Люди, как известно, коллекционируют самые разные вещи.
Книжки – очень понимаю. Марки, открытки, монеты – тоже понятно. Ракушки, магнитики, прикольные симулякры котиков и ежиков – тоже более-менее. Автографы всяких там Петросянов и (не знаю, запрещенных в России или нет) Лайм Вайкуле – не очень понятно. Селфи себя родного с татушками на разных местах, включая заповедные, - совсем не понимаю.
Словом, в этом смысле жизнь бьет ключом.
В этом году, дело было весной, на одном из застолий я познакомился с очень симпатичной парой. Старички лет восьмидесяти. Их зовут очень просто – Анна Петровна и Петр Иванович.
Петр Иванович – худой, подвижный, с хитрыми лукавыми глазками, балагур, очень любит жестикулировать, все время по любому поводу потирает руки или бьет себя по коленке, приговаривая что-нибудь свое, понятное только ему, вроде:
- Даешь пердомонокль!
Или:
- Клюет, лучеперая!
Анна Петровна – крупнее Петра Ивановича, довольно моложавая, полная, белокожая, круглолицая, со следами, как говорится, былой замечательной красоты на лице. Ведет себя степенно-насмешливо-снисходительно. Петр Иванович называет ее Белый Налив. Иногда и как-нибудь по-другому, например: Фельдфебель или Твердыня.
Анна Петровна называет Петра Ивановича по-разному: Шкелетка, Пуделеныш, Щепкин, Гвоздодер и т.п.
В доме, где протекало застолье, посвященное дню рождения хозяина, был старинный сервант, а в нем – большая коллекция яиц. Стеклянные, фарфоровые, малахитовые, чугунные, деревянные, янтарные, с надписями, без надписей, с подъяичниками, без подъяичников, пасхальные, буддийские… Штук, наверное, триста.
Народу было много. Застолье – в разгаре. Все уже тепленькие. Я сидел рядом с «Белым Наливом» и «Пуделенышем». Обсудили яйца. Петр Иванович, ударив себя по правой коленке:
- Да-а-а, вот такое вот Фаберже всмятку! Хороший курятник… Вас как величать-то, прекрасный незнакомец?
- Володя. А вас?
- Меня Петр Иванович, а эту таинственную чаровницу, - он указал на жену, - Анна Петровна. Моя законная Твердыня. Совместно влачимся уже пятьдесят пятый год…
- Ух ты!
Анна Петровна посмотрела на Петра Ивановича, как смотрит любящая мать на обильно обкакавшегося грудничка:
- Володя, вы меньше слушайте эту балаболку. Ему, Гвоздодеру, палец покажи, он про него диссертацию докторскую сочинит.
Петр Иванович энергично потер руки:
- Заклеймил, Фельдфебель!.. Насмерть заклеймил, как Сталин Троцкого… Как написал один мой студент (я, Володя, преподаю историю), «Сталин насмерть репрессировал Троцкого посредством ледокола»… М-м-да… А вы, Володя, что-нибудь коллекционируете?
- Да нет. Только если жизненные впечатления…
- А вот это браво!
- А вы?
Петр Иванович заговорщически подмигнул Анне Петровне:
- А мы, Володя, с моим Бесценным Ледоколом, коллекционируем, так сказать, Новые годы. Или так, более поэтично: Новые года…
- То есть?..
- То есть - буквально. Кто-то каждый год тридцать первого декабря, как все знают, ходит с друзьями в баню, цедит там ерша, а потом летит в обнимку с ценным веником навстречу Гименею. Кто-то шашлыки жарит на даче. А вот мы каждый Новый год встречаем строго в разных местах. А именно: в центре какой-нибудь столицы. Понимаете?
- Красиво… И что, прямо каждый…
Петр Иванович саданул себя по левой коленке:
- Каждый! Без изъятья! Вот такой традиционный пердомонокль. Пятьдесят четыре раза…
Анна Петровна усмехнулась:
- Вруша ты беззаветная... А в шестьдесят седьмом?
- Каюсь, лежал с аппендицитом.
- Выходит, пятьдесят три.
- Фемида моя!.. Да, пятьдесят три.
Я заинтересовался:
- А как же в советское время? За границу не очень-то выпускали.
- Так держать! Клюет, лучеперая…Володя, вы зрите, как Пифия, в самый корень! Да, не очень выпускали. Но! Во-первых, «пятнадцать республик – пятнадцать сестер». А у каждой сестры есть, так сказать, свое столичное сердце. Вы в курсе насчет сестер?
- Еще бы, я человек советский.
- А уж мы с моим Белым Наливом такие советские – дальше некуда. Во-вторых, кто вам сказал, что, например, Биробиджан – не столица. Вы были в Биробиджане?
- Нет.
- Напрасно! Чудесный город! Площадь Ленина. Кругом парк. Снег - чистейший. Воздух – бланманже. Это какой?.. семьдесят седьмой год был, получается.
- Семьдесят восьмой.
- Так точно. Я уж не говорю о Казани, Якутске, Махачкале и так далее… В-третьих. Моя Донна Анна была всю жизнь работником Внешторга. А это значит, что мы до Горбачева уже успели кое-где в соцлагере побывать. А там уж пошли в оборот Париж, Мадрид и прочее… Денег у нас, конечно, не как у Илона Маска. Ну мы весь год экономим. Греча, макароны…
- С тобой поэкономишь. Худой, как Плисецкая, а мечет за семерых штангистов.
- Генетика, Мон Амур… И вот что мы моей Прекрасной Дамой делаем? Мы берем с собой маленькую бутылочку шампанского, два складных стаканчика, шоколадку. И идем к одиннадцати тридцати в самый центр города. Ну, на какую-нибудь там Шанзелизе…
- Девяносто седьмой…
- Ратушную площадь…
- Таллин, восемьдесят первый… Вена, две тысячи третий… Рига, шестьдесят четвертый… Копенгаген, две тысячи одиннадцатый…
- К Бранденбургским воротам…
- Восемьдесят девятый…
- На Карлов мост…
- Семьдесят первый…
- Во чешет, Сонька Ковалевская… Ну – бьют местные часы. Мы открываем шампанское… Ура-а-а!..
Я:
- А дальше?
Петр Иванович, наотмашь трахает себя по обоим коленям, жадно потирает руки:
- Эх! Съешь, Снегурка, Санта Клауса!.. А дальше, молодой человек, приличные люди целуются!.. Вот что дальше.
- А-а-а…
- Да-с. Вот такой вот безе на Шанзелизе… И теперь мы с моим Министром Финансов Силуановым находимся в глубочайших раздумьях. Куда ехать в этом году? А? Запад на замке. У нас мы уже во всех сердцах столиц, считай, побывали. Доминикана? Не потянем. В Абу-Даби хрен шампанского попьешь. Там за это дело можно палками по бамперу схлопотать. Равно как и за страстный безе в общественном месте… Бразилия? Дорого. Все дорого. Даже стихи недавно ночью дурацкие сами собой сочинились:
Забежали в избу дети:
Сколько долларов в бюджете?
Отвечает:
Ноу уан, - Силуанов Антуан.
Анна Петровна вздохнула:
- Да, правду Шкелетка моя говорит…
Я тоже вздохнул:
- Ну, что ж… Можно по-простому, скромненько…
- Это как? – неподдельно заинтересовался Петр Иванович.
- Да так, пойти на Красную площадь и под бой Курантов…
Петр Иванович остервенело шлепнул себя по ляжкам:
- Поцелуй меня Гадзилла! Душа моя Петровна! А ведь мы с тобой ни разу под Куранты наши кровные на кремлевской брусчатке так и не безекались! Иноагенты мы с тобой какие-то получаемся, Анютины ты мои Глазки… Спасибо вам, Володя!
- Володя, спасибо вам, - подключилась Анна Петровна.
В этот момент я почувствовал себя настоящим Володей Шараповым, которого благодарят Иван Сергеевич Груздев и Галина Желтовская.
- А на следующий год на Доминикану накопим, - удовлетворенно вздохнула Анна Петровна.
Мы еще немного поговорили про Доминикану, где мне приходилось бывать. И разошлись.
Так что – вперед! Красная площадь. Куранты. И всем в обязательном порядке целоваться!