Октябрь затронул своей кистью леса и поля, раздвинул горизонты, топил в туманной дымке кромку леса, но было ещё много зелени, потому что стояла по летнему тёплая погода. В этот вечер было тихо и безветренно, небо ближе к ночи завалило серой хмарью тяжёлых облаков. Деревня Фоминки утопала в запахах и прелых ароматах наползающей свежести от реки. Крайние домишки с дороги были еле различимы, деревня уходила в лес своей дальней окраиной, а в низине спускалась к тиховодной реке Иловайке.
Пелагея стояла перед иконами с теплившейся лампадкой и молилась:
- Матушка Царица Небесная, защити и помилуй нас от лихих времён, покрой своею небесной благодатью!
В сенях скрипнула дверь и послышались шаги, женщина обернулась - на пороге стоял муж Прохор, а за его спиной девчушка в белой косыночке.
- Принимай, мать, гостей, - улыбнулся хозяин, заходя в горницу и толкая впереди себя Лену. - Вот, заночует тут сегодня у нас, забоялась одна оставаться в бараке при госпитале... Из-за Татьяны всё.
- Ничего, деточка, проходи! - Пелагея радостно улыбнулась, подошла к робко стоявшей девочке и провела её к столу. - Вода тёплая в реке, пойди умойся, а я печку натоплю на ночь, чтобы теплее вам спалось с ребятами. Прохор, проводи, а то забоится одна-то...
Лена вместе с Прохором Бесединым спустилась вниз к реке в которой уже плавал рядом с берегом и смывал с себя пыльные остатки дороги Павлик Анисимов.
- Как дед? - спросил у него Прохор, подходя к кромке воды.
Павлик вылез, отряхнул голову и сел на сухую траву просохнуть.
- Нормально, - ответил он. - Мы приехали, а он и не ждал, только ноги сильно, говорит, разболелись. Я привёз ему мазь, что Татьяна приготовила, может подмогнёт чуть, - Павлик сел лицом к реке и посмотрел на горизонт, где уже закатившееся солнышко кидало на мокрые сизые тучи последние свои янтарные лучи.
Лена тоже посмотрела туда, а потом пригнулась к воде и выпрямилась снова, она заметила у Павлика на спине и плечах засохшие продолговатые рубцы.
- Что это? - она коснулась своими тонкими пальчиками его тела и сразу отняла руку, точно обожглась.
Он обернулся и похлопал её по ладони.
- Это так, просто... - ответил он и отвернулся, поведя плечом.
- Брательник его так наказал, Иван, - вздохнул Прохор.
- За что?! - у Лены расширились зрачки.
- Кто знает, пошто? Ты ведь и Татьяне своей не сказывал, и Ленка не знает ничего... Чего молчишь-то? Объясни, коли спрашивают, - Прохор стоял над ним и тоже разглядывал его рубцы на светлой, матовой коже.
- Павлик, тебе очень больно было? - девчушка деже вздрогнула при этом.
- Не надо спрашивать, Лен, забудь! - и Павлик, одевшись и натянув рубашку на голое и влажное тело, пошёл к своему дому.
- Ты где седни спать-то будешь? - крикнул ему Прохор. - Ежели дед на сеновал определит, к нам приходи, всё веселее.
Они все вместе за большим столом пили чай, заваренный малиновым листом и мятой.
- Дед храпит уже, а мне там скучно! - улыбался Павлик. Он сидел рядом с Прохором и пил из блюдца, рассказывая хозяевам избы, как впервые встретился с киргизкой Айшой. - Вот ты, дядя Прохор, всё интересовался в прошлый раз, а я не рассказал... Теперь вот слушай!
- Ты же начал говорить, а до конца не закончил, давай уж теперь-то, - Прохор налил себе ещё в кружку чаю.
- Вот, по осени это было три года назад, ну я уже говорил, как там оказался-то... Вот, выхожу с той поляны, куда собака всегда бегала, а её и след простыл. Я расстроился, привык к ней уже, но искать, думаю, на ночь глядя дальше не пойду, а тут крик, и такой, что мороз по коже пробежал. Я сперва присел даже от растерянности, а потом пошёл по кустам искать, кто кричал-то. Глядь, у корявой сосны сидит женщина в пёстром платке и за ногу держится, так она на капкан своего мужа и наскочила... Я её вытащил, капкан тот отогнул, палку туда вставил он и подался... А женщина идти не может, нога сильно повредилась. Я её тогда на руках туда к ним в юрту и отнёс. Муж её меня поблагодарил и ночевать у них оставил. Куда, мол, на ночь глядя пойдёшь, а потом сам засобирался. Пошёл капканы снимать, а то, говорит, опять попадётся кто-нибудь. Не рассчитал в этот раз и поставил не так, как нужно было, а мне и говорит...- тут Павлик задорно посмотрел на Лену. - Ну, уж ладно, дальше расскажу! - добавил он с хитринкой в глазах. - В общем он сказал, что жену свою мне на ночь оставляет в качестве подарка за мои труды и за её спасение, мол так у них положено, чтобы гостя ублажить таким вот образом. Я сперва не понял, а потом и говорю ему - что думаешь, растеряюсь и откажусь? Это же грех от такого подарка отказаться, тем более от такой красивой женщины!
- Вот срамники-то, а? За столом про такое! - и Пелагея замахнулась на Павла полотенцем, Прохор рассмеялся и попросил продолжать.
- Ну, говорю, а она-то согласится со мной постель разделить? Да, отвечает, не откажется, раз муж-то приказал, и ушёл...
- Господи, и сколь годов-то тебе было? - спросила хозяйка расширив глаза.
- Годов семнадцать, а может и меньше! - он увернулся от Пелагеиного полотенца в ответ на свои слова и засмеялся.
- А потом? - торопил его любопытный Прохор.
- Муж её ушёл, а она и спрашивает, что мол, я на самом деле хочу с ней приласкаться? А почему бы и нет, отвечаю, а она... Говорит, что не надобно ей сейчас! Ну, что я силком её брать что ли буду? Не хочет и не надо! Мне же лучше, я спать сильно захотел. Ну, говорю, коль понадоблюсь, то сама придёшь, а я лягу на сеновал рядом с конями вашими. Она кивнула, но так ночью и не пришла, а я зато чудесно выспался. Наутро пришёл хозяин, я спал ещё, он залез ко мне туда на сено и спросил - "что, отказала"? Ну мы пошутили и я пошёл назад в деревню, а перед этим Айша мне на дорогу дала амулет, повесила его на шею, а я его потерял спустя несколько дней, и где - не припомню. Бабы ещё мне тогда сказывали, что колдунья она, мне смешно было над их словами-то... Вот и весь мой сказ! Интересно? - он засмеялся и посмотрел на девочку, которая уже дремала сидя за столом и мало что поняла из этого взрослого разговора.
Их положили вместе с ребятами у печки рядком. Пелагея принесла ещё охапку свежего сена:
- Раз уж ты туточки остаёшься, на-ко, вот, тебе, стелись и ложись, - она кинула охапку на пол у ног Павлика, он поправил эту кипу, положил под голову принесённую подушку и прилёг с краю, рядышком с маленьким Борькой. - Вот Савушку ещё возьмите-ко, - Пелагея принесла малыша постарше и положила его между Леной и Павликом, обнявшим Борьку и уже засыпающим.
С краю легли остальные детишки и Лена почувствовала себя в безопасности и уюте, как долго уже не чувствовала за многие прошедшие дни.
- Ну, не страшно тебе теперя? - наклонился к ней улыбающийся Прохор. - Вон сколь народу в избе! Нечего и бояться-то, и Павлик туточки рядом опять же!... Ну, спите!
Лена повязалась на ночь платком, обняла Савушку прижалась к Катеньке и, растянувшись под покрывалом, сладко уснула.
Ночь опустилась на землю с мелким тихим дождём. Было хорошо и спокойно в этом тёплом доме. Под утро сон стал крепче и понеслись вперёд яркие картинки вместе с полями и весенними цветами. Лена зарылась носом в пуховую подушку, утонула руками в мягком сене. Они вместе с Павликом с двух сторон обнимали малышей и тихонько посапывали во сне. Но когда только лишь забрезжил зеленоватый рассвет со стороны дороги из леса послышался грохот тележных колёс, кто-то подъезжал к дому Прохора Беседина.
Скрипнула калитка и во дворе залаял пёс Полкан. Разбуженный этими звуками на порог вышел хозяин в накинутой сверху рубахи телогрейке:
- Кто здесь? - грозным голосом спросил он.
Стоявшая у ворот лошадь позвякивала сбруей, из темноты вынырнуло весёлое лицо Ивана Анисимова:
- Привет, Прохор! Что, струхнул?
- Что по ночам-то блукаешь? - Беседин недовольно оглядел его и пустил в избу.
- Я приехал раньше, но в Глазунове мне сказывали, что у вас Лена-то. Я у них рассвета дожидаться не стал и выехал, потому как нам с ней ещё пятьдесят вёрст до города махать... Вот и решил за темно сюда добраться, - Иван попытался пройти в горницу из сеней, но Прохор его остановил.
- Чего ты сказал? Ты хочешь её сейчас в город увести или я чего-то не понял?
- Что ж тут не понятного-то?! У меня и бумага на этот счёт имеется от товарища Жукова, предписание от наркомпросса на её сопровождение в Ровенки, - Иван снова хотел пройти, чуть отодвигая в сторону Беседина.
- Нет, ты погодь!.. Ты что рехнулся, Иван? В какой город-то? Там в городу ещё голод, а тут мы чем-нибудь, да накормим... Вон и Пелагея говорит, что девчонку бы у нас оставить не мешало, где восемь там и девять человек будет. Опять же в госпитале она Татьяне твоей помогает.
- Нет, уже всё решено. Там в городе есть школа, а девчонке учиться надо, осень уж. Жить, пока у меня будет, я с квартирной хозяйкой своей договорился.
- Это в твоей прачечной что ли? Опомнись, Иван! - Беседин взял парня за грудки, но тот вывернулся и решительно направился из тёмного коридора через сени в горницу к печке.
- Где она, что спрятали?
- Ты что буровишь-то?! Вона, спит вместе с ребятами у печки, - Прохор всё ещё не пускал туда Ивана. - Спят дети, рано ещё, дай им спокой!
Иван отодвинул хозяина в сторону и наклонился в тёмный угол:
- И это тоже дитё?! - со злостью в голосе прошептал он, указывая рукой на Павла, спящего в обнимку с маленьким Борькой.
- Вы для меня, почитай, все ещё дети, а уж он - тем более!
Иван подошёл ближе к их самодельной постели из соломы и сена, наклонился и вытащил девочку из под покрывала, вынул из её руки пучок сена, зажатого во сне, и пошёл с ней к выходу. Он нёс Лену аккуратно, не разбудив, положил на дно телеги, застеленного соломой и тюфяком, обернулся к подбежавшему хозяину и прижал палец к губам:
- Тише, дядя Прохор, в другой раз с тобой поругаемся!
- И всё ж не дело ты, Иван, затеял! Оставил бы девчонку-то...
- Это кому, вам что ли? Или этому, - он кивнул в сторону дома, - благодетелю и учителю? Чтобы голову ей замутили всякими небылицами и в церковь водили по воскресеньям?
- Иван, не то ты говоришь-то... У нас тут и учиться будет, школу в Глазунове уже почти восстановили...
- В Ровенках школа тоже хорошая и не одна, - повторил Иван, усаживаясь на облучок. - А то "оставь"!.. Уложил их, гляжу, вместе на одной постели, хоть и с ребятишками, а всё же... Она ведь барышня уже, как ни как! Или что, может уже сговорились с дедом-попом и на утро он их повенчать собрался?
- Ты что городишь-то? Не стыдно тебе такое лепить с дури?!
- Ладно, прости-прости... Я и правда, что-то не в себе, - Иван стал разбирать вожжи.
- Одни поедете, не опасно будет? Путь не близкий, - Прохор посмотрел на розоватые облака. - А то вон, уж и казаки по лесам шариться стали, твою Татьяну снасильничали, или ты уж знаешь поди?
- Знаю, оттуда еду...
- Ты хоть у ней был, с ней говорил? Пашка говорит, что плоха она дюже была. Он то к ней каждый день ходит, так у ней там и сидит, в Новлянку не едет, - Прохор подошёл к телеге и посмотрел на спящую девочку с глубокой жалостью.
- Ну, вот он пусть и сидит рядом, коль охота... А у меня дела, и за темно уехать надо, - Иван устроился поудобнее и взял в руки вожжи. - Спасибо, дядя Прохор, прощевайте! Я как раз мимо Новлянки и поеду, раз казаки по лесу гуляют, так уж в объезд.
- Может мне проводить вас до Новлянки? - но Иван уже не слышал его, потому как голос Беседина потонул в топоте коней. - Иван, погодь, Иван!.. - снова крикнул ему Прохор вдогонку и, глядя, как телега пошла на поворот к лесу, всплеснул руками от досады.
Утро занималось ясное с красным рассветом над туманной дымкой. Солнце медленно вставало над горизонтом, его янтарные лучи высвечивали долины и овраги, низины и покатые лесные опушки, точно огромные фонари, пробиваясь сквозь ватную пелену, купающуюся в сиреневых и малиновых кружевах.
Телегу трясло и раскачивало, подбрасывало на кочках и ухабах, Лена почувствовала, что она на улице, потому как прохлада осеннего утра стала пробираться к ней под одежду. Девочка открыла глаза и увидела поднимающийся к небу горизонт и проплывающих мимо, тонущих в густом тумане, коров. Лена повернула голову и поднялась. Телега продолжала громыхать, а на облучке Иван курил толстую самокрутку, напевая себе под нос незатейливый мотивчик. Вдруг позади раздалось:
- Дядя Иван, а куда это мы едем? Вы меня что, похитили?
Анисимов остановил коней, натянув вожжи:
- Тпру-у!.. Стой! - он обернулся к Лене и с улыбкой произнёс: - В город едем, в Ровенки... Так мы на совете постановили с товарищем Жуковым. Учиться тебе нужно, Лена, в школу там пойдёшь.
- В Ровенках? Но у меня там никого нет... Опять в приют? Я не хочу!
- А тебя никто спрашивать не станет, мала ещё, - он слез с облучка и подошёл к ней поближе, сел рядом на край телеги и тронул коней. Они медленно пошли на подъём небольшого холма, а Иван продолжил разговор: - Не в приюте, а у меня пока жить станешь, на моей квартире. Я с хозяйкой уже договорился, Наталья Викторовна женщина хорошая. Школу поближе к дому подберём, у нас не одна школа-то! А что ты здесь будешь делать, коровам хвосты крутить?
Лена замолчала.
- Выехали рано, чтоб за светло добраться, мы на Новлянку не поедем, а сразу в Ровенки по полям в объезд, - дополнил он картину сегодняшнего путешествия.
Глазуново они проехали, пока Лена ещё спала, теперь впереди был смешанный лес, а потом голая равнина.
Мухин в форме красноармейца стоял в дозоре с группой белоказаков, одетых в такую же форму, на выезде из Слободки, занятую солдатами из части капитана Еремеева. Он расхаживал взад и вперёд, ожидая смены караула, как вдруг мимо прогрохотала подвода и пошла к мосту через реку Сейм. Ему было приказано не останавливать никаких проезжающих и проходящих мимо путников, пока идут переговоры и занятые территории ещё не разделили на особые зоны. Он вышел вперёд на дорогу и напряг зрение, потом быстро забежал на холм у небольшого леска и затаил дыхание.
- Ты чего там увидал? - спросил у него подошедший караульный.
- Ни чего а кого... Девку я эту узнал, - он ещё раз поглядел вслед удаляющейся телеге и сплюнул в песок, вскидывая винтовку.
- С ума сошёл, стрелять и сигналить не велено! - прикрикнул на него караульный. - Если что надо, доложим немедленно!
- Очень надо, - и передёрнув винтовку, Мухин снова повесил её на плечо, а сам быстрым шагом пошёл к Слободке.
Телега выкатилась из небольшого леска у реки и пошла полем, огибая Слободку с юга.
- Дядя Иван, - прервала Лена своё молчание, - А за что ты Павлика наказал? У него до сих пор следы от твоей науки на теле остались.
- Тебе немножечко рано про это рассуждать, - Иван недовольно поморщился.
- Павлик не мог вам ничего сделать плохого, он добрый и не злой совсем, - Лена смотрела на Ивана и ждала ответа. - И вам не жалко его было, не больно за него?
- Я же тебе ответил, не твоё это девчоночье дело... А про то что добрый, так это не достоинство. Через чур он добрый, в наше время нельзя такому быть, сразу хребет сломают.
- И вы его проучили за добро, чтобы злым стал, поэтому? - Лена сверкнула глазами на Ивана, но до сих пор не верила, что он мог так Павлика обидеть.
Иван замолчал и не ответил ей больше, потому что не знал теперь, что ответить. Её детская наивность взяла над ним верх.
Солнце уже поднялось над макушками деревьев, в воздухе был разлит весенний пряный аромат грибов и прели влажного перегноя. Было по-прежнему тепло и сухо, погожий денёк обещал быть ярким. Небесный свод поднимался всё выше и выше, синяя лазурь топила всё пространство от горизонта до горизонта. Над дальними холмами, когда ехали по равнине уже за Новлянкой, показалась группа всадников. Их тела росли и приближались тёмными силуэтами, они двигались быстро в ровень с телегой, но потом пошли а обгон, огибая холмистую местность. Иван сперва притормозил, а потом рванул поводья так, что Лена опрокинулась на дно телеги. Кони понеслись по равнине к высоким холмам с подлеском в низине. Они летели во весь опор. Иван одной рукой крепко удерживал поводья, другой доставал со дна телеги обрез, положил его на колени и стал расстёгивать кобуру на боку под одеждой. Когда поравнялись с холмами и они скрыли их от преследователей на несколько секунд, Иван подхватил Вознесенскую на руки и кубарем слетел вместе с ней на землю из телеги, перекатившись к зарослям из низкорослых берёзок и рябин. Кони понеслись дальше не сбавляя ход, всадники за ними.
Лена была оглушена резким падением, она ничего не понимала, только страх был уже в висках, а сердце в пятках. Анисимов затолкал её в узкую щель высокой песчанки, а сам занял позицию стрелка на другой стороне продолговатого холма, возвышающегося над равниной и подлеском. Всадники вскоре догнали лошадей с порожней телегой и повернули обратно. Уже подъезжая к холму были слышны их голоса:
- Не могли они никуда далеко отъехать, ваше благородь... Туточки они где-то, искать надо, - говорил сиплый мужской голос.
- Ну, где же они? Ведь как удачно всё сложилось, ехали без провожатых, - это был голос дяди Георга, Лена с ужасом узнала его и похолодела.
Она вжалась в щель, как можно дальше, а Иван сидел наверху и взял на прицел преследователей. Четверо конных остановились на дороге, двое поехали в объезд за холмы, но никого не нашли и тоже выехали к стоявшим Георгу и его провожатым, одним из которых был Аркадий Мухин. Он не долго думая спрыгнул с коня и стал подниматься на этот песчаный холм, и тут нервы Ивана не выдержали, он выстрелил почти в упор поднимавшемуся в его сторону Аркадия. Тот охнул и скатился вниз по песку, осыпая его к подножию холма. В след этому одиночному выстрелу стали палить со всех сторон. Преследователи хотели взять в кольцо песчанку, но Иван отстреливался, заняв очень удачную позицию. Конь под Георгом топтался на месте, выплясывая и поднимаясь дыбом. Иван разрядил всю обойму и поднимал обрез к глазам, когда прозвучал выстрел совсем рядом и сильно обжёг ему лицо и висок. Анисимов приподнялся над песчанкой от сильной боли и скатился вниз с другой стороны от дороги, упав рядом с щелью, в которой сидела испуганная девочка. Лена вылезла наружу:
- Дядя Иван, что с тобой? - она теребила его за плечи, но он глаза уже не открывал, а лишь тихо постанывал, держась за голову и вдруг на той стороне раздался зычный голос её дяди.
- Мы не будем стрелять, - громко кричал Георг, - уедем, как только отдадите нам девочку. Ну, решайтесь, вы ведь уже ранены!.. Не нужно больше крови.
- Дядя Иван, - теребила она Анисимова, но он уже впадал в глубокое беспамятство. - Боже мой, они ведь убьют его! - Лена смотрела на его лицо, по которому сползала струйка крови. - Нет-нет!.. Я не хочу, я выйду! - прошептала она и стала карабкаться на песчаный холм.
Ей было очень страшно это делать, её всю трясло от ужаса, но она сейчас думала не о себе, а о том, кто лежал у подножия холма, об этом человеке, которого по своему, по-детски любила. Лена в последний раз взглянула на него вниз и поднялась над песчанкой на трясущихся ногах, вставая во весь рост. Все четыре дула пистолета были направлены в её сторону, эти люди не ожидали, что девочка сама выйдет к ним. Пятый пистолет в руке Георга был опущен вниз, он смотрел на неё в упор сверкающими от радости глазами, а она прижала ладони к лицу и заплакала. Георг рванул к ней, поднялся стремительно и быстро по зыбкому песку на верх холма. Он подхватил девочку на руки и так же быстро вместе с ней спустился. Ещё двое в это время укладывали раненого, но ещё живого Мухина поперёк седла и вскоре вся эта кавалькада быстро ускакала прочь в Слободку. Счастливый Георг вышел сегодня победителем, он вёз впереди себя на седле, гордо восседая, свою племянницу Лену Вознесенскую, которую хотел вернуть, как только узнал, что она жива. Теперь он сделает эту девочку счастливой, теперь он постарается ей дать всё, что только возможно. Но простит ли она его? Он будет каждый день вымаливать у неё прощение!
В это время так же в объезд Новлянки на Льгов за медикаментами ехали комиссар Родько, у которого была назначена там встреча с Ивлевым и Павлик Анисимов. Рано утром, собираясь в обратную дорогу на Глазуново, он узнал от Прохора Беседина, что Иван забрал с собой Лену в город. На душе было немного тревожно и почему-то неспокойно от этого сообщения, но он собрал свою волю в кулак и приехал в Глазуново, рассказав всё это Родько. Тот пожурил Ивана за необдуманное решение и засобирался в путь за лекарствами, которые выдавались теперь по особому распоряжению и только специально уполномоченному лицу, каким он и являлся вместе с порученцем Антона Ивлева, человека отвечающего за снабжение медсанчасти. Вместе с Павликом они собрались и укатили в ту же строну, по счастливому случаю, в которую уехали Иван и Лена. Солнце подбиралось к середине дня, когда они выехали на равнину, и жарило особо активно, небо было высоким и лазурным, но уже поддувал холодный северный ветерок:
- Скоро похолодает, - заметил Родько и его глаза скользнули по стоявшей подводе у самого начала невысоких холмов.
Родько направил туда своих коней и притормозил возле пустой подводы. Вокруг не было ни души, лишь высокая песчанка возвышалась над этим ровным местом. Он сразу узнал подводу на которой ещё с ночи уехал Иван Анисимов.
- Что за чёрт! - Родько поднялся во весь рост и спрыгнул на землю. - Где они, Иван с Леной? Это их лошади...
Павлик выпрыгнул из телеги следом и побежал вдоль песчаных сопок. Он огляделся, бросил взгляд на стоявшую телегу и пасущихся лошадей в оглоблях. Сердце сильно застучало и забилось в висках, он понял, что случилось что-то непоправимое и кинулся искать брата и девочку. Они вместе с Родько громко кричали и звали их, но тишина давила на уши и шумела гулом залетающего в песчаные щели ветра. Было тревожно и жутко от его пронизывающего душу воя. Родько и Павел стояли на равнине, а в стороне как напоминание об ужасной потере, паслись запряжённые в пустую телегу лошади.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.