ПЕРВАЯ НОТА БЕДЫ
ИДУТ ЛОВЦЫ. БЕГУТ ТВОРЦЫ.
РЫДАЮТ. НЕ ПРОЩАЮТ.
ЛОМАЮТ КРЫЛЬЯ. МЕШАЮТ С ПЫЛЬЮ.
БЕСКОМПРОМИССНЫ И ЧЕСТНЫ.
И ТОПЧУТ СОБСТВЕННЫЕ СНЫ...
Прозвенел ранний звонок.
- Вот и Кирочка вернулась, - сказала уставшая, встревоженная Александра, просияла, вздохнула с облегчением и поспешила к двери. Открыла, не спрашивая. На пороге стоял Андрей, как всегда, деловой и подтянутый. Взглянул прямо в глаза. Сашу кольнула мгновенная боль в глазах – и ушла, оставив после себя слабый след – размытое пятнышко, тёмную точку, не более острия иглы.
- Андрюша, ты… значит, пропуска принёс?
- Да не просто абы какие, постоянные!
- Вот спасибо! Заходи быстрее.
- Да некогда, Сашенька. А где Кира? Почему ты нервничаешь? – спросил он, захлопывая дверь.
- Да Кирочки дома нет! Как без нервов! Наверное, прогуляли всю ночь в «злачных местах», где ловцов не бывает. Днём Тарасик звонил, сказал, что видел их в парке. Потом Кирочка позвонила вечером от Тарасика, какая-то взбудораженная, но успокаивала усиленно, обещалась утром вернуться. Как они к Тарасику угодили – не представляю. А теперь с Максом, небось, вину заглаживают, заявятся с хлебом. Повадились ни свет ни заря за хлебом очередь занимать – в гос-булочной, что у старых теплиц. Пока она стоит, он разгружать помогает. Мы и не слышим часто, как ускользают. Они порой сутками носятся по городу, а мы с Женей с ума сходим. Потом ластятся, как щенки. Шальные, повлиял бы на них. Костя ещё дрыхнет, Женя бреется… - Саша говорила и не могла остановиться, напряжение никак не оставляло её.
- Чёрт, беспечная и отчаянная, никак не усечёт, что ей просто так по дорогам шастать не безопасно, без штемпеля. Наткнётся на Высший Патруль – и ксива не поможет. Ладно, я пошёл.
- А документы?
- Соединюсь с Тарасиком. Найду её – и отдам в руки.
- Уж найди, пожалуйста.
Андрей ушёл, а Александра тихонько не то засмеялась, не то заплакала, и пошла к Жене.
- Тебе не кажется, что он за ней ухлёстывает? – спросил Женя.
- Ерунда, - отмахнулась Саша. – Скорее, завидует.
- Чему, Саша?
- Что в Инмире побывала и может снова ускользнуть. Раньше мечтали за бугор слинять, теперь – в Инмир.
- Ну, не скажи. Что молодая и крепкая - тоже фактор плюс. Да он и сам спортивен, не стар, вполне в форме, держится прочно – не скукожился ещё, как я. Не квазиморда, не семейный – чем не ухажёр?
- Ухажёр, это точно, - Саша задумалась, загрустила, чёрная точка в глазу никак не желала таять, смутное беспокойство гнездилось в ней, бегало холодком вдоль позвоночника, и его суть она не в состоянии была уловить, вспомнить. – Ещё какой ухажёр. Да не для Кирочки. Старый перечник. Слишком молода для него.
- Никак ты сама на него глаз положила? – Женя отложил бритву, схватил жену в охапку и начал целовать. Саша хохотала и отбивалась. Беспокойная точка истаяла.
- Лично мне кажется, что у Киры с Максом роман. Иначе чего это они у Тарасика ночевали, а?
- Ты против?
- Не знаю… Мала ещё.
- А сама-то когда со мной загуляла – забыла? Тебе, понимаешь ли, можно было, а дочери – нельзя? Или тебе Макс не годен?
- Хороший парнишка – да Кире бы защитника найти, надёжного. Страшно за неё.
- Старый зануда – хуже не придумаешь, – рассудил Женька. – Не для моей дочурки. Она – огонь, она – Инмирка, ей золочёная клетка – ножом у горла встанет. А Макс такой же горячий и явно от Киры без ума. Как я от тебя сейчас.
- Женька, признавайся, а ты сам, небось, не прочь в Инмир свалить?
- Для начала я с тобой свалюсь куда-нибудь поближе…
- Женечка, солнышко моё… Ты самый лучший! И ничего ты не скукожился, я люблю тебя – каким бы ты ни был…
- Роднулечка золотая… Малышка…
Костя, морщась, слушал, как отец и мать смеются за стеной. Как молодые. Как жених и невеста. Чего ты морщишься? Завидно, блин? Девятнадцать стукнуло, а любовницы как не было, так и нет. Лишь пару раз целовался на курсовой вечеринке – перебрал, понимаешь, наглости набрался – и полез к Светику, первой курсовой красавице, про которую по секрету говорили, что не откажет, и что важно – она его не послала далеко и надолго, хоть трезвее стёклышка была. А он, дурак, вместо того, чтобы форсировать события, хватил ещё полбутылки – и отрубился. И теперь этих поцелуев даже и не помнит – что это за персик такой, фиг его знает. А переспать с Наташей? Мечта несбыточная. Дружат-то они с первого курса. Дальше этого не идёт. Боязно ему. Всё кажется, что намекни он – и обидит: чистая она, неиспорченная. Глупо, конечно. Но Костя никогда никому не расскажет об этом. Ему не нужно чужое навязчивое любопытство, суетливое посредничество и назойливые советы свысока, пронизанные тайным злорадством, насмешкой и чувством превосходства.
Инмир. Счастливые – взяли и ушли, и живут, как хотят, а не как придётся. И он бы ушёл. Ну её совсем, к ослам, эту тягомотину музыкальную – кто сказал, что быть пианистом престижно и благородно? Дудки! Ему к отцу в банд хочется. И плевать, что половину песен зарубают. Можно просто инструментал играть, и разговаривать не словами, а музыкой. Он ребятам между занятиями такие импровизы выдаёт!
Костя вздохнул, помахал руками, поприседал, понаклонял долговязое тулово влево-вправо, вперёд-назад, и отправился умываться.
- Женечка, как ты думаешь, не съездить ли к тёте в Дулово на выходные?
- Не отвлекайся! Я ещё в поиске…
- А вот я нашла. Раз и навсегда…
- Милая… Как хорошо с тобой…
…А потом звонок в дверь раздался вновь.
- Ну, вот и они все вернулись, - сказала Саша с облегчением. – Костя, ты оделся, наконец?
….
Ловко лавируя в темноте между мусорными баками и разбитыми автомобилями, Кира и Макс пробирались к ближайшему магазину, стараясь избегать случайных прохожих, ибо любой из них мог оказаться переодетым сысковиком, вылавливающим зазевавшихся и припозднившихся. Либо чистовиком-милицаем, вылавливающим загулявших, неблагонадёжных и недостаточно лояльных или увиливающих от обязанностей полицейских Объединённых Сил Полиции и Милиции Нового Союза - милицаев. Вроде бы, у Чистовиков-милицаев было больше полномочий и функций, но Сысковиков боялись даже они.
Технически оснащённые сысковики занимались черновой работой. Но кроме сысковиков средних способностей существовал штучный товар – Сысковики Альфа-класса. Каждый такой Сысковик был индивидуалистом-одиночкой, кошкой, гуляющей сама по себе и подчиняющейся непосредственно Верховному Командованию.
Милицаи рьяно охотились за пришлыми, нарушителями и перебежчиками, Чистовики – за проштрафившимися милицаями, а Сысковики – исключительно за случайно и не случайно провалившимися сквозь Тоннель из Инмира, иначе – провальщиками.
Впрочем, поговаривали, что стоящие как бы над реалом Сысковики, якобы, имеют право контролировать всех остальных системщиков. Такая вот иерархия, такая забавная и запутанная Её Величество Система!
Забавной была и ещё одна новорожденная структура. Вернее, мертворожденная, или – перерожденка. Мафия нового поколения. Они именовали себя «Белыми» и являлись шпионами «государства в государстве», Союза Демократов против Тоталитаризма, иначе говоря – бандитов нового поколения, не гнушающихся подкупом и даже терроризмом.
Но кто изо всей этой пёстрой братии был истинным Серым Кардиналом – Бог весть!
Впрочем, жителям столицы забавным это не казалось. Но привыкают ко всему. Москвичи притерпелись и к этому. Единственное, к чему нельзя было привыкнуть простым людям – это к перебоям с продуктами и нехватке хлеба. Потому Кире хотелось сделать сюрприз, занять очередь пораньше – с хлебом случались перебои. Припозднился – и остался без буханки.
У Киры давно сложилось впечатление, что внешний блеск и лоск предназначался для центра и для руководства или туристов. На окраину просто махнули рукой – на неё уже не хватало ни ресурсов, ни денег. Ветшали дома, испарялись бесследно нововведения и нелепые фантазии о благоустройстве, снабжение продуктами питания оставляло желать лучшего.
Потому-то Макс и ухитрялся порой ускользнуть ещё раньше Киры. Время от времени он изловчался добыть для неё и Саши то пачку печенья, то шоколадку – и Кире даже страшно было предположить, каким образом он это добывал.
А Максу очень хотелось помочь Александре. Ведь не разорваться же той, в самом деле. И на работу, и семью накормить, и успеть на очередной клубный концерт, как «группа поддержки». Костя тоже приходил с подработок поздно вечером. Он учился на дневном музыкальном. А затем сидел четыре часа в струнном отделе самого крупного магазина музыкальных инструментов и играл поочерёдно то на балалайке, то на гитаре, то на арфе, то на клавесине, то на укулеле, заманивая посетителей и услаждая их слух.
- Так, пожалуй, мультиинструменталистом станешь! – ворчал он. Ибо ему намекали и на необходимость использовать прочие инструменты, то бишь ударные, духовые и скрипки.
Кира свалилась им, как снег на голову, буквально. Устроиться на работу ей было не просто архисложно, но невозможно: ни защищённых кодом-опознавателем постоянных документов коренного жителя, ни защиты против сысковиков. Вмиг загребут, как пришлую, и никаких концов не отыщешь: был человек – и нету. И сидеть на шее отца не хотелось. Так что она помогала, как могла: вела нехитрое хозяйство, доставала продукты и даже готовила. Чутьё помогало ей избегать и сысковиков – федеральных ищеек, и милицаев – «слуг народа», и «Белых» - не гнушающихся при случае инмирцами – поговаривали, что они используют несчастных и их необычные способности и вовсе гнусным образом: для укрепления своей структуры, готовя где-то в тайных глубинах империи государственный переворот.
При всём при том, за два месяца существования в странном городе-государстве Москве, ей пока ещё не встретился ни один провальщик или пришлый. Всех выловили? Зато – полно перебежчиков, пересекших границу и «вооружённых» вполне легальными документами, неизвестно где «выпекаемыми». Непонятно, что им было нужно тут, какого рожна они хотели – неужели думали, что здесь сытнее и вольготнее? Или же это – «естественный круговорот населения в природе»?
У магазина уже скопилось человек десять. Но Кира и Макс не успели занять очередь.
Они только собрались перейти пустую улицу, держась за руки, как из-за угла выскочили милицейские машины - одна, не притормаживая, понеслась вперёд, будто гналась за кем-то. Другая резко развернулась. Кира и Макс рванулись вперёд, едва успев запрыгнуть на тротуар.
Они увидели, как из подъезда напротив выскочил щуплый, горбатый паренёк, Кира явственно увидела над ним слабый ореол, присущий выходцу из Инмира. За ним следом гнался человек без формы, но в сапогах, затем из машины ему навстречу выскочил милицай, парень заметался – и это было его ошибкой. На него тут же набросились оба, сшибли подножкой, ударили по лицу – сразу же разбив его в кровь. Затем заломили руки за спину и с наслаждением начали пинать ногами.
Раздался протяжный, долгий, выматывающий стон. Кира услышала хруст дополнительных суставов, к которым крепились крылья, не видные под широкой курткой, дикая, невыносимая боль передалась ей: она уже знала, что без крыльев паренёк не выживет…
Кира вскрикнула: - Сволочи! Прекратите! – и ринулась на другую сторону улицы так отчаянно, что Макс не успел её вовремя остановить. Она успела отбить ногой одного из системщиков, но склониться над полуживым пареньком не успела. Из подъезда выбегал ещё один ловец. В лицо Кире ударил ФЩ – фонарик-щуп, эксклюзивное изобретение Сысковиков для выявления «фонящих» инмирцев. Раздался омерзительный, пронзительный визг, постепенно переходящий в вой. Вой, слышный только ей и способный свести с ума любого пришельца оттуда.
Макс ухватил её в охапку, как прежде, в котле, и потащил прочь.
Они отчаянно неслись вдоль тёмной, грязной, замусоренной улицы, следом неслышно бежал сысковик с фонариком, затем взревела машина. Кира с Максом сначала нырнули резко вбок, в ближайшую подворотню, проскочили дворами на соседнюю улицу, думая затаиться в ближайшем подъезде или за стеной старого дома, но сысковики с фонариками уже шли вдоль улицы, прочёсывая пространство щупами.
Районный Патруль – полусысковики, полумилицаи, мелкие сошки, недоучки, шавки, шестёрки, лишённые нюха и изобретательности, чьи функции состояли только в том, чтобы вылавливать несчастных инмирцев, отрезанных от родного Мира, с помощью технических средств. Сысковики-одиночки высокого ранга таких презирали.
Кире и Максу было не до разбора, кто именно за ними гонится – недоучка или профессионал. Они бежали по дворам, петляли, точно зайцы, сворачивали в первые попавшиеся закоулки, в надежде уйти от преследования на достаточное расстояние, чтобы луч ФЩ потерял силу. Хотя вполне могли наткнутся на другой Патруль – и тогда оказались бы в западне наверняка. А Кире никак нельзя было проявлять свои способности, тем более – форсировать их. Она и так уже «засветилась»…
… Старенький тёмно-зелёный «Москвич» лихо притормозил рядом с ними, на ходу распахивая дверцу, и они шарахнулись в сторону.
- Ребята, садись, живо! – приказал знакомый голос.
- Тарасик! – вскрикнула Кира громким шёпотом. Они не заставили долго себя упрашивать. Старушка-машина бодро снялась с места и кружными путями помчалась к дому Тарасиковой любовницы, живущей ныне на даче.
- Что же вы? – укоризненно выговаривал Тарасик, отпаивая дрожащих молодых людей горячим чаем. – Отца подводите. Очень неосторожно. Очень. И что теперь делать? Отсиживаться? Придётся выждать, пока облавы прекратятся. В нашем районе уже троих инмирцев выловили, где-то они отсиживаются в укромном месте, или проваливаются до сих пор – теперь постов наставят на каждом углу. На это доброе дело у них средств всегда хватает.
- За что его так, Тарасик? Он же совсем ребёнок ещё… - тихо плакала Кира. – В чём его вина?
- Да ни за что. Но поверь, в Сыске ему было бы ещё хуже – с его помощью будут пытаться взломать Дверь. Просто жить и радоваться жизни ему уже не суждено. Знаешь, эти вопросы уже задавали и задавали:
«Для чего поломанные крылья, для чего поломанные люди,
Для чего?
Для чего поломанные страны, для чего поломанные судьбы –
Для чего?
…Мне ответит небо…» -
/7Б/
- негромко пропел Тарасик. – Только Небо до сих пор отмалчивается.
- Выходит, правильно, что вас отгородили? Чтобы злые Миры не плодились, как тараканы.
- А что, много у вас тараканов развелось?
- Хватает. Только все они на Внешнем Кольце. В Союзе только чистенькие и гладенькие. Мне иногда стыдно, мы будто бы за счёт слабых отъедаемся. Мама говорила как-то, что придёт время, когда все Миры объединятся.
- Вот чудеса, – вздохнул Тарасик. – Сроду фантастикой не интересовался, нос воротил – а дожил-таки до фантастических времён. Параллельные миры, овеществлённые фантазии, человек – создатель целой планеты… Жаль только, что приходится думать больше о хлебе насущном и о том, как бы не подпасть под статью о нарушении закона о собраниях. А теперь ещё – и за сокрытие инмирцев.
- Тарасик, солнышко, я должна позвонить Саше. Ты позволишь с городского?
Тарасик замялся.
- Ох, как не хочется мне долгих разговоров. Опасно это. Засекут. Обещай, что не будешь пугать. Скажи – всё в порядке, гуляли, встретили случайно Тараса, зашли в гости.
Телефон не отвечал.
- Разошлись уже… Ничего, до вечера. Тарасик, а может, ты зайдёшь, сообщишь?
- Ребятки, мне ж тоже на работу нужно. Время будет – звякну с работы или с мобильного. Да, постараюсь забежать, принести чего-нибудь из жратвы – здесь только пыль да дохлые мухи.
Тарасик ушёл на работу – к счастью, недалеко, в свой родной ДЭЗ. Кира и Макс слонялись по квартире. Кира взялась за уборку, рьяно размахивала тряпкой и веником, пока Макс не рассердился и не отнял у неё орудия производства.
- Не мельтеши. Ты меня раздражаешь. Сядь на диван. Давай поболтаем.
Он обнял Киру за плечи и повёл на диван. Насильно усадил.
- Макс, как можно так непроизводительно сидеть!
- А как можно так непроизводительно дёргаться? Расслабься. Может, я всю дорогу мечтал оказаться с тобой наедине в такой уютной квартирке.
Кира вскочила, как ошпаренная.
- Максик, прости, но не надо, ты хороший, очень, но я не та, что ты думаешь. Мне ваши котловские законы не по нраву. Ты меня понял?
- Да я ничего такого не имею в виду. Хочу успокоить, вот и всё. Блин, что, нельзя посидеть, как брат и сестра, на диване? Расскажи-ка мне поподробнее о своих… и моих тоже родственниках. О братьях, о своей маме. Как там мой папан… зажигает и колбасит.
- Особо не поколбасишь. Он много написал песен детских, пока на Земле болел, вот в Леолльском детском санатории и давал концерты. Иногда – перед нами и друзьями с соседних Миров.
- Детские песни? – удивился Макс. – Никогда б не подумал! Хорош экстрим! Сюсики-пусики, колобки-ёжики. И что, на мотоцикле по крышам прыгать охота отпала?
- Максимка! Зачем прыгать по крышам? Когда есть флаарки – то есть флаеры – садишься, думаешь о том, куда тебе надо, и он летит, куда надо и с нужной скоростью. Любые кульбиты можно выделывать. Джи накувыркался за первые годы – потом приутих, мама ему работу нашла.
- Ну-ну, на весь стадион реветь – нельзя, на байке оторваться – нельзя. Он что, клерком пашет, задницу протирает, геморрой зарабатывает?
- Не совсем. Он к работе в саду пристрастился, нравится ему вместе с мамой садовым дизайном заниматься. Потом, он пишет музыкально-лечебные программы, учит детей петь. У нас народу много, из одной стычки, бывало, по три десятка людей спасали.
- Крыша едет… Джи Ди – садовод и учитель пения. Ты шутишь?
- Ну, это, скорее, для отвода энергии… - почему-то смутилась Кира.
- Ну да, его энергией можно горы сдвинуть, а он – цветочки! Я-то думал, он с пиратами рубается, - приуныл Макс.
- Ты думаешь, для чего Союз существует? Чтобы своих членов оберегать от пиратов.
- И что, оберёг?
- Случаются прорывы. По пиратам твой брат специалист, но и он не воюет, он детей спасает. Он сквозь Пространство прорывается мгновенно, как метеор...
- Метеор сгорает в верхних слоях атмосферы, - наставительно сказал Макс.
- Ну, как ветер… Вжик – и он уже в соседнем Мире. Вжик – и дальше помчался.
- Ветер стену не прошибёт, скорее – расшибётся.
- Не смейся.
- Это я от зависти.
- Макс, в этом нет смысла. Каждому дано что-то своё. Надо не завидовать, а своё развивать.
- Тебе бы в учителки. Да развил уже, дальше некуда - только торкнуться с этим развитием некуда, не развернёшься, не то, что у вас. Ну, что там дальше-то, про брата?
- Значит, прошибает он Миры…
- Фигаро здесь, Фигаро там.
- Макс, ну прекрати вредничать! Ты главного никак не дослушаешь.
- А ты никак не договоришь.
- Ты меня разозлишь.
- А ты меня уже разозлила. Сейчас как схвачу в охапку – думаешь, у меня силы мало, или вся в котле осталась?
Входная дверь стукнула, звякнула, Макс и Кира разом вздрогнули, но это оказался Тарасик.
- Продукты притащил. Ежели обед сготовите – возражать не стану. Держите, птички залётные – курица, картошка, морковка, лучок, капустка кислая. Всего понемногу – тут у нас бабульки приторговывают, не скажу, чтобы подешевле, но посимпатичней – сами растят. Хлеба не нашёл – сухари вот. Правда, ванильные.
- Спасибо, Тарасик! – Кира с чувством чмокнула Тарасика в небритую щёку.
- Ага, мне нельзя, а ему – можно? А за что ему досталось, скажите пожалуйста? – возмутился Макс. – Что, даже дружеского не заслужил?
- Дружеский заслужишь, если картошку почистишь.
- А другой?
- На другой не рассчитывай. Зазнаешься.
Перепалка позволяла им скоротать время и несколько унять тревогу.
Тарасик покрутил ручку настройки телевизора, постучал по пульту. Задумался, заскучал. Спохватился.
- Ба, вы что-нибудь смотрели?
- Да! – махнула рукой Кира, удивляясь. – Ваша попса. Тарасик, знаешь, они какие-то все одинаковые. Никакие. Гуттаперчевые.
- А, что? Ну да, резиновые куклы для траханья – и мальчики, и девочки. Даже название у них одно – «Фабрика. Поточная линия»… Ой, извини!
- Да ладно, что вы все извиняетесь.
- Извини, что мало показать можем. Вот раньше бывали фестивали – всё живое, драйв прёт. И все такие разные – но работали на совесть. Не лажали.
- Вот и папа так говорит. Это жизнь!
- Да, это реальная жизнь, ради неё стоит буравить небо. Башмачник столько фестивалей перевидал – и «Альф» - альтернативный, значит; и «Буран» - на станции «Бураново», Шмелёвская идея, и «Золотая Орда» - там много фолка было, тоже настоящего, не игрушечного.
- Здорово! Готово, доставай тарелки.
Некоторое время все ели молча.
- Хм, - сказал Тарасик, уплетая картошку с курицей. – Вы, ребята, в Бога веруете?
- Сложный вопрос. Мудрецы Инмира не дают однозначного ответа. Несомненно, должен быть где-то Единый Творец.
- А я не уверен. Если есть – почему допускает беззаконие?
- Наверное, именно потому, что слишком много их развелось, Творцов, повидло им в глотку, - сказал Макс, поразмыслив. – Запутался он в них, злится, что на его территорию покушаются. А может, считает, что раз божеские законы не исполняем, то пускай помучаемся со своими, человеческими – чтобы было, с чем сравнивать.
- Кабы мы знали, с чем сравнивать. Сейчас развелось много всяких трактовщиков. Вот, позвонили мне в квартиру. Я своим не позволяю открывать, сам первый иду. Стоит такой чистенький, ухоженный, с иголочки, смирный, только взгляд диковат. Рядом с ним – такой же, только в тени первого держится. Можно ли верить Библии, спрашивает. Подумал. Отвечаю, что, мол, Библию люди писали, которым человеческое не чуждо. Один умный подумал – и сказал, другой услышал и пересказал, третий взял и записал, четвёртый перевёл на другой язык, трактуя в духе своего времени – вот и цепочка, вот и испорченный телефончик, где на выходе может быть совсем иной продукт, нежели на входе. Язык (особенно русский) многозначен, синонимические ряды обширны. Выбрать единственное верное слово – трудно. Заменил один-единственный синоним другим – смысл неуловимо меняется. Ведь так?
- Так, Тарасик.
- Отсюда вывод – верить можно, доверять нельзя. Разволновался толкователь, но держится. Приступает ко второй части. А в то, что на Земле, в России, в частности, управление изменится на лучшее, блаженное, справедливое – верите? Ха, с трудом, отвечаю. Ну, как же, волнуется спикер, если Царство Божье воцарится, власть Божья будет – мир к лучшему изменится! Ну да, опять царство… Управление, власть, давление… Давление мягкое-мягкое, как пух гагачий, говорит. Даже не ощутите. А какая разница, говорю, как давят, если – давят? Какая разница, обрубит ли тебе крылья одним махом дюжий дядька в маске, или улыбчивые дяденьки с крылышками, с маникюрными ножничками в одной руке и анестезией в другой мягко подрежут лётные пёрышки – всё равно я летать не смогу! Да и как они позволят человеку летать свободно? Сие – привилегия избранных ангелов, воздушное пространство забронировано, вакансий нет, конкуренты не нужны.
- Здорово, - растерянно проговорил Макс. – И ты что, так и сказал ему?
- Так вот и сказал. Бедняга позеленел, съёжился. Греховные речи! Гордыня! Не положено летать человеку. Просто не положено по рангу. В Инмире не так?
- В Инмире не так, - улыбнулась Кира. – Хочешь летать – летай! Придумай себя летящего – и летай!
- Вот потому-то, я думаю, и возненавидели инмирцев, что им не положено, а они смеют: как же так, не летают живые люди, только святые духи да ангелы. Вы правы, загордился, говорю, каюсь, малосведущ в этом вопросе. Давайте в другой раз ещё поговорим, я вопросики подготовлю, по доминантным вопросам веры. Испугались вопросители, сбежали позорно, сгинули. Не по зубам им вопросики и мои рассуждения, они только себя выносят. - Тарасик взволнованно походил по комнате, ещё раз наказал сидеть смирно и ушёл на работу.
Через час после обеда позвонил Тарасик и сообщил, что поговорил с Сашей: «Саша не волнуется, она в курсе. Так что отдыхайте пока. Когда Женя сможет – он подскочит. А я буду скоро».
Ближе к вечеру вновь наступило тягостное, сонное затишье. Телевизор и тоскливое ожидание. Кира отыскала на полках главной и единственной комнаты в квартире Тарасиковой тайной возлюбленной диски с записями Башмачникова, и они с Максом слушали музыку, ту самую, которую Кира так хорошо знала, и ту, что слышала впервые, и объясняла, переводила Максу то, что он недопонимал.
Макс маялся бездеятельностью куда больше Киры.
- Кир, ты сиди, а я сбегаю, разведаю обстановку. Клянусь, вернусь мигом. Я же без крылышек.
- Нет, одного не пущу!
- Ну, пожалуйста! Гулять не пускаешь, любить себя не позволяешь. Бред!
- Ты хотел познакомиться с русскими – смотри третий канал, сейчас о русской поэзии будет передача.
- А ты сядешь со мной рядышком? Может, мне страшно!
- Ну что я тебе, «успокой»?
- Ты не «успокой», а «заупокой». Здесь как в могиле, хуже, чем в котле. Там на ушах стоять можно было.
- Так стой на ушах. Ведь не получится, спорим!
И Кира одним лёгким движением перевернулась и встала на голову, потом на руках прошлась по комнате. Макс попытался ухватить её за ногу, но Кира ускользнула и вновь оказалась на ногах.
- Молодец. Но хвастаться тем, что у тебя уши с ногами, несправедливо. Что, теперь моя очередь?
Макс с недовольным видом окинул взглядом единственный свободный простенок, подошёл к нему и попытался встать на голову, «карабкаясь» ногами по стене.
- Блях, ну подстрахуй же! – Макс выпрямил руки, но не удержался, перевернулся через голову, громко и смачно грохнулся об пол и вскочил, потирая шею.
- Ну вот, блях, это ты виновата!
- Сейчас подую – и всё пройдёт! Ой, уже началось, Максик, так и быть, сиди рядом. Ты обещаешь сидеть смирно?
- Я буду сидеть так смирно, как будто уже Царство Божье с неба свалилось.
Засветился экран. По счастью, серьёзный, торжественный диктор уже дочитывал речь «преподобного» Валентина Первозванного, изнеженного, мнительного, самовлюблённого, чья напыщенность так и брызгала с экрана. Побежала весёлая, забавная реклама отечественных шоколадок, вновь открытого Центра Канцелярских и офисных товаров, программы «Русский шансонье» и прочей всячины. Наконец-то поплыла чайка по синим волнам – заставка к поэтической передаче, предназначенной для учебной школьной программы.
«Наверное, это – то, что никто не может отнять», - подумала Кира. – «Иначе – стыдно. За свою человеческую сущность стыдно. За пустоту – стыдно. За убийство душ – стыдно».
На душе её была муторная пелена, и одновременно - гордость за человека и его неповторимость.
…Тарасик прибежал гораздо раньше, чем обещал, чуть ли не в мыле, дрожа от тревоги и нервного напряжения, испуганный, настороженный – и, увидев молодых людей у телевизора, несколько успокоился. Правда, ненадолго.
- Сколько можно сидеть взаперти? – кипятился Макс. – Я скоро заплесневею, корой покроюсь, пущу корни в диван!
- Потерпите, надо выждать, пусть перебесятся и успокоятся. Обычно они сутки после происшествия держат район под контролем. Спрашивали, почему на инмирцев гонения? А на кого же ещё спихивать собственные огрехи и проколы, как не на Инмир? Войны, теракты, неурожаи, лень генетическую. Думаете, что-то с давних пор переменилось? Воду в ступе толочь стали не сверху вниз, а слева направо. У нас только две категории граждан прижились: жулики и халявщики. Остальные не живут, а зачастую существуют. Перебираются в интернет, а их и там прощупывают!
Они снова напились крепкого чая, что также не способствовало благополучному засыпанию. В разговорах и воспоминаниях коротали вечер, Тарасик даже взял гитару и напел кое-что из собственных проектов.
Странники между нами,
Туристы чужих Миров.
Откровения чьих-то снов
Затоптаны сапогами
Завистников и скопцов.
Стонут на тротуарах,
Не понимая, за что.
За лживость чужого базара
Платят памятью и мечтой…
…Шло за полночь, а уснуть не удавалось. Сна не было. Музыкальный центр выдавал на-гора лёгкую музыку «для отдыха», Тарасик до утра сидел у радиоприёмника, ловя частные музыкальные станции, сторожа детей, пытающихся уснуть в двух разных углах квартиры, и клевал носом. И сам не заметил, как его сморила дрёма…
…Макс услышал, как Кира начала плакать. Он выскользнул из-под одеяла, быстро накинул пижаму Тарасика и подбежал к Кире на цыпочках, чтобы не шлёпать босыми пятками.
- Ты что, сестричка? – встревожено спросил он шёпотом.
- Плохо мне. Что-то нехорошее вокруг разливается, чернотой закручивается. Проволокой режет. Побудь со мной, пожалуйста.
Впервые, в своей совсем коротенькой – по меркам Леоллы – жизни, Кира узнала, что такое бессонница в чужом Мире. И те жутковатые строки, что приходили вдруг ей на ум, сами собою, складывались в стихи, а стихи накладывались на музыкальный ритм, близкий к раннему «электропопу», тайно любимому Женькой.
Макс погладил Киру по голове, немного помешкал – и скользнул к ней под одеяло, острым уколом ощутив прикосновение тёплой коленки из-под махрового халата хозяйки квартиры.
- Ты не бойся, не бойся, я просто полежу, чтобы не так тяжко было. Хочешь – поверх одеяла могу, чтобы тебя не касаться…
Но Кира уже уткнулась ему в грудь, ей необходимо было выплакаться. Макс, точно старший брат, баюкал её и укачивал. Впрочем, он и вправду был ей сводным братом, только не старшим, а младшим.
- Скажи, за что люди друг друга терзают? – всхлипывая, говорила она. – Вы все такие хорошие, места во Вселенной сколько хочешь – хватает даже на Иномирье, а вы всё не успокаиваетесь. Знаешь, я как закрою глаза, так того парня вспоминаю. Он же нечаянно сюда попал, а они его так… ногами… А ведь он летать умел, Максимка, у него крылья были...
- Да ну!
- Да, крылья, и он был счастлив с ними, он небо знал. А его – лицом в асфальт…
Кира плакала, Макс утешал. Он касался Киры так бережно и трепетно, боясь лишний раз повернуться неловко или резко, да что там – боясь дохнуть громко и откровенно, чтобы не обидеть и не осквернить, не оборвать удивительную ниточку совсем особых отношений, непривычных, нелепых, чистых и доверительных. Макс чувствовал себя совсем взрослым, бывалым мужчиной. Опекуном. Обязанным защитить во что бы то ни стало.
Они шептались и поверяли друг другу сокровенные тайны, и эти тайны были так похожи – Макс мечтал увидеть своего отца, Кира - дать возможность отцу и его семье увидеть Иномирье. Никто не знал, что эти мечты окажутся вдруг так близки к осуществлению, только не по доброй воле, а по воле злого рока.