Ванька Солдатов запил. Запил по-чёрному, в сопли. Не то что виной этому была веская причина, но чем заполнить пустоту в груди, которая остаётся, когда оттуда выходит невидимая субстанция, называемая в умных книгах «смыслом жизни»?
Последней каплей стало равнодушие в постели его супружницы Зинаиды. Любил Ванька свою Зиночку. Мягкими лапками взяла приезжая красавица в оборот первого парня на деревне, околдовала кошачьими глазами. Но в лапках скрывались стальные коготки. Отвадила жена Ивана от «плебейских», по её выражению, привычек: охоты, рыбалки, от дружков закадычных.
Всегда важничала перед деревенскими его Зинаида Семёновна. Как же директор клуба — шишка на ровном месте! Ваньке поначалу даже нравилось это: жена всегда чистенькая, ухоженная, ноготки с маникюром. Закрыли клуб-то, сказали: «На ремонт». А кому он ноне нужен? В деревне одни старухи остались, а молодЕжь в город за красивой жизнью наладилась. Люди ищут где лучше, кто их осудит?
Разобиделась его Зинаида Семёновна на весь свет. Свету на бабьи обиженки дела нет, а муж вот он рядышком. На него всё и покатилось. Теперь ещё и «отстань»! У мужика, может, тоже свои потребности есть. Ему что, как малолетке, рукоблудием заниматься или на стороне кого искать? Рванул на груди рубаху Ванька и запил, решив через то, на зло жене, себя до полной ничтожности низвести. Вот тогда хватится Зинаида, какое сокровище потеряла.
В своего преподавателя Зиночка влюбилась на четвёртом курсе театрального. Роман развивался бурно: совместные выездки на концерты, короткие встречи, беременность, «ты взрослая девочка, знаешь что делать». Зинаида вытравила плод несчастной любви, возненавидела всех мужиков, и похоронила себя в деревне. За Ивана — героя-десантника, с медалью вернувшегося из Афгана, вышла от обиды. Кто же знал, что герой рохлей станет? Тридцать лет без радости исполняла супружеский долг, а как пятьдесят стукнуло, решила: с неё хватит!
На Ванькин запой Зинаида отмахнулась - перебесится, но когда соседка баба Маня, знавшая всю Солдатовскую родову от середины прошлого века, нагнала жути, мол Ванькин дед Василий, вот так, однажды запил, и пил, пока не сгорел, испугалась. Чуяло женское сердечко, что к мужу, может, лаской надо, но гордыня через себя переступить не дала. Другой путь нашла Зинаида.
Ноябрьским утром, когда к снулому, словно с похмелья, небу потянулись первые дымы, растолкала благоверного Зинаида Семёновна:
-Иван! Иван! Да, просыпайся же! Тебе вчера принесли, а ты ни мычишь, ни телишься! Лежишь едва живой, я чуть со стыда не сгорела.
И суёт мужу под нос казённую бумажку смутно-знакомого вида.
С трудом разлепил Ванька заплывшие глаза:
- Чего там?
- Сам читай, тебе это!- Зинаида упёрла руки в боки.
С серого бланка на Ваньку прыгнуло тревожное слово: «Повестка». Словно с двери холодком дыхнуло. И дальше мелко, мол гражданину такому-то явиться в районный военный комиссариат… при себе иметь… неявка без уважительной причины преследуется по закону… подпись и печать.
- Это точно мне?- Иван охватил себя за плечи, тем стараясь унять внезапную дрожь,- Вроде как, поздновато мне в армию....
- Тебе, тебе,- развеяла его сомнения Зинаида,- ты Солдатов Иван Александрович 1971 года рождения? Ясно же написано. Так что кончай пьянствовать…
Иван поднял глаза на жену — стоит, как каменный статуй. Руки на груди. Бессердечная. Мужа, может, на войну отправляют, может, не вернётся он к родному порогу, или вернётся весь переломанный-перекалеченный, а у неё в глазах лёд. Эх, жись!
- К которому числу надо явиться?- прохрипел Иван,- неразборчиво тут…
Казённые буквы плясали в глазах.
- К седьмому!
- А сегодня какое?
- Допился!- жена подобрала красивые губы,- третье сегодня…
Как был босой в одних трусах и майке Ванька вывалился во двор.
С высоты крыльца открылась привычная картина.
Над крышами плывут белые дымы, лениво перекликаются, потревоженные первыми прохожими, собаки. Студёный воздух пахнет близким снегом. На востоке над лесом земля набрякла солнцем, серое небо над ним на короткое время покраснело, словно на него снизу плеснули марганцовкой и вновь погасло. Озябшее солнце шмыгнуло за тучку, как деревенский мужик, вышедший из тёплого дома «до ветру», в тепло дома.
Такую картинку, как рисунок на стареньких обоях, не замечаешь, пока живёшь в ней, но нет её милей в разлуке.
В глазах защипало. Иван склонился над бочкой с водой, стоявшей у крыльца, которую давно собирался слить, но так и не собрался. С чёрного кругляка льда, намёрзшего за ночь, на мужика уставилась омерзительная рожа.
Иван поморщился и показал своему отражению язык: «Бе-е-е!»
Из соседского дома величественно, как утица, выплыла баба Маня с помойным ведром в руке и через редкий палисадник, разделявший дворы, уставилась на Ивана.
«Словно в засаде сидела. Мужика в трусах давно не видела?»,- дёрнул губой Ванька, продавил кулаком кругляк льда и низко как мог по самые плечи сунул в воду голову.
Чуть сердце не остановилось!
Выпучивая глаза и хватая воздух ртом, Иван выпрямился. С волос через майку прямо в трусы полилась ледяная вода.
- А-а-а!- заорал Ванька, мотая слипшимися волосьями, так что брызги полетели.
Баба Маня чуть ведро не выронила.
- Ванюшка, ирод, что же ты делаешь? Беса накликаешь! Чего измыслил — в бочке купаться. С пьяных глаз что ли? Застудишься — ноябрь на дворе,- запричитала старуха.
- Ничо, баба Маня, не застужусь,- куражливо выступил Иван,- а пью, может, в последний раз - в армию меня забирают. Вчерась повестка пришла!
- Ах, ти, сердешный!- старушка прикрыла рот ладошкой, - Как Зинка одна-то без тебя останется?
- Не пропадёт твоя Зинка. Ежели чего — государство поможет!- отмахнулся от старушечьих причитаний Иван, по-армейски повернулся через плечо и скрылся в доме.
На крашенных в весёленький голубой цвет ступенях остались мокрые следы.
Через два часа вся деревня знала, что Ваньку Солдатова забирают на СВО.
Первым прощаться пришёл идейный безработный внук бабы Мани. Сашка жил на бабкину пенсию и не желал горбатиться на эксплуататоров и мироедов. Полтинник-другой «на сигареты» часто стрелял у Ивана «до получки». А какая у бича получка? Пришёл со своей бутылкой, сказал: «Бабка дала, уважает она тебя».
- Может, с воинского учёта меня хотят снять...- выразил робкую надежду Иван.
- Не!- отмёл сомнения Сашка,- по телику слыхал - предельный возраст увеличили. Вспомнили о нас, морды буржуйские. Снова, как при царе - иди Ванька умирай за ихние заводы! Эх, кабы знать, в девяносто первом Мишку Меченого вместе с Бориской своими руками бы сам удавил. Мы дома сидели. Думали — без нас разберутся!
Сашка сорвал пробку с пшеничной:
- А, сами мы во всём виноваты. Такую страну просрали. Рюмки давай!
Если бы кто спросил Сашку или Ваньку: «Какая такая - «ваша страна»?
Они бы ответили: «Наша страна — это СССР. Наша страна - это Россия, Казахстан, Украина, Грузия, Прибалтика, это все пятнадцать республик Советского Союза».
Но их никто не спрашивал.
За Сашком потянулись друзья-приятели, которых Зинаида было отвадила от дому. Явился даже бывший директор школы, а ныне глава сельской администрации Нестор Николаевич по кличке Махно.
При виде начальства, Зинаида, пытавшаяся начать скандал, смутилась и отступила.
С гостями Иван держался сдержано, больше пригубливал, чем в себя заливал, но Зинка вновь постелила ему отдельно.
Мужик обиделся. Четыре дня прошли в пьяном угаре.
Седьмого числа в 8:45 мужчина с видавшим виды брезентовым рюкзаком за плечами вышел из салона пассажирского автобуса.
В сером здании, недавно отделанном панелями, с рядом дорогих иномарок у входа, Солдатов с трудом признал прежний военкомат.
Иван посмотрел на часы, нетвёрдыми руками вытянул из кармана сигарету, закурил. Мужика трясло.
Стукнула дверь автомобиля, выпустила двух серых в форме. Поправляя короткие, словно детские, автоматы, полицейские направились к Ивану.
- Сержант полиции Тыр-кыр-ко!- невнятно, как умеют только представители власти, представился старший.
- Чо хотел, сержант?- осадил служивого Солдатов.
- Ваши документы,- не поддержал неофициального тона полицейский.
Иван извлёк из внутреннего кармана паспорт. Пока сержант разглядывал документы, второй служивый, помахав вокруг Ивана прибором, похожим на детскую лопатку, буркнул: «Чисто».
Сержант отмяк.
- Контракт хочешь заключить, отец? Грошей срубить по-быстрому?- попытался подначить Ивана сержант.
Полицейский ткнул пальцем в сторону цветастого плаката: «Служба по контракту настоящая мужская работа».
- Сам чего на гражданке околачиваешься?- разозлился Иван,- по повестке меня вызвали. Может с учёта хотят снять, или ещё за какой надобностью… А может — воевать отправят. Кто знает?
- Ты, батя, не обижайся,- стушевался полицейский,- пошутил я.
Сержант как то не весело, одними губами, улыбнулся:
- За нас не сомневайся, батя, если призовут — пойдём. Мазаться не станем. Правда, Толян? Напарник согласно сплюнул.
Мужчины покурили рядом со служебной машиной. Ровно в 8 часов 50 минут Иван Солдатов вошёл в райвоенкомат.
- Куда?- рявкнул металлический голос из крошечного окошечка рядом со стальной дверью.
- Вот… пришло…- Иван показал в окошечко повестку.
- Паспорт! Военный билет!- снизу окна выдвинулся лоток, как на вокзальной кассе.
Ванька выложил документы. Окно их сожрало.
Возникла томительная пауза.
Иван осмотрел пустоватое тесное помещение, скудно залитое унылым светом энергосберегающих ламп. Встретился глазами с круглолицым парнишкой спортивного вида. «Вот таким и надо на контракт идти»,- подумал мужчина и ощутил себя старым.
- Мы Вас не вызывали! - лоток выплюнул Ванькины бумаги.
- Как не вызывали? А повестка?- изумился Иван Солдатов.
- У меня вас в базе нет!- отрезало окно.
Как же так? Вначале «вызвали», теперь «не вызывали»! Повестка - это, между прочим, государственный документ! Ему полночи трясись в автобусе, ночуй на вокзале, а теперь «в базе нет»!
Ванька рассердился.
Да, человек ли с ним говорит, или автомат бездушный? Иван заглянул в окно. За крошечным проёмом, похожим на пулемётную амбразуру, Солдатов увидел крашеную пигалицу, годившуюся ему в дочери.
- Я тебе пацан что ли? -взъярился Солдатов на бестолковую девчонку, - Ближний свет из деревни мотаться! Ты в своей базе напутала, а Ванька потом отвечай! Там в повестке ясно написано «неявка преследуется по закону».
За Иваном стала скапливаться очередь. Какой-то молодой и наглый сунулся к окну «только спросить». Иван так рявкнул на наглеца, что тот встал в строй и больше не высовывался.
Мужики зашумели. Девица в окошке растерялась.
- Разбирайся в своей базе! Я отсюда никуда не уйду!- Солдатов спиною перекрыл амбразуру окошка для остальных посетителей. Шум в очереди усилился.
Девица от волнения вся пошла красными пятнами. Короткие пальчики забегали по клавиатуре.
- Иван Александрович, не может быть никакой ошибки - нет Вас в базе. Я всё проверила,- взмолилась девчонка.
- А, повестка?- Иван ткнул в окно казённую бумагу.
- Разыграл Вас кто-то, Иван Александрович. Это старый бланк, таких давно нет!- девчонка чуть не расплакалась.
Вот как - ни в какую армию его не забирают, и никакой ошибки нет!Ужасная догадка пронзила Солдатова:
«Ах, Зинка! Ах, сука! Что я ей сделал — тем что никогда не перечил и ни разу в глаз не засветил? Так мужа пред людьми унизить. Как теперь в деревне показаться? А я ещё по пьяне своей Афганской медалью хвастался. Герой — в жопе с дырой!- мысли сверлили мозг,- Как буду объяснять, почему завернули? Жена обманула? Лучше в петлю, чем такой стыд! Вот, Ванька, попал ты, так попал!»
Мужик помотал головой, как бык, получивший кувалдой меж рогов от неопытного бойщика. И как быку, которого удар только разозлил, Ваньке захотелось сделать больно ЕЙ — своей дуре-бабе, сделать больно себе, потому что, даже сейчас после такой подставы, отдельно он себя не мыслил.
КАК БЫТЬ? Краска стыда бросилась в лицо. «Нет, назад мне ходу нет»,- решил Иван.
Неожиданно простой, как тогда показалось Ивану Солдатову, выход нашёлся сам собой, или его подсказал цветастый плакат у входа «Служба по контракту — настоящая мужская работа»:
- Дочка, ты на меня не серчай, видать с повесткой путаница какая-то вышла.
Иван покосился на очередь, выстроившуюся у него за спиной, и спросил, почему-то понизив голос:
- Где тут у вас на СВО записывают?