рассказ
Залетел же Васенька Гуськов, по дворовому, детскому прозвищу Гусь, в Америку, а именно, в United Stаtes of America. А в Америке, в New-York City. А в самом Новом Йорке на Брайтон Бич – по слухам, Землю Обетованную для всех, кто, отряхнув прах Родины со своих ног, отправился в нескончаемый путь за Нахесом, что по-русски означает Счастье. Это словечко еврейское он знал с детских лет от тёти Гути – одинокой, абсолютно седой, но с чернющими бровями, соседки по коммунальной квартире, что в войну эвакуирована из самой Одессы-мамы, да так и задержалась на всю оставшуюся жизнь в их глубоко тыловом городке.
- А куда ехать, мальчик, - говорила она Васеньке, потчуя его диковинным еврейским хлебом - мацою в день еврейской пасхи. – У меня, мальчик, никого не осталось. - Она всегда всхлипывала, когда говорила об этом. - Никого. Всех убили. До одного, мальчик. Одну меня на последнем пароходе вывезли с бойцами ранеными. Я была санитарка в военном госпитале. Так бомбили пароход по морю! Ой, мальчик! Как бомбили. - У соседки в этот момент делалось такое лицо, что Васенька, словно сам был на том пароходе. - И мне немного досталось… А меня и-вакуировали. – Тётя Гутя именно так выговаривала это загадочное слово. Она была ласкова с мальчиком и хотя работала в роддоме за практически нищенскую зарплату, каким-то чудом выкраивала сущие копейки и покупала ему а матонэ – вкусные гостинчики. Или делилась изредка тем, чем её угощали выписывающиеся домой благодарные роженицы. Вот и среди брайтоновских обитателей каждый второй, если не каждый первый - из бывших сограждан, можно сказать, тоже и-вакуированный. Точнее, самоэвакуированный – это уж кому как нравится.
Зима. Сгустились сумерки. Эстакада Надземки погромыхивает от проходящего поезда над головой. Ветерок с потягом от океана. Заснежило. Снежинки разлохматили свет фонарей. Приходится ждать остальных одногрупников. Но, уж коли занесло в зону, где обитают добравшиеся до счастья, следует осмотреться. Впрочем, смотреть особо нечего. Здесь явно не Пятая авеню и не Таймс-сквер, залитые переливающимися огнями. Здесь довольно-таки тускло. И что дальше? Глупо, согласитесь, пялится на большой рекламный щит с надписью по-русски: «…И ЕЩЁ ПЕЛЬМЕНИ». Прохожих на улице почти нет. Да и кто в такую погоду, будучи в своём уме, выйдет прогуливаться по брайтонскому бичу в такую темень и холодрыгу? Разве, бичуган какой-нибудь местный. Да он, Васенька – гусь залётный… Почему-то полезли ему в голову скверные мысли, навеянные американской киноголливудщиной - боевиками, которые он крутил на своём новообразованном, независимом городском телеканале, которому сам название подобрал: «TERRA» - так показалось ему позабористее, поиностранее, посовременнее, позавлекательнее. Стал осматриваться: нет ли поблизости каких-то таких-сяких, с преступным выражением на лице, обдолбанных и обкуренных, с ножами и кастетами. А где, кстати, быкоподобные копы в машинах с мигалками, что так картинно переворачиваются и встают на крыши в кинобоевиках? Быки эти толстомясые, нарядные, как рождественская ёлка, обвешанные наручниками, рациями, жетонами и прочей лабудой, а также никелированными смит-вессонами. Они тоже не попались на глаза. Хотя, чего бояться! Денег с собой – как говорится, хрен да маленько. Шапка меховая, исконно русская, из собаки крашеной на голове. В определённом смысле, артефакт или по-местному говоря, Exclusive. Хотя, в этом вавилоне есть всё, что душа даже не умеет желать и просто зазвать на торжище из-за незнания языка. Конечно, некоторое представление об английском у Васеньки есть. Всё-таки школу закончил и в техникуме язык проходил. Но именно проходил. Поздороваться может. Или извиниться. Или при случае сказать: I am Basil. А из фильмов ухватил самое крутое выражение, которое по-русски всем известно и ему сопутствует оттопыренный средний палец… Но, здесь в Америке, его лучше бы не употреблять. Или можно? А что касается всего прочего… Дублёная куртка-полпердончик, здесь купленная… Жаль, если снимут.
С зимнего океана потягивает ветерок. Зябко. Что делать? Надо бы зайти в людное место. Вот!!! Большими буквами на фасаде одноэтажного сооружения написано: LIQUOR STORE. Это Васенька понял сходу. Две ступеньки. Магазин, где выпивкой торгуют. Место с таким призывным названием для русской души самое подходящее. Грохот проехавшего над головой поезда надземки, подтолкнул в спину. Ступенька. Шагнул, потянул ручку двери. Вошёл. Как воспитанный человек, произнёс на чисто английском:
- Hi
При входе за кассой на высоком табурете изрядно пожёванный жизнью человек в пальто москвошвеевского фасона и в шапке пирожком из цигейки. В таких на родине обычно щеголяют доценты кафедры филологии педвуза.
- Таки и вам здрасьте! – Поприветствовал он Гуськова скрипучим голосом в ответ с ярко выраженным, неистребимым, как из еврейских анекдотов, интонированием, сходу признав в нём, если и не соплеменника, но, в любом случае, оттудошнего, откуда сам перебрался всеми правдами и неправдами сюда, на берег Атлантического океана. И что бы в Васюнкиной внешности было такого, что выдавало пришлого, не из вавилонского скопища под названием New York? Не иначе, как шапка…
Из чистого любопытства и, чтобы продлить пребывание в защищённом от ветра месте, он подошёл к стеллажу с бутылками, что возвышался олин-одинёшенек возле стены из неокрашенной фанеры, пришпандоренной к угадываемой обрешётке ввёрнутыми шурупами. Такое впечатление, что ты оказался внутри ящика. Бутылок не мало, но и не много. Покупать Васенька не собирался. Но, однако, не утолённая в силу возраста, страсть к изучению чужой жизни возобладала. Подошел: Ба!!! Среди некоторого количества бутылок «Столичной», каких-то ещё, неведомых Васеньке напитков с ядовито-жёлтым содержимым, три бутылки джина «Beefeater 0,5» , которому в те поры он отдавал предпочтение; Пьёшь и будто хвойную веточку жуёшь. Такая, знаете ли, завлекающая штука, если с тоником да со льдом, который в гостинице «Marriot» можно совершенно бесплатно и в неограниченных количествах получить из автомата, установленного в гостиничном коридоре. Но цена!!! Цена… Не может быть, чтобы так задёшево, можно сказать «ЗА ТАК».!!! Во всяком случае, гораздо дешевше, чем в супермаркете. Он ещё и ещё раз вгляделся в ценник. Нее… глаза не подводили.
- А почему так дёшево? – повернулся Васенька к продавцу.
- А что бы вы хотели? Здесь свободная страна! Не то, что у вас!
В голосе продавца слышалась гордость за страну, давшую ему, наконец-таки, ту меру нахеса и fridom(а), о которых мечталось в постылом, хотя и в воспетом Пушкиным областном центре Союза Советских Социалистических Республик. И в то же время являла пренебрежение к этому самому сгинувшему Союзу. Сгинул Клим, да и хрен с ним, и его уже нет на свете. И уже можно не пускать пузыри по поводу отсутствия его существования. Сгинул – и всё тут! И нет его! Разве что, на устаревших картах из школьного учебника, который пора рвать и сдать в макулатуру. Продавец-то благополучно его покинул, пройдя по сухому дну Чермного моря, расступившегося пред ним во исполнение некой Высшей Силы. А оставшиеся на месте строители Великой Пирамиды, воздвигнутой во имя обретённой сладостной мечты, покинутые умыкнувшимися, а ныне обитателями Брайтона, продолжали вкушать всю, не передаваемую никакими иероглифами, горечь Семи Казней Египетских, насланных на бывший Союз Нерушимый Республик Свободных и его фараонов.
Гусь – а Василия так называли близкие друзья в застолье - взял с полки бутылку джина. Вот он, голубчик, вот он, желанный! 0.5/47% - крепенький! На этикетке в красном парадном кафтане с копьём в руке изображён говядинопоедатель – а именно так можно перевести с английского название почётной должности Бифитера - стража лондонского Тауэра. Когда-то, в незапамятные времена эти стражи, получавшие в качестве платы за преданность ежедневно от Короны по сочному стейку, действительно охраняли тогдашних английских важных зэков, мотавших срок в самом центре Лондона, а заодно - королевские регалии. Но теперь - просто ряженые под антиквариат, отставники британской армии, бывшие отличники боевой и монархической подготовки, ныне исполняющие обязанности экскурсоводов в крепости, где когда-то отрубили голову Анне Болейн – неверной жене толстого короля Генриха VIII и Томасу Мору – канцлеру Британии и мечтателю, придумавшему сказку о Счастье и Гармонии. В прошлом году Васенька, экскурсируя по Лондону, даже сфотографировался рядом с одним таким красавцем.
Приглядевшись, обнаружил, что бутылочка-то с дефектом; Этикетка процарапана. У стоящей рядом - замята железная крышечка. У третьей – на красном кафтане красавца-говядинопоедателя непотребное пятно трефного, как бы сказала тётя Гутя, цвета. И всё стало на свои места: явно некондиция из американского супермаркета. Вылить жалко. А потому – в уценку, и сюда, в эту фанерную лавочку на Брайтоне. Ничего зазорного, чистый гешефт-business! Именно бизнесу, только информационному, привезли учиться Васеньку в составе группы таких же, как он неофитов телевизионного дела. Эти неофиты. освобождённые из-под партийного пресса и злодейки-цензуры, в малых и не очень малых городах отсуверененной России, правили, как им казалось, информационный бал в наконец-то независимых СМИ. Группу собрал некий просветительский фонд при каком-то вновь возникшем независимом же московском университете. Не забыв при этом истребовать с каждого энную сумму в рублях и тут же отконвертовав её в доллары. Но у Гуся деньги водились. Телеканал его, что называется, оперился, начал зарабатывать. Какая-никакая выручка от рекламы капала. И Учредители не возражали. Даже наоборот. Американские визы получены без сучка и задоринки. Летели долго, но прилетели. В аэропорту их встретили бывшие соотечественники-организаторы обучения. Как понял Васенька, обладатели скандального, но по теперешним временам славного диссидентского прошлого. Уже укоренившиеся туточки несмотря на то, что на родине им было теперь совершенно нечего бояться. И даже более того – могли бы на своём славном прошлом капитал наживать! Ан, не захотели. Не верили, как потом, разговорившись, объясняли: на родине изменения надолго. Чудаки, бляха-муха…
Так началась учёба в пригороде Вашингтона. Лекции читали американцы по-английски, а переводчик через наушники тараторил перевод. Многословно и многосложно раскрывали самое существо американского взгляда на демократию и свободу. Современную Россию не ругали. Но говорили о ней так, как взрослые говорят о малом дитяти, которому пора срочно поменять подгузники.
Итак, купить-не купить? С одной стороны - дёшево и сердито. С другой – презрительная интонация продавца в цигейковом пирожке. Даже как-то обидно слышать. Васенька хоть он и телебизнесмен и почти новый русский, но из хорошей семьи. Дед по матери был лётчиком. В Корее в 52 году в воздушном бою три реактивных американские «Сабли-Сейбра» и одну «Летающую Крепость» сбил, но и сам погиб и там же, где-то в земле лежит то, что от него осталось Родители – чистые бюджетники. Мама бухгалтер материального стола. Родного отца он не знал. А отчим всю дорогу в домоуправлении начальствовал. Но, с другой стороны, почему не купить? В Америке каждый бакс не лишний. А тут явная экономия просматривается. Тем более, в свободной стране, где тебя не видят родные телезрители за покупкой уценёнки. Это Васенька у себя дома на людях губу начал оттопыривать, ставши, как-никак, телемагнатом. А разве, нет? Начиналось всё с развлечения. Родители напряглись и задарили ему видеомагнитофон по случаю окончания техникума – из диковинок диковинку воронежского производства. Он и сейчас, как перед глазами – «ВМ-12».. 1200 целковых – дефицитнейшая по тем временам штучка, по блату купленная. Как ему завидовали друзья-товарищи. Теперь можно, не заморачиваясь, смотреть разные фильмы. Откуда ни возьмись, стали появляться кассеты. Приходили друзья. Сидели, смотрели. Однажды Полёвкин Сашка притащил кассету с порнушкой, обалдевон полный. Три раза пересматривали. Вот, где свобода - ё-моё!
- Так берёте-таки товар или как? Что вы его, как девушку, ощупываете? И скажите уже: вы будете покупать, или мне забыть вас навсегда? – Проскрипел продавец.
- А это фирменная бутылка? – полуогрызнулся Васенька. –держа в руке Бифитера с процарапанной этикеткой
- Тут вам не там! Это Америка. Здесь всё фирменное.
Фильмы, которыми они разжились, тоже были фирменные и только фирменные. Советское кино не смотрели. Разве что, комедии гайдаевские, поржать. Собирались, как правило, впятером. Васенька старался подгадать, чтобы родителей дома не было. но случались и накладки. И хотя у него была своя комната, однако, стены тонкие. Однажды, когда закончился просмотр «Полицейской Академии», над которой они ухохатывались две серии подряд, и приятели разошлись, в комнату заглянул отчим.
- Ну, что? Нравится?
- Ага… Спасибо, Савватий Палыч. – Васенька к отчиму обращался только по имени-отчеству. Так повелось с изначала, когда он пришёл к ним в дом, и они зажили вместе.
- Благодарят?
- Руку дружбы жмут.
- И всё?
- А что ещё?
Отчим глядел серьёзно. Он вообще был серьёзным человеком. У городской власти на хорошем счету. А жильцы домов пред ним даже заискивали; В его власти все устранения всех поломок-засоров-протекания крыш. Словом, всё то, что делает жизнь человеков человеческой. Или нечеловеческой. Вот и сейчас лицо его было, как в кабинете Жилуправления при исполнении:
- Говоришь, руку дружбы жмут? А ну, Василий, потри-ка ладонь о ладонь.
- Зачем?
- Потри-потри!
- Ну, потёр.
- Как следует, потри.
Васенька потёр ладони поактивнее.
- И как?
- Согрелись ладони… - Ещё не понимая, к чему ведёт разговор отчим, ответил Васенька.
- Надо, Василий, чтобы от соприкосновения рук рукам тепло делалось. Понял?
- В каком смысле? – Всё ещё недоумевал Васенька.
- В смысле наличности. Кино ребятам крутишь. А магнитофон, хоть и железный, а всё равно, даже железо изнашивается. Дотумкал?
- Деньги что ли с ребят брать?
- Хотя бы и так. У меня предложение есть: в Колёсном переулке один полуподвальчик есть. Там раньше сапожная мастерская была.
- Ну, знаю…
- Сапожники съехали в Дом Быта. Место проходное..
- Ну и что?
- А то, что помещение пустое. Можно там видак твой поставить и фильмы крутить. И деньги за это брать. Уловил?
Дверь магазинчика отворилась, впуская нового покупателя в стёганой нейлоновой куртке и спортивной чёрной шапочке с логотипом Нью-Йорка, насунутой на лоб по самые брови:
- Здравствуйте вам, Сёма!
- И тебе, Изя, не болеть! – Голос продавца поприветлел.
- У тебя новый покупатель?
- Уже да. Шестой сегодня.
- И что спрашивает?
- Спрашивает, не палёным ли я торгую?
- Новенький?
- Я знаю? Думаю, недавно, откуда мы.
Они разговаривали так, будто Васеньки в магазине не было. Или он глухой. Или не понимает русского
- Я из России, чтоб вы знали.
- Оооо! Из самой Москвы? – Деланно изумился тот, кого продавец назвал Изей и даже пропел: - Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля-ля-ля-ля-бля-бля-бля…
- Из города Рудный Дол.
- И где же такой? Наверное, во глубине сибирских руд? Где декабристы в Гулаге сидели? – Изя, ехидничая, явил познания в истории, географии и русской литературе. Он приземист, упитан. Когда улыбался, губы, расплывшись в улыбке, подпирали пухлые щёки, притопив и без того маленькие глазки на немолодом лице.
- Ну, зачем же в Сибири? _ Васенька тоже улыбнулся, по возможности снисходительно. – Много ближе. Уральские мы.
- Изя! Ты слышишь? – встрял в разговор продавец. - Это там, где малахитовая шкатулка с самоцветами. Ты же должен понимать! Отец твоей Фиры по ювелирному делу проходил. Он знал, за камни в почках.
- Молодой человек! Слушайте сюда: Вы привезли нам, бедным евреям что-нибудь рубиновое-изумрудное?
- Ничего я вам не привёз? У нас никаких рубинов нет. Только полиметаллическую руду добывают
-Тоже, я скажу вам, неплохо – мечтательно вздохнул продавец.
- Множится добыча угля и руды… - Процитировал Маяковского Изя. - Или не множится?
- Есть проблемы. – подумал Васенька. Он не зря заканчивал местный Горный техникум и знал, что рудник, открытый спешно во время войны, давно нуждался в обновлении шахтного оборудования и вообще… Когда в стране всё полетело вверх тормашками, и связи в отрасли просели, цена руды оказалась то ли не конкурентной, то ли ещё какие-то причины вылезли из земли, как поганки на лесной вырубке, но рудник заплохел. Зарплату, откуда-то взявшиеся новые владельцы – братья Шустовы, стали задерживать, одновременно открыв фирму по скупке задёшево приватизационных ваучеров. Народ на руднике, а стало быть, в городе, стал закисать. Как ни странно, но дела у Васеньки в его видеосалоне напротив: пошли в гору. Салон работал по расписанию, как в кинотеатре. Были сеансы для родителей с детьми: всякие мультики американские про кота и мыша. Пацанва любила боевики. Тут тебе и Сталлоне, и Шварценеггер, и Ван Дамм. А попозднее, ближе к ночи - что-нибудь поперчёнее. Публика начала нырять в полуподвал к Васеньке регулярно. Таращились на чужую жизнь, уверяя себя, что скоро так же заживут, как в кино показывают. В общем, всё не так уж и плохо, когда по доступной цене можно купить спирт «Рояль» мужикам, а подругам жизни липкий ликёр «Амаретто». Васенька даже подумывал открыть при салоне что-то вроде бара. Но участковый Вандышев отсоветовал. Он вообще, хороший был мужик, отчиму приятель и о возможных проверках и тому подобном предупреждал, оберегая салон. Не безвозмездно, конечно. И дело завертелось, можно сказать, заблагоухало. Васенька даже с рудника ушёл. Тем более, что зарплату уже полгода не платили. А дело стало завариваться ещё круче! Васенька от природы прижимист, деньги попусту по сторонам не пулял. Так появился новый «видак» - японский «Hitachi». Его установили вместо старого. А старый перенесли в Немецкий посёлок. Так. по привычке называли заречную часть города, что начиналась во время войны, когда в город пригнали пленных немцев из-под Сталинграда копать руду. Потом фрицы уехали. А посёлок постепенно разросся. Но неофициальное прозвище сохранил. Там тоже отыскали помещение, и Васенька нанял двух человек. Несмотря на явную увечность бытия, и «немцы» были охочи до развлечений. Так приход денюжек стал расти.
Однажды к салону подкатили две машины: вглухую затонированная красная «пятёрка» и чёрная «Мицубиси» с правосторонним рулём. Из «пятёрки» выскочили трое лбов в спортивных прикидах. Из «японки» выдавил себя, как пасту из тюбика зубной пасты, известный всему городу Геныч Ребров, которого всё за глаза называли Ребро – вроде бы как, Смотрящий - опекатель расплодившихся пивных, шашлычных и тому подобных торгточек, облепивших сперва привокзальную площадь, базарные ряды, а теперь и самый центр города, возле здания бывшего Горкома КПСС. Там, почти за спиной непременного Ильича, возвышающегося с протянутой рукой, появился шашлычный павильон с призывной надписью по фронтону: «ЗАХАДЫ, БРАТАН». В полуподвал грузный Ребро спускаться не стал. Один из лбов сбежал по ступенькам и относительно вежливо попросил Васеньку подняться наверх.
- И что? – Спросил Ребро, протягиваю Васеньке пухлую руку для здоровканья. -Говорят, идёт народ…
- Ну… не так, чтобы очень… - уклончиво ответил Васенька, понимая, с кем имеет дело.
- Савва знает, как дела делать… И не боитесь ты с ним, что… - Тут Ребро пошевелил сосисками пальцев. – А то, ведь, как… Правда, Андрюха? – обратился он у одному из лбов.
- Да запросто, шеф!
А за дверью вновь прогрохотал поезд Надземки.
- Это вам, я скажу, не одесский трамвай! – философски заметил по поводу грохота Изя.
- Ой, и не томи мне душу! Я иногда сплю, и еду от своей Большой Арнаутской мимо Привоза к вокзалу…
- И?
- И просыпаюсь здесь, на Брайтоне, Изя! Так вы берёте уже свою бутылку, молодой человек, а лучше две, и я вас зауважаю, как родного — это уже обращаясь к Васеньке, спросил продавец.
- Я могу и все три взять, но мне не надо.
- Отчего же? Такой хороший напиток. И ничего, что этикеточка покоцана. Вы же не бумажечку пить будете.
- Тем более, у вас там таких напитков нет, - Встрял в разговор Изя. - У вас же, я в газете читал, до сих пор только плохая водка по талонам.
- Всё теперь у нас есть. Свободно и запросто.
- У вас не может быть свободно всё! – Мягкое, словно резиновое, лицо Изи сложилось в насмешливую гримасу, оттого и без того маленькие глаза, вовсе утонули в складочках. – У русских никогда не было, чтобы всё свободно. Обязательно есть какое-нибудь нельзя. Но мы понимаем: у тех, кто из ресефесэрии с долларами-то не так уже, чтобы очень.
- Изя! Но если человек зашёл в магазин, то чего-то такого не может быть, чтобы не было.
- Сёма! Но, и не разгуляешься, как по Приморскому бульвару
Да… А свободному видеопоказу в Салоне пришёл конец. Намёк-то был понятен и понят правильно, когда Васенька рассказал отчиму о визите и недвусмысленному ответу Андрюхи на вопрос Ребра. Можно было ещё побрыкаться. Например, попросить защиты у участкового Вандышева. Но Вандышев погоны снял. Да и что стоили теперь чины милицейские… То есть, они чего-то да стоили, и расценки можно узнать. Но гарантии там, в отличие от Ребра, не давали.
- Мы, - как пояснил Васеньке один чин, - под прокурором числимся. Он скажет слово и поехали.
А куда поехали – дело ясное. И потому Андрюха стал раз в неделю посещать салон с визитами вежливости. Понятливость Васеньки и отчима был замечена. А через две недели пришло приглашение от Жамкина – по слухам, сподвижника Ребра - встретиться и поговорить. Жамкин в недавнем советском прошлом был заведующим в отделе финорганов горкома партии, а теперь основал коммерческий банк с многообещающим названием: «Глубокие горизонты». С отчимом они когда-то, в поверженную в тартарары бытность, приятельствовали, охотничали в одной компании на пролётных утей на озере Глубоком, а зимой – били кабанчиков в Гороховской Пуще. Само собой, выпивали на кровях. Словом, свои были люди. Взаимодоверенные. Начавшийся разговор касался совсем нового дела.
- Тут люди, - Жамкин не уточняя имён, пошевелил пальцами, - думают, что пора в городе своё телевидение иметь. Надо чтобы такое, чтобы про нас рассказывало, чтобы освещать работу городской власти. Горожан чтобы информировать. О насущном. А то, пока Москва да областные телевизионщики до нас доберутся… - Произнеся это, Жамкин с чувством, громко прочистил нос в носовой платок, что всегда – Савватий Павлович знал - означало серьёзность разговора и отчасти отношение к московским верхоглядам и скорохватам, не желающим освещать жизнь глубинки.
Отчим даже крякнул от натуги размышления:
- Но… это, какие деньжищи требуются!
- Немалые.
- А специалисты?
- Дак, я не случайно тебя, Савва, с Василием вдвоём пригласил. Он же с видеосалоном справился. Доходы пошли – мы в курсе. – Жамкин нажал кнопку телефона, и секретарша внесла поднос с тремя чашками чая и вазочкой печенья курабье.
Так начиналось Дело, в которое Васенька был ввержен, и которое теперь занесло его в Америку для изучения тонкостей телебизнеса.
В этот момент, у него в кобуре, висящей на поясном ремне брюк, зазвонил телефон - с ума сойти, лечь и не встать. Его собеседники даже встрепенулись. Васенька откинул полу полпердончик, нашарил под свитером кобуру, извлёк аппарат, открыл крышку, выдвинул до предела прутик антенны и сказал: «Аллё». В телефоне забулькало. На другом конце света сквозь бульканье женский голос распевно произнес знакомое: - Гусёночек, милый! Как ты там? У тебя всё окейно?
Звонила Лизонька Поликарповна – главная бухгалтерша телеканала. Её рекомендовал на должность всё тот же Жамкин, как опытнейшую специалистку. Она и правда была опытной. Работала в сети коопторга, которую опекал Ребро. А до того замзавом в финупралении горисполкома. Конечно, был у неё некоторый недостаток. Сугубо возрастной. Лисонька-Кисонька, как стал её спустя недолгое время называть Васенька в ласковые минуты, была несколько старше его. Страстная близость меж ними наступила довольно скоро после начала работы во время одной вечерней посиделки над бумагами телеканала. Хотя, с другой стороны, был и положительный момент – Лисонька была женщиной замужней, а потому никаких поползновений на что-то большее за ней не водилось. В творческие вопросы почти не лезла. Если не считать участия в подборе телеведущих женского пола. А так – никаких ограничений творческой свободы. Хотя, собственно говоря, ограничивать-то особо было нечего. На канале властвовал прокат зарубежных сериалов. На бытовых кассетах их привозили в шестом вагоне проходящего местного поезда проводники, прямиком от поставщиков из Москвы. Были и новости. Показывали, как печётся о горожанах глава Города. Популярной считалась рубрика «Авоська». Корреспондентка Риточка Бейц – умопомрачительно веснущатая, в недавнем прошлом учительница начальных классов школы-интерната для умственно-отсталых детей почти ежевечерне взахлёб радовалась новым поступлениям в торговые точки города. Особо удался ей рекламный роли про напиток, который можно было сделать, растворив порошок из пакетика в стакане воды. «ИНВАААЙТ» - пела она, пока порошок растворялся, окрашивая воду в нескольких стаканах в разные цвета в зависимости от того, какой вкус он должен был имитировать: вишнёвый, гранатовый, ананасовый и ещё бог знает какой. А вокруг, радуясь чуду преображения, ликовали детишки из числа её бывших питомцев из школы-интерната. Разумеется, не было сколько-нибудь серьёзного происшествия на дорогах, о котором бы ни рассказали, со всеми, даже с самыми кровавыми подробностями. Но, конечно, об аварии на областной трассе, во время которой водитель тяжёлой фуры приплющил насмерть Андрюху и двух его подельников, пытавшихся фуру притормозить, не рассказали. Тем более, в машине Андрюхи нашли криминальных три ствола. Об этом сам Ребро Васеньку просил.
- Нормально. – бодро ответил Лисоньке Васенька. Скоро начнётся церемония. Получу сертификат. Между прочим, с отличием! - Он, и правда, отлично отучился; слушал лекторов, конспектировал услышанное, активничал при опросах. А опросов было несколько. Их всех подробно расспрашивали о месте проживания, о прошлой жизни, настроениях, политических предпочтениях, о том, с чем связывают будущее региона и России в целом. Участие в опросах, которые проводили люди, представлявшиеся социологами из университета с трудно запоминавшимся названием, было делом добровольным, и к самой учёбе отношения, как бы, не имели. Можно и не отвечать, и некоторые из коллег отмалчивались, говоря, что за участие в опросах полагалось бы и платить. Но Васенька был бескорыстно открыт. Во всяком случае, про свой город и шахту отвечал подробно и со знанием дела – зря, что ли техникум заканчивал!
И тут связь прервалась.
- О! – Не без ехидинки в голосе произнёс Изя. – Телефончик-то здесь прикупили?
- Почему здесь? У нас дома своя сотовая компания.
- Но аппарат-то американский?
- Финский.
- Я же говорю, - не унимался Изя, - ничего своего у великой России-Матушки. Только мёд, пенька да твою мать…
- Изя! Уймись! Не ломай мне коммерцию, не крути фаберже покупателю. – вставил своё слово продавец в пирожке. – Так вы уже берёте или нет?
- Одну бутылку возьму. – Васеньку всё-таки прельстила цена за Говядинопоедателя. - А вы-то как здесь оказались?
- А просто, - ответил Сёма. – Сели в самолёт и прилетели.
- А чего вам дома не жилось?
- Он спрашивает, - Вновь оживился Изя. – А там можно было жить? Мы у себя были уважаемые люди.
- Но только подпольно. – Добавил продавец Сёма.
- Мы были Цеховиками.- Пояснил Изя.
- Вам этого не понять! – вздохнул Сёма.
- Мы работали по резине. – Лицо Изи, до того презрительно сощуренное, разгладилось. – Мы выпускали резиновую игрушку: уточек, медведиков, рыбок. Дед-Морозов и они пищали. А маленькие дети смеялись и с ними купались. Ох. как радовались. Потому, что в государственном «Детском Мире» был один на всех дефицит и верблюды из искусственного мЭха цвета фиолет. А у нас ассортимЭнт. И кому от этого было плохо? Сёма, скажи!
- Но государству не терпелось, таки-прямо до истерики, нас щемить. – Сёма сцепил пальцы рук, обозначая, как их щемило государство. – И мы ушли в подполье. А уточки наши попискивали и в Одессе, и по всей Украине. Слушайте сюда: даже в Ростов как-то отправили партию. И в Саратов – такой интеллигентный город, почти, как Одесса.
- И денег хватало. И на отъезд деньги нашлись. И про запас. И на начало среди тут. - Изя поднял руку и указал пальцем на потолок магазина, также отделанный фанерой. – И слава Богу! Мы в Америке. Здесь еврею всегда найдётся свободный уголок. Хотя бы на Брайтоне.
- А чего не возвращаетесь? - Василий недоумевал вполне искренне: - У нас теперь всё свободно. Могли бы теперь не подпольно уточек своих делать сколько угодно,
- Ах, молодой человек! – От васенькиной непонятливости лицо Изи вновь собралось в складки и глаза утонули. - Там теперь не Советский Союз. Одесса жеж - чисто украинская. Ей жеж никогда прежней Одессой не быть – я знаю.
- Почему?
- А потому, что советская власть по сравнению с украинской - это просто детский сад имени Розы Люксембург.
- Хотя мы уехали сюда ещё при той власти, - уточнил Сёма. _ Она была, хоть советская, но власть.
- А сейчас байстрюки, - добавил Изя.
Опять зазвенел мобильник. Это опять была Главбухша.
- Васенька, А у нас новость! – Пробулькала с другого конца света Лисонька Поликарповна. - Неприятность вышла одна. Тут…
- Какая ещё? Фильмы не доставили?
- И говорить страшно.
- Не тяните, Лизавета Поликарповна!
- Ребра не стало. Совсем… - и Васенька – подумать только - через Атлантический океан услыхал в голосе Главбухши одновременно и слезливость, и нотки страха.
- Как это?
- А так. Запросто. Он обедал, как обычно- ты же знаешь - в своём детском кафе. В маленьком зальчике. Всё тихо-мирно. И тут зашли двое, такие неприметные. И с двух рук его положили. В голову. Полная тарелка спагетти с его кровью…
- Их поймали?
- Нееет! Сели в драную «семёрку» и умчали. И потом её бросили.
На какой-то момент и ему стало страшно. Стало быть, начался передел, подумал Васенька и, утопив антенну в телефон, оборвал связь.
А дело-то телевизионное закрутилось как раз при активном содействии Ребра. Пришлось договариваться со связистом Воловиком, отвечающим за ретранслятор и мачту для антенны. Он уже купил передатчик. Жук был ещё тот - из всего норовил сало выжимать, даже из мачты железной. Но тут вмешался Ребро. В Москве получили лицензию на вещание, что оказалось делом нетрудным. Таких, как Васенька, комиссия принимала с распростёртыми объятиями. Они же независимые, свободные, они же Новое Слово. Лишних вопросов не задавали. Но концепцию вещания Васенька сочинял неделю. Что и говорить, пришлось попотеть. Правда, и тут не обошлось без некоторых сложносочинённых подходов к нужным людям в Москве, о которых и подумать было нельзя, что к ним можно так, запросто подойти. Но этим занимался не Васенька, а некий неприметный с вида, малоразговорчивый человечек из банка «Новые Горизонты». Он и нашёл подход. Но не к самому члену комиссии, который славен на всю Россию брезгливо оттопыренной губой и въедливыми расспросами на телеэкране, а к его продюссерше в Останкино. Человечка вместе с Васенькой командировал в Москву на Страстной бульвар всё тот же Жамкин. Потом студийное оборудование приобретали в Питере.
Когда начали вещать, Жамкин накрыл Поляну, да какую! Был Глава города и другие персоны. И Ребро присутствовал. Он увлечённо уминал белое мясо из красных крабовых ног, панцири которых предварительно расщёлкивал ему стоявший рядом Андрюха, а запивал Ребро крабятину исключительно испанским хересом. Но расположился он всё-таки не в центре, а сбоку и на некотором отдалении от стола, где восседали Глава, начальник Горотдела милиции и Жамкин. Однако, начальник Горотдела, увидев Ребро, а главное, непременного его спутника Андрюху, всё же, сразу после произнесённого командирским голосом тоста, ушёл. Минут через десять и Глава куда-то заспешил.
- Пожалуй, - сказа Васенька, - я две возьму.
Цена действительно была смешной за такой хороший напиток.
- Воот! – С удовлетворением произнес Сёма. – Сразу видно: человек дела. а не какой-нибудь щлимазл.
- У нас сегодня день открытия, - добавил Изя. – Вам, как уважаемому покупателю, от нас презент. Сёма, изобрази.
Сёма полез под стол и достал большой пакет картофельных чипсов с привкусом краба.
А Васенька думал о том, что ему сообщила Лизонька. Как тут быть? Печалиться или радоваться? Как убийство Ребра отзовётся на всех делах? Он, хоть и бандит, но при нём в городе был относительный, но какой-никакой порядок. Шпана не беспредельничала. Торговля шла. Что теперь? А эти – чудаки. Презент, видите ли, от фирмы. Ха! Тоже, поди, пакет покоцаный.
- И как вы здесь живёте? – спросил он, обращаясь к Изе.
- А чтоб вам там жилось там, как нам здесь. Мы живём на фудстемпы. Такие бумажки, как доллары. Но только не доллары. Они от местного Минсельхоза. Выдают таким, вроде нас. Вот я уже пенсионер и Фира моя пенсионерка. И нам положено по закону их получать. На них можно купить всё-всё.
- И выпивку? – Изумился Васенька.
- Ха! – Встрял Сёма. - Если бы так! Тогда бы у меня покупателей было, как в Одессе на Привозе накануне субботы.
- Одни продукты. – продолжал пояснять Изя: мясо. апельсины, олия и всякую разную зелень, и муку. И молоко. И нам с моей Фирой хватает, и даже больше, чем хватает. Мы с ней столько мяса съесть не можем.
- И вы тоже, как бедный, мясо в пайках получаете? – Спросил Васенька у Сёмы.
- Мы не бедные. Бедные тут, которые чёренькие. А мы таки-нуждающиеся в помощи, как уехавшие из-за железного занавеса.
- Мы белые, выбравшие свободу, - ввернул своё Изя.
- Но мне теперь нельзя. Я жеж тепер бизнесмен.- Сказал, подняв палец вверх Сёма. - Они следят тут. Такая тут своя контора по слежке. Почти, как одесское КГБ, чтобы ни-ни…
- Я вам скажу, – не согласился с Сёмой Изя, - До одесского КГБ им, как от Дерибасовской до Куяльника! Тут некоторые наши дамы помоложе, которые давно наловчились, с фудстемпами приезжают за продуктами в норковых шубах и на длинных авто.
- И в бриллиантах, - добавил Сёма. – такие, я скажу вам дамы – цимес, а не дамы.
- Сёма! Свой цимес ты оставил в Одессе.
- Да…
- А я тебе всегда говорил, что жениться надо на еврейке.
- Изя! Прекрати! Жениться надо по любви.
- Зато, сыновья…
- А что сыновья, Изя? Аркаша в Москве при деле, приватизацией занимается. А младший – в самом Киеве – ты знаешь – на Бессарабском рынке и богом не обижен. .
- Сёма! Теперь, пока ты в Америке, хода им не будет…
- Да, ладно… - встрял в разговор Васенька. – У нас сейчас в России никто на это не смотрит.
- От Москвы – начал тенорком Изя, - до самых до окраин. С южных гор до северных морей, человек проходит, как хозяин, если он, конечно, не еврей…- И оборвал пение.
Васенька достал бумажник и расплатился наличными за двух говядинопоедателя с поцарапанной этикеткой и помятой красной крышечкой, из которой теперь уже не выпьешь, как из рюмочки. Сёма подал ему бумажный пакет, куда упаковал обе бутылки и подаренные чипсы, добавив, что так много наличмана в кармане носить не стоит, когда можно банковской картой платить. Что это за карта и как ею платить, Васенька не ведал. У них в Рудном Доле никаких карт, кроме игральных, ещё и помине не было.
- Вам спасибо, - сказал он, обращаясь к Сёме.
- Таки и вам спасибо, что не уходите без удовольствия и себе, и мне. Копайте вашу руду!
- Как шЮтят у нас в Одессе, - добавил Изя, замяв лицо в подобие улыбки: - Вы уходите, слава богу, или останетесь – не дай бог?
На том и распрощались.
Снег на улице перестал сыпать. Но ветерок принялся поддувать хлеще. Брайтон Бич, ласковый и забавный в летнее время, приветливо встречающий пришлых пляжной благодатью, в этот час являл Васеньке своё не самое приветливое лицо.
В руке бумажный пакет с покупкой. В голове думка: купленная выпивка, да в таком количестве и не нужна, потому что послезавтра вылет восвояси. В самолёт с бутылкой не пустят. Сумели говоруны одесские заговорить ему зубы… И главное – упаковка чипсов, чёрт бы её побрал. Он вытащил чипсы и, поискав глазами, заметил мусорную урну. Туда и отправил гифт от Сёмы. А сегодня ещё и банкет по случаю вручения дипломов. Вручать-то будут в ресторанчике. Но по этому поводу он сильно не напрягался. Ну, посидят, позвездят, на грудь примут. Знакомое дело… Народ в группе ему подстать – все такие свободные, будто и действительно от чего-то освободились. Некоторые взбрыкивают, словно жеребятки. До Америки дорвались, радуются. Один чудачок привёз с собой книжечку виршей про сибирскую тайгу. Выбрал время, поехал в Библиотеку Конгресса в Вашингтоне. Подарил с автографом. Хвастал потом, что приняли его разлюбезнейшим образом. Остался довольнёшенек. А Кока из подмосковного городка негодовала по поводу цен. Ей мнилось перед поездкой, что здесь брюлики дешевле, чем у нас. Ан, нет…
Но гораздо больше заботила новость, сообщённая Лисонькой. Итак, Ребро убит. Кто его грохнул? Да кто бы ни грохнул… Главное, его больше нет. И теперь он, Васенька свободен. По крайней мере, не надо бояться удавьего его взгляда. Настала пора освобождаться от оцепенения, которое испытал, впервые столкнувшись с Ребром, а главное, с безбашенным исполнителем его воли Андрюхой. Андрюху расплющило в его красной машине с наглухо затонированными стеклами. Но у Ребра оставались, как их называли, «торпеды». Мастью поплоше Андрюхи. Но тоже орёлики ещё те! И пришедший на смену бывшему боксёру Андрюхе белобрысый Стасюн, поставленный директором, так называемого, частного охранного предприятия был не лучше. ЧОП занимался, как бы, безопасностью телекомпании. Ясное дело, был вооружён. Ну, и попутно… А теперь? Кто теперь? Жамкин к каналу поостыл, потому банк «Глубокие Горизонты» в стадии поглощения банком из областного центра. Рудник перешёл в собственность какой-то компании с Кипра. Значит, и под Главой города кресло стало о трёх ножках вместо четырёх. Однако, канал уже набрал у народа в городе популярность, и Васенька обрёл в Рудном Доле вес. Всё-таки, халявные сериалы с доставкой на дом нравятся. Хотя были мысли закодировать сигнал и собирать деньги за просмотр. Но раздумали. А на канале Сашка Петухов – бойкий до ужаса парнишка, сделал несколько ночных репортажей из Немецкого посёлка, вызывая души умерших пленных гитлеровцев. Откуда-то немцы об этом пронюхали в Германии. Просили продать всю серию передач. Чертовщина, конечно, но завлекающая. А потом он же ловил зелёных человечков, которые, якобы, появляются посреди Зелёной Плеши на Авдотьиной горе откуда-то с Сириуса. Но самая забойная передача шла уже после полуночи. Назвали её просто «Получаем Удовольствие». Делала её и записывала в областном центре одна пухленькая дамочка, обозначенная в титрах, как сексолог ZERO . Задрапированная с головы до ног в красную хламиду, закрывши лицо чёрной маской с прорезью, откуда блистали антрацитовые её глаза, она низким, до хрипоты прокуренным голосом, давала практические советы. Озабоченные разными проблемами, любители передачи узнавали, как взаимное удовольствие доставлять. Дамочка отвечала на вопросы зрителей, которые похоже, сама и придумывала. В конце передачи шли титры с номером телефона и уведомление о работе некой коммерческой структуры, от имени которой она и действовала.
Даже в область Васеньку стали приглашать на всякие совещания в Областной Администрации – дело-то шло к большим выборам. А без телевидения сегодня разве можно кого-то выбрать? В Рудничный Дол приезжал специально политтехнолог Шухум в вечно мятом пиджаке из самой Москвы, из команды, что окучивала область в преддверии выборов. Он-то и направил Васеньку в ту самую структуру, что организовала поездку в Америку. Несколько печалила нараставшая размолвка с Верочкой – женой. Но они, слава богу, прожили вместе совсем недолго и хорошо, детьми не обзавелись. А потому Вера собрала вещички и не стала обременять Васеньку слезами и ревностью, хотя о наличии Лисоньки догадалась сразу. Ведь та любила яркие мазилки и крепкие духи. Так, что и здесь он был абсолютно свободен. Он и о себе самом начал думать как-то отрешённо; будто он – это он, а тот, кто заворачивает на телеканале, совсем другой человек, по-иному кроенный, с особой судьбой. Даже отчим стал с ним разговаривать, как со взрослым, и советовался по политическим вопросам, решая для себя самого, к какой партии ему накануне выборов прислониться. Может, к КПРФ, или в ЛДПР? Он и фуражку завёл, как у Жириновского.
- Савватий Палыч! – Ответил Васенька на вопрос отчима, снисходительно улыбнувшись. – У нас в стране Правостороннее Движение.
И отчим фуражку снял.
А одногруппники ещё не подъехали… Он оглянулся на магазинчик, где ему всучили уценённые бутылки. Вот, ведь, черти! И самое главное: преподали урок свободы, никаких лекций не читая. Не то, что было во «Freedom House». В Вашингтоне их повезли в это заведение, которое так и называлось; «Дом Свободы». Большущее здание, с высоты которого открывался чудесный вид на реку Потомак и прочие прелести американской столицы. Там их группу провели в аудиторию и когда они расселись, за преподавательским столом угнездились три старых какера – это словечко Васенька также подцепил у соседки тёти Гути. Скрипучими голосами, через переводчика, они стали объяснять Васеньке и всем остальным всю важность Свободы. Сидевшая рядом Тамарочка – редактор независимой, но финансируемой нефтяниками, газеты из одного нефтедобывающего городка за Полярным Кругом, вздохнув, прошептала: - Свобода – есть осознанная необходимость. Это нам ещё в пединституте рассказывали. И те назидательные интонации, и поучения, изрекаемые старыми какерами, были страшно далеки от городка Рудный Дол, выживавшего в распадке между лысыми отрогами уральских гор. От Геныча Ребра, охочего до крабового мяса. От Васеньки и зрителей, падких на дармовое развлечение. От тёток-челночниц, соревнующихся, кто кого перечелночит; Тех, кто везёт в огромных сумках барахло китайское, или те, кто промышляет закупом в Туретчине. Далеки от обитателей Немецкого посёлка: шахтёров закрытого рудника и жён-шахтёрок, заждавшихся, когда новый владелец с Кипра распорядится начать добычу руды. Тогда не надо будет огородничать, и держать в сараюшках кур и подсвинков для поддержания штанов на уровне пояса.
Но Ребро? Как же так? Где были его телохранители? Почему не дали ему спокойно и безопасно насладиться любимыми, пожираемыми в больших количествах спагетти с тёртым сыром? А главное: кто будет вместо? У кого в городе будут в руках вожжи и кнут? Не могут же город отпустить в свободный дрейф! И главное – откуда ждать финансовой поддержки для телеканала? Ведь, реклама рекламой, но это - семечки. Да и сериалы, что они получали от поставщиков из Москвы – тоже до поры до времени. Поскольку контрафакт… Тем более, Воловик - хозяин мачты и передатчиков, глядя на Васеньку исподлобья и испытующе, сообщил: лицензию по связи получает для вещания в городе один новообразованный московский телеканал. А у того канала – ясен перец - кинопоказ экстра-класса и картина не с любительской техники, пластилиновая, а взаправдашняя, профессиональная.
Да, свобода, свобода и ещё раз свобода… Васенька опять вспомнил седоголовую соседку из коммунальной квартиры, где они жили вдвоём с мамой. Тогда они мечтали, что настанет день, когда переедут в отдельное жильё и желательно со всеми удобствами. Пусть даже не совсем отдельное, но хотя бы, чтобы соседей было поменьше. Ведь строили же в Рудничном Доле краснокирпичные пятиэтажки. Квартиры в таких домах казались воплощением всех мыслимых и немыслимых желаний. Собственно говоря, об этом мечтали все пятнадцать взрослых обитателей коммуналки. Однако, первой её покинула тётя Гутя. Однажды в квартире появились совсем чужие и странные люди. Они разговаривали не по-русски, взмахивали руками, причитали. Тётя Гутя лежала у себя в комнатке на полу, укутанная с ног до головы в белое, и накрытая сверху ещё и каким-то покрывалом. Из услышанных непонятных слов Васенька запомнил только два: «Шма Исроэль». Всё свершилось быстро и сухонькое тело соседки унесли на носилках вскоре после отъезда врача и ухода участкового милиционера.
- Отгоревала страдалица. – всё повторяла соседка Варвара Мироновна - грузная старуха, проработавшая много лет на шахтной машине, спускавшей горняков в забой и поднимавших их на гора. – Она ведь заслуженная была. У неё пять грамот от командования госпиталя, медаль за оборону Одессы и за Победу над Германией. Теперь со всеми своими повидается…
Подъехал автобус. Водитель – улыбчивый молодой мулатик – выскочил первым и подавая руку пассажиркам и пассажирам, помогал спускаться из салона членам группы. Васенька, впервые столкнувшись с такой учтивостью, выяснил у руководителя группы: внимание не случайно. Если, не дай бог, при выходе пассажир автобуса упадёт, повредив ногу или ещё что-то, оплачивать лечение и моральный ущерб придётся владельцу автобуса. А это может обойтись в кругленькую сумму. И они пошли в ресторан, где Васеньке и другим вручали сертификат на английском языке с приклеенной печатью. А потом грянул банкет. Блюда и напитки были исключительно, ностальгически русские. Начали с селёдки под шубой, холодца с хреном, винегрета, солёностей, мясной нарезки и непременного сала, уложенного на аккуратные ломтики чёрного хлеба. Правда, не обошлось и без фаршированной щуки по-байроновски, которую подавали в качестве фирменного блюда от шеф-повара. Борщ был с пампушками и чесночком. В завершение внесли двух жаренных с яблоками гусей, которых повар в высоком белом колпаке на глазах собравшихся мастерски разделал на порции. А две официантки раздали по тарелкам, сопроводив по желанию, картофелем фри, или разварной гречкой. Каждый мог свободно выбрать гарнир. Иных посетителей в ресторане не было. Налицо , по-русски сказать, спецобслуживание… Исключительно для них пела под оркестрик советские песни сильно декольтированная певица, явно не юных лет и, видно, тоже из числа само эвакуированных. Васенька и остальные даже подпевать ей принялись, когда зазвучала песенка из «Бриллиантовой руки». Певица взмахивала рукой, а они подхватывали: - «А нам всё равно, а нам всё равно. Не боимся мы волка и сову. Дело есть у нас. В самый жуткий час мы волшебную косим трын-траву!» И-эх!
Такая, понимаешь ли, получилась душу бередящая, песенная процедура адаптации перед возвращением Васеньки Гуся к своим, родным свободам.
* ЗЕМЛЯ СВОБОДЫ (лат)