С автором Ю. Сапожниковым я знакома по редакторской работе над двумя его книгами – «Девушка с птичьим пальцем» и «Бездна». Одна представляет собой сборник мистико-романтических рассказов, другая – короткие повести криминально-социального плана. Первыми же произведениями автор доказал собственную литературную (художественную) состоятельность – уже сложившийся, незаимствованный язык, своеобразный, хирургически точный и даже жёсткий взгляд на жизненные обстоятельства в сочетании с романтической описательностью. Темы военной я от него как раз ожидала, зная, что Сапожников постоянно бывает на фронте. Не сомневалась, что одним из первых попытается осмыслить и художественно переработать малопонятную всем, кто на «гражданке», современную военную действительность. Что движет человеком, добровольно идущим на войну, возможно, на смерть?..
Новую книгу «Слабое свечение неба» я не редактировала, поэтому познакомилась с ней, как обычный читатель и в электронной версии. Это повесть, каждая глава которой посвящена очередному герою. И даже «персонажи» по мере развития сюжета становятся героями. Описания рядовых рабочих семей, простого их советского быта складываются в довольно депрессивную картину. Одно на всех детство – пьющие отцы, матери, издёрганные двойной нагрузкой, на работе и дома, школьные будни, полукриминальные гулянки после школы. Романтизируемое ныне советское прошлое было вовсе не радужным, хотя ностальгия по коммуналкам и баракам останется навсегда: «Что пройдёт, то будет мило»... Становление, взросление героев книги совпало с развалом страны, что не могло не отразиться на целом поколении – будто исчезла почва под ногами...
«Жизнь, откровенно говоря, совершенно однообразное, цикличное явление. Разница в набегающих годах лишь в том, что время неизбежно ускоряется, сжимаясь в тугую крепкую спираль, пока совсем не положит конец, сомкнувшись удавкой на горле человека. Многие заблуждаются, полагая своё существование дорогой, этаким путём, а время – линейной величиной. Скорее всего – ничего подобного. Фигура человека бредёт по кругу, по укорачивающимся виткам, откуда, со следующего поворота, обернувшись, можно увидеть похожий предыдущий, только тот отрезок выше к началу жизни, ближе к свету, радостней, и поэтому, вероятно, прошлое вспоминается с тоской из-за своей невозвратности».
А тут и новая война подоспела. Герои у Сапожникова – все добровольцы, включая израненного душой и телом Николая-Мызу, «он с Луганщины, с Лисичанска», потерял на этой войне семью. Ещё до официального призыва каждый из мужиков идёт в военкомат, к последнем прибежищу от собственной бестолковой жизни. Хотя внешне, на сторонний взгляд, каждый из них вполне состоялся, получил образование и профессию, имеет семью и работу... «Когда же Георгию пришла мысль бросить все, разом поменять, бежать прочь от бесконечной вереницы дней, перестать, наконец, коптить небо?»
Жорик, он же Георгий Савельев: «Мир полыхает, разгораясь всё ярче, раздувает костёр неистребимая человечья тяга к гибели, спешит цивилизация в конце концов рухнуть во тьму изначальных истин, и всё по новой – искать знания, веру, милосердие, которые разлетелись, утрачены, похищены новыми идолами нынешнего времени»; «пускай уже наступит что угодно, лишь бы спастись из бессмысленного замершего мира»; «может, это единственная возможность выгрести в сторону, вырваться из вязкого, словно овсяный кисель, мутного потока бессмысленных дней». Георгий-Жора стал «пластуном»-разведчиком, на пару с Мызой.
Михаил Аронов: «Детство и юность мелькнули солнечной весенней радостью, отшумели пыльной тополиной листвой, закончились техникумом, срочной службой в танковом учебном полку под Самарой, сумбурной женитьбой и бабушкиной с мамой могилками». Михаил, дразнимый в детстве «Мойшей», стал командиром танка.
Серёга, готовый за другом детства Мишей даже на фронт: «...после армии так бабу и не нашёл, тихонько пил в общаге, работал экскаваторщиком, по выходным дремал с удочкой на заросшем берегу городской речки...» Стал водителем танка.
Рома, «костромской неунывающий срочник», «исполняясь гордости за себя, сказал замполиту: «Поеду, чего уж, тащ майор», – и стал наводчиком в танке.
Виктор Зорин, «...после Школы милиции, командировок на Северный Кавказ и суровых будней старшего районного оперуполномоченного быстро повзрослевший и ставший чугунно-непроницаемым»: «жить стало совершенно тоскливо... Солнце не радует, вместе с небом... Пусти от греха. Даст бог – вернусь с другими мыслями. А не отпустишь – застрелюсь завтра в дежурке…» Стал командиром отделения в звании капитана.
Костя, водитель военной машины, бывший предприниматель: «Так я ж доброволец, тащ капитан. Срочную в дивизии Дзержинского чалил, ну, не усидел дома. Магазины свои на жену оставил и погнал с ребятами. Кипу рванули в складчину с корешами и приехали шоблой, договорились через СОБР».
Философствуя, можно, конечно, сказать, что с судьбой не поспоришь... Да и эпиграфы из Евангелия (от Матвея) к каждой главе как бы подтверждают неотвратимость давным-давно напророченного.
Странная эта война и страшная, когда своих от чужих трудно отличить, и не понятно, бросать гранату или нет – вдруг в подвале не враги притаились, а мирные люди с детьми: «понять бы, где ваши и где наши». «...Хозяин-барин» и уже издалека: «долбан жирный» – это про руководство на фронте. «Что за команда прошла – по кой чёрт в отдельные машины грузим РПГ?» – то есть оружие отдельно от солдат... Как всегда, из-за путаницы и раздолбайства наверху, в командовании, вынуждены геройствовать нижестоящие, рядовые!
Честная книга и страшная, как война, вышла у писателя Юрия Сапожникова, её нужно читать.
http://proza.ru/2023/09/07/541