История одинокого мухулика

Виктор Балдоржиев
Как закрыть гештальт?

Моя болезнь или когнитивный диссонанс, как естественный этап развития, возникла и созревала во мне с раннего детства. Причина: не соответствие генетических установок и реальной жизни среды. Теперь я понимаю, что иначе и не могло быть. Всякое другое развитие означало бы, на мой взгляд, генетическое предательство и духовное омертвление в каком-нибудь ужасном тупике эволюции, где обитают и едят друг друга манкурты.
Последние выражения дарю всевозможным любителям исследований итогов идеологических мутаций с последующим зарождением манкуртов, которые далее размножаются сами, без усилий со стороны. Но одни становятся уродами и дураками безболезненно, другие, а их единицы, ужаснувшись самих себя, тяжело болеют, излечиваются и выходят из этого состояния обновлёнными, против которых бессильны идеологические вирусы, пропаганда и реклама. И это тоже большая история и тема для исследований. Но прежде должен быть закрыт гештальт.
Улза.jpg Монголия. Река Улза, на берегах которой сегодня процветают сомоны бурят-монголов

1990-е я пережил легко, но к 2000-м мне стало уже невыносимо не то, чтобы находиться в среде, в которой я родился и прожил всю жизнь, но и ощущать своё присутствие в ней. С меня будто сняли кожу. Любой случай – фильм, шансон, матерщина, дурацкий смех или речь чиновника, обывателя, писателя, преподавателя и т. д. и т. п. вызывали уже не удивление, а боль и отвращение. Организм сопротивлялся изменениям более чем податливой среды, болезнь моя прогрессировала: я становился мерзким самому себе. Проявление болезни стало очевидным. Значит, пора срочно спасаться от возможного помешательства. Выход один: покинуть среду. И в 2009-2010 годах я уехал в своё село, где стал искать жильё или скит для одинокого обитания, что, в конце концов, и получилось. Но среда не изменилась, болезнь не угомонилась. Ехать дальше?
Человек, который не от мира сего, может излечиться лишь в своём мире. В моём случае, гештальт, то есть пройденную, изученную и навязчивую тему, можно закрыть только таким способом. Где мой настоящий мир? Начались его интенсивные поиски, но он настиг меня сам. И полонил всего, без остатка…

Надо сказать, что я и прежде занимался поисками своего подлинного мира и призвания, но без выхода за границы проживания своей среды, где, естественно, не могло быть реального видения истории и своего положения в ней, которое, конечно, не могло быть благополучным, ибо буквально все обитатели такой среды лишены возможности идентифицировать себя. Ведь независимо от места проживания любой человек должен лично ответить на вопрос: кто я и зачем? При отсутствии вопроса или ответа он обречён на медленную и мучительную смерть. А каким может быть исход не удовлетворённого душой человека? И кто он вообще?

Намсарайдагва авжа или живые связи поколений

Осенью 2011 года в наш скудный деревенский дом зашли две гостьи. На первый взгляд обычные женщины, готовые в любой момент посудачить, но выдавали их национальная одежда и самодостаточные образы, отличавшиеся даже загаром, вовсе не свойственным для жителей колхозных домов. Было заметно: женщины отправились в путь из степи, национальные тэрлики – их обычные выходные одежды, а стать, выражения лиц и глаз – живые и полные жизненного интереса, не свойственного нашим людям любого возраста.
Гостьи говорили на бурят-монгольском языке с некоторой примесью халхаского языка, но мы, хоть и с трудом, понимали друг друга.
Так я познакомился с Намсарайдагва авжа и её дочерью Ганчимэг из монгольского сомона и посёлка Дашбалбар, что не очень далеко от нашего села. Вообще, о Монголии у нас были смутные и совершенно противоречивые представления, хотя других не могло быть и до сих пор нет в нашей среде.
В ту пору Намсарайдагва авжа перевалила за шестьдесят лет, а в разговорах выяснилось, что она намеревается узнать и объединить своих родственников, живущих в силу разных исторических причин в Монголии, Китае и России. Судьбы большинства из них известны по устным преданиям, а также записаны в родословной, которая имеется в Китае.
Одной из родственниц оказалась моя жена Сысык, много лет хранившая старые письма и несколько фотографий, полученных некогда из Монголии. В добавление к этому архиву Намсарайдагва авжа вручила ей большой лист бумаги, на котором она написала часть родословной, где подтверждалось их родство. В расчерченной таблице иерархии Сысык оказалась выше остальных.
А Намсарайдагва авжа добавила:
- Помни, ты – не одна. Нас много. Мы все знаем и помним о судьбах наших предков и родственников.
После этих слов гостьи достали удивительную своим разноцветьем, переливающуюся шёлком, национальную одежду бурят-монголки, которую вручили опешившей и выпавшей из реальности Сысык. Этот момент описать почти невозможно, а потому я его оставляю, предоставив воображению читателей, всю жизнь носивших только китайский ширпотреб и слышавших русскую речь вперемежку с матерщиной. Что может быть у таких людей?
Добавлю, что года через два после этого события, гости из Дашбалбара привезли национальные одежды мне и внукам.

Намсарайдагва авжа – невысокая и смуглая, статная и ладная женщина с умными чёрными глазами, в глубине которых угадываются сила, воля и дух настоящей бурят-монголки, доставшиеся ей от предков, перенесших невиданные современникам невзгоды и лишения. И оставивших после себя очень много генетически сильных потомков. Намсарайдагва авжа – природный носитель ценностей предков бурят-монголов. Она явилась как дух и вестник моего мира. Не знаю кем была предопределена наша встреча, но она ни коим образом не могла быть случайной.

Прибытие и присутствие Намсарайдагва авжа подтвердило многие мои внутренние вопросы и ответы на них. Да, я был во всём прав, догадки мои оказались верными, направления правильными, а оставление среды и темы – единственно верным решением. С раннего детства окружающие опасались, порицали и били меня, защищали и одобряли только ламы и старики. А теперь – огромный монгольский мир, частичкой которого я был и остаюсь всегда…
Болезнь отступила. Началось переформатирование ослабленного противоречиями организма. Ведь после соединения двух совершенно разных по менталитету родственниц, родившихся и живших по обе стороны границы, и беседы с Намсарайдагва авжа я почувствовал великое облегчение, какого не знал за всю свою жизнь. И окончательно, не умом, а природным чутьём, понял: когда, чего и как лишились монголы России. Передо мной возникли три судьбы одного народа, кровных родственников, разделённых границами и в силу этого ставших совсем разными, а порой и чужими друг другу, людьми.

Конечно, это не было каким-то особым открытием, я догадывался об этом и раньше. Но когда разные судьбы людей одного народа предстают перед тобой явными примерами, то твои знания становятся уже не книжными, а животрепещущими, ведь ты и сам такой же пример и прямой участник исторических событий. Перед тобой возникает живая история твоего израненного и исчезающего народа со всеми его трагедиями, субъектное ядро которого последовательно уничтожали всюду, где оно появлялось.

Намсарайдагва авжа и Ганчимэг прожили у нас три дня. За это время произошло несколько событий, ещё раз подтвердивших мою правоту.
Однажды она попросила найти ей ручную швейную машинку, и, почти на коленях, сшила нам и нашим соседям удивительные национальные вещи, о которых мы не могли знать, а шить так, конечно, даже и не мечтали. И я понял, что наши предки имели высочайшую выживаемость и волю.
Осенним вечером Намсарайдагва авжа рассказала потрясающую историю своей бабушки Дылыгэй Намжилмы, бежавшей в 1930-х годах из сибирской ссылки, спрятавшись на платформе с углём, потом – в скотском вагоне. Она скрывалась от людских глаз на станциях, пряталась в каких-то ящиках, быстро перебегала с путей на пути, забиралась на платформы и вагоны. На шестые сутки побега, во время подъёма состава на перевал, она спрыгнула с вагона и шесть суток добиралась до границы с Монголией, где жила без паспорта вплоть до 1950-х годов. Я записал этот рассказ слово в слово.
Не менее сильным по драматизму событий было её повествование о брате своей бабушки Намжилмы Дылыгэй Цырене, бежавшем из-под расстрела, убив своих палачей, которые сначала заставили его и напарника рыть себе могилу. Улучив момент, они выпрыгнули из ямы с лопатами и, мгновенно расправившись с убийцами, бросили их тела в свою же могилу и, забросав их землёй, ушли в Китай, где сегодня живут и процветают их потомки. И этот рассказ я записал слово в слово.

На следующий год Намсарайдагва авжа собиралась ехать в Китай, искать своих братьев и сестёр – детей Дылыгэй Цырена. Во время её рассказа я сидел за компьютером и редактировал текст на страницах созданной мной группы поэтов и прозаиков. Были среди них монголы России и Китая. Конечно, я спросил у своего знакомого о детях Дылыгэй Цырена, и он тут же написал мне их адрес, ведь все шэнэхэнские буряты знают друг друга. Намсарайдагва авжа благодарно взглянула на меня и понимающе улыбнулась.
Через год она поехала в Шэнэхэн, после этого её родственники, живущие в Китае, России и Монголии объединились окончательно. Кстати, я был на их встрече летом 2023 года на площади Улан-Батора. Волнительно и приятно сознавать, что и я способствовал объединению и радости этих людей.

Дашбалбар и его люди

После отъезда Намсарайдагва авжа и Ганчимэг осенью 2011 года здоровье моё пошло на поправку. Роль мерзкого актёра в отвратительном историческом представлении, приготовленная мне судьбой, стала совершенно невозможной. Гештальт был закрыт окончательно, а тема стала одним из пройденных факультативов моего жизненного архива. О многом должен знать человек, но всё, что не соответствует целям и задачам твоего народа, то есть исключает его из цивилизационного шанса, должно остаться для него только в качестве необходимых знаний для самосовершенствования.
Переформатирование завершилось. Жить стало значительно легче, ибо жизнь приобрела настоящий смысл, а всё остальное не столь важно. И ещё: такой смысл для бурят-монголов существует, сохранён и развивается только в монгольском мире. Нигде более он быть не может.
Одно из конкретных мест этого мира – Дашбалбар откуда и приехала Намсарайдагва авжа. Следовательно, надо ехать туда, ведь мы должны встречаться обоюдно, что и стало для нас естественным и обязательным.
Сысык гостила в Дашбалбаре, к нам приезжали Дамдинцоо авжа, Дамдинжав, Алтансэсэг и другие родственники. Далее начались мои поездки по Байкальскому региону – от Балаганско-нукутских степей, Унгинского залива, Осы и Обусы до границы Китая, потом отправился по Монголии. Баянуул, Норовлин, Чингис хот, Багануур, Улан-Батор, Чойр, Сайшанд, Дархан, Алтанбулаг, Чойболсан, Эрээнцав, Дашбалбар, Баяндун, Дадал, Биндер, Батширээт... Впереди – весь Автономный район Внутренняя Монголия, вся Барга, Хух-хото, Ордос...
Мой мир стал раскрываться во все стороны, и теперь конца темам не видно. Все рассказы о моих родственниках, живших в Китае, Монголии, Америке и, возможно, в Австралии обрели совершенно иной смысл и силу. Мои предки ожили и смотрят иногда на меня из немыслимой дали и говорят со мной. Говорят. Особенно, когда я бываю в Дашбалбаре и на берегах Онона...

Конечно, я знаком и знаю многих моих современников, имеющих родственников в Монголии, ближнем и дальнем зарубежье. Честно говоря, сомневаюсь, что они пережили столь сильный когнитивный диссонанс, подобный моему, ведь я вижу, что они остаются не более чем туристами и гостями монгольского мира, то есть от случая к случаю. К сожалению, я слишком хорошо знаю категорию этих людей, существующих и кормящихся за счёт повестки дня любого режима. У меня нет права осуждать их. Монгольский мир – это огромное духовное пространство, куда входят территории всех монголов России, одни из которых мы – бурят-монголы.

12 октября 2023 года мы – Намсарайдагва авжа, её сестра Дамдинжав (Торноон) и я, писатель Виктор Балдоржиев, говорили об их родословной, воссоздавали предания, открывали альбомы, изучали и сканировали старинные фотографии, на которых представала жизнь Дашбалбара ХХ века.
Они – внучки Сандан Буды и бежавшей из сибирской ссылки Дылыгэй Намжилмы, дочери знаменитого верблюдовода Будын Шинжэ (1923-2000) и Одон Дулмы (1923-2012), у которых шестеро детей – Дамдинцоо, Намсарайдагва, Цырендулма, Суренхорло, Дамдинжав (Торноон), Дамдинсурен. Конечно, у каждого из них семья, множество детей, помнящие о судьбах своих предков.
На этом снимке: Намсарайдагва авжа, снято 12 октября 2023 года.

У каждой семьи сомона Дашбалбар, как и семей других бурятских сомонов Монголии и Китая, – трагическая и сложнейшая история, в которой сохранён и продолжает развиваться свой мир, уже перешедший границы стран, уходя всё дальше и дальше в цивилизацию, где уже не достанет никакое невежество.
Каждая семья – отдельная книга. Ведь Дашбалбар и другие бурятские сомоны – не только современные территории или посёлки с развивающейся инфраструктурой, но более всего, они – средоточие ненаписанных для потомков томов о наших предках. Монголы России, в частности буряты, могут только смутно предполагать содержание этих неизданных фактов и преданий, исчезающих год за годом во мгле времени. Моя задача – попытаться сохранить их в литературном тексте для изданий.
Дашбалбар и все бурятские сомоны Монголии – реальная история, сила воли и дух настоящих субъектных бурят-монголов, которые, кстати, излечили и меня. Первая из них – Намсарайдагва авжа.

13 октября 2023 года мы с Владимиром Кантемиром на редакционном «Сузуки Джимни» отправились вслед за Намсарайдагва авжа, едущей на своём «Сузуки» старой модели, на осеннюю стоянку, где она, в семьдесят четыре года, помогала своему младшему сыну Ган-Зоригу пасти и ухаживать за пятью видами скота, как и завещано предками каждому буряту.
Напоив нас в юрте чаем, она поехала на другую, видимо, летнюю стоянку, где стоял одинокий мухулик (деревянный короб, обитый железом, на телеге), запертый на маленький замок. Женщина открыла мухулик и, достала оттуда альбом, где вместе со многими старинными фотографиями хранилась их родословная, привезённая из Китая, очень нужная мне для работы. Там же хранились и другие, наверное, ценные вещи.
Но растрогал не документ, а то, что в необъятной степи стоит одинокий короб или сундук, и никто (никто!) его не трогает, не будет трогать и даже не подумает об этом. О какой ещё среде я могу размышлять и заботиться, от кого её беречь и защищать?
Мне жаль людей, которым такой мир не явится даже во сне…

* * *

Дашбалбар, я опять с тобою,
И пока никуда не еду.
Облака плывут над Улзою.
В пятый раз нас зовут к обеду.

Сутки: завтрак, обед и ужин,
Что главнее из всех историй,
Каждый главный, и каждый нужен,
Всё здесь практика без теорий.

И в дацан пусть никто не ходит,
Но спокойны, надёжны боги.
Время бродит туманом, бродит,
Где вообще – никакой тревоги.

Вместе с временем бродят кони,
Люди едут на иномарках,
Руль изящен, грубы ладони, –
Вся Монголия в стройках, сварках.

Над Дорнодом луна зависла,
Что ей страны, вожди, границы,
Упыри, что считают числа,
Делят расы, народы, лица…

Здесь важней всего теплотрасса,
И вода, чтобы «гор» и «холод»,
Все удобства, также сберкасса,
Унитаз, волоконный провод…

Спят собаки, овцы и люди,
Спят верблюды, коровы, козы,
Спят остывшие бузы в блюде,
И уснули в траве стрекозы.

Над Улзою встают туманы,
Погружают опять в астрал.
Дашбалбар, я уеду рано,
В Баян-дун, Баян-уул и Дадал.

Будто песни звучат названья,
Оживает тесьма предгорий,
Пробуждая во мне преданья,
Степь – поэзия всех историй.

Дашбалбар, мне твои мозоли,
Что топор и ургу сжимают –
Память предков моих до боли.
Машут вслед, меня провожают.

Ноябрь 2023 года.

На снимке 1980 или 1990 годов: семейство Шинжи. Сын Сандан Буды и Дэлэгэй Намжилмы, знаменитый верблюдовод, кавалер двух орденов Полярная Звезда Будын Шинжэ и его жена Одон Дулма в окружении своего семейства. Во-втором ряду, слева – Дамдинцоо, вторая – Намсарайдагва, четвёртая - Дамдинжав. Конечно, здесь не все дети и внуки Будын Шинжэ. Фотография 1990-х годов, из альбома Ш. Дамдинжав, Дашбалбар. Надеюсь, что родственники напишут имена всех присутствующих на фото.