Смеркалось, через худую линию двора, сквозь влажный белый шум непогоды одинокая девушка Лета высматривала свет в квартире нового жильца из соседнего дома - молодого и привлекательного хирурга.
Дождь, осторожно отзвенев по сточным трубам, осыпался частой крошкой по прогретой июлем дороге. Восьмиугольные выпуклые тучки образовались над головами прохожих.
«Задерживается, операцию проводит, наверное», - со вздохом выплеснула из трепещущей груди Лета. В ожидании объекта своих юношеских чаяний девушка закрутила, точно сахарную вату со смородиной, на нежном пальчике - локоны своих оливковых пышных волос, слюняво точила ноготь на указательном пальце второй руки, заходилась редкими смешками, вспоминая о бывшем жильце напротив.
Существовал в той квартире раньше обвешанный тёмными водорослями на аморфном подбородке и редким мхом на голове инженер Иван Иванович Многодумов, мужчина с щелкающими в диоптриях глазками, чуть за сорок, а может и за тридцать пять. Истертый бесформенный пиджак обволакивал костлявые плечи интеллигента, словно половая тряпка уцепилась за канделябр. Карманы брюк, заправленных в носки, иногда теряли всякое достоинство - выворачиваясь, белыми платочками свисали на бедрах. Проводил инженер незанятое работой время за чтением сложносочиненных книг с формулами или за игрой в пасьянс на диване, доставшемся от бабушки. Фоном были оголяющие серость здания отслаивающиеся цветочные обои. Иногда Иван Иванович выходил на балкон, покуривал. Бывало, проворачивал на выставленном кульмане свои инженерные делишки.
Лета усмехнулась, вдруг поняв: а с чего бы этому человеку непременно надобно быть инженером? Собственно, о профессии Ивана Ивановича она никогда не справлялась, может он архитектор какой или просто чудак со странной тягой к извращению на бумаге, те же писатели-правдорубы, мало разве таких? Может он уважаемый дипломированный эксперт по обработке алмазов или сбежавший из тюрьмы и залегший на дно наркобарон? Космонавт, разочаровавшийся в звёздах; юрист, разочаровавшийся в законах; святой, разочаровавшийся в людях? И почему "разочаровавшийся" непременно? Может он опьянен жизнью и как маленький ребёнок вырисовывает свое будущее в броских цветах?
Процедив через зубы очередной смешок, Лета заключила, что Иван Иванович – инженер, иначе быть не может. Кармическая составляющая имеет вес, а для инженеров в подобной квартире - она сплетена из страдания от интеллекта ни единожды.
Заметив затерявшийся в тенях кошачий хвост, Лета подумала, что и Многодумов, наверное, где-нибудь тоже растворился в неприметном месте.
Продав на острие осени квартиру, съезжает в деревню к больным родственникам, чтобы помогать по хозяйству. Местные величают его гордо Иванычем, а доярки просят его без задней мысли починить прохудившееся ведро, а тот без всякого умысла берет и чинит. Косит с мужиками траву на полях, да ругательствам обучается. Нет, инженер не такой, скорее проводит часы за книгами, на минутку отрываясь на преферанс с пахнувшими смертью стариками. Местные ходят к Иванычу на поклон, чтобы тот усовершенствовал самогонный аппарат или разработал какое устройство хитроумное, чтобы облегчить трудовые будни сельчан. Вскоре знаменитым и уважаемым становится, но, имея сложный характер, от всех почестей отказывается. Свесив руки, принимает медаль от главного на деревне за заслуги перед жителями, а дома награду прячет в футляр под печкой и не достаёт до конца жизни. Ведь настоящий идейный (Иван Иванович именно из такой породы) инженер работает не ради почестей, а чтобы науку двигать вперёд.
Посмеиваясь над Иванычем, Лета чуть не пропустила тот момент, когда молодой хирург, занесенный крылатым провидением в её жизнь и поселенный по адресу Многодумова показался при свете.
Квартира, избавленная от соленого аскетизма Ивана Ивановича и начиненная элегантностью евроремонта, радовала глаз, но более впечатляла фактура юноши. Голый торс: рельефились холмы и равнины живота, горный каскад плечевого пояса. Гладковыбритая голова оканчивалась квадратом подбородка. Тяжелые, сильные, утонченные руки, какие бывают у лучших хирургов в мире аккуратно сложили в гардероб верхнюю одежду. Выйдя на балкон, незнакомец опустил мощный локоть на подоконник, перевел свой идеальный бюст в позицию мыслителя, посмотрел в сторону Леты.
Девушка раскраснелась, осторожно помахала рукой.
- Слышь, те че надо, тварь!? Те че надо, - я спрашиваю!? Зыришь уже с год на меня! Я съехал на полгода, а ты всё свои зырьки размалевываешь по раме. Вот же люди… Некоторые никогда не меняются. Купить, ***, шторы что ли? – басовитый голос выпроводил кошек из теней. Мечась по двору, спятившие мохнатые искали безопасное пристанище.
Лета осторожно с дрожью в ногах отошла от окна, легла на кровать. Подумала, что хирурги бывают теми еще выскочками и хамами, не то что спокойные и уравновешенные инженеры.
Под звуки цедящего дождя через ситце за окном, засыпая, думала о васильковых полях при солнце, об Иваныче, достойном во всех отношениях человеке, скрывшимся где-то далеко-далеко. О вдыхающим свежий воздух гении прагматической красоты.