Будь ты проклята, совесть!

 
  Солдат лежит на спине, на дне прямоугольной ямы, размером с подготовленную к захоронению могилу. Он прижимает к себе автомат и смотрит в небо. ОСП - отдельный сторожевой пост. Эдакая щель в земле, глубиной  полтора метра. На дне, натасканная бойцами ветошь, обгорелое одеяло, куски картона и пятилитровая, пластиковая канистра с широким горлом. В небольшой нише - окопная свеча и маленькая иконка Николая Угодника. Стенки ямы укреплены от обрушения  досками. Три месяца назад, когда на их участке фронт стабилизировался и линия соприкосновения перестала меняться, они нарыли таких щелей, больше чем солдат в роте. Ими посечены все поля, отделяющие их позиции от неприятеля. Это даёт возможность четыре раза в сутки менять место для наблюдения, а главное, оператор дрона, видит перед собой на экране множество вероятных целей, и есть надежда, что это, хотя бы немного, снизит эффективность его работы. Вообще-то, наблюдающему следует не лежать на дне, а стоять и смотреть в сторону неприятеля. Подмечать любые изменения обстановки, движение техники, перемещение личного состава и сообщать по команде. Но, во-первых, тепловизор сломался, а без тепловизора, ночью, пытаться рассмотреть что-то на расстоянии 1000 метров, затея так себе. Командир даже не хотел отправлять его сегодня вечером на пост, мол всё равно ничего не увидишь, но когда доложил о своих соображениях "наверх", то получил в трубке жуткую истерику и угрозу трибуналом, смог только пробурчать - "суки" и развести от безвыходности руками. А во-вторых, вчера, один  добросовестный наблюдатель, из соседней роты, получил пулю прямо между глаз. Пуля была какая-то инновационная - от головы ничего не осталось. Голову с него сняли вместе с каской. Не то, что бы этот случай произвёл на него какое-то особенное впечатление и он стал бояться высовываться. Похожее, да ещё и почище, происходило вокруг каждый день. Просто в отличие от соседей, где убитого парня, как болтал пьяный вестовой, только присыпали землёй и сразу, на то же место, послали в наблюдение другого, если убьют его, то их командир, обязательно заставит бойцов вытаскивать труп и тащить в расположение, а это метров 400, под вероятным огнём. Потом, упакует то, что осталось в мешок и отправит маме. Он не мог допустить, что бы из-за него, пусть даже мёртвого, так рисковали товарищи, да и маме, в таком виде, показываться лишний раз не хотелось. Совесть не позволяла...

      Рядовой вообще оказался в этой яме из-за неё, из-за совести... Это началось с детства. Вернее даже раньше... Он как-то "неправильно" располагался в животе у матери, что по мнению врачей, грозило серьёзными проблемами во время родов. Они не стали рисковать и, не смотря на её желание попробовать родить "нормально", сделали ей кесарево сечение... Двух дней от роду, младенец впервые услышал про совесть. Пришедшая в себя после операции, кормившая его мать, заглядывая, в  не совсем ещё открывшиеся глаза, грустно посетовала:
         - "Нет у тебя совести совсем. Не мог разместиться правильно? Теперь только закрытые купальники. Знал бы ты, как я их ненавижу"....
   Ему было года четыре, когда мать накормила его мороженым. Было очень жарко, они целый день гуляли по зоопарку и без конца ели мороженое.  Он очень заболел, что-то случилось с горлом, какая-то ангина, особенно опасная. Родители сперва не придали значения болям в горле и пытались вылечить его сами, а когда к вечеру третьего дня он стал задыхаться - вызвали скорую помощь... Врач, пожилой дядечка, внешне похожий на Чехова, настаивал на госпитализации и пугал родителей непредсказуемыми последствиями в случае отказа. Отец дрогнул и согласился, а мама, встала у дверей и заявила, что ребёнок останется дома, или им придётся её убить...
После этого заявления, отец забился куда-то в угол и "не отсвечивал", а доктор, вместе с молоденькой и невероятно строгой медсестрой, полтора часа реанимировали задыхающееся дитя.

  Коля не помнил деталей, в памяти остались только слова, которые произнёс уезжая врач:

-"Мы сделали всё, что в данных обстоятельствах возможно. Убивать Вас и увозить его в больницу силой, я не буду,  хотя, может вы и правы, что не отдаёте. Знайте одно, если мальчик переживёт эту ночь - будет жить. Молитесь и всё время разговаривайте с ним, ребёнок слышит".

  Всю ночь, мама, держала его за руку, повторяя одну и ту же фразу:
-" Николаша, родненький, ты где? Ты слышишь? Прости меня, не уходи, прошу тебя, останься".

И он, не желая расстраивать маму, послушался, не ушёл, остался. Совесть не позволила ...

   Когда Коля пошёл в первый класс, его мама была уже директором, в этой самой школе и тогда он снова услышал о совести. Ведя его за руку, первый раз в школу, отец сказал, что если у него есть совесть, то учиться он должен лучше всех, иначе подведёт мать. Мальчик тогда ещё не знал, есть ли она у него и чем может грозить её отсутствие, но маму подводить не хотел, поэтому стал учиться лучше всех...Потом, что бы не подводить класс, побеждал на школьных олимпиадах по математике и химии, что бы не подводить школу - на городских, хотя не видел для себя ничего интересного, ни в химии, ни в математике. Но мама настаивала, что это самые важные науки, которые будут необходимы ему всю жизнь и очень расстраивалась, если он выражал по этому поводу сомнения. Коля не хотел, что бы мать расстраивалась и соглашался. Тогда Николай уже понимал, что совесть у него есть, а вот хорошо это для него лично, или не очень - ещё не разобрался...

   В 14 лет, Коля, влюбился в одноклассницу и, зная, что она любительница собак, нарисовал в её тетрадке щенка, о котором он мечтает. И с грустью пояснил,  что у его матери аллергия на шерсть,  поэтому совесть не позволяет ему даже заикнуться о том, что бы попросить у родителей  его завести.
 
    Девочка показала рисунок преподавателю в изостудии, где она занималась и тот попросил её привести "художника". Мальчик, на тестовом занятии, карандашом, по памяти, нарисовал  Волгоградскую скульптуру "Родина-мать зовёт". Если не приглядываться, то рисунок можно было принять за ксерокопию фотографии. Учитель был поражён, как памятью , так и способностью ребёнка переносить мысленный образ на бумагу, идеально сохраняя пропорции. Педагог попросил у него номер домашнего телефона, сказав, что если он будет заниматься, то из него может получиться настоящий художник. Вечером, дома, у него состоялся разговор с матерью. Преподаватель уже поговорил с ней по телефону, он настаивал на необходимости занятий рисованием и утверждал о наличии у мальчика явных признаков необыкновенного таланта.
 
   Мать не сомневалась в талантах своего сына, но не считала рисование серьёзным делом, опираясь на которое, можно построить жизнь. Она посмотрела два его рисунка, сказала, что учиться ему нечему, он и так рисует лучше их всех, купила ему этюдник, мольберт, краски, кисти, карандаши и сказала, что если ему нравится рисовать, пусть рисует, но дома и не более часа в день, а ходить на занятия по рисованию ему некогда -  серьёзными науками должен заниматься.

   Николаю очень хотелось в изостудию, но спорить и расстраивать мать, которая "больше всех его любит и всё делает для его счастья", совесть не позволила - он согласился.

    Больше всего ему нравилось рисовать портреты, особенно девочек и женщин, но не совсем обычным образом. Если в изображении лица, он старался добиться фотографического сходства, то изображая причёску - предавался фантазиям. Он сразу "видел", какая причёска подходит к этому лицу и фигуре и изображал её. Причём преимущества изображения перед оригиналом, были настолько очевидны, что большинство "натурщиц", немедленно начинали изменять свои причёски, что бы максимально походить на рисунок...

      Как-то за ужином, учась уже в выпускном классе, Николай заявил, что хочет стать стилистом, создавать новые образы, помогать людям обретать себя и быть счастливыми. Он начал рассказывать, насколько его увлекает работа модельера, визажиста, но закончить не успел - мать, со страшным грохотом, опрокинув электрический самовар, упала со стула на пол... Когда уехала скорая помощь, констатировавшая сердечный приступ и предписавшая ей постельный режим и полный покой, мама лежала на кровати и тихонько плакала, причитая, что сын, на которого она положила всю свою жизнь, решил опозорить её на весь город, заделавшись стригуном и цирюльником. Николай не хотел "позорить" маму, кроме того опасался за её здоровье, поэтому "одумался" и дал себя убедить, что самое для него правильное -  "пойти по стопам" деда - знатного сталевара. Сталь - это надёжно.

      Когда это началось, будущий боец учился уже на четвёртом курсе престижного вуза, после окончания которого,  должен будет стать учёным и изучать сталь и её сплавы, этюдник пылился где-то на антресолях.

    В тот памятный февральский вечер, мать прибежала с работы (а работала она уже заведующей отделом образования мэрии) возбуждённая, со сверкающими глазами:
 -"Я знала, я всегда знала, что он не бросит своих, мы все должны быть ему за это благодарны" -   заговорила она громко, едва переступив порог.
 
 - " Мы очистим землю от скверны, выжжем нацизм калёным железом".

-" Любаша, ты собираешься сжечь кремль?" - отец  делает глаза круглыми.

-"Фигляр ты Ваня, клоун и фигляр. Смотри, договоришься - я тебя защищать не буду!"- предупреждает она.
 
-" Шучу, шучу, шучу.. Иди я поцелую тебя, ты такая счастливая, а вот мне давно не было так скверно - как сосулькой с крыши по голове шандарахнуло, там же корни наши..." - отец затуманивается...

-" Ничего с твоими корнями не сделается, если не сгнили конечно. Это быстро будет, освободим людей и ...." - она запнулась, видимо не очень представляя себе, что будет после "и".

-" И всё будет хорошо. Броня крепка и танки наши быстры." - заканчивает песней.

 Мать, на базе школ и вузов города, (посоветовавшись и заручившись поддержкой мэра) организовала общественное движение. Они вязали маскировочные сети, шерстяные носки, рукавицы и пр., а когда понадобились новые бойцы, стала, вместе с представителями военкомата, ездить по ВУЗам города и агитировать студентов. Так она оказалась в его университете. Их собрали в спортивном зале и его мать, с импровизированной трибуны, говорила о любви к родине, о необходимости подставить плечо в борьбе с нацизмом, о героизме настоящих патриотов, о том, что русские своих не бросают, а диплом никуда не денется, что есть шанс стать настоящим мужчиной и прославить подвигами  свой ВУЗ и весь город. Тут из зала, раздался звонкий, девичий голос:

- "А своего сына, вы тоже готовы туда отправить, или только чужих?"

-"Я не делаю различия, для меня вы все сыновья" - парировала мать....

Этот случай растиражировали социальные сети и телеграм каналы, волна поднялась не шуточная.

   Из многочисленных постов и дискуссий получалось, что главный агитатор по набору добровольцев, своего сынка прячет. Начались не двусмысленные намёки в Мэрии. Николай не мог подвести мать, совесть не позволила, и...оказался в яме.

   Солдат лежит на спине, на дне прямоугольной ямы, размером с подготовленную к захоронению могилу. Он прижимает к себе автомат и смотрит в небо. Весь день, шёл снег, и поля вокруг стали стерильно белыми, словно бедуинский бурнус. К ночи распогодилось, небо очистилось от туч и ударил мороз. Он лежал и думал о себе, о себе - солдате. Никогда не убивал. Вначале просто не стрелял, а когда начались вопросы, стал стрелять выше голов. И дело не в том, что ему были уж очень дороги эти ребята, с той стороны, просто Николай  видел в них людей, с родителями, жёнами, детьми. Он представлял, как "его" пуля, убивает одного из них, как его везут домой, как теряет сознание мать, голосит вдова, ревут дети, как все проклинают того, кто убил их любимого - проклинают его. Представил, как от одного его выстрела, появляется множество несчастных людей - стариков, женщин. Маленькие, уж точно ни в чём не повинные дети, теряют отца и становятся сиротами. Представил и решил в них  не стрелять, совесть не позволила....

    Мороз усиливался, автомат холодил через рукавицы.  Скоро воин перестал его чувствовать. Вдруг стало как-то тепло и весело. Он даже попытался запеть, любимую песню деда:

А почта с пересадками летит с материка
До самой дальней гавани Союза,
Где я швыряю камушки с крутого бережка
Далекого пролива Лаперуза.

   Вспомнил как в детстве, где-то совсем не далеко отсюда, на Днепре,  на рыбалке с дедом, когда тот закинув удочку, начинал напевать себе под нос эту песенку про Сахалин, он представлял себе эту "Лаперузу". Она представлялась, почету-то в виде прабабушкиной прялки, которую они с двоюродной сестрёнкой, откопали в куче старого хлама, на чердаке дедовского дома. Вспомнил эту загорелую, вечно чумазую девчонку, которая употребляла в своей речи, понятные, но какие-то, казавшиеся тогда смешными слова, вроде "було" или "добре".  Он улыбнулся. Губы почти не шевелились...
 
    Кто-то, в тёмном комбинезоне и танковом шлеме, заглянул к нему в яму. Запахло соляркой, разогретым двигателем и гарью.
 
- "Ну что, воюешь, Николай Иванович?" - раздался молодой, незнакомый голос.

- "Я тоже здесь воевал, причём дважды, сначала осенью 41го, грустно тогда было очень, а потом весной 43го - уже веселее. Мне в 41м, двадцать два было, как тебе сейчас. Хлебанули мы тогда горюшка, полным ковшом. Иногда казалось всё, не сдюжим. Ничего - сдюжили. От Волги оттолкнулись и гнал я их потом до самой ихней Прегели, река такая, в Кёнигсберге течёт. Ты чего молчишь-то, Кольша? Аль не признал?
 
    Николай не верил своим глазам, перед ним был его прадед, гвардии сержант, кавалер двух орденов славы, Николай Иванович Титаренко, сгоревший в танке, весной 45го, где-то под Кёнигсбергом. Его портрет, всегда висел у них  в доме на самом видном месте, он с этим портретом и в "Бессмертный полк" ходил... Солдат был полным тёзкой своего прадеда.

- "Дед" - только и выдохнул поражённый боец.

-"Ага, признал значит. Здесь до дома нашего, ну где ты рыбу с Васькой, сыном моим ловил, напрямки, не больше 10ти верст будет. Я там был сейчас - нету дома. Его твой прапрадед ставил, в 39м. 83 года дом простоял, германца пережил. А вы его ... Ну воюй, а я пойду туда схожу, к ним, там правнук моего командира в такой же яме сидит. Командир в 44м на руках у меня помер, просил сыну наказ передать, да не смог я, сам вскорости погиб. Ну не сыну, так правнуку передам, авось помнят там его. Меня ж вы помнили, я знаю. Ну, прощай Кольша, руки не жму, хоть и правнук ты мне, а  через себя переступить не могу." - сказал дед и пошёл через поле, по минам, туда, где сидел в такой же яме правнук его фронтового товарища и командира...

  Не успел солдат прийти в себя от этого свидания, как услышал голос матери:

-" Николаша, родненький, ты где? Ты слышишь? Прости меня, не уходи, прошу тебя, останься".

       Он сразу вспомнил и доктора скорой и этот молящий голос и свою болезнь и это обращение - "Николаша".
 
   Он увидел, как по заснеженному полю, бредут отец с матерью. Медленно, не оставляя следов. Отец, в чёрном, строгом костюме, белой рубахе и галстуке, на плече, на ремне висит его этюдник, он придерживает его одной рукой, другой поддерживает мать. Молчалив и сосредоточен - выбирает дорогу. Мама, в длинном красном саване, простоволосая , растрёпанная, "глядит" в поле пустыми, чёрными глазницами и прикрывая рукой беззубый рот, без конца повторяет одно и то же:

-" Николаша, родненький, ты где? Ты слышишь? Прости меня, не уходи, прошу тебя, останься".

   Наверное ему это снится, как же он может их видеть? Он же в яме, а они по полю идут, метрах в сорока. Попробовал крикнуть им, что он здесь -  не смог. Губы не шевелились, онемели.. Ненадолго пришёл страх, страх, что они не найдут его и напрасно будут бродить по минным полям, а ещё ему хотелось рассказать про деда.

      Страх толкнул сердце, толкнул кровь. Николай попробовал встать, но получилось только слегка пошевелиться. Понял, что замерзает...Родители "прошли" мимо и вскоре исчезли.

     Боец попытался поднять руки.  Левую, которая не держала автомат - немного получилось. Начал сжимать и разжимать пальцы на этой руке в кулак, одновременно поднимая и опуская её, вверх-вниз. Кулака конечно не вышло, но пальцы слегка шевелились. Минут десять напряжённой работы рукой и пальцы левой руки пронзила боль - он начал их чувствовать. И тут появилась она.

    Она появилась ниоткуда. Просто стало светло и он увидел, стоящую на краю ямы, удивительную женщину, в одеждах, белее самого белого снега, ни единого пятнышка, чистый свет. Сияние, исходящее от неё, разогнало тьму по углам. Свет был настолько ярок и чист, что сквозь рукавицы, стала видна грязь, под его не стриженными, две недели ногтями...

  Она наклонилась, смотрела с нежностью:

-" Ну здравствуй, вот решила показаться и поблагодарить. Я - твоя совесть. Посмотри на меня. Это ты, сделал меня такой. Скоро, я смогу покинуть землю и всё благодаря тебе. Надоела мне  эта работа, за тысячи лет. Но теперь всё, задача впервые выполнена - я чистая, абсолютно чистая.
Хочешь, на прощание, я расскажу тебе, что будет дальше?"

Солдат утвердительно моргнул.

" Ну, слушай. Мороз резко усиливается. Менять тебя, придут через два часа. До этого времени, ты замёрзнешь. Твой командир, напишет рапорт, что ты погиб на посту,  прикрывая своих товарищей.  Тебя объявят героем. Таблички соответствующие повесят,  на школу и на университет. Мама будет гордиться тобой, правда не очень долго. Когда таблички снимут - она умрёт. Отец начнёт пить сразу, как только они тебя похоронят, да так, что остановиться уже не сможет. Но это будет на их совести - меня не касается. Я буду уже далеко, там, где вас нет" - она криво усмехнулась.


-"Дед сдюжил, и я смогу" - прошептал солдат.

  Николай Иванович Титаренко, рядовой армии РФ, вытащил из рукавицы левую руку. Собрав все свои силы, отстегнул от пояса гранату.

(Совесть наблюдала с недоумением).

 Надел кольцо на ствол автомата и резко дёрнул...

    - Четыре. Её глаза округлились, прекрасное лицо исказила судорога.
    
    - Три. Сияние померкло. На идеально белых одеждах, появилось и начало быстро
      расползаться, грязное, фиолетовое пятно...

    - Два. Из красивого рта, вырвалась нецензурная брань...

    -Один: " Будь ты проклята"- выдохнул солдат  и...побежал по минному полю,
     догонять прадеда. О многом хотелось расспросить, столько всего рассказать,
     да и просто пожать руку...

                ****************