Ага, ещё немного про детство

Вера Шахова
Ага, ещё немного про детство


Я родилась в СССР. В то время дети появлялись на свет согласно комсомольскому распоряжению: космонавтами, строителями БАМа и исследователями морских глубин. Но Союз распался, новому строю потребовались другие цели и задачи, а несостоявшиеся космонавты остались. Причём заложенное в процессе рождения шило требовало испытаний и опробования техники выживания если не на Марсе, то хотя бы в деревне у бабушки, словно процесс взросления в период перестройки недостаточный квест для растущего организма.

Видимо, с тех самых пор у меня и проявилась эта суперспособность притягивать приключения на пятую точку. Ей, конечно, хоть бы хны, она в скафандре, и только выглядывающие из шлема уши краснеют, вспоминая как это было.

***
Ёжик появился у нас неожиданно. Митька притащил его из леса — мелкого, слепого, с белыми короткими иголками. Выкармливали мы его втайне от бабушки, опасаясь, что нас выставят за дверь к ежиной матери, особенно после наших экспериментов по выращиванию мотыля, ящериц и лягушек, которых мы в огромных количествах притаскивали с речки в карманах, набитых мокрым мхом. Однажды наши болотные дружочки разбежались по дому, залезли в вёдра и миски, несколько товарищей запрыгнули в чугунки, а обратно уже не смогли выбраться. Представьте восторг родных, обнаруживших за ужином, что они внезапно стали французами. А обожравшиеся бабушкиной стряпни лягушки, сыто квакая, лежали на спинках и даже не пытались бежать. А зачем, если их и тут неплохо кормят?

Но сейчас не об этом. Вы все знаете эти картинки с улыбающимися ежами, несущими яблочки в свои норки. Этакие мимимишки, какающие фиалками. Нифига! Эти монстрятины если бы вырастали покрупнее, сожрали бы всё на этой планете вместе с тапочками. Эта хищная тварь храпел, как полк кавалеристов, и лопал все, что не приколочено, периодически покушаясь на наши ноги. Мы мужественно терпели, ощущая всю ответственность за не прирученного, но вскормленного хищника, в надежде, что однажды он нас отблагодарит и съест бабушкину соседку — бабку Василину, которая была ещё более дикой, чем наш ёж.

Бабушка Маша по молодости работала агрономом в местном колхозе, и пока трактористы скуривали словари, впитывала в себя вместе с дымом весь богатый и могучий русский язык. Поэтому когда однажды утром мы услышали крик с кухни: «Твою ж мать в этого ежа!» — и полное перечисление кар, которые нам грозят немедленно, стало понятно: нас спалили вместе с ежом. Эта колючая морда подстерёг бабулю, когда она вышла на кухню поставить чайник, и сделал кусь за пятку, за что и был отфутболен прямым попаданием в молочный бидон. Бултыхнувшись в него, ёжик благополучно перевернул ёмкость сразу после того, как схомячил половину молока, и с довольным видом пошёл на бабушку в атаку, требуя закуску в виде мяса. А бабуля всегда была очень аппетитной женщиной и в глазах ежа, явно выглядела лакомством. Ба, конечно, мигом просчитав все варианты, вооружившись веником и совком, ловко выкатила незаконного подселенца в огород и гнала до самой границы, то бишь — до калитки, после чего этим самым веником гоняла нас.

Мы же, мучительно переживающие за судьбу своего питомца отправились его искать тем же вечером и, обойдя всю деревню, вернулись домой расстроенными. Ёж преспокойно дрых на Митькиной футболке, которую за свисающий край стащил с табурета.

— Надо его спрятать, чтоб бабушка не нашла, — предложил Митька.
— Он сам её найдёт, — вздохнула я, прикидывая, удастся ли уговорить ежа съесть Василину, а не бабушку. Хотя та была такой тощей, что на его месте я бы такой обмен не приняла. — Надо придумать, как сделать так, чтобы он не смог напасть на бабулю в темноте!
— Кажется, я знаю! — заговорщически подмигнул мне брат. — Жди здесь и следи за ёжиком!

Митька прибежал минут через сорок, прижимая к себе небольшую банку с краской.
— Вот! У Митрича взял, он ею колёса велика красил, чтоб в темноте светились, и поплавок для удочки. Сейчас накрасим иголки, и если бабушка ночью пойдёт в туалет, а он — на охоту, то она его увидит!
— Здорово, — восхитилась я, доставая кисточки. Полчаса ушло на то, чтобы прокрасить иголки. Увы, когда выключили свет, ёжик не светился. Решив оставить решение этого вопроса на завтра, мы легли спать.

А утром, выяснилось, что баба Маша попросила Митрича выкопать выгребную яму, чем тот и занимался весь день, вечером же, улучив минутку, когда бабуля пошла за чем-то к соседке, вытащил из подпола бутыль с бабушкиной наливкой. Надо сказать, что её сливовка была лучшей во всей деревне. Как говорили знатоки, ноги отказывали, а голова на утро не болела.

Стемнело. Митрич «уговорил» половину бутыля, сидел на крыльце в ожидании, когда ноги вновь начнут его слушаться, и учил нас, как правильно жить.
— Жить-то все хотят по-человечески, а живут как могут… — Митрич мечтательно смотрел в небо, пока странный звук в кустах не привлёк его внимание.

Нижние листья раздвинулись, и к нему вышел наш ёж. Вот только со светящимися в лунном свете иголками выглядел он как приведение.
— Ик… — произнёс Митрич и попытался протрезветь.
— Не-а, — ответил ёж и потребовал свою долю бабушкиной наливки.

Митрич после того случая долго не пил. Правда, всем и каждому рассказывал, как к нему приходил призрак ежа и, жадно чмокая, пил Марусину сливовку прямо из его ладони, а вылакав содержимое, стоял на задних лапках и требовал ещё. После, покачиваясь из стороны в сторону и мурлыкая под нос какую-то песенку, призрак бродил у крыльца, пока не свалился под куст, где и заснул, храпя как потусторонний сверкающий медведь, отгоняющий гигантских чудищ от своей берлоги.

Митричу, конечно, никто не верил. Если только бабушка чуть-чуть, которая провела с нами воспитательную беседу с применением крапивных примочек по неугомонной пятой точке. Увы, но и это средство оказалось бессильно от примагничивания к себе разного сорта интересных событий, ибо на следующий день у нас уже зрел новый план техники выживания в условиях одного отдельно взятого лета…