Фото из Интернета
«Ух-ты, мы вышли из бухты
Впереди наш друг океан», – вспомнил Юру Гальцева, напеваю его шлягер.
По причине снежной погоды на столе в зале я устроил мастерскую. Просмотрел несколько видео в Ютюбе и разобрал механическую швейную машинку. Она досталась Соне по наследству от мамы, которой, в свою очередь, она перешла от… Запутаться можно в этих родственных дебрях. Как бы то ни было, а у меня работа спорилась. Разобрал всю машинку, разложив её на столе. Все почистил, продул, смазал маслицем и дело оставалось за малым – собрать это богатство.
«А где-то в Крыму
Девочка в розовом сарафане
И мама её не отпускала гулять», – бурчу уже по пятому кругу.
- Варлаам, ты дома? – вернулась от подруги жена.
- Да! Я в зале-е-е.
Сонечка входит раскрасневшаяся.
- На улице мороз небольшой. Ночью до минус шести, передают, – она присаживается рядом.
- Переживём, – я регулирую челночное устройство, чтобы натяжение нити совпадало с регулятором.
- Что-то не получается?
- Сонь, ты чего так рано пришла? Видишь, процесс важный идёт. Ошибусь на полмиллиметра, и будет она тебе петельки навязывать, может и нитку рвать.
- Так кто так регулирует? Ты вначале собери… Варлаам, а зачем ты её вообще разобрал?
- Ты работаешь на электрической. Представь, ну если света нет. Достали эту и сделала, что хотела. Или…
- А короче, можно?
- Решил привести её в порядок. Вдруг Ксюша попросит или ещё чего. Отстань.
Супруга изобразила обиженное лицо, встала и ушла в комнату.
- Мать перемать… тудыть её в кочерыжку… Сонь! Иди сюда! – минут через десять зову жену.
- Что? – уже облачившись в халатик, присаживается рядом со мной.
- На какую глубину уголка в эту щёлку заходила, когда лапка опущена?
- Вот так примерно, – показывает пальцем.
Соня внимательно наблюдает за моими манипуляциями.
- Всё! Можно настраивать. Пересаживаемся. Нитку я заправил, пробуй, – механизм заработал, как часики. – Представляешь, с первого раза и всё «чики-пуки».
- Ого! Новое словечко, – жена улыбается, – я хотела с тобой посоветоваться.
- Теперь можно. У нас всё настроено, аж душа радуется, я расплываюсь в улыбке.
- Давай курочек заведём?
- В зиму?
- Можно подумать мы, на Севере живём. Конечно, в зиму. Катерина собралась инкубатор заводить. Может, нам десяток яиц заложить от своих кур. По цене сговоримся.
- Ну да. Родственники, как-никак, – поддакиваю. – А потом, как у тещи с тестем будет в позапрошлое лето.
Аглая Иннокентьевна всегда на подворье держала птицу. В то лето у неё бегало десятка три кур, как говорится, в свободном «полёте». Захотели, забежали в сарайку или вышли. И вот в тот злополучный день выходит хозяйка на улицу, а птица вся лежит по сторонам разбросанная, только ветерок пёрышки колышет. Глаша подхватила одну, другую курицу, трясёт, гладит, разговаривает, а они безжизненно болтаются в её руках. Слёзы из глаз тёщи в два ручья. Бежит в дом, мужа зовёт.
Абрамыч вышел:
- Ёсики-колёсики, да что ж это такое творится. Кому же было надо нам птицу травить. Убью! – кого он собирался лишать жизни, неясно.
- Давай, пока они не окоченели, порубим, кровь гадкую спустим. Я их почищу… может, ещё в пищу пойдут?
- А если яд? – тесть стоял с каменным от злости лицом.
- Я ветеринару на ферму снесу, проверит, скажет можно или нет.
Горевать некогда. Хоть мясо на бульон или тушёнку спасти.
Абрамыч достал чурбан, вбил в него два гвоздика так, чтобы голову курицы зацепить, вытянуть шею и топориком отсечь в раз.
Аглая Иннокентьевна набрала два ведра воды и в каждое по кипятильнику, воду согреть.
- Ты их руби, я буду за лапки подвешивать. Пусть кровушка стекает, – сквозь слёзы говорит деду.
Надо сказать, что им тогда по семьдесят было. Вроде всё делают быстро, а что-то мешкают. Кого позвать на помощь, позвонить не догадались. И время терять не хотели.
Наклонился тесть, поднял на руки первую «жертву».
- Любимица моя. Больше всех яичек несла. Умница беленькая…, – сказал и опешил, лицо в удивлении застыло. Бабка плакать перестала.
Курица приподняла голову, открыла один глаз и смотрит остекленело на хозяина. Из приоткрытого клювика выскочило похожее на «Ик!» и следом «Рыыых!». Абрамыч состроил брезгливую гримасу:
- Старая, ты чем птицу кормила?
- Зёрнышков с мешка пшеничных насыпала, – подёрнула плечами Глаша. – А что?
- Да она, – муж повернул птичью головку к своему носу и вдохнул, – фу-у-у-у, пьяная…
- Не мели. Откуда?
- Нюхни, – птица была передана в руки хозяйки.
- Господи! Где их угораздило? Вот курочки-дурочки… чего наелись?
Тесть с тёщей обошли двор, но ничего тогда подозрительного не нашли.
- Соня, а всё-таки, чего у них тогда куры наелись? Аглая Иннокентьевна не рассказывала? – интересуюсь у жены.
- Не знаю. Мама предполагала, что папа ставил брагу на самогон, а жмых у забора выбросил. Но разве он признается?
Я улыбнулся, вспомнив рассказ Абрамыча во всех красках. Особенно про то, как пьяные куры ходили, обнявшись крыльями, и «Кур-кур-лыкали» песни.