"А Я НЕ ЖУЮ, НЕ ЖУЮ МЕРТВЕЧИНУ!
МНЕ БОЛЬШЕ ПО ВКУСУ ВКУС АДРЕНАЛИНА!"
/СЕРГЕЙ ПАСС/
Благодаря Андрею, справили Кире и Максу документы – пластиковые карты-паспорта с кодами. Увы, с кодом «третьего кольца» - это значило, что центр оставался недоступен: не по карману. Но разве можно было удержать молодых людей, познавших прелесть котла? Плевать они хотели на запреты и коды. Жене и Александре оставалось только охать и переживать.
Так прошла неделя, другая, третья. Кира и Макс бродили по городу, презирая шлагбаумы, турникеты, ограды – что им стоило преодолеть хилую ограду или обмануть охранника, или присоединиться к бестолковым европейским туристам, или проскользнуть, пригнувшись, рядом с шикарной машиной. Кира без устали таскала Макса по старым музеям и выставкам, на которые пропускали без особых проверок в силу того, что народу там было не густо, преимущественно старые и «малые» – школьники- экскурсанты.
Пока им везло, они ловко и умело избегали Патрули и кордоны в местах облав, на которые рядовые граждане смотрели устало и равнодушно, как на детское развлечение властей. И у Киры, и у Макса уже был опыт по «ускользанию», а молодая энергия не позволяла им хандрить. Иногда, когда не было какого-нибудь концерта или на работе случался выходной, Костя присоединялся к ним. Водил, объяснял, показывал – он неплохо знал современную Москву и её архитектуру, имел, как музыкант, допуски во все районы. Его присутствие частенько выручало «гостей столицы» в щекотливых ситуациях.
Кира восхищалась великими художниками, архитекторами и провидцами прошлого - далёкого и близкого. К сожалению, современники не то, чтобы измельчали, но искусно прятались в пейзажах, натюрмортах или сюжетах незамысловатых и нарочито обыденных, избегая отстранённости, ибо очень легко было прослыть скрытым ходоком или быть обвинённым в тайных связях с Инмиром. Буйный полёт фантазии в работах, представленных на всевозможных выставках и вернисажах, затушёвывался, дабы избежать лишних подозрений – а вдруг ты создашь Мир и сбежишь туда? Но Кира чувствовала, что именно стоит за каждым мастером – работы, пронизанные ощущением Инмира, делались для себя либо для личных коллекций особых покупателей, в том числе – привилегированных иностранцев и крупных правительственных служак.
Потенциал Земли был колоссальным, несоизмеримым с Инмирным. Называть Землю одним из Миров язык не поворачивался, она была истинной Королевой! Но как же непроизводительно, нелепо она растрачивала то, что было ей дано, сжигала во вражде и бойнях, не умея воспользоваться неисчерпаемой Энергией Пространства и Времени! Иные Миры - Дети Земли - развивались стремительно, и Королева-мать могла вскоре утратить трон.
Перенаселённый мегаполис, сверкающий, сумбурный и одновременно – строгий, с его непредсказуемой аурой, будоражил Киру до опьянения, пугал, завораживал.
Красивый, ухоженный город. Масса парков, скверов, гладкого асфальта, чистеньких машин. Но при всём при том, по мере изучения города, который она хотела бы считать своим, Кира находила в нём массу несоответствия, множество несуразного, нелепого и гротескного.
«Москва становится всё краше и краше!» - победно и торжественно неслось из радиоприёмников и телевизоров. А Киру ужасала благонравная «прилизанность» большинства обычных жилых кварталов. Унылые одинаковые дома. Ровные, монотонные, постоянно стриженые «под ноль» газоны, с которых было тщательно вытравлены всякие намёки на самостоятельность и разнотравье, газоны, в которых не было жизни. Искалеченные, подрубленные, «прилизанные» деревья, издающие стоны, которых никто не слышит. Угнетали прямые линии, однообразная геометрия. Пугали помпезные богатые жилые застройки, зачастую скрывающие чванливость, скудость сути, ненависть к остальному миру и населению, и желание укрыться в своих золочёных клетках – ибо все были под колпаком вездесущего Сыска, контролирующего всё и вся.
Ошеломлял контраст этих богатых жилых, коммерческих и управленческих районов – с кварталами средними, бедными, погружёнными целиком в свои беды и проблемы. «В обнимку со своими тараканами», - как говаривал отец. На множество язв общества руководство лицемерно и благодушно закрывало глаза.
А сколько людей! И каждый – маленькая Вселенная, каждый способен стать Творцом. Но вот неестественность - у большинства творческие способности нивелированы, стушеваны, перекодированы либо талантливо, планомерно искоренены. А те, кого омывает чистый, энергетический поток, в ком горит творческий, немеркнущий огонёк, стараются запрятать его так глубоко, что, кажется, ему не суждено вырваться наружу. Либо - выглядят подавленными, обиженными, окрашенными сплином.
Но больше всего её поражало другая странность. Многие были счастливы. Чем?
Вот влюблённые, забив на запреты, обнимались, прижавшись к дереву в сквере – любовь вездесуща. У него – вечные джинсы с бахромой и дырками, у неё – юбочка до колена. Длинные волосы спутались, не поймёшь, где чьи. Парень обнимал девушку одной рукой – вторая отсутствовала до локтя. Кира, даже не всматриваясь, увидела и услышала яростный бой на границе с Арменией – он намертво впечатался в сознание парня, отравил его. Но он так счастлив, что остался жив!
Вот старушка шаркала огромными валенками с калошами, в них утопали опухшие больные ноги, красные глаза слезились, стая злых жалящих мошек – старческих недугов - окружала её неотвязным роем. А в клеенчатой сумке – яблоки и бананы, купленные на тщательно сбережённые деньги – старушка несла их в больницу к другу, и благодарила Бога, и была счастлива тем, что он жив.
Вот начальник, усталый и измученный постоянной мыслью о том, что в любую минуту может надоесть своим начальникам, что его сместят, и не просто сместят – перед тем, как запрятать далеко и надолго, конфискуют то, что он успел приберечь, припрятать для себя, дорогого, и для своих близких. Он с опаской вылез из сверкающей служебной машины, вздрагивая и быстро озираясь. И при всём при том – и он оставался счастливым, потому что до сих пор жив.
А вот молодой мужчина с больным взглядом – его друга жестоко избили в Сыске за то, что он некоторое время укрывал инмирца. И теперь этот талантливый инженер сходил с ума от страха, что рикошетом пострадает он сам и его семья – но при том был счастлив, что он всё ещё на свободе и жив…
Только Макс ничему не удивлялся. Он успел насмотреться – и дома, и на улице – на всякое и всяких.
Возвращались поздно вечером, набрасывались на еду: Женя строго-настрого запретил играть с огнём – то есть, проделывать с автоматами все те манипуляции, к которым привык Макс, чтобы добыть пару-тройку упаковок с сэндвичами, пивом или печеньем.
Кира видела, что до них жизнь, какая бы она ни была, шла по более-менее налаженным рельсам: Женя и Саша знали, чего опасаться, у них были преданные друзья, защитники. Теперь же все ежеминутно тревожились и боялись за жизнь детей, нежданно свалившихся на голову.
Наверное, Максу приходилось тяжелее всех. Дома он старался учиться говорить по-русски правильно и потому – говорить как можно больше, но постоянно спотыкался о привычные жаргонизмы котла, и лукавая Кира переводила котловскую феню на русскую, усугубляя его смущение. На улице же, напротив, ему приходилось молчать, как рыба, чтобы себя не выдавать безобразным акцентом, хотя чаще всего ему хотелось кричать, орать и вопить. Счастье, что Кира понимала его с полувзгляда. Кроме того, в присутствии родных Киры он робел, и стеснялся открыто выказывать свои к ней чувства, и немало страдал от этого.
Саша приходила с работы раньше всех и бросалась готовить нехитрый обед. Потом садилась со стоном на диван и начинала намазывать ноги остро пахнущим гелем, затем тщательно перебинтовывала – у неё болели ноги, а ложиться в больницу она отказывалась, не хотела бросать Женю.
- А как у вас там, лечат варикоз? – спросила Саша.
- На Леолле уже давным-давно никаких проблем бы не было, - сказала Кира. – Там всё просто - ложишься в источник, и всё.
- Что значит – всё? – недоверчиво сморщилась Саша. – Всё – остался без ног?
- Ага, радикальный метод! – засмеялась Кира. – Нет, конечно. Всё – в смысле болезни исчезли. Это мама постаралась. Источник уникальный.
- Потрясающе! Но не для нас…
- Давайте-ка я попробую, - робко предложила Кира как-то раз. – Правда, я никогда ещё не лечила вены. Всё больше ожоги и переломы.
- Ты стала врачом?
- Не совсем. Не знаю, это трудно объяснить. Как-то так происходит, что часть моей энергии переходит к другому, всасывает замутнённые очаги, прочищает их и возвращает – такой вот круговорот.
- То есть, это что-то вроде народной медицины. Так у нас экстрасенсов называют.
- Пусть будет так. Хотя экстрасенсы сами по себе прорываются, часто не на тот уровень выходят – и застревают там: либо остаются слабенькими, либо начинают зло накачивать, черноту и муть сгущать.
- Бывает и такое, - согласилась Саша. – А вот откуда там у вас ожоги и переломы – непонятно.
- Очень понятно: много людей страдает в притоннельных стычках. До сих пор. Хотя Землю и отделили от Союза Миров, она частенько «наезжает в гости». Без спросу. А у нас на Леолле – госпиталь. Ладно, давайте ногу, - Кира приложила горячие ладони к синим дорожкам, пахнущим гелем с лавандой.
- И правда, боль уходит…
- К сожалению, это ненадолго. Одного сеанса мало.
- Кирочка, а тебе… не вредно? – забеспокоилась Александра. – Что же я тебя, девочка моя, обескровлю – ты молодая ещё, силу терять…
- Да и вы не старая! – утешила Кира. – Вот погоди, я всех вас здоровыми сделаю!
- Тебе нужно открыть кабинет экстрасенсорики! Нелегально! – авторитетно заявил Костя. – Будешь зарабатывать тьму тьмущую. Отца перекроешь!
- Нельзя, быстренько обнаружат.
- А мы в глубинку отчалим. Сейчас многие в глубинку чешут, куда ещё Худсовет не добрался. Раньше за бугор валили, теперь – в Самару, Симбирск, Воркуту. По собственной воле. Цензурионы у нас пока что ленивые и избалованные комфортом.
- А что, они и песенки проверяют? А зачем?
- Ещё как проверяют. Каждое слово вынюхивают. А вдруг криминал, на власть телега? Шмель с ними бьётся не на жизнь, а на смерть. И что самое забавное – и Веня с «Ультры», и Дюкин с «Руси» к нему присоединились, плечо к плечу стоят. Представляешь, попсятник Дюкин и Шмель, два антагониста, в одном лагере, вместе рубятся. Хотя чего Дюкину волноваться, у его подопечных сплошные сюси-пуси и «я тебя, ты меня». Придраться не к чему с политической точки зрения, исключительно с художественной. Но это как раз Худые Советы и не волнует. Если закон примут о сборищах – есть такая угроза – Худые Советы совсем озвереют, всех порубают – чтобы только повыпендриваться и выслужиться. Всех в диссиденты запишут. Шмель первый пострадает.
- А может, и нет. Он увёртливый, мохнатый, мягонький…
- Но ужалить может – мало не покажется.
…Пока Женя курил на кухне, Кира и Саша сидели на диване, обнявшись. Худенькая, подвижная, как девочка, Саша рядом с Кирой казалась или старшей сестрой, или подругой.
- Женя последнее время стал какой-то растерянный. Очень его угнетает то, что происходит вокруг Инмира. Ты вот прибыла – легче не стало, теперь он будет за тебя волноваться пуще прежнего.
- Саша, а вы рады нам? Теперь у вас есть ещё одна дочка. Не боитесь?
- Чего же бояться? – удивилась Саша. – Ты на пугало не похожа. Симпатичная девчушка. И давай на ты, ладно?
- Ага. Да нет, я не о том. Ты детей больше не хотела?
- Хотела. Но Женя не дал – он жалел меня. Он ведь тогда гастролировал много, а я, как хвостик, за ним моталась. И Костенька слабым родился, зрение рано испортилось. Говорили врачи – мог бы вообще не родиться. Помогло чудо! Не знаю, что бы я без него делала! Женя очень счастлив был, просто летал на крыльях, боялся до меня дотронуться, – Саша нежно улыбнулась своим воспоминаниям.
- Саша, а что у тебя с Андреем? – спросила Кира сразу, без перехода, чувствуя себя предателем, или разбойником, всаживающим нож в спину. Саша вздрогнула, увела взгляд, зачем-то беспомощно оглянулась на Костю, словно ожидая защиты.
- Ничего, Кира. Что у меня может с ним быть?
- Он в тебя влюблён?
- Возможно. Не знаю… Да. Разве это – порок? Или преступное деяние?
- Вероятно, нет, если только он не домогается тебя. А ты ему отвечаешь?
Александра порозовела.
- Какие глупости. С какой стати? Мне его жаль, и только. Андрей – друг семьи.
- Но тебя будоражат его признания. Не скрывай, это действительно приятно.
- Девочка, тебе рано ещё об этом рассуждать.
- Может быть. У меня мало опыта. Всё, что я видела – это похождения своего брата. Но ему не обязательно домогаться, ему проще простого сделать так, что за ним побегут собачонкой.
- Он настолько неотразим и обходителен?
- Несомненно, но в большей степени - беспринципен, циничен и уверен в себе. Именно это подкупает. И у него гипнотическое обаяние.
- Но лично тебе не нравится. Так?
- Так. Мне по душе другое. Но я этого «другого» так и не нашла. А без него…
- …то есть, без своих принципов…
- Пусть принципов. Без них я не собираюсь ни с кем целоваться и тем более всё прочее.
- Значит, у тебя никогда не было мальчика?
- Представь себе, нет, - внезапно обиделась Кира. – На Леолле скука. Там негде искать.
- А Макс тебе нравится?
- Максимка чудной. Я и не думала, что землянин может таким оказаться. Он меня в котле отстаивал, представь. Дрался за меня. Спасал. И при этом – сам пальчиком не тронул. Вот так. На Леолле не с кем и не за что драться. В Союзе давно не появляются пираты. Ну, а то, что вокруг Союза - просто дурдом. Главным образом, гордецы, мизантропы и перерожденцы незаконченные. Дин поводил меня, насмотрелась. Если бы не он – давно уже угодила бы к вампирам на завтрак.
- Зачем же нужно было рисковать?
- Учёба. Где-то изучали эволюцию перерожденцев, где-то – инволюцию, помогали, мозги на место ставили, где-то тренировались мысли угадывать…
- Потрясно! – восхищённо встрял Костя. – Наверное, столько книг фантастических нет, сколько ты повидала!
- Костя, а подслушивать прилично, как ты полагаешь? – возмутилась Саша, но Костя не обращал на неё внимания.
- И в Хахамерике успела побывать. Всё успела. А мы тут в болоте завязли на фиг! Ничего не происходит, ничего не видим дальше носа, а нос-то коротковат.
- Скажи спасибо, что этот не обломали, как Буратине.
- Спасибочки родному Сыску и его превосходительству Святому Валентиночке! – саркастически отчеканил Костя, отвешивая поклон до полу.
- Сию минуту иди играть! – рассердилась Саша. – Ой, ключ в замке, Женя вернулся. Его сегодня редактор задержал, потом со Шмелём встречался – старые приятели, ещё с каких времён.
Саша была счастлива, что не надо продолжать разговор, в котором могут всплыть щекотливые вопросы. Она и сама не знала, как отреагирует на них – в любой момент могло нахлынуть что-то странное и страшное, чего лучше не знать вовсе, не вспоминать, не бередить.
Через два дня ей назначил свидание Андрей. Андрей уже много лет не просто «домогался», а держал её в поле своего притяжения, и она мужественно сносила липкий клей его слов, прикосновений и уговоров – ради любимых, ради мужа. Кто поймёт, чего ей это стоило?
Возможно, она делала большую ошибку, нося в себе. Возможно, она обязана была поделиться с мужем, признаться, повиниться. Возможно даже, так было бы лучше, легче, проще жить. Вот только жизнь у них пошла бы поврозь. А Саша любила Женю больше собственной жизни…