[РЕДАКЦИЯ 2023 г. Отрывок из моей книги «НЕТ ВОЙНЕ Льва Николаевича Толстого»]
СОДЕРЖАНИЕ:
1) ССЫЛКИ на текст и аудиозапись статьи.
(файлы и чтение - мои).
2) О СТАТЬЕ + ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ СТАТЬИ.
3) ПРИБАВЛЕНИЯ
4) Текст статьи Л.Н. Толстого «Патриотизм и правительство»
1)ССЫЛКИ:
https://yadi.sk/d/Ry6IkRdJrVbuB (текст в файле PDF)
https://yadi.sk/d/FItcZJtGrVbVg (аудиозапись, моё чтение).
2) О СТАТЬЕ
Я, старый инвалид,
имею к Вам, граф, большую просьбу,
которая исходит из самого искреннего убеждения,
из самой глубины души моей:
напишите хорошую книгу против войны,
с таким заглавием: ВОЙНА ВОЙНЕ.
(Иоганн Клейнгоппен – Л. Н. Толстому. 16 марта 1900 г.)
Повесть «Хаджи-Мурат», о которых скажем ещё подробнее, стала, в числе прочего, и художественным представлением итогов эволюции воззрений Л. Н. Толстого на войну и мир, и шире — на «легитимное» насилие правительств (с такой оговоркой сюда можно отнести и роман «Воскресение»). В публицистике же ему соответствует страстная, остро-нецензурная статья «Патриотизм и правительство», ставшая в наши дни, наряду с позднейшей статьёй «Одумайтесь!», одним из фаворитов у любителей цитирования в интернете. Их можно понять: статья относительно невелика по объёму, а беспощадной честностью в раскрытии темы «рабства у учения мира», именно военного, солдатчины — не уступает пространному, мало кем читаемому и в наше время трактату «Царство Божие внутри вас».
У Толстого за 1890-е годы явно обозначились любимые заголовки для публицистических выступлений. Например, «Carthago delenda est» [лат. «Карфаген должен быть разрушен»] — название сразу ТРЁХ статей Толстого, а кроме того, так поначалу он хотел назвать и статью «Приближение конца». Вот и статья «Патриотизм и правительство» была им начата с “рабочим” заглавием, уже хорошо известным читателю — «Патриотизм или мир?». Такие повторения подчёркивают идейную “преемственность” всех антивоенных выступлений Толстого, а также, конечно, и неутомимость в повторении истины, в которой сам он был убеждён.
Черновик статьи был подготовлен Толстым в феврале 1900 года. 28 февраля он писал своим единомышленникам во Христе и замечательным друзьям, Владимиру Григорьевичу и Анне Константиновне Чертковым: «Я, кажется, кончил маленькую статью о патриотизме» (88, 191). Но, как почти всегда и было у Толстого, такое предположение о скором окончании работы над статьёй оказалось ошибочным.
В марте Толстой получил письмо из города Мюльхайм-ан-дер-Рур (нем. M;lheim an der Ruhr) от инвалида германской армии Иогана Клейнгопена (Johann Klеіngoppen), датированное 16 марта (н. ст.) 1900 г. Перевод этого письма Толстой использовал частично в Главе VII статьи «Патриотизм и правительство», не упоминая имени автора. Подлинник письма затерялся — будучи, вероятно, пересланным П. И. Бирюкову в Женеву для бесцензурной публикации. Она и состоялась, в другом переводе, в № 4 (апрель) журнала «Свободная мысль», на стр. 50 – 51, под заголовком «Мнение о войне немецкого рабочего», а позднее, в том же переводе — в России, в газете «Курьер» 1900, № 16 от 27 апреля.
Приводим ниже полный текст письма Иоганна Клейнгоппена — в основном, по переводу в «Свободной мысли». Приведённые в статье Толстого цитаты заключены нами в прямые скобки и печатаются по этой статье. Клейнгопен писал:
«Многоуважаемый граф.
Позвольте мне, как человеку из простого народа и другу истины и справедливости, обратиться к Вам с полным доверием.
Я только что случайно прочёл критику на Ваш роман “Воскресение”, который, к сожалению, я не могу приобрести, так как мы, раненые воины, получаем большею частью очень скудную пенсию.
Я, старый инвалид, имею к Вам, граф, большую просьбу, которая исходит из самого искреннего убеждения, из самой глубины души моей: напишите хорошую книгу против войны, с таким заглавием: ВОЙНА ВОЙНЕ.
[Я совершил два похода вместе с прусской гвардией (1866 – 1870 гг.) и ненавижу войну от глубины души, так как она сделала меня невыразимо несчастным. Мы, раненые вояки, получаем большею частью такое жалкое вознаграждение, что приходится, действительно, стыдиться за то, что когда-то мы были патриотами. Я, например, получаю ежедневно сорок копеек <в оригинале: 80 пфеннигов. – Р. А.> за мою простреленную при штурме С. Прива 18 августа 1870 г. правую руку. Другой охотничьей собаке нужно больше для её содержания. А я страдал целые годы от моей дважды простреленной правой руки.
Уже в 1866 г. я участвовал в войне против Австрии, сражался у Траутенау и Кенигреца и насмотрелся довольно-таки ужасов. В 1870 г. я, как находившийся в запасе, был призван вновь и, как я уже сказал, был ранен при штурме в С. Прива: правая рука моя была прострелена два раза вдоль. Я потерял хорошее место (я был тогда пивоваром) и потом не мог уже получить его опять. <В публикации «Свободной мысли» названа профессия строителя. – Р. А.> С тех пор мне уже больше никогда не удалось встать на ноги. Дурман скоро рассеялся, и вояке-инвалиду оставалось только кормиться на нищенские гроши и подаяние.] Вот благодарность отечества!
Любимая мною моя супруга лишила себя жизни четыре года тому назад из боязни попасть на старости лет в богадельню. Конечно, эта мысль мучила её уже несколько лет и так засела у ней в голове, что она стала душевнобольной.
С тех пор как смерть отняла у меня милую супругу, я часто в тишине уединения размышлял о суете человеческого существования. Ведь такой брак, как мой, не прекращается со смертью избранной, ибо, опираясь на любовь, переживает смерть и могилу. А страдание всё-таки чрезвычайное для того, кто остался жив. Только сознание нравственной чистоты и стремление к лучшему сохранили меня от подобной же участи.
[В мире, где люди бегают, как дрессированные звери, и не способны ни на какую другую мысль, кроме того, чтобы перехитрить друг друга, ради маммоны, в таком мире пусть считают меня чудаком, но я всё же чувствую в себе божественную мысль о мире, которая так прекрасно выражена в Нагорной проповеди.
По моему глубочайшему убеждению, война — это только торговля в больших размерах — торговля честолюбивых и могущественных людей счастьем народов.
И каких только ужасов не переживаешь при этом! Никогда я их не забуду, этих жалобных стонов, проникающих до мозга костей. Люди, никогда не причиняющие друг другу зла, умерщвляют друг друга, как дикие звери, а мелкие рабские души замешивают доброго Бога пособником в этих делах. Соседу моему в строю пуля раздробила челюсть. Несчастный обезумел от боли. Он бегал, как сумасшедший, и под палящим летним зноем не находил даже воды, для того чтобы освежить свою ужасную рану. Наш командир кронпринц Фридрих (впоследствии благородный император Фридрих) писал тогда в своём дневнике: «Война — это ирония на Евангелие...». <В переводе «Свободной мысли»: «Война — это ирония над всякой благой вестью». – Р. А.> ]
Итак, ещё раз прошу Вас, почтенный граф, напишите хорошую книгу против войны.
При Вашем необыкновенном духовном даровании, это была бы великолепнейшая картина, такая, какую со времён Канта никто не написал, и, право, труд этот был бы достоин Вашего усилия.
Хотя я только простой, бедный человек, но могу спокойно сказать, что с детства вдохновляла меня истина и справедливость, и они были мне утешением и спасли меня от окончательной погибели во время моих невыразимых страданий. Должно заметить ещё, что во всю жизнь мою я никогда не был наказан; вообще, всё, чт; я здесь писал Вам, сущая правда, и во всякое время я могу это доказать.
Если имеешь возможность заглянуть в жизнь и дела купцов, то удивляешься, с какой утончённостью эти люди стараются перехитрить друг друга; оно забавно даже, если бы не было так грустно, видеть все те религиозно-патриотические ужимки, с которыми эти бедные люди друг друга обманывают и при этом требуют самой строгой честности от бедняка...
Вот здесь звучит слово “Воскресение” могучим колоколом из лучшей страны. Да даст Бог Истины и праведности, чтобы этот великий день настал скорее!
Многоуважаемый граф! Для людей истинно благородных, проникнутых духом истинного христианства, евангелием человеколюбия, для таких людей не существует преград национальностей, им противна религиозная и национальная ненависть, посредством которых сильные мерзавцы ловят народные массы!
Я сам был свидетелем того, как мы в 1866 г. при Кенигреце на месте сражения вместе с австрийцами мирно ели нашу скудную пищу. Было трудно поверить, что эти миролюбивые люди несколько часов тому назад хотели убивать друг друга.
Как я уже упомянул, я бедняк, который должен тяжело работать, чтобы прокормить себя, и в юности моей я получил самое скудное школьное образование и потому прошу вас, будьте ко мне снисходительны.
Итак, прощайте, почтенный граф. Да сохранит Вас Бог надолго в живых и да защитит Вас и убережёт во благо страждущего человечества.
Этого желает Вам Вас искренно любящий
Иоган Клейнгопен, старый инвалид» (Свободная мысль. 1899. № 4. С. 50 – 51; ср. 90, 440 – 441).
Очень грустное письмо. Старичку Иоганну уже не прожить никак иначе, кроме жизни непутёвого, обманутого и ограбленного лошарика, гордящегося тем, что всю жизнь угождал мирским начальствам и «никогда не был наказан» ими. Наказали его за глупость Божьи законы жизни — не поправить! И нету духовным львятам Льва Николаевича дела до личной его трагедии, подробности которой они поэтому вырезали из журнальной публикации: он лишь полезный, по случаю, ОБРАЗЧИК ЖЕРТВЫ. И не узнать старцу Иоганну, что книга такая, и христианская религиозная, и при этом «война войне», уже давно написана Толстым: наш, более счастливый, читатель знает, что это трактат «Царство Божие внутри вас». Хотя годы прошли, и автор, конечно же, не считает уже этот трактат «последним словом» своим в антивоенной теме. Даже вожделенный роман «Воскресение», в котором именно против войны не много, нищему инвалиду не суждено было прочесть… быть может, и к лучшему?
Но вдохновение писателя и публициста от письма Иоганна Клейнгоппена на новый антивоенный протест не подлежит сомнению. 13/25 марта Лев Николаевич, в ответе Клейнгоппену, спросив разрешения перевести письмо его для опубликования в газетах, прибавляет (оригинал на немецком):
«Очень хотел бы исполнить ваше желание — написать хорошую книгу против войны. Я над этим теперь работаю» (72, 334).
В этот же день, 13 марта 1900 г., после перерыва с 27 января, Толстой записывает в Дневнике: «Писал всё 1) письмо духоборам, которое кончил и послал, 2) о патриотизме, которое много раз переписывал и которое ужасно слабо, так что вчера решил или бросить, или всё с начала, и кажется, есть что сказать с начала. Надо показать, что теперешнее положение, особенно Гаагская конференция, показали, что ждать от высших властей нечего и что распутывание этого ужасного губительного положения, если возможно, то только усилием частных отдельных лиц» (54, 10).
Через 6 дней, 19 марта, Толстой записывает: «Мало, но успешно работаю» (Там же. С. 15). Затем — 24 марта: «Пишу то Патриотизм, то Денежное рабство <статью «Рабство нашего времени». – Р. А.>. И первое много улучшил, но вот второй день не пишу» (Там же. С. 18). После этого — запись 6 апреля: «Всё работаю ту же работу, загородившую мне художественную» (Там же. С. 20). Затем 2 мая: «Всё время был занят двумя статьями. И хочется думать, что кончил... Мало думал вне работы. Работа всё поглощала» (Там же. С. 24).
2 мая в письмах к Д. А. Хилкову и к А. Шкарвану (см. т. 72, стр. 353 и 358) Толстой извещал их об окончании статьи, причём во втором письме статья приобрела окончательное заглавие — «Патриотизм и правительство». Так же называется она и в письме Льва Николаевича от 20 июня к финскому единомышленнику, Арвиду Александровичу Ернефельту (Ярнефельт; фин. Arvid J;rnefelt; 1861 – 1933), толстовцу с начала 1890-х, с 1895-го — корреспонденту и адресату писем Льва Николаевича, а с 1899-го, после посещения финном Ясной Поляны — личному его знакомому и другу, которому был доверен перевод на финский язык романа «Воскресение».
Однако и на этот раз сообщение об окончании статьи было преждевременным. 7 мая Толстой писал Чертковым: «Всё доканчиваю две статьи: о патриотизме и о рабочих [«Рабство нашего времени»]. И очень хочется с Кенворти послать к вам» (88, 195). Действительно через три дня, 10 мая, статья была послана Черткову с гостившим у Толстого и уезжавшим обратно в Англию англичанином Джоном Кенворти. При этом Толстой писал: «Посылаю вам эту статью, милые друзья. Простите, что злоупотребляю вашей добротой, перемарал её и, не переписав, посылаю её с милым Кенворти. С статьёй делайте, что найдёте нужным. Печатайте, если найдёте её стоящей того, или вернёте, чтобы исправить. Хотя я очень много раз её исправлял, я могу ещё почистить её. Есть в ней, мне кажется, нужное, но она как-то не задалась и не нравится мне. Впрочем, я столько ковырял в ней, что уже потерял чутьё» (88, 196).
Статья «Патриотизм и правительство» была впервые напечатана В. Г. Чертковым в изд. «Свободное слово» в Англии в 1900 г. и затем переиздана берлинскими издательствами: Гуго Штейница (1903 г.) и H. Caspari (без указания года). В России статья была перепечатана в 1906 г. в изд. «Обновление» в Петербурге (тираж был конфискован) и в изд. «Жизнь» в Харькове. В 1917 г. статья появилась в Москве в двух изданиях: Толстовского общества, издательств «Посредник» и «Свободная жизнь» и в Харькове в издательстве «Сеятель». В 1918 г. была перепечатана Комиссариатом народного просвещения Смоленской губернии и в Екатеринодаре издательством Колосова и Жандармова.
* * * * *
В статье девять небольших глав, ни одна из которых не озаглавлена, хотя некоторые буквально “напрашиваются” на это. ПЕРВУЮ, например, можно бы было назвать: «Уж сколько раз твердили миру!..».
«Мне уже несколько раз приходилось высказывать мысль, — так начинает своё выступление Толстой — о том, что патриотизм есть в наше время чувство неестественное, неразумное, вредное, причиняющее бОльшую долю тех бедствий, от которых страдает человечество, и что поэтому чувство это не должно быть воспитываемо, как это делается теперь, — а напротив, подавляемо и уничтожаемо всеми зависящими от разумных людей средствами» (90, 425).
Но все аргументы наталкиваются на барьер «или молчания, или умышленного непонимания» (то есть НЕЖЕЛАНИЯ понимать) и на стереотипные возражения: «говорится, что вреден только дурной патриотизм, джингоизм, шовинизм, но что настоящий, хороший патриотизм есть очень возвышенное нравственное чувство, осуждать которое не только неразумно, но преступно. О том же, в чём состоит этот настоящий, хороший патриотизм, или вовсе не говорится, или вместо объяснения произносятся напыщенные высокопарные фразы…» (Там же).
Любые жизненные блага — утилитарные, знаниевые, тем более духовные — потенциально принадлежат всем людям и не могут быть основанием гордости одной общности, тем паче вражды с другими. Особенности же народа, отличающие от других, могут иметь свойства предмета возлюбленной в культурном диалоге “непохожести”, но, опять же, не ненависти и, с другой стороны, не поклонения и удержания во имя общего «прогресса». Такое удержание препятствует братскому единению народов и чуждо христианскому пониманию жизни. Поэтому, заключает Лев Николаевич, в какие бы павлиньи перья ни рядили патриотизм, общественной ли пользы, нравственого ли достоинства, духовности ли — его истинная морда зверюшки Дарвина, неизжитого в психике человека, атавистического стайно-территориального зверства, проступает со всею очевидностью:
«…Не воображаемый, а действительный патриотизм, тот, который мы все знаем, под влиянием которого находится большинство людей нашего времени и от которого так жестоко страдает человечество […] есть очень определённое чувство предпочтения своего народа или государства всем другим народам или государствам, и потому желание этому народу или государству наибольшего благосостояния и могущества, которые могут быть приобретены и всегда приобретаются только в ущерб благосостоянию и могуществу других народов или государств» (Там же. С. 426 – 427).
Таким образом, завершает Толстой Первую главу своего правдивого и нецензурнейшего шедевра, «патриотизм, как чувство, есть чувство дурное и вредное; как учение же — учение глупое, так как ясно, что если каждый народ и государство будут считать себя наилучшими из народов и государств, то все они будут находиться в грубом и вредном заблуждении» (Там же. С. 427).
ГЛАВУ ВТОРУЮ можно бы было назвать «Ступени идей». По существу, это переформулированное изложение всё той же, важнейшей в социальном и религиозном учении Толстого концепции трёх различных религиозных пониманий жизни — из которых проистекает актуальность общественных идей. К отжитым идеям, соответствующим первобытному эгоизму человека, Толстой относит людоедство, похищение самок, ограбление соседей… К актуальным, соответствующим второму, общественному, жизнепониманию язычников и евреев, относятся — «идеи собственности, государственного устройства, торговли, пользования домашними животными и т. п.» (90, 428). (Очень мило, кстати, что к следствиям охристианения сознания обществ Толстой относит и освобождение животных.) Кроме того, среди «идей будущего» им названы победа над эксплуатацией труда рабочих, равенство с мужчинами женщин, отказ от мясной пищи… и, конечно же, собственные возлюбленные идеалы: «уничтожения насилия, установления общности имуществ, единой религии, всеобщего братства людей» (Там же).
Но удержание как отдельных отживших своё идей, так и в целом отжитой религиозной веры, архаического и вредного жизнепонимания может быть полезно некоторым влиятельным членам общества. Так происходит с отжитыми религиями, продвигаемыми в головы детей и простецов их жрецами, чьё привилегированное положение зависит от влиятельности их религии; так же поступает сволота светская, правительственная и интеллигентская, по отношению к давно отжитым и вредным, даже опасным идейкам патриотизма.
Отчего-то Лев Николаевич не вспомнил в этот раз о мрачном герценовском образе «Чингис-Хана с телеграфом». Жаль, ибо именно так, судя по описаниям, можно было бы назвать ТРЕТЬЮ ГЛАВУ.
Знания религиозное и светское, средства коммуникации, логистика и простая логика, технологии управления, наконец, здравый смысл — всё приходит в подмогу народов, желающих жить мирно. Однако выгоды «правящих классов», под которыми Толстой разумеет общественные элиты как таковые: «не одни правительства с их чиновниками, но и все классы, пользующиеся исключительно выгодным положением: капиталисты, журналисты, большинство художников, учёных», напрямую зависят от сохранения языческого устройства жизни, «государственного устройства, поддерживаемого патриотизмом»:
«Патриотизм и последствия его — войны дают огромный доход газетчикам и выгоды большинству торгующих. Всякий писатель, учитель, профессор тем более обеспечивает своё положение, чем более будет проповедывать патриотизм. Всякий император, король тем более приобретает славы, чем более он предан патриотизму.
В руках правящих классов войско, деньги, школа, религия, пресса. В школах они разжигают в детях патриотизм историями, описывая свой народ лучшим из всех народов и всегда правым; во взрослых разжигают это же чувство зрелищами, торжествами, памятниками, патриотической лживой прессой; главное же, разжигают патриотизм тем, что, совершая всякого рода несправедливости и жестокости против других народов, возбуждают в них вражду к своему народу, и потом этой-то враждой пользуются для возбуждения вражды и в своём народе» (Там же. С. 430 – 431).
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ может быть условно названа «К истокам» — разумея звериное «детство» всего человечества, к которому явственно развернулись, вослед за милитаристской Германией, Россия и другие европейские страны — постоянно прикрывая и оправдывая эту «эволюцию наоборот» державно-патриотическим словоблудием:
«Начались наперебой, вызываемые отчасти прихотью, отчасти тщеславием, отчасти корыстью захваты чужих земель в Азии, Африке, Америке и всё большее и большее недоверие и озлобление правительств друг к другу.
Уничтожение народов на захваченных землях принималось как нечто, само собой разумеющееся. Вопрос только был в том, кто прежде захватит чужую землю и будет уничтожать её обитателей» (90, 432).
Комическую и вместе с тем страшную актуальность вдруг приобрела символика государственных гербов:
«…Все государства всегда стоят друг против друга с выпущенными когтями и оскаленными зубами и ждут только того, чтобы кто-нибудь впал в несчастье и ослабел, чтобы можно было с наименьшей опасностью напасть на него и разорвать его» (Там же).
Всеобщая военная повинность вкупе с современными средствами информации привели к положению граждан государств, которые или призваны, либо мобилизованы, на очередную бойню, либо «находятся в положении зрителей в римском цирке» (Там же).
«— “А я тебя ущипну”. — А я тебя кулаком. — “А я тебя кнутом”. — А я палкой. — “А я из ружья”... Так спорят и дерутся только злые дети, пьяные люди или животные, а между тем, это совершается в среде высших представителей самых просвещённых государств, тех самых, которые руководят воспитанием и нравственностью своих подданных» (Там же. С. 433).
Животных бы не стоило в этом обижать, отче Лев! Но хорошо, что тебе никогда не узнать, насколько унизительно и позорно под твоё описание подпадает современная, 2023 года, путинская Россия — слава Богу, уже не вызывая своими провокациями ответных зверств со стороны народов свободного и цивилизованного мира, за прошедшее столетие не без труда и ошибок, но всё же соединившихся в евро-атлантической мирной и дружной семье.
13 марта 1900 г., после перерыва с 27 января, Толстой записывает в Дневнике: «Писал всё […] о патриотизме, которое много раз переписывал и которое ужасно слабо, так что вчера решил или бросить, или всё с начала, и кажется, есть что сказать с начала. Надо показать, что теперешнее положение, особенно Гаагская конференция, показали, что ждать от высших властей нечего и что распутывание этого ужасного губительного положения, если возможно, то только усилием частных отдельных лиц (54, 10).
Эта запись указывает нам на ключевой замысел Л. Н. Толстого по отношению именно к данной статье: нужно было откликнуться на крах надежд на Конференцию «легковерных людей» (90, 433). Он был связан с началом, тотчас после гаагских посиделок, Второй англо-бурской (т. н. Трансваальской) войны 1899 – 1902 гг., шокировавшей современников «многообещающей» Двадцатому веку жестокостью англичан. Это была война Великобритании против республик буров (потомков голландских колонистов в Южной Африке) — Южно-Африканской республики (Республики Трансвааль) и Оранжевого Свободного государства (Оранжевой Республики), закончившаяся победой Британской империи. В этой войне англичане впервые применили тактику выжженной земли на земле буров и концентрационные лагеря, в которых погибло около 30 тысяч бурских женщин и детей, а также неустановленное количество коренных африканцев.
В начале 1900 г. Толстого посетил в Ясной Поляне корреспондент московской газеты «Русский листок» Станислав Станиславович Окрейц (псевдоним: С. Орлицкий; 1834 – ?). Речь зашла о событиях, которые в ту пору волновали весь мир. «Знаете ли, до чего я доходил, — говорил Толстой в беседе с корреспондентом „Русского листка", — Теперь этого уже нет; я превозмог себя... Утром, взяв в руки газету, я страстно желал всякий раз прочесть, что буры побили англичан. Эта война — величайшее безрассудство наших дней. Как?! Две высокоцивилизованные нации — голландцы и англичане — истребляют друг друга; Англия, страна, гордившаяся титулом свободной страны, пытается раздавить малочисленных буров, не сделавших англичанам ни малейшего вреда. Это что-то непонятное, невероятное.
Знаете, на что это безумное нападение похоже? [...] Это то же самое, если бы мы с вами, люди уже старые, вдруг поехали к цыганам в “Стрельну”, утратив всякий стыд. И эта бойня, заметьте, совершается после гаагской конференции, так нашумевшей. Трансваальская война — знамение нашего времени, но печальное знамение, говорящее, что миром управляет бездушное торгашество» (Лакшин В.Я. (сост.). Интервью и беседы с Львом Толстым. — М., 1987. С. 143 – 144).
Непосредственно в связи с фельетоном Орлицкого существует любопытное письмо Толстого к переводчику Эйльмеру Мооду от 27 января 1900 г., в ответ на его письмо, с вырезкой из газеты, в которой было напечатано: «Count Tolstoy is reported to have said that whenever he takes the morning’s paper he hopes to read that the Boers have given the Englishmen a good thrashing» [«Нам сообщают, что граф Толстой сказал, что каждый раз, как он берёт утренние газеты, он надеется прочесть, что буры задали англичанам хорошую трёпку»]. Толстому Моод писал (по-русски): «При сем посылаю вам вырезку из газеты. Этот параграф перепечатывается из газеты в газету. Конечно, вы не могли серьёзно желать, чтобы люди были убиты, и, вероятно, никогда ничего такого и не сказали. Я был бы очень рад иметь возможность опровергнуть этот газетный слух. Пожалуйста, если возможно, пишите одно слово сказать, что это неправда. Большинство газет старается раздувать национальные страсти всякими способами» (72, 291).
Толстой написал ответ, разошедшийся, как и вышецитированное интервью с ним, по всему миру:
«Я, разумеется, не мог сказать и не сказал того, что мне приписывают. Произошло это от того, что пришедшему ко мне под видом автора, принёсшего свою книгу, корреспонденту газеты я сказал на его вопрос о моём отношении к войне, что я ужаснулся на себя, поймав себя во время болезни на том, что желал найти в газете известия о победе буров, и был рад случаю выразить в письме Волконскому моё истинное отношение к этому делу, которое состоит в том, что я не могу сочувствовать никаким военным подвигам, хотя бы это был Давид против десятка Голиафов, а сочувствую только тем людям, которые уничтожают причины: престиж золота, богатства, престиж военной славы и главную причину всего зла, престиж патриотизма и ложной религии, оправдывающей братоубийство.
Я думаю, что не стоит того печатать в газетах опровержение ложно приписываемого мне мнения. На всякое чиханье не наздравствуешься. Я, например, получаю в последнее время письма из Америки, в которых одни упрекают, а другие одобряют меня за то, что я отрёкся от всех своих убеждений. Стоит ли опровергать, когда завтра могут быть выдуманы 20 новых известий, которые будут содействовать наполнению столбцов газеты и карманов издателей» (72, 289 – 290).
Это прекрасная установка, стоит здесь заметить. Но не без исключений — когда речь о преднамеренном, системно обустроенном, АБСОЛЮТНОМ ЗЛЕ и сопротивлении ему. Украина в наши дни [CENSORED. - Proza. Ru moderation]. Надо иметь ОЧЕНЬ неортодоксальные отношения с Богом и с христианством, чтобы не сопереживать Давиду, чтобы оставаться равнодушным к этому сюжету — не только Библии, но архетипичному у человечества: когда, с Божьей помощью, побеждает не грубая и развратная, самоуверенная, безбожная сила, а побеждают смирение перед Всевышним, разум и добро!
Своё отношение к англо-бурской войне Толстой высказывал неоднократно. «Я всегда считаю нравственные мотивы двигающими и решающими в историческом процессе. И вот теперь... мне кажется, что могущество Англии сильно пошатнётся. Я это говорю не из бессознательного русского патриотизма. Если бы восстала Польша или Финляндия и успех был на их стороне, моё сочувствие принадлежало бы им, как угнетённым» (Гольденвейзер А. Б. Вблизи Толстого. Л., 1959. С. 60. [Запись 1900 г., 21 февраля]).
Такой ответ даёт понимание, на чьей стороне, не выдержав никакой аполитичности, только и мог бы быть Лев Николаевич — в противостоянии [CENSORED. – Proza.ru modreation]. Когда Украину поддержала даже традиционно нейтральная Швейцария. Британская империя — одна из зловреднейших в истории, идеальный образчик «разбойничьего гнезда», как Толстой был склонен называть каждое вообще государство своей эпохи. Она была образована в 1497 году и формально просуществовала до 1997 года (ровно 500 лет), до момента возвращения Гонконга в юрисдикцию Китая. Британия XIX и начала XX веков — всё тот же «всемирный пират», склонный к грабежам и территориальной экспансии. Одним же из неприятных её конкурентов издавна была имперская Россия — возросшая на ограбленном труде мирных пахарей гнусная Московия с её внутренними колониями, насильственно «собранными» землями. Сердце Льва Николаевича Толстого было и остаётся на стороне оккупированных, подчинённых, угнетённых такими «разбойничьими гнёздами», как Россия или прежняя Англия.
В связи с реакцией Льва Николаевича Толстого на известия об англо-бурской войне сохранилось, кстати упомянутое выше, в письме Толстого Эйльмеру Мооду, интереснейшее письмо яснополянца от 4 (16) декабря 1899 г. к князю Григорию Михайловичу Волконскому (1864 – 1912). Четвероюродный племянник Льва Николаевича, Г. М. Волконский был внуком декабриста Сергея Григорьевича Волконского, сыном Михаила Сергеевича (1832 – 1909) и Елизаветы Григорьевны (1838 – 1897), урожд. светл. кнж. Волконской. Известен как автор труда «Род князей Волконских» (Спб. 1900). С 1894 г. был женат на княгине Иде Витовне Дампиер (Jeanne Marie Alice Marguerite Ida de Dampierre, 1869 – 1962). Сотрудник заграничного журнала «Освобождение», автор ряда политических брошюр, выходивших заграницей в 1900-х гг. Жил на юге Франции (был болен туберкулёзом). Конечно же, он не удержался прислать дальней родне, знаменитой родне, «самому» Льву Толстому свои брошюры и получил, по заслугам, такой вот замечательный ответ:
«4 декабря 1899 г. Москва.
Я получил ваше письмо с брошюрами и прочёл их. Отвечаю так поздно потому, что ваше письмо ходило в Ясенки, — а я в Москве — и не своей рукой, потому что болен и слаб.
С удовольствием отвечаю вам, потому что брошюры ваши написаны очень хорошо и искренно, за исключением третьей, насчёт которой я согласен с вашими родными. Эта брошюрка слаба не потому, что слишком резка, но потому, что недостаточно ясно выставляет отталкивающие черты одного из самых отвратительных, если не комических, представителей императорства — Вильгельма II.
Как ни хорошо написаны ваши статьи, я по существу не согласен с ними, не то что не согласен, но не могу осуждать того, что вы осуждаете.
Если два человека, напившись пьяны в трактире, подерутся за картами, я никак не решусь осуждать одного из них; как бы убедительны ни были доводы другого, причина безобразных поступков того или другого лежит никак не в справедливости одного из них, а в том, что вместо того, чтобы спокойно трудиться или отдыхать, они нашли нужным пить вино и играть в карты в трактире. Точно так же, когда мне говорят, что в какой бы то ни было разгоравшейся войне исключительно виновата одна сторона, я никогда не могу согласиться с этим. Можно признать, что одна из сторон поступает более дурно, но разборка о том, которая поступает хуже, никак не объяснит даже самой ближайшей причины того, почему происходит такое страшное, жестокое и бесчеловечное явление, как война. Причины эти для всякого человека, который не закрывает <на них> глаз, совершенно очевидны, как теперь в Трансваальской войне, так и во всех войнах, которые были в последнее время.
Причин этих три: 1-ая — неравное распределение имуществ, т. е. ограбление одними людьми других, 2-ая — существование военного сословия, т. е. людей, воспитанных и предназначенных для убийства, и 3-я — ложное, большею частью сознательно обманное религиозное учение, в котором насильственно воспитываются молодые поколения.
И потому я думаю, что не только бесполезно, но и вредно видеть причину войн в Чемберленах, <Джозеф Чемберлен (1836 – 1914) — в то время англ. министр колоний. После того, как Трансвааль сделался одним из главных мировых местонахождений золота и алмазов, Чемберлен повёл по отношению к Южно-Африканской республике агрессивную политику, приведшую к войне 1899 г. – Р. А.> в Вильгельмах и т. п., скрывая этим от себя действительный причины, которые гораздо ближе, и в которых мы сами участвуем.
На Чемберленов и Вильгельмов мы можем только сердиться и бранить их; но наше сердце и брань только испортит нам кровь, но не изменят хода вещей: Чемберлены и Вильгельмы суть слепые орудия сил, лежащих далеко позади их. Они поступают так, как должны поступать и как не могут поступать иначе. Вся история есть ряд точно таких же поступков всех политических людей — как Трансваальская война, и потому сердиться на них и осуждать их совершенно бесполезно и даже невозможно, когда видишь истинные причины их деятельности и когда чувствуешь, что ты сам виновник той или другой их деятельности, смотря по тому, как ты относишься к трём основным причинам, о которых я упомянул. До тех пор, пока мы будем пользоваться исключительными богатствами в то время, как массы народа задавлены трудом, всегда будут войны за рынки, за золотые прииски и т. п., которые нам нужны для того, чтобы поддерживать наше исключительное богатство. Тем более неизбежны будут войны до тех пор, пока мы будем участвовать в военном сословии, допускать его существование, не бороться всеми силами против него. Мы сами или служим в военном сословии, или признаём его не только необходимым, но похвальным, и потом, когда возникаешь война, осуждаем в ней какого-нибудь Чемберлена и т. п. Главное же, будет война до тех пор, пока мы будем не только проповедовать, но без негодования и возмущения допускать то извращение христианства, которое называется церковным христианством, и при котором возможно христолюбивое воинство, благословение пушек и признание войны делом христиански справедливым. Мы учим этой религии наших детей, сами исповедуем её и потом говорим — одни, что Чемберлен, а другие, что Крюгер виноват в том, что люди убивают друг друга. <Поль Крюгер (1825 – 1904) — бурский политический деятель, с 1883 г. президент Трансваальской республики. Во время Англо-бурской войны ездил в Европу, где тщетно пытался добиться помощи со стороны держав против Англии. – Р. А.>
Вот поэтому-то я и не согласен с вами и не могу упрекать слепые орудия невежества и зла, а вижу причины в таких явлениях, в которых я сам могу содействовать уменьшению или увеличению зла. Содействовать братскому уравнению имуществ, пользоваться в наименьшей мере теми преимуществами, которые выпали на мою долю; не участвовать ни с какой стороны в военном деле, разрушать тот гипноз, посредством которого люди, превращаясь в наёмных убийц, думают, что они делают благое дело, служа в военной службе; и, главное, исповедовать разумное христианское учение, всеми силами стараясь разрушать тот жестокий обман ложного христианства, которым насильно воспитываются молодые поколения, — в этом трояком деле, мне кажется, заключается обязанность всякого человека, желающего послужить добру и справедливо возмущённого той ужасной войной, которая возмутила и вас» (72, 254 – 256).
В. Г. Чертков опубликовал ответ Толстого в 1900 г. в «Листках Свободного слова» (1900, № 11, стр. 10 – 13). В феврале 1900 г. выдержки из письма в обратном переводе на русский язык перепечатывались в русских газетах из немецкого журнала «Zukunft» (см. «Новое время» 1900, № 8619 от 25 февраля и «Киевское слово» 1900, № 4360 от 27 февраля). Отдельной брошюрой письмо Толстого к Волконскому было опубликовано за границей под названием «Кто виноват? (по поводу англо-бурской войны). Из письма Л. Толстого к X». В России, в «Новом сборнике писем Л. Н. Толстого», изд. «Окто», М. 1912, № 112 напечатано без первого абзаца и с небольшим цензурным пропуском (о Вильгельме II и “императорстве”). Но издание это было арестовано и сожжено на костре по приговору Московской судебной палаты от 22 декабря 1911 г., сохранившись лишь в ста, очень раритетных в наши дни, экземплярах книги.
В ответ на это письмо кн. Г. М. Волконский прислал Толстому своё стихотворение, начинающееся фразой:
«Словно с неба огонь, нас твой голос сразил!
Он ударил по броне разврата,
Озарил нашу совесть и в ней обнажил
Всё, что подняло брата на брата» (Там же. С 258).
Ответ по существу был Волконским опубликован в журнале «Свободная мысль» 1900, 4, стр. 1. В номере первом этого журнала за 1900 г. стр. 2 – 3 было напечатано письмо Толстого к Волконскому под заглавием: «Кто виноват? (По поводу Трансваальской войны.) Из письма Л. Н. Толстого к X». В своём ответе Волконский также не указал, кому письмо Толстого было адресовано:
«В прекрасном письме гр. Л. Н. Толстого, помещённом в № 1 Вашей газеты, выставлены те дурные инстинкты и ложные принципы, которыми обусловливаются войны. Но мне кажется, что бороться со злом должно не только воздействием на стороны нашего характера, но и обличая тех, которые укореняют в нас эти заблуждения, открыто заявляя себя защитниками тех трёх принципов, о которых говорит граф Толстой, и на которых зиждется современный строй государственной жизни. Например, королева Виктория имела полную возможность не допустить этой войны, и всесильные английские биржевики не подняли бы народ против престарелой королевы. Чемберлен вёл дело к войне, попирая, международные обычаи и конвенции. Война эта принесла пользу лишь богатейшим классам Англии. Эта постыдная война терпится правительствами Европы благодаря английскому золоту, рассыпанному в южных её государствах, и благодаря тому, что царствующие дома находятся в родстве с фамилией Кобургов. Война эта обусловлена тем, что Англия и Германия, порешив на ней, не допустили Трансвааль к Гаагской конференции, на которой прусский полковник разъяснил человечеству евангелие германского императора, — то самое, что проповедуется в Китае. Английскому правительству приходится всё время лгать, только этою ценою удаётся ему вести за собою английский народ на это позорное дело. Не будь духовенство и пресса в руках правительства, а последнее — в руках биржевиков, то войны этой не было бы. Устроить грабёж под сенью Гаагской конференции, доказывает, сколько нужно лжи в наши дни для обеспечения подобного разбоя; а это, в свою очередь, заставляет думать, что общественная совесть настороже; ещё несколько совместных усилий, и войны станут неосуществимыми, ибо народы поймут, кто и куда их ведёт» (Там же).
Князь и родственничек, как мы видим, предпочёл продолжить свои пени к «великим» политического мира — как бы «не замечая», что критика племянника относится и к нему: одному из тех странных аристократов России, кто, клонясь к идеям революционного и социалистического толка, имел счастье не дожить до времени попыток их реализации в России. В оправдание князю добавим, что впоследствии Волконский опубликовал по-французски свои статьи в защиту буров и против империализма, приложив к ним в качестве предисловия, это письмо к нему Льва Николаевича Толстого.
Приходили к Толстому в дни этой войны и менее искренние письма — например, из Германии, давнего геополитического противника Великобритании. Х. фон Хорн, издатель газеты «Deutshe Warte», в письме от 9 октября 1899 года, представлял своё издание, как якобы аполитичное, провозглашающее «высокие принципы чистой и благородной человечности», «разумные правила жизни, согласно с природой и её наставлениями» (Цит. по Бабаев Э. Г. Иностранная почта Толстого. Указ. изд. С. 480). Просил Хорн, ни много ни мало, эксклюзивную статью на тему войны Англии с «германской народностью» (т.е. бурами) — для своего издания. Конечно же, не получил.
Наконец, в апреле 1900 г. Толстой получил телеграмму от агентства «American Cable News» с просьбой помочь бурам «заручиться добрыми услугами Америки». Он незамедлительно послал ответ: «Добрые услуги Америки могут состоять лишь в угрозах войны, а потому сожалею, что не могу исполнить вашего желания» (72, 347). Фразы «сходите, пожалуйста, нахуй» в ответе нет, но она вполне ощутима.
Критике итогов Конференции мира в Гааге и посвящена ГЛАВА ПЯТАЯ статьи, которую бы мы назвали «Глупость, дерзость и обман, или Запаханные всходы».
Соглашение держав и разоружение, даже частичное, невозможны без доверия их друг другу — которого нет. Пока же, образно выражаясь, правители, как малые дети, лишь меряются друг с другом, подглядывая посредством шпионов, военными писюльк;ми — боясь, что у соседа уже длиннее — любая мирная конференция есть и пребудет, как заключает резко Лев Николаевич, «или глупость, или игрушка, или обман, или дерзость, или всё это вместе» (Там же. С. 433 – 434).
Даже не печально прославленное милитаризмом немецкое, а именно российское, организовавшее посиделки, правительство является, подчёркивает Толстой, enfant terrible всего мероприятия:
«Русское правительство так избаловано тем, что дома никто не возражает на все его явно лживые манифесты и рескрипты, что оно, без малейшего колебания разорив свой народ вооружениями, задушив Польшу, ограбив Туркестан, Китай и с особенным озлоблением душа Финляндию, — с полной уверенностью в том, что все поверят ему, предложило правительствам разоружаться». Участники же Конференции и не поверили, но исполнили свою часть общей лживой игры: «в продолжение нескольких месяцев, во время которых получали хорошее жалованье, хотя и посмеивались себе в рукав, все добросовестно притворялись, что они очень озабочены установлением мира между народами» (Там же. С. 434).
Отжитой человечеством, но суеверно удерживаемой, государственной форме сосуществования имманентна вооружённая сила. А этой силе — своё развитие, включая сюда рост оборонных расходов и гонку вооружений. Без этого государства и правительства теряют смысл своего существования: люди просвещённые и христиански верующие, то есть победившие страх перед соседями по планете и соблазны (главный из которых — ограбление чужого труда) вполне могли бы сосуществовать общинами, соединёнными интересами мирного хозяйствования, а главное — общей верой, то есть общим отношением к Богу, к Божьему миру и своей в нём жизни.
Вот почему для правительств опасно миролюбие обыкновенных людей. И они «искусственно нарушают мир, существующий между народами, и вызывают между ними вражду». И следует общее, весьма образное, заключение главы: «Если нужно было пахать для того, чтобы сеять, то пахота была разумное дело; но, очевидно, безумно и вредно пахать, когда посев взошёл. А это самое заставляют правительства делать свои народы, — разрушать то единение, которое существует и ничем бы не нарушалось, если бы не было правительств» (Там же. С. 435).
Эта глава — идейная “вершина” статьи. Далее последует — уход под уклон, та самая «слабость» разработки темы, которую почувствовал сам автор. Знатокам его публицистического наследия текст ГЛАВЫ ШЕСТОЙ напомнит рассуждения писателя из его статьи «Единое на потребу (О государственной власти)», опубликованной в 1905 году, а ГЛАВА СЕДЬМАЯ — содержание ещё более поздней, 1909 года, статьи «Пора понять». Вероятнее всего, в 1900 году Толстой почувствовал, что ещё недостаточно обдумал сам то, что хотел сказать читателю в рамках этой нецензурной, но вечно актуальной тематики. А почувствовав это, и вовсе “смазал” концовку, повторив в ГЛАВАХ ВОСЬМОЙ И ДЕВЯТОЙ, не столь талантливо и убедительно, как в «Царстве Божием» и предшествующих статьях 1890-х гг., ту же проповедь «пробуждения от гипноза патриотизма», «уничтожения деспотизма правительств». То есть, по отношению к сфере идей — пробуждения сознания индивидов и общностей к христианскому пониманию жизни и, как следствие оного — ненасильственного сопротивления вожделениям халтурных (не умеющих без драки) правительств в поставках для них «пушечного мяса».
Тем не менее, мимо Шестой и Седьмой главы мы не можем пройти — уже потому, что, благодаря заразительной эмоциональности, в наши дни они стали «донорами» множества цитат в сообществах и на страницах интернета и постоянно обсуждаются. Завершая данную Главу нашей книги, ниже, в Прибавлениях, мы помещаем полные тексты указанных глав, а для сравнения — начало (первые две главы без эпиграфов) статьи «Единое на потребу», которая тоже напрямую связана с антивоенным протестом Л. Н. Толстого, но, по особенности содержания, не может быть особливо представлена и анализируема в рамках данного нашего исследования.
3)ПРИБАВЛЕНИЯ
Прибавление 1.
СТАТЬЯ «ПАТРИОТИЗМ И ПРАВИТЕЛЬСТВО». Глава 6
«6.
В самом деле, что такое в наше время правительства, без которых людям кажется невозможным существовать?
Если было время, когда правительства были необходимое и меньшее зло, чем то, которое происходило от беззащитности против организованных соседей, то теперь правительства стали не нужное и гораздо большее зло, чем всё то, чем они пугают свои народы.
Правительства не только военные, но правительства вообще, могли бы быть, уже не говорю полезны, но безвредны, только в том случае, если бы они состояли из непогрешимых, святых людей, как это и предполагается у китайцев. Но ведь правительства по самой деятельности своей, состоящей в совершении насилий, всегда состоят из самых противоположных святости элементов, из самых дерзких, грубых и развращённых людей.
Всякое правительство поэтому, а тем более правительство, которому предоставлена военная власть, есть ужасное, самое опасное в мире учреждение. Правительство в самом широком смысле, включая в него и капиталистов и прессу, есть не что иное, как такая организация, при которой большая часть людей находится во власти стоящей над ними меньшей части; эта же меньшая часть подчиняется власти ещё меньшей части, а эта ещё меньшей и т. д., доходя, наконец, до нескольких людей или одного человека, которые посредством военного насилия получают власть над всеми остальными. Так что всё это учреждение подобно конусу, все части которого находятся в полной власти тех лиц или того одного лица, которые находятся на вершине его.
Вершину же этого конуса захватывают те люди или тот человек, который более хитёр, дерзок и бессовестен, чем другие, или случайный наследник тех, которые более дерзки и бессовестны.
Нынче это Борис Годунов, завтра Григорий Отрепьев, нынче распутная Екатерина, удушившая со своими любовниками мужа, завтра Пугачёв, послезавтра безумный Павел, Николай, Александр III.
Нынче Наполеон, завтра Бурбон или Орлеанский, Буланже или компания панамистов; нынче Гладстон, завтра Сольсбери, Чемберлен, Родс.
И таким-то правительствам предоставляется полная власть не только над имуществом, жизнью, но и над духовным и нравственным развитием, над воспитанием, религиозным руководством всех людей.
Устроят себе люди такую страшную машину власти, предоставляя захватывать эту власть кому попало (а все шансы за то, что захватит её самый нравственно дрянной человек), и рабски подчиняются и удивляются, что им дурно. Боятся мин, анархистов, а не боятся этого ужасного устройства, всякую минуту угрожающего им величайшими бедствиями.
Люди нашли, что для того, чтобы им защищаться от врагов, им полезно связать себя, как это делают защищающиеся черкесы. Но опасности нет никакой, и люди продолжают связывать себя.
Старательно свяжут себя так, чтобы один человек мог со всеми ими делать всё, что захочет; потом конец верёвки, связывающей их, бросят болтаться, предоставляя первому негодяю или дураку захватить её и делать с ними всё, что ему вздумается.
Сделают так и потом удивляются, что им дурно.
Ведь что же, как не это самое, делают народы, подчиняясь учреждая и поддерживая организованное с военной властью правительство?» (90, 435 – 436).
<P. S.> Текстик этот полюбился и самому Толстому: уже в 1900-е, составляя свод мудрой мысли под названием «Круг чтения» он включил его в состав т. н. «Месячных чтений» за апрель (42, 400 – 402).
Прибавление 2.
ИЗ СТАТЬИ «ЕДИНОЕ НА ПОТРЕБУ
(О государственной власти)» (1905)
«I.
Уже второй год продолжается на Дальнем Востоке война; На войне этой погибло уже несколько сот тысяч человек. Со стороны России вызвано и вызываются на действительную службу сотни тысяч человек, числящихся в запасе и живших в своих семьях и домах. Люди эти все с отчаянием и страхом или с напущенным, поддерживаемым водкой, молодечеством бросают семьи, садятся в вагоны и беспрекословно катятся туда, где, как они знают, в тяжёлых мучениях погибли десятки тысяч таких же, как они, свезённых туда в таких же вагонах людей. И навстречу им катятся тысячи изуродованных калек, поехавших туда молодыми, целыми, здоровыми.
Bсe эти люди с ужасом думают о том, что их ожидает, и всё-таки беспрекословно едут, стараясь уверить себя, что это так надо.
Что это такое? Зачем люди идут туда?
Что никто из этих людей не хочет делать того, что они делают, в этом не может быть никакого сомнения. Все эти люди не только не нуждаются в этой драке и не хотят участвовать в ней, но не могут даже себе объяснить, зачем они делают это. И не только они, те сотни, тысячи, миллионы людей, которые непосредственно и посредственно участвуют в этом деле, не могут объяснить себе, зачем всё это делается, но никто в мире не может объяснить этого, потому что разумного объяснения этого дела нет и не может быть никакого.
Положение всех людей, участвующих в этом деле и смотрящих на него, подобно тому, в котором были бы люди, из которых одни сидели бы в длинном караване вагонов, катящихся по рельсам под уклон с неудержимой быстротой прямо к разрушенному мосту над пропастью, а другие беспомощно смотрели бы на это.
Люди, миллионы людей, не имея к этому никакого ни желания, ни повода, истребляют друг друга и, сознавая безумие такого дела, не могут остановиться.
Говорят, что из Манджурии возят каждую неделю сотни сумасшедших. Но ведь туда ехали и едут не переставая сотни тысяч совершенно безумных людей, потому что человек в здравом уме не может ни под каким давлением идти на отвратительное ему самому и безумное и страшно опасное и губительное дело — убийство людей.
Что же это такое? Отчего это делается? Что или кто причиной этого?
Сказать, что причиной этого те солдаты, русские и японские, которые стараются как можно больше убить, искалечить неизвестных и ничего не сделавших им людей, никак нельзя, потому что солдаты эти не только не чувствовали и не чувствуют никакой враждебности друг против друга, но год назад не имели ни малейшего понятия о существовании друг друга, а когда сходятся теперь, то дружелюбно общаются друг с другом.
Сказать, что виной этого офицеры, генералы, ведущие солдат, или разные чиновники, военные и штатские, приготовители орудий, снарядов, амуниций, крепостей, — тоже нельзя. Все они, эти офицеры, генералы, чиновники поставлены своей нуждой, своими слабостями, всем своим прошедшим в такое положение, в каком находится запряжённая лошадь, которую сзади стегают и которой правят вожжами, или в положении голодной собаки, которую заманивают в конуру и ошейник кусочком сала, водя ей перед носом.
Все эти офицеры, генералы, чиновники, дипломаты, все так с детства запутаны, заверчены, что они не могут не делать того маленького, нехорошего дела, из которого слагается то большое, ужасное дело, которое совершается теперь. И потому нельзя и их назвать причиной: они не виноваты.
Кто же причина и кто же виноват? Микадо? Николай II? Так сначала представляется потому, что этих, кажется, уж нельзя ни принудить, ни приманить чем бы то ни было. Представляется, что стоило только Николаю II не приказывать, не позволять делать всего того, что делалось в Манчжурии и в Корее, стоило ему согласиться на требования Японии, и войны бы не было; стоит ему теперь предложить условия мира, и война кончится. Всё как будто от него. Но это только так кажется. Про микадо я не знаю, но по тому, что знаю вообще о главах правительств, уверен, что он в тех же условиях, как и другие; про Николая же II я знаю, что это самый обыкновенный, стоящий ниже среднего уровня, грубо суеверный и непросвещённый человек, который поэтому никак не мог быть причиной тех огромных по своему объёму и последствиям событий, которые совершаются теперь на Дальнем Востоке.
Разве может быть то, чтобы деятельность миллионов людей была направлена противно их воле и интересам только потому, что этого хочет один человек, во всех отношениях стоящий ниже умственного и нравственного среднего уровня всех тех людей, которые гибнут как будто по его воле?
Почему же кажется, что причина войны Николай и микадо?
А это кажется потому же, почему кажется, что минированный город взорван тем, кто пустил искру, воспламенившую мину, которая подведена под него.
Не Николай и не микадо сделали и делают войну, а делает это то устройство людей, при котором микадо и Николай могут причинить несчастия миллионов людей. Виноваты не они, а та машина, при которой это возможно; следовательно, виноваты те, кто устраивает машину.
Что же это за машина и кто её устраивает?
II.
Машина эта давно известна миру и давно известны дела её. Это та самая машина, посредством которой в России властвовали, избивая и мучая людей, то душевно больной Иоанн IV, то зверски жестокий, пьяный Пётр, ругающийся с своей пьяной компанией над всем, что свято людям, то ходившая по рукам безграмотная, распутная солдатка Екатерина первая, то немец Бирон, только потому, что он был любовник Анны Иоанновны, племянницы Петра, совершенно чуждой России и ничтожной женщины, то другая Анна, любовница другого немца, только потому, что некоторым людям выгодно было признать императором её сына, младенца Иоанна, того самого, которого потом держали в тюрьме и убили по распоряжению Екатерины II. Потом захватывает машину незамужняя развратная дочь Петра Елизавета и посылает армию воевать против пруссаков; умерла она — и выписанный ею немец, племянник, посаженный на её место, велит войскам воевать за пруссаков. Немца этого, своего мужа, убивает самого бессовестно-распутного поведения немка Екатерина II и начинает со своими любовниками управлять Россией, раздаривает им десятки тысяч русских крестьян и устраивает для них то греческий, то индийский проекты, ради которых гибнут жизни миллионов. Умирает она — и полуумный Павел распоряжается, как может распоряжаться сумасшедший, судьбами России и русских людей. Его убивают с согласия его родного сына. И этот отцеубийца царствует 25 лет, то дружа с Наполеоном, то воюя против него, то придумывая конституции для России, то отдавая презираемый им русский народ во власть ужасного Аракчеева. Потом царствует и распоряжается судьбами России грубый, необразованный, жестокий солдат Николай; потом неумный, недобрый, то либеральный, то деспотичный Александр II; потом совсем глупый, грубый и невежественный Александр III. Попал нынче по наследству малоумный гусарский офицер, и он устраивает со своими клевретами свой манчжуро-корейский проект, стоящий сотни тысяч жизней и миллиарды рублей.
Ведь это ужасно. Ужасно, главное, потому, что если и кончится эта безумная война, то завтра может новая фантазия с помощью окружающих его негодяев взбрести в слабую голову властвующего человека, и человек этот может завтра устроить новый африканский, американский, индийский проект, и начнут опять вытягивать последние силы из русских людей и погонят их убивать на другой край света.
И происходило и происходит это не в одной России, а везде, где существовало и существует правительство, т. е. такая организация, при которой малое меньшинство может заставлять большое большинство исполнять свою волю. Вся история европейских государств — история бешеных, всходящих один за другим на престол, глупых, развратных людей, убивающих, разоряющих и, главное, развращающих свой народ.
Вступает в Англии на престол бессовестный, жестокий негодяй, развратник Генрих VIII и ради того, чтобы прогнать жену и жениться на своей б...., выдумывает своё мнимо христианское исповедание, заставляет весь народ принять эту его выдуманную веру, и миллионы людей истреблены в борьбе за и против этого выдуманного исповедания.
Завладевает машиной величайший лицемер и злодей Кромвель и казнит другого, такого же, как он, лицемера Карла I и безжалостно губит миллионы жизней и уничтожает ту самую свободу, за которую он будто бы боролся.
Владеют во Франции машиной разные Людовики и Карлы, и все их царствования такой же ряд злодейств: убийства, казни, избиения, разорения народа, бессмысленные войны. Казнят, наконец, одного из них, и тотчас же Мараты и Робеспьеры захватывают машину и творят ещё ужаснейшие преступления, губя не только людей, но великие истины, провозглашённые людьми того времени. Захватывает власть Наполеон и губит миллионы людей во всей Европе, То же происходит в Австрии, Италии, Пруссии. Такие же глупые, безнравственные властители и такие же жестокие, губительные для народа дела их, И всё это не только дела прошедшего, не то, что происходило когда-то и больше уже не повторится, — всё это происходит теперь, сейчас, везде, в самых мнимо свободных конституционных государствах и республиках, точно так же как и в деспотических, и в Англии, и в Турции, и в Германии, и в Абиссинии, и во Франции, и в России, и в Соединённых Штатах Америки, и в Марокко, и везде, где только действует машина, называемая правительством.
Везде, несмотря ни на какие конституции, без всякой внутренней надобности, только по разным сложным отношениям лиц, партий начинаются войны, как последние войны то французов, то англичан с Китаем, то англичан с бурами, то с Тибетом, то с Египтом, то Италии с Абиссинией, то России, Франции, Англии, Америки, Японии с Китаем, то теперь России с Японией.
Везде, где существует такое учреждение, посредством которого меньшинство может заставлять большинство делать всё то, что это меньшинство назовёт законом или правительственными распоряжениями, везде каждый человек большинства всегда в опасности того, что на него и его семью могут обрушиться самые ужасные бедствия — и не стихийные бедствия, независимые от воли людской, а бедствия, происходящие от людей, тех нескольких людей, которым он добровольно отдался в рабство» (36, 166 – 171).
===================================
4.
Лев Николаевич Толстой
ПАТРИОТИЗМ И ПРАВИТЕЛЬСТВО
(1900 г.)
[ По изданию: Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 тт. Том 90. С. 425 - 444 ].
______________________________________
425
1
Мне уже несколько раз приходилось высказывать мысль о том, что патриотизм есть в наше время чувство неестественное, неразумное, вредное, причиняющее бо;льшую долю тех бедствий, от которых страдает человечество, и что поэтому чувство это не должно быть воспитываемо, как это делается теперь, — а напротив, подавляемо и уничтожаемо всеми зависящими от разумных людей средствами. Но удивительное дело, несмотря на неоспоримую и очевидную зависимость только от этого чувства разоряющих народ всеобщих вооружений и губительных войн, все мои доводы об отсталости, несвоевременности и вреде патриотизма встречались и встречаются до сих пор или молчанием, или умышленным непониманием, или ещё всегда одним и тем же странным возражением: говорится, что вреден только дурной патриотизм, джингоизм, шовинизм, но что настоящий, хороший патриотизм есть очень возвышенное нравственное чувство, осуждать которое не только неразумно, но преступно. О том же, в чём состоит этот настоящий, хороший патриотизм, или вовсе не говорится, или вместо объяснения произносятся напыщенные высокопарные фразы, или же подставляется под понятие патриотизма нечто, не имеющее ничего общего с тем патриотизмом, который мы все знаем и от которого все так жестоко страдаем.
Говорится обыкновенно, что настоящий, хороший патриотизм состоит в том, чтобы желать своему народу или государству настоящих благ, таких, которые не нарушают благ других народов.
На днях, разговаривая с англичанином о нынешней войне, я сказал ему, что настоящая причина этой войны не корыстные
_____________________________________________
426
цели, как это обыкновенно говорится, но патриотизм, как это очевидно по настроению всего английского общества. Англичанин не согласился со мной и сказал, что если это и справедливо, то произошло это от того, что патриотизм, воодушевляющий теперь англичан, дурной патриотизм; хороший же патриотизм — тот, которым он проникнут, — состоит в том, чтобы англичане, его соотечественники, не поступали дурно.
— Разве вы желаете, чтобы не поступали дурно только одни англичане? — спросил я.
— Я всем желаю этого! — ответил он, этим ответом ясно показав, что свойства истинных благ, будут ли это блага нравственные, научные, или даже прикладные, практические, — по существу своему таковы, что они распространяются на всех людей, и потому желание таких благ кому бы то ни было не только не есть патриотизм, но исключает его.
Точно так же не есть патриотизм и особенности каждого народа, которые другие защитники патриотизма умышленно подставляют под это понятие. Они говорят, что особенности каждого народа составляют необходимое условие прогресса человечества, и потому патриотизм, стремящийся к удержанию этих особенностей, есть хорошее и полезное чувство. Но разве не очевидно, что если когда-то эти особенности каждого народа, обычаи, верования, язык составляли необходимое условие жизни человечества, то эти самые особенности служат в наше время главным препятствием осуществлению сознавае-мого уже людьми идеала братского единения народов. И потому поддержание и охранение особенностей какой бы то ни было, русской, немецкой, французской, англосаксон-ской, вызывая такое же поддержание и охранение не только венгерской, польской, ирландской народностей, но и баскской, провансальской, мордовской, чувашской и множества других народностей, служит не сближению и единению людей, а всё большему и большему отчуждению и разделению их.
Так что не воображаемый, а действительный патриотизм, тот, который мы все знаем, под влиянием которого находится большинство людей нашего времени и от которого так жестоко страдает человечество, — не есть желание духовных благ своему народу (желать духовных благ нельзя одному своему народу), ни особенности народных индивидуальностей (это есть свойство, а никак не чувство), — а есть очень определён-
__________________________________________
427
ное чувство предпочтения своего народа или государства всем другим народам или государствам, и потому желание этому народу или государству наибольшего благосостояния и могущества, которые могут быть приобретены и всегда приобретаются только в ущерб благосостоянию и могуществу других народов или государств.
Казалось бы очевидно, что патриотизм, как чувство, есть чувство дурное и вредное; как учение же — учение глупое, так как ясно, что если каждый народ и государство будут считать себя наилучшими из народов и государств, то все они будут находиться в грубом и вредном заблуждении.
2
Казалось бы, и зловредность и неразумие патриотизма должны бы быть очевидны людям. Но, удивительное дело, просвещенные, умные люди не только не видят этого сами, но с величайшим упорством и горячностью, хотя и без всяких разумных оснований, оспаривают всякое указание на вред и неразумие патриотизма и продолжают восхвалять благодетельность и возвышенность его.
Что же это значит?
Одно только объяснение этого удивительного явления представляется мне. Вся история человечества с древнейших времён и до нашего времени может быть рассматриваема как движение сознания и отдельных людей и однородных совокупностей их от идей низших к идеям высшим.
Весь путь, пройденный как каждым отдельным человеком, так и однородными группами людей, можно себе представить как последовательный ряд ступеней от самой низшей, находящейся на уровне животной жизни, до самой высшей, до которой может только подняться в данный исторический момент сознание человека.
Каждый человек так же, как и отдельные однородные группы — народы, государства — всегда шли и идут по этим как бы ступеням идей. Одни части человечества идут вперёд, другие далеко отстают, третьи, большинство, движутся в середине. Но все, на какой бы ступени они ни стояли, неизбежно и неудержимо движутся от низших идей к высшим. И всегда, в каждый данный момент, как отдельный человек, так и каждая
_________________________________________
428
однородная группа людей, передовая, средняя или задняя, находятся в трёх различных отношениях к трём ступеням идей, среди которых движутся.
Всегда, как для отдельного человека, так и для отдельной совокупности людей, есть идеи прошедшего, отжитые и ставшие чуждыми, к которым люди не могут уже вернуться, как, например, для нашего христианского мира — идеи людоедства, всенародного грабежа, похищения жён и т. п., о которых остается только воспоминание; есть идеи настоящего, которые внушены людям воспитанием, примером, всей деятельностью окружающей среды, идеи, под властью которых они живут в данное время, как, например, в наше время: идеи собственности, государственного устрой-ства, торговли, пользования домашними животными и т. п. И есть идеи будущего, из которых одни уже близки к осуществлению и заставляют людей изменять свою жизнь и бороться с прежними формами, как, например, в нашем мире идеи освобождения рабочих, равноправности женщин, прекращения питания мясом и другие идеи, хотя уже и сознаваемые людьми, но ещё не вступившие в борьбу с прежними формами жизни. Таковы в наше время называемые идеалами идеи: уничтожения насилия, установления общности имуществ, единой религии, всеобщего братства людей.
И потому всякий человек и всякая однородная совокупность людей, на какой бы ступени они ни стояли, имея позади себя отжитые воспоминания о прошедшем и впереди идеалы будущего, — всегда находятся в процессе борьбы между отживающими идеями настоящего с входящими в жизнь идеями будущего. Совершается обыкновенно то, что, когда идея, бывшая полезною и даже необходимою в прошедшем, становится излишней, идея эта, после более или менее продолжительной борьбы, уступает место новой идее, бывшей прежде идеалом, становящейся идеей настоящего.
Но бывает и так, что отжившая идея, уже заменённая в сознании людей высшей идеей, такова, что удержание этой отжитой идеи выгодно для некоторых людей, имеющих наибольшее влияние в обществе. И тогда совершается то, что эта отжившая идея, несмотря на своё резкое противоречие всему изменившемуся в других отношениях строю жизни, продолжает влиять на людей и руководить их поступками. Такая задержка отжившей идеи всегда происходила и происходит в области ре-
_________________________________________
429
лигиозной. Причина этого та, что жрецы, выгодное положение которых связано с отжившей религиозной идеей, пользуясь своей властью, умышленно удерживают людей в отжившей идее.
То же самое происходит и по тем же причинам в области государственной по отношению к идее патриотизма, на которой основывается всякая государственность. Люди, которым выгодно поддержание этой идеи, не имеющей уже никакого ни смысла, ни пользы, искусственно поддерживают её. Обладая же могущественнейшими средствами влияния на людей, они всегда могут делать это.
В этом представляется мне объяснение того странного противоречия, в котором находится отжившая идея патриотизма со всем противным ему складом идей, уже вошедших в наше время в сознание христианского мира.
3
Патриотизм, как чувство исключительной любви к своему народу и как учение о доблести жертвы своим спокойствием, имуществом и даже жизнью для защиты слабых от избиения и насилия врагов, — был высшей идеей того времени, когда всякий народ считал возможным и справедливым, для своего блага и могущества, подвергать избиению и грабежу людей другого народа; но уже около 2000 лет тому назад высшими представителями мудрости человечества начала сознаваться высшая идея братства людей, и идея эта, всё более и более входя в сознание, получила в наше время самые разнообразные осуществления. Благодаря облегчению средств сообщения, единству промышленности, торговли, искусств и знаний люди нашего времени до такой степени связаны между собою, что опасность завоеваний, убийств, насилий со стороны соседних народов уже совершенно исчезла, и все народы (народы, а не правительства) живут между собой в мирных, взаимно друг другу выгодных, дружеских торговых, промышленных, умственных сношениях, нарушать которые им нет никакого ни смысла, ни надобности. И потому, казалось бы, отжившее чувство патриотизма должно было бы как излишнее и несовместимое с вошедшим в жизнь сознанием братства людей разных народностей, всё более и более уничтожаться и совер-
___________________________________________________
430
шенно исчезнуть. А между тем совершается обратное: вредное и отжитое чувство это не только продолжает существовать, но всё более и более разгорается.
Народы без всякого разумного основания, противно и своему сознанию, и своим выгодам, не только сочувствуют правительствам в их нападениях на другие народы, в их захватах чужих владений и в отстаивании насилием того, что уже захвачено, но сами требуют этих нападений, захватов и отстаиваний, радуются им, гордятся ими. Мелкие угнетённые народности, подпавшие под власть больших государств: поляки, ирландцы, чехи, финляндцы, армяне, — реагируя против давящего их патриотизма покорителей, до такой степени заразились от угнетающих их народностей этим отжитым, ставшим ненужным, бессмысленным и вредным чувством патриотизма, что вся их деятельность сосредоточена на нём и что они сами, страдая от патриотизма сильных народов, готовы совершить над другими народностями из-за того же патриотизма то самое, что покорившие их народности производили и производят над ними.
Происходит это оттого, что правящие классы (разумея под этим не одни правительства с их чиновниками, но и все классы, пользующиеся исключительно выгодным положением: капиталисты, журналисты, большинство художников, учёных) могут удерживать своё исключительно выгодное в сравнении с народными массами положение только благодаря государственному устройству, поддерживаемому патриотизмом. Имея же в своих руках все самые могущественные средства влияния на народ, они всегда неукоснительно поддерживают в себе и других патриотические чувства, тем более, что эти чувства, поддерживающие государственную власть, более всего другого награждаются этой властью.
Всякий чиновник тем более успевает по службе, чем он более патриот; точно так же и военный может подвинуться в своей карьере только на войне, которая вызывается патриотизмом.
Патриотизм и последствия его — войны дают огромный доход газетчикам и выгоды большинству торгующих. Всякий писатель, учитель, профессор тем более обеспечивает своё положение, чем более будет проповедывать патриотизм. Всякий император, король тем более приобретает славы, чем более он предан патриотизму.
____________________________________
431
В руках правящих классов войско, деньги, школа, религия, пресса. В школах они разжигают в детях патриотизм историями, описывая свой народ лучшим из всех народов и всегда правым; во взрослых разжигают это же чувство зрелищами, торжествами, памятниками, патриотической лживой прессой; главное же, разжигают патриотизм тем, что, совершая всякого рода несправедливости и жестокости против других народов, возбуждают в них вражду к своему народу, и потом этой-то враждой пользуются для возбуждения вражды и в своём народе.
Разгорание этого ужасного чувства патриотизма шло в европейских народах в какой-то быстро увеличивающейся прогрессии и в наше время дошло до последней степени, далее которой идти уже некуда.
4
На памяти всех, не старых даже людей нашего времени совершилось событие, самым очевидным образом показавшее то поразительное одурение, до которого доведены были патриотизмом люди христианского мира.
Правящие классы германские разожгли патриотизм своих народных масс до такой степени, что был предложен народу во второй половине XIX века закон, по которому все люди без исключения должны были быть солдатами; все сыновья, мужья, отцы, учёные, святые должны обучаться убийству и быть покорными рабами первого высшего чина и быть беспрекословно готовыми на убийство тех, кого им велят убивать: убивать людей угнетённых народностей и своих рабочих, защищающих свои права, своих отцов и братьев, как публично заявил о том самый наглый из всех властителей — Вильгельм II.
Ужасная мера эта, самым грубым образом оскорбляющая все лучшие чувства людей, была под влиянием патриотизма без ропота принята народом Германии. Последствием её была победа над французами. Победа эта ещё более разожгла патриотизм Германии и потом Франции, России и других держав, и все люди континентальных держав безропотно покорились введению общей воинской повинности, т. е. рабству, с которым не может быть сравниваемо по степени унижения и безволия никакое из древних рабств. После этого рабская покорность масс, во имя патриотизма, и дерзость, жестокость и безумие
________________________________________________
432
правительств уже не знали пределов. Начались на перебой вызываемые отчасти прихотью, отчасти тщеславием, отчасти корыстью захваты чужих земель в Азии, Африке, Америке и всё большее и большее недоверие и озлобление правительств друг к другу.
Уничтожение народов на захваченных землях принималось как нечто, само собой разумеющееся. Вопрос только был в том, кто прежде захватит чужую землю и будет уничтожать ее обитателей.
Все правители не только самым явным образом нарушали и нарушают против покорённых народов и друг против друга самые первобытные требования справедливости, но совершали и совершают всякого рода обманы, мошенничества, подкупы, подлоги, шпионства, грабежи, убийства, и народы не только сочувствовали и сочувствуют всему этому, но радуются тому, что не другие государства, а их государства совершают эти злодеяния. Взаимная враждебность народов и государств достигла в последнее время таких удивительных пределов, что, несмотря на то, что нет никакой причины одним государствам нападать на другие, все знают, что все государства всегда стоят друг против друга с выпущенными когтями и оскаленными зубами и ждут только того, чтобы кто-нибудь впал в несчастье и ослабел, чтобы можно было с наименьшей опасностью напасть на него и разорвать его.
Все народы так называемого христианского мира доведены патриотизмом до такого озверения, что не только те люди, которые поставлены в необходимость убивать или быть убитыми, желают или радуются убийству, но и люди, спокойно живущие в своих никем не угрожаемых домах в Европе, благодаря быстрым и лёгким сообщениям и прессе, все люди Европы и Америки — при всякой войне — находятся в положении зрителей в римском цирке и так же, как и там, радуются убийству и так же кровожадно кричат: «Pollice verso!»
Не только большие, но дети, чистые, мудрые дети, смотря по той народности, к которой они принадлежат, радуются, когда узнают, что побито, растерзано лиддитными снарядами не 700, а 1000 англичан или боэров.
И родители, я знаю таких, поощряют детей в этом зверстве.
Но мало и этого. Всякое увеличение войска одного государства (а всякое государство, находясь в опасности, ради
________________________________________________
433
патриотизма старается увеличить его) заставляет соседнее тоже из патриотизма увеличивать свои войска, что вызывает новое увеличение первого.
То же происходит с крепостями, флотами: одно государство построило 10 броненосцев, соседние построили 11; тогда первое строит 12 и так далее в бесконечной прогрессии.
— «А я тебя ущипну». — А я тебя кулаком. — «А я тебя кнутом». — А я палкой. — «А я из ружья»... Так спорят и дерутся только злые дети, пьяные люди или животные, а между тем, это совершается в среде высших представителей самых просвещённых государств, тех самых, которые руководят воспитанием и нравственностью своих подданных.
5
Положение всё ухудшается и ухудшается и остановить это ведущее к явной погибели ухудшение нет никакой возможности. Единственный представлявшийся легковер-ным людям выход из этого положения закрыт теперь событиями последнего времени; я говорю о Гаагской конференции и тотчас же последовавшей за ней войной Англии с Трансваалем.
Если мало и поверхностно рассуждающие люди и могли ещё утешаться мыслью, что международные судилища могут устранять бедствия войны и всё растущих вооружений, то Гаагская конференция с последовавшей за ней войной очевиднейшим образом показала невозможность разрешения вопроса этим путем. После Гаагской конференции стало очевидно, что до тех пор, пока будут существовать правительства с войсками, прекращение вооружений и войн невозможны. Для того, чтобы возможно было соглашение, нужно, чтобы соглашающиеся верили друг другу. Для того же, чтобы державы могли верить друг другу, они должны сложить оружие, как это делают парламентеры, когда съезжаются для совещаний. До тех же пор, пока правительства, не веря друг другу, не только не уничтожают, не уменьшают, но всё увеличивают войска соответственно увеличению у соседей, неукоснительно через шпионов следят за каждым передвижением войск, зная, что всякая держава набросится на соседнюю, как только будет иметь к тому возможность, невозможно никакое соглашение, и всякая
____________________________________________
434
конференция есть или глупость, или игрушка, или обман, или дерзость, или всё это вместе.
Именно, русскому правительству более других подобало быть enfant terrible этой конференции. Русское правительство так избаловано тем, что дома никто не возражает на все его явно лживые манифесты и рескрипты, что оно, без малейшего колебания разорив свой народ вооружениями, задушив Польшу, ограбив Туркестан, Китай и с особенным озлоблением душа Финляндию, — с полной уверенностью в том, что все поверят ему, предложило правительствам разоружаться.
Но, как ни странно, ни неожиданно и неприлично было это предложение, особенно в то самое время, когда было сделано распоряжение об увеличении войск, слова, сказанные во всеуслышание, были такие, что правительствам других держав нельзя было перед своими народами отказаться от комических, явно лживых совещаний, и делегаты съехались, зная вперед, что ничего из этого выйти не может, и в продолжение нескольких месяцев, во время которых получали хорошее жалованье, хотя и посмеивались себе в рукав, все добросовестно притворялись, что они очень озабочены установлением мира между народами.
Гаагская конференция, закончившаяся страшным кровопролитием — трансваальской войной, которую никто не попытался и не пытается остановить, всё-таки была полезна, хотя и совсем не тем, чего от неё ожидали; она была полезна тем, что самым очевидным образом показала то, что зло, от которого страдают народы, не может быть исправлено правительствами, что правительства, если бы и точно хотели этого, не могут уничтожить ни вооружений, ни войн. Правительства для того, чтобы существовать, должны защищать свой народ от нападения других народов; но ни один народ не хочет нападать и не нападает на другой, и потому правительства не только не желают мира, но старательно возбуждают ненависть к себе других народов. Возбудив же к себе ненависть других народов, а в своём народе патриотизм, правительства уверяют свой народ, что он в опасности и нужно защищаться.
И имея в своих руках власть, правительства могут и раздражать другие народы, и вызывать патриотизм в своём, и старательно делают и то и другое, и не могут не делать этого, потому что на этом основано их существование.
______________________________________________
435
Если правительства были нужны прежде для того, чтобы защищать свои народы от нападения других, то теперь, напротив, правительства искусственно нарушают мир, существующий между народами, и вызывают между ними вражду.
Если нужно было пахать для того, чтобы сеять, то пахота была разумное дело; но, очевидно, безумно и вредно пахать, когда посев взошёл. А это самое заставляют правительства делать свои народы, — разрушать то единение, которое существует и ничем бы не нарушалось, если бы не было правительств.
6
В самом деле, что такое в наше время правительства, без которых людям кажется невозможным существовать?
Если было время, когда правительства были необходимое и меньшее зло, чем то, которое происходило от беззащитности против организованных соседей, то теперь правительства стали не нужное и гораздо большее зло, чем всё то, чем они пугают свои народы.
Правительства не только военные, но правительства вообще, могли бы быть, уже не говорю полезны, но безвредны, только в том случае, если бы они состояли из непогрешимых, святых людей, как это и предполагается у китайцев. Но ведь правительства по самой деятельности своей, состоящей в совершении насилий, всегда состоят из самых противоположных святости элементов, из самых дерзких, грубых и развращённых людей.
Всякое правительство поэтому, а тем более прави-тельство, которому предоставлена военная власть, есть ужасное, самое опасное в мире учреждение. Прави-тельство в самом широком смысле, включая в него и капиталистов и прессу, есть не что иное, как такая организация, при которой б;льшая часть людей находится во власти стоящей над ними меньшей части; эта же меньшая часть подчиняется власти ещё меньшей части, а эта ещё меньшей и т. д., доходя, наконец, до нескольких людей или одного человека, которые посредством военного насилия получают власть над всеми остальными. Так что всё это учреждение подобно конусу, все части которого находятся в полной власти тех лиц или того одного лица, которое находится на вершине его.
______________________________________________
436
Вершину же этого конуса захватывают те люди или тот человек, который более хитер, дерзок и бессовестен, чём другие, или случайный наследник тех, которые более дерзки и бессовестны.
Нынче это Борис Годунов, завтра Григорий Отрепьев, нынче распутная Екатерина, удушившая со своими любовниками мужа, завтра Пугачёв, послезавтра безумный Павел, Николай, Александр III.
Нынче Наполеон, завтра Бурбон или Орлеанский, Буланже или компания панамистов; нынче Гладстон, завтра Сольсбери, Чемберлен, Родс.
И таким-то правительствам предоставляется полная власть не только над имуществом, жизнью, но и над духовным и нравственным развитием, над воспитанием, религиозным руководством всех людей.
Устроят себе люди такую страшную машину власти, предоставляя захватывать эту власть кому попало (а все шансы за то, что захватит её самый нравственно дрянной человек), и рабски подчиняются и удивляются, что им дурно. Боятся мин, анархистов, а не боятся этого ужасного устройства, всякую минуту угрожающего им величайшими бедствиями.
Люди нашли, что для того, чтобы им защищаться от врагов, им полезно связать себя, как это делают защищающиеся черкесы. Но опасности нет никакой, и люди продолжают связывать себя.
Старательно свяжут себя так, чтобы один человек мог со всеми ими делать всё, чт; захочет; потом конец верёвки, связывающей их, бросят болтаться, предоставляя первому негодяю или дураку захватить её и делать с ними всё, что ему вздумается.
Сделают так и потом удивляются, что им дурно.
Ведь что же, как не это самое, делают народы, подчиняясь учреждая и поддерживая организованное с военной властью правительство?
7
Для избавления людей от тех страшных бедствий вооружений и войн, которые они терпят теперь и которые всё увеличиваются и увеличиваются, нужны не конгрессы, не конференции, не трактаты и судилища, а уничтожение того орудия насилия,
_____________________________________________
437
которое называется правительствами и от которых происходят величайшие бедствия людей.
Для уничтожения правительств нужно только одно: нужно, чтобы люди поняли, что то чувство патриотизма, которое одно поддерживает это орудие насилия, есть чувство грубое, вредное, стыдное и дурное, а главное — безнравственное. Грубое чувство потому, что оно свойственно только людям, стоящим на самой низкой ступени нравственности, ожидающим от других народов тех самых насилий, которые они сами готовы нанести им; вредное чувство потому, что оно нарушает выгодные и радостные мирные отношения с другими народами и, главное, производит ту организацию правительств, при которых власть может получить и всегда получает худший; постыдное чувство потому, что оно обращает человека не только в раба, но в бойцового петуха, быка, гладиатора, который губит свои силы и жизнь для целей не своих, а своего правительства; чувство безнравственное потому, что, вместо признания себя сыном Бога, как учит нас христианство, или хотя бы свободным человеком, руководящимся своим разумом, — всякий человек, под влиянием патриотизма, признаёт себя сыном своего отечества, рабом своего правительства и совершает поступки, противные своему разуму и своей совести.
Стоит людям понять это, и само собой, без борьбы распадётся ужасное сцепление людей, называемое правительством, и вместе с ним то ужасное, бесполезное зло, причиняемое им народам.
И люди уже начинают понимать это. Вот что пишет, например, гражданин Северо-Американских Штатов:
«Единственно — чего мы просим все, мы, земледельцы, механики, купцы, фабриканты, учителя, — это права заниматься нашими собственными делами. Мы имеем свои дома, любим наших друзей, преданы нашим семьям и не вмешиваемся в дела наших соседей, у нас есть работа, и мы желаем работать.
Оставьте нас в покое!
Но политиканы не хотят оставить нас. Они облагают нас налогами, поедают наше имущество, переписывают нас, призывают нашу молодёжь к своим войнам.
Целые мириады живущих на счёт государства зависят от государства, содержатся им, чтобы облагать нас налогами; а для того, чтобы облагать с успехом, содержатся постоянные войска.
_____________________________________________
438
Довод, что армия нужна для того, чтобы защищать страну, явный обман. Французское государство пугает народ, говоря, что немцы хотят напасть на него; русские боятся англичан; англичане боятся всех: а теперь в Америке нам говорят, что нужно увеличить флот, прибавить войска, потому что Европа может в каждый момент соединиться против нас. Это обман и неправда. Простой народ во Франции, Германии, Англии и Америке — против войны. Мы желаем только, чтобы нас оставили в покое. Люди, имеющие жен, родителей, детей, дом;, — не имеют желания уходить драться с кем бы то ни было. Мы миролюбивы и боимся войны, ненавидим её.
Мы хотим только не делать другим того, чего не хотели бы, чтобы нам делали.
Война есть непременное следствие существования вооружённых людей. Страна, содержащая большую постоянную армию, рано или поздно будет воевать. Человек, гордящийся своей силой в кулачном бою, когда-нибудь встретится с человеком, который считает себя лучшим бойцом, и они будут драться. Германия и Франция только ждут случая испытать друг против друга свои силы. Они дрались уже несколько раз и будут драться опять. Не то, чтобы их народ желал войны, но высший класс раздувает в них взаимную ненависть и заставляет людей думать, что они должны воевать, чтобы защищаться.
Людей, которые хотели бы следовать учению Христа, облагают налогами, оскорбляют, обманывают и затягивают в войны.
Христос учил смирению, кротости, прощению обид и тому, что убивать дурно. Писание учит людей не клясться, но «высший класс» заставляет нас клясться на писании, в которое не верит.
Как же нам освободиться от этих расточителей, которые не работают, но одеты в тонкое сукно с медными пуговицами и дорогими украшениями, которые кормятся нашими трудами, для которых мы обрабатываем землю?
Сражаться с ними?
Но мы не признаем кровопролития, да, кроме того, у них оружие и деньги, и они выдержат дольше, чем мы.
Но кто составляет ту армию, которая будет воевать с нами?
Армию эту составляем мы же, наши обманутые соседи и братья, которых уверили, что они служат Богу, защищая свою страну от врагов. В действительности же наша страна не имеет врагов,
_________________________________________________
439
кроме высшего класса, который взялся блюсти наши интересы, если только мы будем соглашаться платить налоги. Они высасывают наши средства и восстановляют наших истинных братьев против нас для того, чтобы поработить и унизить нас.
Вы не можете послать телеграмму своей жене или посылку своему другу, или дать чек своему поставщику, пока не заплатите налог, взимаемый на содержание вооружённых людей, которые могут быть употреблены на то, чтобы убить вас, и которые несомненно посадят вас в тюрьму, если вы не заплатите.
Единственное спасение в том, чтобы внушать людям, что убивать нехорошо, учить их тому, что весь закон и пророки в том, чтобы делать другим то, что хочешь, чтобы тебе делали. Молчаливо пренебрегайте этим высшим классом, отказываясь преклоняться перед их воинственным идолом. Перестаньте поддерживать проповедников, которые проповедуют войну и выставляют патриотизм, как нечто важное.
Пусть они идут работать, как мы.
Мы верим в Христа, а они нет. Христос говорил то, что думал; они говорят то, чем они думают понравиться людям, имеющим власть — «высшему классу».
Мы не будем поступать на службу. Но будем стрелять по их приказанию. Мы не будем вооружаться штыками против доброго, кроткого народа. Мы не будем по внушению Сесиль Родса стрелять в пастухов и земледельцев, защищающих свои очаги.
Ваш ложный крик: «волк, волк!» не испугает нас. Мы платим ваши налоги только потому, что принуждены делать это. Мы будем платить только до тех пор, пока принуждены это делать. Мы не будем платить церковные налоги ханжам, ни десятой доли вашей лицемерной благотворительности, и мы будем при всяком случае высказывать своё мнение.
Мы будем воспитывать людей.
И всё время наше молчаливое влияние будет распространяться; и даже люди, уже набранные в солдаты, будут колебаться и отказываться сражаться. Мы будем внушать мысль, что христианская жизнь в мире и благоволении лучше, чем жизнь борьбы, кровопролития и войны.
«Мир на земле!» — может наступить только тогда, когда люди отделаются от войск и будут желать делать другим то, что хотят, чтобы им делали».
________________________________________________
440
Так пишет гражданин Северо-Американских Штатов, и с разных сторон, в разных формах раздаются такие же голоса.
Вот что пишет немецкий солдат:
«Я совершил два похода вместе с прусской гвардией (1866—1870 гг.) и ненавижу войну от глубины души, так как она сделала меня невыразимо несчастным. Мы, раненые вояки, получаем большею частью такое жалкое вознаграждение, что приходится, действительно, стыдить-ся за то, что когда-то мы были патриотами. Я, например, получаю ежедневно 80 пфеннигов за мою простреленную при штурме в С. Прива 18 августа 1870 г. правую руку. Другой охотничьей собаке нужно больше для её содержа-ния. А я страдал целые годы от моей дважды прострелен-ной правой руки. Уже в 1866 г. я участвовал в войне против Австрии, сражался у Траутенау и Кенигрица и насмотрелся довольно-таки ужасов. В 1870 г. я, как находившийся в запасе, был призван вновь и, как я уже сказал, был ранен при штурме в С. Прива: правая рука моя была прострелена два раза вдоль. Я потерял хорошее место (я был тогда пивоваром) и потом не мог уже получить его опять. С тех пор мне уж больше никогда не удалось встать на ноги. Дурман скоро рассеялся, и вояке-инвалиду оставалось только кормиться на нищенские гроши и подаяние...
В мире, где люди бегают, как дрессированные звери, и не способны ни на какую другую мысль, кроме того, чтобы перехитрить друг друга, ради маммоны, в таком мире пусть считают меня чудаком, но я всё же чувствую в себе божественную мысль о мире, которая так прекрасно выражена в Нагорной проповеди. По моему глубочайшему убеждению, война — это только торговля в больших размерах, — торговля честолюбивых и могущественных людей счастьем народов.
И каких только ужасов не переживаешь при этом! Никогда я их не забуду, этих жалобных стонов, проникающих до мозга костей.
Люди, никогда не причиняющие друг другу зла, умерщвляют друг друга, как дикие звери, а мелкие рабские души замешивают доброго Бога пособником в этих делах. Соседу моему в строю пуля раздробила челюсть. Несчастный совсем обезумел от боли. Он бегал, как сумасшедший, и под палящим летним зноем не находил даже воды для того, чтобы освежить свою ужасную рану. Наш командир кронпринц Фридрих (впоследст-
_________________________________________________
441
вии благородный император Фридрих) писал тогда в своем дневнике: «Война — это ирония на Евангелие... »
Люди начинают понимать тот обман патриотизма, в котором так усердно стараются удержать их все правительства.
8
«Но что же будет, если не будет правительств?» — говорят обыкновенно.
Ничего не будет; будет только то, что уничтожится то, что было давно уже не нужно и потому излишне и дурно; уничтожится тот орган, который, став ненужным, сделался вредным.
«Но если не будет правительств — люди будут насиловать и убивать друг друга», — говорят обыкновенно.
Почему? почему уничтожение той организации, которая возникла вследствие насилия и по преданию передавалась от поколения к поколению для произведения насилия, — почему уничтожение такой потерявшей употребление организации сделает то, что люди будут насиловать и убивать друг друга? Казалось бы, напротив, уничтожение органа насилия сделает то, что люди перестанут насиловать и убивать друг друга.
Теперь есть люди, специально воспитываемые, приготовляемые для того, чтобы убивать и насиловать других людей, — люди, за которыми признаётся право насиловать, и которые пользуются устроенной для этого организацией; и такое насилование и убивание считается хорошим и доблестным делом, тогда же люди не будут для этого воспитываться, ни за кем не будет права насиловать других, не будет организации насилия, и, как это свойственно людям нашего времени, насилие и убийство будет всегда и для всех считаться дурным делом.
Если же и после уничтожения правительств будут происходить насилия, то, очевидно, они будут меньше, чем те, которые производятся теперь, когда есть специально для произведения насилия устроенные организации и положения, при которых насилия и убийства признаются хорошими и полезными.
Уничтожение правительств только уничтожит по преданию переходящую, ненужную организацию насилия и оправдание его.
«Не будет ни законов, ни собственности, ни судов, ни полиции, ни народного образования», — говорят обыкновенно,
________________________________________________
442
умышленно смешивая насилия власти с различными деятельностями общества.
Уничтожение организации правительств, учреждённых для произведения насилия над людьми, никак не влечёт за собой уничтожения ни законов, ни суда, ни собственности, ни полицейских ограждений, ни финансовых устройств, ни народного образования. Напротив, отсутствие грубой власти правительств, имеющих цель поддержать только себя, будет содействовать общественной организации, не нуждающейся в насилии. И суд, и общественные дела, и народное образование, всё это будет в той мере, в которой это нужно народам; уничтожится только то, что было дурно и мешало свободному проявлению воли народов.
Но если и допустить, что при отсутствии правительств произойдут смуты и внутренние столкновения, то и тогда положение народов было бы лучше, чем оно теперь. Положение народов теперь таково, что ухудшение его трудно себе представить. Народ весь разорён, и разорение неизбежно должно идти, усиливаясь. Все мужчины обращены в военных рабов и всякую минуту должны ждать приказа идти убивать и быть убиваемыми. Чего же ещё ждать? Того, чтобы разорённые народы вымирали с голода? Это уже начинается в России, Италии и Индии. Или того, чтобы, кроме мужчин, забрали в солдаты и женщин? В Трансваале и это уже начинается.
Так что, если бы и действительно отсутствие прави-тельств означало анархию (чего оно вовсе не означает), то и тогда никакие беспорядки анархии не могли бы быть хуже того положения, до которого правительства уже довели свои народы и к которому они ведут их.
И потому не может не быть полезным для людей освобождение от патриотизма и уничтожение зиждущегося на нём деспотизма правительств.
9
Опомнитесь, люди, и, ради всего блага и телесного, и духовного и такого же блага ваших братьев и сестёр, остановитесь, одумайтесь, подумайте о том, что вы делаете!
Опомнитесь и поймите, что враги ваши не буры, не англичане, не французы, не немцы, не чехи, не финляндцы, не русские, а враги ваши, одни враги — вы сами, поддерживающие
_______________________________________________
443
своим патриотизмом угнетающие вас и делающие ваши несчастия правительства.
Они взялись защищать вас от опасности и довели это мнимое положение защиты до того, что вы все стали солдатами, рабами, все разорены, всё более и более разоряетесь и всякую минуту можете и должны ожидать, что натянутая струна лопнет, начнется страшное избиение вас и ваших детей.
И как бы велико ни было избиение и чем бы оно ни кончилось, положение останется то же. Так же и ещё с большей напряжённостью правительства будут вооружать и разорять, и развращать вас и детей ваших, и остановить, предупредить это никто не поможет вам, если вы сами не поможете себе.
Помощь же только в одном — в уничтожении того страшного сцепления конуса насилия, при котором тот или те, кому удастся взобраться на вершину этого конуса, властвуют над всем народом и тем вернее властвуют, чем более они жестоки и бесчеловечны, как это мы знаем по Наполеонам, Николаям I, Бисмаркам, Чемберленам, Родсам и нашим диктаторам, правящим народами от имени царя.
Для уничтожения же этого сцепления есть только одно средство — пробуждение от гипноза патриотизма.
Поймите, что всё то зло, от которого вы страдаете, вы сами себе делаете, подчиняясь тем внушениям, которыми обманывают вас императоры, короли, члены парламентов, правители, военные, капиталисты, духовенство, писатели, художники, — все те, которым нужен этот обман патриотизма для того, чтобы жить вашими трудами.
Кто бы вы ни были — француз, русский, поляк, англичанин, ирландец, немец, чех — поймите, что все ваши настоящие человеческие интересы, какие бы они ни были — земледельческие, промышленные, торговые, художественные или учёные, все интересы эти так же, как и удовольствия и радости, ни в чём не противоречат интересам других народов и государств, и что вы связаны взаимным содействием, обменом услуг, радостью широкого братского общения, обмена не только товаров, но мыслей и чувств с людьми других народов.
Поймите, что вопросы о том, кому удалось захватить Вей Хай-вей, Порт-Артур или Кубу, — вашему правительству или другому, для вас не только безразличны, но всякий такой захват, сделанный вашим правительством, вредит вам потому,
_________________________________________________
444
что неизбежно влечёт за собой всякого рода воздействия на вас вашего правительства, чтобы заставить вас участвовать в грабежах и насилиях, нужных для захватов и удержания захваченного. Поймите, что ваша жизнь нисколько не может улучшиться оттого, что Эльзас будет немецкий или французский, а Ирландия и Польша свободны или порабощены; чьи бы они ни были, вы можете жить где хотите; даже если бы вы были эльзасец, ирландец или поляк, — поймите, что всякое ваше разжигание патриотизма будет только ухудшать ваше положение, потому что то порабощение, в котором находится ваша народность, произошло только от борьбы патриотизмов, и всякое проявление патриотизма в одном народе увеличивает реакцию против него в другом. Поймите, что спастись от всех ваших бедствий вы можете только тогда, когда освободитесь от отжившей идеи патриотизма и основанной на ней покорности правительствам и когда смело вступите в область той высшей идеи братского единения народов, которая давно уже вступила в жизнь и со всех сторон призывает вас к себе.
Только бы люди поняли, что они не сыны каких-либо отечеств и правительств, а сыны Бога, и потому не могут быть ни рабами, ни врагами других людей, и сами собой уничтожатся те безумные, ни на что уже не нужные, оставшиеся от древности губительные учреждения, называемые правительствами, и все те страдания, насилия, унижения и преступления, которые они несут с собой.
Лев Толстой.
Пирогово, 10 мая 1900 г.
__________________________