Междугороднее такси мягко вклинилось на стоянку, неподалеку от станции метро «Белорусский вокзал». Люди, измотанные многочасовой дорогой и изнуряющим сеансом остросюжетного кино, завозились с багажом. Я не тороплюсь – до отправления «моего» поезда несколько часов, которые нужно как-то убить.
На улице свежо. Хлопья снега легким полушалком ложатся на плечи .
У входа в метро топчутся, нацепив широкие картонные фартуки, рекламщики.
«Айфоны, мальчики, – вкрадчиво зазывает цыганской внешности женщина. – Телефоны новые…»
С сумкой через плечо я уверенной походкой иду мимо. Моя цель: скорее уйти от суеты и грязи и попасть на близлежащую тихую улицу (Грузинский вал, например).
Женщина-гора в заснеженном тулупе сидит на маленьком стульчаке у лотка с книгами. Почти вся литература в цветных обложках и, судя по заголовкам, повествует о насыщенной жизни киллеров и бывших ментов.
В памяти моей всплывают обрывки сцен привокзальной столичной жизни начала девяностых.
По платформам Белорусского вокзала, заваленными полосатыми тюками, прогуливаются плечистые парни, в коротких кожаных куртках. Они свысока смотрят на «челноков», гнездящихся по подобию цыганского табора. Носильщики с криками «дорогу!» жмут на пятки. Обвешанная сумками и пакетами бледная женщина торопится к поезду.
Ей перегораживают путь «двое из ларца». Они предлагают взвесить багаж и доплатить в кассе за лишний вес. Где весы? Где касса? Минуты неумолимо бегут. Но выход из сложившейся ситуации неожиданно находится, и дамочка, вытянув шею, продолжает движение, а довольный бугай прячет в карман «полтишок». Предприимчивые москвичи с батонами колбасы и поллитровками напоказ стоят в две шеренги до самого метро, а витрины ларьков завалены всякой всячиной (от презервативов до искусственных пенисов), собирая вокруг себя немало зевак.
«Мужчина, можно вас на минуточку?» – зазывает прохожих юная особа с заспанной мордашкой. Парни с крепкими загорелыми шеями ловко крутят напёрстки.
У касс метро столпотворение. Непрерывные людские потоки спешат проскочить автоматические ворота, ползут вверх- вниз по эскалатору. «Выигрыш можно получить в долларах США», – обнадеживает хорошо поставленный голос. «В долларах США…в долларах США…»
«Вы не подскажете, как пройти на Красную площадь?» – выборочно обращается к прохожим молодой парень с кинокамерой в руках, одетый в малиновый пиджак и чёрные брюки. Если остановился, следующими вопросами будут: «Куда идешь?», «Что везешь?»
Из арки, со стороны платформы поездов дальнего следования, выныривает дохлый парень и, сделав зигзаг, пристраивается в угол, у входа в отдел кадров железной дороги. Массивная дверь «кадров», словно учуяв неладное, распахивается и молодого пьянчужку цепляет за шиворот выскочивший оттуда, как черт из табакерки, охранник. Дохлый умудряется вывернуться и, виляя, будто по нему открыли стрельбу из пневматической винтовки, уходит от возмездия.
На моем пути появляются две плотные фигуры в серых бушлатах. И я возвращаюсь в реальность: нащупываю во внутреннем кармане паспорт, вынимаю из него билет. Расстояние сокращается, и я предчувствую, что мимо расстегнутого нараспашку сержанта-бычка мне не проскочить. «Расстегнутый», стрельнув глазами по моей дорожной сумке, требует предъявить документы. Я отдаю «паспортину», припоминая случай, когда парня, приехавшего в столицу за товаром, стражи порядка сняли с эскалатора, завели в потайную дверь и во время досмотра мастерски подложили в дорожную сумку кортик. По иронии судьбы парень служил в морском флоте и имел у основания большого пальца руки фирменную татуировку.
Служивый, полистав документ, возвращает его, и я, окрыленный, спешу на Белорусский вокзал в гигиеническую комнату.
В метро столпотворение. В глаза сразу бросаются молодые таджики. Их много и они почти все лопочут по мобильной связи.
На платформе тоже «говорящие» таджики. Время у меня достаточно и можно пропустить несколько электропоездов. Что я и делаю.
Дождавшись полупустого вагона, я вхожу в него. Двое юношей, прыснув, выскакивают в последний момент на платформу. Зрелище, которое предстает перед моими глазами, объясняет причину их веселого настроения: на лавках отсыпаются два бомжа, благоухая как протухшая рыба.
Молоденькие москвички, прикрыв носики платочками, отворачиваются. Я тоже дистанцируюсь на сколько возможно и дышу через шарф.
Подземка на подступах к Казанскому вокзалу сквозит сырым холодом. В полутемном зале ожидания на серых металлических сиденьях корчатся в тревожной болезненной дреме пассажиры. Высокие, как в храме, потолки и свисающие на тросах массивные люстры, обсиженные сизыми голубями, усиливают гнетущее впечатление. У церковной лавки несколько разбитных девиц с жирно напомаженными губами игриво хохочут, демонстрируя остатки зубов. Рядом дремлют пожилые полные женщины в круглых затемненных очках, с отекшими, похожими на груши, физиономиями. Их сосед продрал глаза, словно вернулся с того света, и торопливо хлебнул из горлышка. На него вопрошающе смотрит, вытянув с инвалидного кресла обмотанную грязными бинтами ногу, другой бродяга. На полу, под ярко-розовым покрывалом, уснули две женщины. Рядышком возятся два черноволосых малыша.
Полная торговка восточной внешности запускает шумные заводные игрушки.
Неожиданно из глубины вокзала выкатывается белый паровозик с двумя прицепными вагончиками на резиновом ходу. Около десятка охранников сопровождают его, как былинные богатыри карету царевны. Из-за красочных декораций появляются: юноша в синих штанишках с золотыми лампасами и сдобная девочка в прозрачном платье. Девочка, семеня белыми чешками по холодному полу, встречает маленьких гостей. Детей уводят за декорации. Там их ждет Новогодняя сказка. Тем временем в партере для нищих объявился новый временный постоялец -- мужчина с физиономией людоеда. «Людоед» часто и хищно открывает пасть, словно проголодался. Публика завороженно смотрит на его единственный большой зуб.
Объявляют посадку на мой поезд. Я с радостью покидаю «сказку»
В вагоне тепло и чисто. Я устраиваюсь на «боковушке». Ко мне подходит девушка и предлагает купить религиозную газету. Я делаю вид, что не замечаю ее. Она уходит и снова возвращается. Я вручаю ей десять рублей. Девушка оставляет талон с ликом какого-то великомученика и переходит в следующее купе.
Состав набирает ход.
Мелькают теремки с острыми черепичными крышами, надежно окруженные таинственными мохнатыми елями, сумеречные лощины с черными, накренившимися столбами, рощицы обугленных березок.
Декабрь 2012 года.