Жил в Орле поэт опальный

Александр Бельский Город Орёл
                Алексей Кондратенко

Изучая биографии орловских журналистов первых десятилетий советской власти, я подготовил запрос в управление ФСБ по Орловской области. Хотелось больше узнать о тех, кто всего несколькими строками упомянут в пятитомнике «Реквием». Был среди них и Владимир Свешников, уроженец Ленинграда, 1902 г.р., сосланный в 1927 году на Север. Довольно быстрый ответ из архива ФСБ позволил узнать чуть больше об этом человеке. Оказалось, что в 1927 году он был арестован в Харькове, уже отбыл срок, а затем вторично арестован в начале 1933 года в Орле — и вновь ссылка, на этот раз в Башкирию. Свешников, Свешников… Захожу в Интернет и замираю от чувства редкостной находки. Да это же тот самый Свешников, что был на Соловках в одной камере с будущим академиком Дмитрием Сергеевичем Лихачевым!  Вскоре пришел ответ из УФСБ на еще один запрос — о деле Свешникова в нём было рассказано подробнее.

Листаем воспоминания Д.С.Лихачева: «Наши отношения с ним как-то очень быстро стали хорошими, дружескими, доверительными. У него обнаружился поэтический талант, по-видимому, сразу о себе заявивший и бесспорный… Он был принят в салоне Гиппиус и Мережковского, пользовался там большим успехом. Но вскоре почувствовал, что в салоне ему душно – душно нравственно, так же, как физически душно было на барже…

Стихи на Соловках писали из молодежи очень многие. Вообще в 1920-е годы редкие молодые интеллигентные люди не писали стихов. Такое было время. Одни писали тайно, никому не показывая, другие показывали, но не продвигали их в печать, третьи резво печатались в «Соловецких островах». К последним принадлежали из моих знакомых А. Панкратов, Ю. Казарновский, Д. Шипчинский, А. Пешковский, Лада Могиляньска, но, безусловно, самым талантливым, изумительно талантливым и «настоящим» был Володя Свешников. В иных условиях ему принадлежало бы великое будущее. «Кемецкий» — это фамилия его матери и поэтический псевдоним.

Вид у него был всегда обиженного ребенка. В 1929 г. в конце или в начале 1930 г.  Володю поселили в камеру вместе со мной. Его стихи очень ценились, и его всегда немножко (в меру своих возможностей) подкармливали те, кто получал посылки. Поражала его искренность и непосредственность: на его лице отражались все его чувства. Его приходилось часто как-то заслонять и защищать, так как он сразу реагировал на каждую несправедливость, грубость. Было даже иногда что-то истерическое в его возмущенных криках. Свой гнев он направлял иногда даже против тех, кто ему помогал. Сокамерники ему все прощали за талантливость его поэзии…  В нашей камере  он написал и свою «Сагу об Эрике, сыне Эльмара». Он думал о смерти, а свой род по линии матери вел от скандинавских викингов. Стихи он сочинял, вечно бормоча себе под нос с напряженным выражением лица, вытягивая губы. Я очень хорошо запомнил его лицо, манеру держаться. Г. О. Гордон говорил, что он (Володя) — «типичный парижский гамен», бездомный обитатель Монмартра. На Соловках он был вечно голоден, ходил полным оборванцем.

О его досоловецком прошлом я помню только следующее. Его родители были белоэмигранты. Отец, Свешников, — по-видимому, белый офицер. Семья с Володей жила некоторое время в Берлине (откуда у него берлинские темы в ранних стихах, которые, кстати, не все он хотел печатать, но показывал в нашей камере). Потом семья, как и многие эмигранты, переехала в Париж. В Париже Володя с группой эмигрантской молодежи вступил в комсомол (самодеятельный), и эта молодежь стала хлопотать о возвращении в Советский Союз. Родители были против. Он без родителей в 1926 г. с группой молодежи был допущен вернуться. В Харькове, где он жил перед Соловками, а может быть, и в Москве он что-то наговорил, чем-то откровенно был недоволен, и ему «дали» пять лет».

В первоначальном, еще «перестроечном» издании воспоминаний академика Д.С. Лихачева и в мемуарах других узников Соловков указывалось, что Кемецкий был освобождён в 1931 году, но о дальнейшей судьбе ничего не известно. Теперь, благодаря находке в архиве Орловского УФСБ, мы знаем, что постановлением «особого совещания» от 14 февраля 1932 года Свешникову запретили проживание в 12 наиболее крупных городах СССР в течение трех лет. Поначалу он поселился в Воронеже, но в тот голодный год существование бывшего зека в растущем, индустриальном городе, в столице ЦЧО было невыносимым. Уехал в Орел.  Здесь познакомился со ссыльными троцкистами. Они ему помогли: Роман Шония и Исидор Багатурия заплатили 10 рублей за квартиру, к тому же Шония, Давыд Мильнер и Михаил Миров дали по 5 рублей — просто так, без возврата. В Орле Владимир Свешников жил на 5-й Курской улице (ныне улица Фомина) в доме № 4 (теперь это  территория недавно построенного гостиничного комплекса).

Арестовали Свешникова в Орле 6 февраля 1933 года. О себе он рассказывал следователю 29 марта 1933 года: «В 1920 году я совместно с белыми эмигрировал на пароходе «Габсбург» из Одессы, где проживал совместно со своими родителями в течение 1919 — 1920 годов, в Константинополь. Отец мой — журналист, мать — в прошлом артистка Большого театра. Родители умерли от тифа в Одессе. В Константинополе я прожил год, работая, научился в совершенстве французскому языку, получил визу от французского консульства. В 1921 году уехал в Париж, где прожил до 1924 года, затем вступил во французский комсомол и весной 1924 года уехал в Германию с целью восстановления советского гражданства. Будучи в Германии, в Берлине работал в редакции газеты «Накануне». В связи с нелегальным проживанием через шесть месяцев был арестован и выслан во Францию, а затем в СССР».

По возвращении в Советский Союз Свешников жил в Москве, Рыбинске, Харькове, Тифлисе. В 1927 году по дороге из Тифлиса в Ленинград был арестован, при  обыске у него нашли листовку «троцкистского толка», в концлагерь он попал как организатор «Союза защитников демократии ВЛКСМ Грузии им. Троцкого».

Читая эти строки, поражаешься биографии поэта. Ребенок из светской семьи, подростком превращается фактически в бомжа (вспомните сцены из кинофильма «Бег» о жизни русских эмигрантов в Константинополе!). Какая энергия, какая вера в себя! Взять ту же берлинскую газету «Накануне» — ведь её редактировал живой классик А.Н. Толстой, здесь печатались М. Булгаков (фактически Толстой «открыл» в этой газете Булгакова как писателя), О. Мандельштам, К. Федин. Не случайно Свешников после участия в газете «Накануне» стал гордо называть  себя журналистом! А гимназическая идея организовать комсомол в Европе? А стремление вернуться на Родину? И как Родина встречала своего сына?

Голодные годы, карточки на хлеб (да и те в 1933 году выдавали только рабочим), полунищенское существование, репрессии. В обвинительном заключении группе орловских троцкистов, в число которых был включен и Владимир Свешников (брал ведь по 5-10 рублей от ненадежных «друзей»!),  31 марта 1933 года отмечалось:  «На протяжении целого ряда времени имели между собой связь, поддерживая таковую частым посещением друг друга, в разговорах были настроены равно против проводимых мероприятий Советской власти. Зарегистрированы случаи антисоветской агитации на производстве среди рабочих обувной фабрики им. Коминтерна, изготовление документа антипартийного содержания, резко критикующего мероприятия Соввласти и какие должны быть практические задачи в дальнейшем троцкистской организации».

Как уже говорилось, Свешникова сослали из Орла в Башкирию. Он вынес и это испытание. После освобождения в 1936 году добрался до Керчи, работал здесь корректором городской газеты «Керченский рабочий». 22 августа того года его арестовали, обвинили в «контрреволюционной троцкистской агитации», дали пять лет лагерей. А уже в лагере ещё один «суд», приговор – расстрел. 29 января 1938 года — в этот день Владимир Сергеевич был расстрелян в Ухтпечлаге (Архангельская область). Место захоронения – Новая Ухтарка.

Поэт погиб в 37 лет… Как Пушкин, как Маяковский. Страшный рубеж! Жизнь яркая, короткая и, как мне кажется, оставившая глубокий след в судьбе будущего академика Д.С.Лихачева. Вчитайтесь в строки Дмитрия Сергеевича: «Мужество русской интеллигенции, десятки лет сохранявшей свои убеждения в условиях жесточайшего произвола идеологизированной советской власти и погибавшей в полной безвестности, меня поражало и поражает до сих пор… «Литература — это совесть общества, его душа. Честь и достоинство писателя состоят в том, чтобы правду, право на эту правду отстаивать при самых неблагоприятных обстоятельствах. Собственно для писателя даже вопрос не стоит: говорить правду или не говорить? Для него это значит: писать или не писать».

В мае 1989 года прокуратура Орловской области реабилитировала В.С. Свешникова.

(Материал из Интернет-сайта)