Химеры возрождаются

Александр Костерев-Грендель
На самом деле Химера не погибла, а продолжала из века в век мигрировать по странам и континентам, возмущая неокрепшие умы, насылая неблагоприятные ветра перемен, воспевая и создавая опасности, провоцируя революционные возмущения, формируя имперскую психологию недалеких, но алчных вождей, порождая устойчивые заблуждения о мифическом счастье и всеобщем равенстве среди анархистов, а также тяжело больных и бедно живущих, но легко внушаемых граждан всех сословий. 
К XVIII веку Химера прочно осела в Европе, получила вид на жительство во Франции под именем Марсельезы, провозгласив это имя не только своим новым гимном, но и присвоив его в качестве воинственного и на первый взгляд свободолюбивого образа.
Не удивляйтесь, просвещенный читатель: дама с обнаженной грудью и мечом в правой руке на барельефе триумфальной арки на площади Звезды в Париже — это она, Химера, зовущая добровольцев на штурм Бастилии и призывающая к убийству одних во имя мифического благополучия других.    
О, как не гримируй свои лица, точнее морды, мы узнаем тебя, возрожденная Химера. Тот же гордый вид победительницы, только головы твои стали менее заметны, но их по–прежнему три: прямолинейный воинствующий козел, бесстрашный, зовущий к битве лев и мудрая, готовая смертельно ужалить змея; все так же ваши пасти изрыгают всеразрушающий огонь и проклятия в адрес священных понятий законности и порядка, всегда не идеальных, но по крайне мере стремящихся стабилизировать разнородное общество своими виртуальными скрепами.
Стоит только взглянуть в лицо Марсельезы, искаженное гримасой блудливого отчаяния, чтобы понять, что это не только та самая Химера, а боле того — ей удалось взгромоздиться на Пегаса (вероятно сведенного фальшивыми несбыточными посулами у Беллерофонта) и взять в руку не что иное, как трубу архангела перед страшным судом, чтобы возвестить мир о новом выступлении добровольцев в 1792 году.
Она торопится судить и вершить правосудие или беззаконие (и то, и другое лишь зависит от наших оценок, тяжести вынесенного приговора и имен обвиняемых).
В память ее могуществу, а вероятнее всего в назидание следующим поколениям, а главное в качестве предупреждения о грозящей опасности, архитектор де Люк водрузил целый сонм разноликих химер на галерее Парижского собора Нотр-дам, а их истинную роль судей и разрушителей мира чрезвычайно точно описал один из лучших русских поэтов Павел Антокольский:               

Постановили мы явить пример
Парижской черни, учредив нахально
Здесь, в окруженьи чуши клерикальной
Революционный Трибунал Химер.
Итак! Во имя Равенства! Приступим!
Что ждали мы в теченье долгих зим,
Что поднялись из городских низин
На эту вышку, — явствует по струпьям
На тощих спинах, по сверканью глаз,
По треску клювов и клыков, по тучам
Над городом...
Мы вас толстеть отучим!
Мы растолкаем, парижане, вас!

Эти фурии способны растолкать кого угодно и добраться в любой уголок не только земного шара, но и вселенной. Именно химеры подталкивали «революционеров» к бессмысленным убийствам государей и царских сановников, президентов и депутатов, служителей церквей всех конфессий и журналистов, массовому истреблению этнических групп и целых народов.      
Не обошли они своим кровожадным вниманием Россию создав организацию «Земля и воля» превратившуюся впоследствии в радикальную «Народную волю» и «умеренный» «Черный передел», а последние — в партии революционеров-социалистов с горящим взором, которым они силились разжечь мировую революцию. Кто, как не химеры превратили Германию в воинственный Третий рейх, развязавший вторую мировую войну, уготовили Соединенным штатам Америки роль мирового жандарма и кровавого пирата, испытавшего на японском народе новое гибельное оружие — атомную бомбу, побудили Председателя Мао Цзэдуна начать «культурную революцию» в Китае.   
Кто, как не химеры раздувают тлеющие угли нацизма и фашизма по всему миру.      
Все эти жертвы были принесены напрасно: они поражали нас ужасом происходящего, но не вразумляли; мы отзывались на них жалкими словами сочувствия, но не мужественным делом, а иногда мы, исполненные лучших побуждений, следовали заветам не убитых, a их хладнокровных убийц...

Мы желоба, блюющие под ярость
Дождей. Блажен, кто в лепоте уродств
Был скрючен в три погибели, чей рост
Уходит вкривь, а имя затерялось
В бесславьи. Корчить рожи всем живым.
Закостенеть в своей державной дури.
Дальнейшее в судебной процедуре
Предоставляем тучам дождевым.
Пора кончать. Наш выпад не опознан.
Смолкаем. Тьма. Раскат громовых «эррр».
Блеск молнии. Спи крепко, Робеспьер!
Жди мщенья! Рано или поздно...
— Поздно!

Завершить на этом временном этапе повествование о химерах логичнее всего словами великого русского философа Василия Розанова из книги наблюдений «Когда начальство ушло», написанной по следам революции 1905 года, которую он посвятил могилам... He всем, а только тех, кто простирал свои мысли «от колокольни до колокольни — не далее»:
— Человечность — это всегда одиночество и братство. Одиночество не затвора, не темницы, не кельи с уставом, а так, чтобы вокруг меня был некий пояс свободной земли, свободной воды, свободного воздуха... И братство в смысле том, что, никем не теснимый, я никому и не враг, а всем друг. Для меня несомненно, что исчезновение «начальства», таяние его как снега перед солнцем, вернее — перед весною, начинается и всегда начнется по мере возрождения в человеке благородства, чистоты и невинности. Это — тот огонь, в котором плавятся все оковы. И только в нем! Запомни это хорошо, человечество, дабы не маниться ложными призраками. Не надеяться ложно. Не верить ложно.
А к существу химер мы, любезный читатель, будем вынуждены вернуться еще не раз.