Иду по краю, иду по краю…» /2/ - усмехнулся Джи. – У тебя богатая память, но ты залезаешь на чужую территорию. И потом, эти строки русских рокеров не про меня, Тера.
- Ты не из пугливых, Ди – это здорово! Тогда, может быть, порадуемся вместе? Дин скоро присоединится к тебе, он уже почти готов. А вот твой сын Макс достался мне с превеликим трудом. Он едва не остался лежать на Земле – но я не уступила его Земному царству Мёртвых. Я жадная, да и тебе будет не так скучно.
Джи заскрипел зубами от боли.
- Диана тебя уничтожит!
- Она мне не соперница! - Тера расхохоталась Джонатану в лицо. – Она слабее меня!
- Будь ты проклята!
- Ай-яй-яй, несдержанный индеец! А я ожидала от тебя благодарности: ведь без меня участь твоего младшего сына на Земле была бы незавидной. Ну, я удаляюсь, Джи, до скорой встречи на Изнанке!
Джи заставил себя проснуться, вынырнуть из забытья. Диана склонилась над ним, приложила прохладные ладони ко лбу – жар ушёл, боль унялась, но тоска так и осталась сидеть в глубине сердца тупой занозой.
- Джи, наш путь подходит к концу. Тебе осталось терпеть совсем недолго. Я это чувствую. Дин где-то рядом. Скоро мы все трое вместе отправимся в обратный путь.
- Боюсь, что это мой путь подходит к концу. Ты зря тратишь на меня силы, Диана. Замирье всё равно тут же их высасывает. Сохрани их для спасения нашего сына.
Диана усмехнулась, упрямо сдвинула брови: - Ничего, Джи, я терпеливая, ведь я – всего лишь русская ломовая лошадка, я не привыкла к опеке и комфорту, если ты помнишь – мой дом всегда был далёк от твоей тепличной Калифорнии.
- До каких пор ты собираешься её поминать? Я уже и забыл давно, когда произрастал в теплице, и вообще, когда был юным. Ей-богу, это неправда, иногда мне кажется, я родился стариком, обременённым жизненными испытаниями. Но это не может длиться вечно, так? Людям свойственно умирать. Я благодарен тебе за то, что сказка в твоём лице явилась в мою жизнь. Мудрая и светлая сказка с хорошим концом. Жаль только, что ты не исповедник и не уполномочена отпустить грехи и зачитать канон на исход души. Я бы завалил тебя байками о своих грехах. Вот повеселились бы!
- Ты слишком много говоришь, Джи. Я не желаю слушать о конце и исходе души. А твои грехи давно искуплены. Мы живые и не собираемся сдаваться, ведь так? Dum spiro, spero! А мы, безусловно, дышим!
- Только я – наполовину… - еле слышно пробормотал Джи. – Sic transit Gloria mundi…
Диана лишь укоризненно покачала головой. Она поправила Джи на волокуше, приторочила его к креплениям, а верхнюю часть – к своим плечам.
Они теперь продвигались вдоль весёлой, ледяной речушки, по едва ощутимой тропе, проложенной человеком. Кто он был – последний бесстрашный, безрассудный, отчаянный смельчак? Случайный, испуганный странник? Деловитый, ко всему привычный, целеустремлённый охотник? Неопределившийся перерожденец? Или просто виртуальный шутник? Кто бы он ни был, он оказал большую услугу тем, кто шёл следом.
/1/ Nautilus Pompilius, «Бриллиантовые дороги»: «Посмотри как блестят Бриллиантовые дороги, послушай как хрустят Бриллиантовые дороги, смотри, какие следы оставляют на них Боги…»
/2/ Тайм-Аут, «Сны».