Глава 44
Встреча вторая. Жрицы Кибелы
Осень 626 года, Кирополь, ныне город Ура-Тюбе в Туркменистане.
Отряд подвигался на юго-запад вдоль пологого хребта, вдоль которого уже тысячу лет ходили караваны из Персии, и Великий Мудрец даже изрёк, что на дороге стало многолюдно.
На холмах вокруг дороги возвышались большие замки с высокими стенами, квадратные, с большими воротами, защищёнными высокими башнями.
– Какая красота, Наставник! – обратился Ша Сэн к Сюаньцзану, – не следует ли нам отдохнуть несколько дней в одном из этих городков? Вы прочтёте проповедь, а молодой Чжу попрактикуется в искусстве перевода!
Сюаньцзан по обыкновению молчал, и Ша Сэн начал приставать с вопросами к Сунь Укуну:
– Как насчёт проповеди? Местная кухня также должна быть неплохой. Здесь делают плов с сухофруктами, подают неплохое виноградное вино, культура очень эклектична. Тут уже встречаются блюда иранской кухни, для них характерно длительное тушение, у меня никогда терпения не хватало, подумать только, целую ночь тушить похлёбку из резаного мяса, со свежими лепёшками...
– Амидафо! – огорчённо произнёс Сюаньцзан, строго относящийся к запрету на скоромное.
– Да простит меня Будда, – произнёс Ша Сэн, и осёкся, застыв с открытой челюстью.
Из-за рощицы пыльных деревьев на дорогу выезжал отряд воинов в чешуйчатых доспехах, сверкающих золотой насечкой.
– По наши души, – забеспокоился Ша Сэн, – уважаемый Чжу, а ты что скажешь?
– Золотые доспехи владыки Кирополя, отборные пехлеваны, искусные в борьбе и стрельбе из лука, могучие, как горы, – пессимистично произнёс Чжу Бацзе, – нам с ними не тягаться.
В этот момент передовой всадник подъехал вплотную к отряду:
– Мы видим перед собой посольство монаха Сюаньцзана? – спросил он на фарси.
– Именно так, – ответил Великий Мудрец, не дожидаясь, пока Чжу Бацзе совершит перевод.
– Наш правитель приглашает вас посетить его дворец, – сообщил предводитель воинов – могучий широкоплечий бородач с огромными конечностями.
– Амидафо, – произнёс Сюаньцзан, – дозволено будет узнать, с какой целью приглашает нас владыка Кирополя?
– Там узнаете, – не слишком вежливо ответил командир отряда, и его воины окружили наших путешественников.
Конвой продвигался по широкой ровной дороге между сжатыми полями пшеницы. Местные крестьяне выглядели весьма упитанными и довольными жизнью, около домов бродили куры, весело бегали босые ребятишки.
Судя по следам на дорогах, в сторону холмов недавно прошла большая отара овец, похоже было, что и злаки в этом году уродились, и с мясом не было никакого недорода.
Вот показался город, окружённый привычной глинобитной стеной. За стеной начинался бедный квартал, и в нос путешественникам сразу ударила сильная вонь. Эта часть города называлась рабад, и тут жили не самые богатые члены общества.
– Похоже, единой канализации здесь нет, – недовольно сморщил нос Ша Сэн.
– И кругом валяются кучи мусора, какое свинство, – состроил гримасу Чжу Бацзе.
Ясная Луна только бросила взгляд вокруг, и ее хорошее настроение пропало окончательно, она стала копаться в своих вещах, бормоча себе под нос нечто вроде:
– Пропал город, надо отсюда выбираться.
Меж тем они проехали вторые ворота, и попали во внутренний город – шахристан.
Сразу за воротами была рыночная площадь со множеством торговых рядов, изрядно заваленных мусором. На стороне, противоположной воротам, стояла мраморная колоннада с навесом, перед колоннадой стояли мраморные изваяния на постаментах. Часть изваяний была с отбитыми носами и руками, на белоснежных постаментах грязной смолой были нанесены похабные надписи.
После площади пошли дома купцов, больше похожие на небольшие крепости с рядами бойниц. Постепенно дома становились всё богаче, а стены вокруг них всё ниже.
Во внутренней части шахристана попадались сады и большие усадьбы, на ветках висели плоды хурмы и граната, крупные груши. Ша Сэн приготовился было сорвать пару плодов, но вдруг раздался крик Ясной Луны:
– К фруктам не прикасаться! Город на пороге эпидемии!
Ша Сэн вздрогнул, и инстинктивно схватился за живот.
Ясная Луна соскочила со своего верблюда и подбежала к Сюаньцзану:
– Эй, лысый, скажи своим, пить только кипяток, есть только горячий рис! Руками пусть поменьше здесь дотрагиваются, особенно до земли и стен.
– Амидафо, что-то случилось? – поинтересовался Сюаньцзан.
– Да тут белым днём десятки крыс бегают, представляю, что ночью творится, – сказала Мин Юэ.
Великий Мудрец уже закрыл лицо концом своей чалмы, и серьёзно взглянул на малышку:
– Спасибо тебе, что предупредила.
Меж тем они подъехали к третьим воротам, которые вели в цитадель – кухендиз.
За воротами начиналась упорядоченная архитектура с прямыми, достаточно широкими улицами, большинство домов имели три этажа, первые этажи были с глухими стенами, на вторых и третьих этажах были большие окна, с решетками из цветного стекла. Перед фасадами зданий вперёд выходили портики со множеством колонн и треугольными фронтонами.
По сторонам от портиков алели кусты роз, и аромат розариев боролся с вонью, приносимой ветром из внешнего города.
В центре города была площадь с высокой колонной, церемониальной аркой, и странным ритуальным сооружением.
– Что это? – спросил Ша Сэн, указывая на большую мраморную глыбу в виде правильного прямоугольника, на которой стояла бронзовая фигура волчицы с большими сосками, с прильнувши к этим соскам двумя маленькими детьми.
– Римская волчица – ответил Великий Мудрец, да вон на портики взгляните, тут постоянно встречается этот мотив.
Они подошли к роскошному входу в дворец правителя. Дворец имел строгие пропорции, и нарочитую асимметрию – здесь классика сочеталась с архаикой, и Великий Мудрец обронил несколько замечаний о Критском стиле.
Белого коня пришлось отдать в конюшню правителя, причём Великий Мудрец успел сбегать с ним до стойла, поговорить с конюхами, осмотреть корм, и выкинуть пару крыс из торбы с овсом.
Затем они прошли в караульное помещение, где всем пришлось сдать оружие, причём самые большие проблемы были с малышкой Мин Юэ – у той, кроме длинного меча и пары кривых клинков, оказалась целая прорва скрытого оружия, включая «рукавную стрелу».
[Рукавная стрела: бамбуковая трубка с пружиной, спусковым механизмом, и железной стрелкой. Крепилась под предплечьем, при наличии широких рукавов можно было стрелять, просто подняв руку.]
Отряд в целом, разоружили, но Сюаньцзан оставил при себе посох, Сунь Укун заморочил головы стражникам, оставив при себе шест, Ша Сэн припрятал за пазухой «нож запрета», Мин Юэ воткнула в прическу Эмейские спицы, а Чжу Бацзе забыл вытащить пяток дротиков скрытого ношения.
После этого их провели в огромное помещение с высокой мраморной лестницей, ведущей на второй этаж здания. Великий Мудрец снова отпустил пару замечаний касательно микенского стиля, и они поднялись по ступеням, попав в помещение для ожидания приемов с широкими скамьями темного дерева.
[Автор описывает дворец Кирополя на основе знаменитого дома Н. Д. Стахеева в Москве, и всем рекомендует там побывать.]
– Наш повелитель, Рустам Славный, ожидает для беседы ученого монаха Сюаньцзана, – провозгласил распорядитель, – Кто из вас Сюаньцзан?
– Уж не я, – поморщилась Мин Юэ, проведя ладонью по волосам, и поправляя спицы.
Ша Сэн уже набрал полную грудь воздуха, чтобы громко возмутиться, как боковые двери распахнулись, и в помещение вошёл сам повелитель Кирополя Рустам Славный.
Члены посольства поднялись и глубоко поклонились правителю, при этом Ша Сэн выронил из-за пазухи нож. Старый клинок ударился о мраморную плитку с тяжёлым стуком. Ша Сэн виновато развёл руками.
Рустам сделал знак пальцем, и один из воинов быстро поднёс ему упавшее оружие.
Рустам вынул из коротких ножен перезаточенный обломок «танской сабли».
[Танская сабля. Танхэндао – нечто вроде полуторной катаны с прямым лезвием, собственно это предтеча японской катаны, но тяжелее, короче, и лучше приспособлена для прорубания железных доспехов.]
Нож имел полуторную рукоятку, а вот лезвие длиной всего в две поперечных ладони, торцевая часть без заточки, под прямым углом к лезвию.
Ша Сэн смущённо огладил бороду.
– Верните почтенному аскету его нож, – Рустам кинул взгляд на офицера охраны, который виновато наклонил голову в предчувствии наказания.
Правитель улыбнулся Ясной Луне, задержал взгляд на Великом Мудреце, равном Небу, и махнул рукой:
– Приглашайте всех! – и первым прошел в зал для аудиенций.
В зале могли бы разместиться до полусотни гостей, вдоль стен стояли широкие лавки, а в центре на возвышении стоял трон правителя.
Рустам Славный пригласил гостей сесть на скамейку по правую руку от трона, а вот для Сюаньцзана поставили особый раскладной стульчик напротив трона правителя.
После первых церемониальных фраз Рустам обратился к Танскому Монаху с такими словами:
– Уважаемый Наставник, в моём городе равно сосуществуют самые разнообразные религиозные течения. Так повелось со времён Искандера Зулькарнайна, и я не собираюсь выделять одну из религий в качестве главной. Но несколько лет назад в моём городе появилось странное учение, которое привело его к сегодняшнему упадку.
Рустам сделал паузу, и молча посмотрел на Сюаньцзана. Переводил Сунь Укун, иногда советовавшийся с Чжу Бацзе, и Сюаньцзан верно понял слова правителя:
– Что же это за странное учение, о повелитель Кирополя?
Рустам усмехнулся, встал со своего трона, и начал прохаживаться по залу, офицеры охраны постоянно добавляли пары телохранителей, пока те не заняли почти всё пространство вдоль стен помещения.
– Вы уже заметили, что этот город был построен потомками римлян, – начал Рустам, – и мы много лет не воевали на западе, защищая восточные и северные рубежи. Но постепенно наши интересы всё более сходились с политикой владык Персии, и мы стали поддерживать их в борьбе против западных соседей.
Сунь Укун переводил, Сюаньцзан кивал, перебирая чётки.
– Пять лет назад я провел успешный поход против византийцев, – сообщил Рустам, – и моё войско вернулось с большой добычей и множеством пленных. Я снизил налоги, удвоил выдачу хлеба, стал раздавать медные деньги. Народ ликовал, город преобразился, развернулось масштабное строительство.
Сюаньцзан вежливо улыбался и кивал головой.
– Постепенно коренные жители города стали больше жить в праздности, а все тяжёлые работы выполняли пленные, – продолжал Рустам, – в то время я был занят улучшением своего военного отряда, и не слишком вникал в жизнь горожан. По обычаю, через пять лет я освободил пленников. Большинство из них уже привыкли жить здесь, и даже завели семьи.
Они тоже получали хлеб и медные деньги на раздачах по случаю праздников, подряжались на работы и нанимали жильё у старых обитателей города.
Великий Мудрец, равный Небу вдруг прекратил переводить, и застыл, глядя пустыми глазами в пустоту.
– Что с ним? – забеспокоился Рустам.
– С вашего позволения, я могу ответить на этот вопрос, – выступил вперёд Ша Сэн, – имя нашего мудреца Сунь Укун, и он одновременно проживает неисчислимое количество жизней, путешествуя в разных реальностях. Ну, это как бы вы были властителем и Кирополя, и древней Трои, и Рима в период республики, и Ниневии, и царства Ашоки, и всё время помнили бы всё это. Сейчас наш друг сливается с Пустотой, чтобы найти другую реальность, где похожие события уже происходили.
[Укун означает «Познающий Пустоту».]
– И долго он будет эти реальности сравнивать? – ухмыльнулся Рустам.
Взгляд Великого Мудреца вновь стал осмысленным:
– О, правитель, не появилась ли у твоих подданных мода на необычные прически, стремление мужчин украшать себя, стремление молодых людей пользоваться косметикой, и в целом, – Мудрец сделал выразительные глаза, – стремление к странному?
Рустам охнул:
– Извините, я отнёсся к вам слишком высокомерно. Возможно, вы голодны, я бы хотел продемонстрировать вам своё гостеприимство.
Тут от стены в центр зала промчался вихрь, телохранители успели только наполовину открыть рты, а Мин Юэ уже шептала что-то на ухо Сюаньцзану.
Танский монах выслушал Мин Юэ и произнёс:
– Мы не голодны, и у нас сейчас пост. Но мы бы хотели заварить в этом зале чай, отобранный лично императором Тан.
Если у вас есть большой железный чайник, или закрытый котёл, то мы бы просили императора принести сюда крутой кипяток в большом закрытом сосуде, большой медный таз и ещё один сосуд с кипятком.
Также сюда нужно принести чашки, и решетку на таз, вроде тех, на которых готовят на пару пампушки.
Мин Юэ ещё прошептала на ухо Сюаньцзану, и тот продолжил:
– Также нам потребуется десяток малых полотенец для обтирания рук, и две корзинки для них.
Через некоторое время слуги принесли корзинки с полотенцами, Мин Юэ смачивала их кипятком, капала ароматный настой из своих запасов, и первой тщательно вытерла горячим полотенцем руки и лицо.
Потом руки вытерли и все остальные, допущенные к церемонии.
Мин Юэ положила палочки и чашки на решетку, установленную над тазом, обдала чашки кипятком, и палочками перевернула их, выливая воду.
Местные распорядители, затаив дыхание, изучали китайский церемониал.
Ша Сэн передал Танскому Монаху короб с запасами, и Сюаньцзан лично выбрал брикет чая.
Мин Юэ отломила маленьким ножиком кусок, необходимый для заваривания, и бросила его в чайник.
Всё делалось красиво, быстро, и без контакта руками с внутренней поверхностью чашек.
Скоро и гости, и принимающие их согдийцы уже насладились чаем, и уж точно не испытывали жажды.
Все радовались, только Великий Мудрец что-то постоянно шептал, и смотрел вверх.
Когда чайная церемония уже заканчивалась, со стороны города раздались крики, громкий шум, и вот в зал влетел командир лучшей сотни правителя:
– Благородный Рустам, они заняли шахристан, идёт бой у ворот внутреннего города! Плети и палки их уже не отгоняют, восставшие швыряют камнями, у меня трое парней ранены настоящими стрелами!
Они заняли колёсный ряд, и жгут тележные колеса на многочисленных баррикадах! Сотни людей катят колёса к воротам внутреннего города
Рустам взглянул на Сунь Укуна:
– Какой вариант будет самым плохим?
– Если они займут рыночную площадь, и начнут выступления певцов и танцовщиц! – ответил Великий Мудрец, и спросил Рустама:
– У вас есть такие странные женщины, которые дарят свою любовь во исполнение своего культа, склонные к насилию и убийствам, и обещающие свою любовь тем, кто присоединится к восстанию?
Рустам изменился в лице и медленно произнёс:
– Жрицы Кибелы.
– Самый плохой вариант, – произнёс Сунь Укун.
[Кибела, Мать-Богиня, изначально возник в Малой Азии около тысячи лет до нашей эры. Культ проник в Грецию, а в конце Второй Пунической войны (204 год до н. э.) проник в Рим. Римляне привезли статую Кибелы из Галатии, ибо в пророчествах было сказано, что это необходимо для процветания города. Культ Кибелы, под именем «Великой Матери» (Mater magna), сделался в Риме государственным, им заведовала особая коллегия жрецов.
Жрецы Кибелы прославились неистовым трансом, в котором они наносили увечья себе и окружающим. Во имя богини они проходили через оскопление. Жрицы этой богини прославились ритуальной проституцией с сильными мужчинами, и ритуальными же убийствами и оскоплениями слабых мужчин.
В целом, прослеживается связь с древним азиатским культом Богини-матери, и «вавилонскими блудницами».]