Каждое лето я стою на своём любимом озере с цветным и ласковым именем Чёрненькое – родниковом и чистейшем! – хотя бы недельку.
И вот однажды белым днем, в два часа пополудни, я сидел за столом на своей стоянке «Солнечная» в полном одиночестве – все мои куда-то разбрелись – и писал.
Вдруг вижу, со стороны Большой поляны плывут мимо нашего очаровательного заливчика три женские головки. Тихо плывут, только пофыркивают слегка. Ну, мало ли кто плавает в Черненьком хорошим июльским днем. Боковым зрением я отметил, что три головки вдруг резко повернули к нашим мосткам. Сначала поплескались на глубине, там, где наши ребята любят нырять, а потом подплыли и полезли на берег.
Я поднял голову от тетради – батюшки святы! – «русалки»! Лет семнадцати – двадцати. Без «чешуи» и прочей «растительности», то есть бритые, а кожей изрядно синеватые и в пупырышках. Старшая по виду, первой вышла на песчаный бережок и ступила на мостки. Подрагивая «прелестями» и ягодицами, прошлепала до обреза, постояла, подумала и… ринулась головой вниз. Плюх! Вынырнув, что-то водянисто, в нос, прогундосила. Две другие проделали то же самое. И завертелась карусель… Только и слышно – плюх-плюх! плюх-плюх! плюх-плюх! плюх-плюх! Тьфу ты!
Зрелище, прямо скажу, чрезвычайно и в высшей степени НЕАППЕТИТНОЕ во всех смыслах. Особенно эстетическом. Да.
Я немного подождал, – должно же надоесть в конце-концов. Нет, – не надоедает! Пришлось включить вторую сигнальную систему.
«Русалки, – говорю, – вы чего сюда приплыли без спросу? Всю воду перебаламутили, на чай не набрать».
Они молча уставились, туповато таращатся, помаргивают и чихают поочередно. (Замерзли все-таки, синеватые).
«Ну вот, вы еще и чихаете! И синие все. Заразите тут нас всех. А ну плывите прочь! Кыш-кыш!»
«Русалки» молча переглянулись, одновременно, как по команде, чихнули и занырнули еще по разу – для самоутверждения, надо понимать. А затем медленно поплыли на Большую поляну, где рядом с песчаным бугром вот уже года два как свили себе лагерь рязанские (а по слухам и не только) нудисты.
Тьфу ты!