Нет, это не была клиническая смерть с полетом в туннеле и ярким светом в его конце. Все было по-другому. А теперь предыстория, где и как это произошло.
По окончании техникума через месяц я был призван в армию, после демобилизации сразу поступать в институт я не стал, надо было подзаработать, чтобы приодеться, поскольку из прежней гражданки вырос и ходил в военном хабэ, бушлате и сапогах. Сначала несколько месяцев отработал помбуром в геологоразведке, но не заработал, партия была на грани ликвидации и прежние приличные заработки, на какие метил, упали вдвое. Затем поехал в Свердловск, поближе к горному институту, куда собирался поступать. Устроился в пригороде на Пышминский медный рудник в подземку, поставили учеником забойщика-проходчика. Моим старшим и наставником был шахтер со стажем подземки не менее десяти лет. Было ему за тридцать, но еще не сорок, почему с таким стажем он не оформил пенсию, не знаю, впрочем, этот вопрос меня не интересовал. Сначала мы работали на проходке штрека, а потом нас перевели на восстающий, это крутая наклонная выработка. Забой был в старом незаконченном восстающем, на отшибе от основных очистных участков. Работы для двоих в таком забое было немного, обычно на восстающих смены берут по два забоя, заканчивают один и переходят на соседний, у нас соседнего не было. Мой старший предложил работать поодиночке в разные смены, хотя работать в подземке одному по всем писанным и неписанным правилам категорически запрещено, это и понятно – условия травмоопасные, можно попасть под обвал, можно надышаться угарным газом при плохой вентиляции, можно свалиться в рудоспуск и приземлиться на выпуске уже с переломанными костями или вообще мертвым. Но я с радостью согласился, это давало возможность подзаработать. Знало ли об этом начальство? Не помню. Мастер смены знал, но видимо старший с ним договорился.
Что можно сказать о моем наставнике, он был истинный пролетарий, с начальством не спорил, но за глаза крыл почем зря, считал, что начальники своими требованиями не дают простому работяге заработать, поэтому все рекомендации выполнял по-военному - тяп-ляп, лишь бы отвязались. У него было кредо: один гвоздь держит сто килограмм, два гвоздя держат проходчика с перфоратором с большим запасом, поэтому рабочие места оборудовал минимально, наподобие насестов, но при этом был осторожен и аккуратен, прежде чем куда поставить ногу, смотрел и проверял на прочность. Наши полкИ, площадки на которых мы закреплялись для бурения, ставились в разбежку с большими прорехами. Я с ним не спорил, ему виднее. Еще во время перекуров он любил рассказывать о своей холостой молодости и кустовых собраниях, т.е. коллективных пьянках под кустами, и о любовных приключениях за теми же кустами. Рассказывал с ностальгическим упоением, я его не перебивал.
Так вот, я шел в забой один. Мне надо было подняться по восстающему на тридцать с чем-то метров, почистить забой от заколов после отпалки (взрыва), сбросить оставшуюся на полке породу в рудоспуск, поправить полок, затащить на него перфоратор, подсоединить к нему воздушный и водяной шланги, и отбурить тринадцать шпуров. Всю предварительную подготовку я проделал в течение часа и принялся бурить. Дополнительного освещения в забое не было, только свет от налобного индивидуального фонаря. Проводка дополнительного освещения у нас была, но лежала внизу на лестничных полках, мы могли протянуть ее ближе к забою, было бы намного светлее, но не делали этого. Что еще, рудоспуск поле отпалки был завален до самого верха, поэтому закрывать его в целях безопасности не было нужды, от полка до породы было метра два, чуть выше моего роста.
Принялся за работу, отбурил один шпур, второй, а когда принялся за третий, что-то хрустнуло, стойку повело и перфоратор толкнул меня вниз на рудоспуск. Дальше не помню.
Очнулся в кромешной тьме и полной тишине, таких ни тишины, ни темноты не может быть на земле, только глубоко под землей. Боли не чувствовал, вообще ничего не чувствовал и не испытывал, ни паники, ни страха, ни какого-либо желания, полная прострация. Сколько это длилось не помню, да и не мог помнить, я вроде бы был, и в то же время меня не было. Наконец появилась первая тягучая мысль: значит так… ну и ладно…а дальше-то что? или уже все? так и будет? Или еще не все? Но тут шевельнулась вторая: я мыслю, значит, я существую… И тут медленно проявились ощущения, первое - услыхал слабое шипение воздуха и побаливала голова, в одном месте, потрогал – что-то липкое, понял кровь. Пошевелился, проявилась боль в спине. Каска слетела с головы, надо было ее найти, пошарил вокруг себя – ничего. Вспомнил и потянулся назад к аккумулятору, пристегнутому на ремне, за шнур подтянул каску, проверил фонарь, он был на месте. Попытался включить – не получилось, видимо от удара отсоединилась спираль, вспомнил: у лампочки две спирали, повернул выключатель в другую сторону- вспыхнул свет. Я полусидел-полулежал на отбитой породе на рудоспуске, перфоратор был рядом, чуть повыше, видимо он при падении вскользь приложился к голове и сбил каску, от удара спираль фонаря лопнула. Понял, что падал вместе перфоратором, но его чуточку задержали шланги. Он свалился на долю секунды позже и ударил по голове. Опять потрогал голову, нащупал влажную шишку, но кровь вроде бы не сочилась, ссадина была мелкой. Встал, пошевелил лопатками, спина побаливала, но терпимо. Отсоединил водяной шланг от перфоратора, магистральным краном убавил струю, вымыл лицо и попил воды. Под каской побаливала шишка, но надо было работать.
Перво-наперво поднялся на полок и увидел, что одна из досок треснула по сучку, стойка под сжатым воздухом ее доломала, перфоратор потерял опору, толкнул меня и сам упал следом. Хорошо, что внизу зацепил меня вскользь, иначе все могло бы быть намного хуже. Видимо, ангел-хранитель был ответственным малым, не оставлял меня даже под землей. Спустился на лестничный полок, там у нас были запасные доски, взял две, заменил сломанную и закрыл самую большую прореху. Дальше все по порядку: поднял перфоратор, подсоединил шланги, открыл магистральные краны и принялся бурить.
До конца смены успел сделать все необходимое, отбурил забой, убрал инструменты на нижний лестничный полок, собрал буры, спустился на штрек и вовремя пришел к шахтному стволу. О происшествии никому не сказал, это могло повлечь серьезные разборки, а мне это было ни к чему, заканчивался июль, в августе предстояли вступительные экзамены, документы я уже подал.