Предполагая, стараюсь понять

Александр Гусев 5
Хорошо, что не забыли о 150-тилетии Брюсова. Эпоху заимствованного из Европы символизма, когда мы залепетали об идеальной сущности поэзии, не смущаясь безнадёжности объятий декаденства и модернизма.  Ох уж эти наши семимильные шаги развития русской культуры. «Спасибо» царю Петру за окно в Европу. За это неестественное и исторически непоследовательное наше развитие, родившее ту самую пресловутую «самость», которую мы повесили как задник на сцене жизни и знать ничего не желаем, кичась своей «оригинальностью». Такой подход к своей истории затрудняет наше развитие. Он научил нас своим же лицемерием утверждать неестественное. Как пример, та поэзия и её фаворитка Зинаида Гиппиус – образец «образной непроницаемости», смотритель нашего символизма.
 
 Из поэтов той эпохи моему восприятию доступнее всех Блок. Много лет назад, впервые прочитав поэму «Двенадцать», душа не приняла тогдашнее официальное толкование её смысла. Как ни старалась идеологическая пропаганда, не верилось, и не принималась за убеждение возможная временная эйфория Блока. Даже с ней смириться было трудно. Периодически память возвращала сознание к образу Христа, задаваясь вопросом «что это?». Прояснила понимание собственная позиция автора, объясняющая этот феномен как наитие, художественно постигающее истину.

 Сегодня, копаясь в своих пожелтевших от времени бумагах, я нашёл свои записки и наивный стишок по этому поводу. Со временем моё понимание сложной символики упёрлось в образно-смысловое совпадение большевизма со вторым пришествием Христа, ощущая революцию как благое устремление.

Дело в том, что Блок как Орфей в поисках Эвридики спускается в ад революционных событий в поисках истины. Он не повторяет ошибку Орфея – не оборачивается предчувствуя, что истина следует за ним не в идеологическом понятии «народ», а в образе взбунтовавшейся тупой черни. Блок предупреждает что действия, совершаемые за спиной Христа, бесчеловечны и разрушительны, обличая политическое насилие и ложь ситуации. Помните в блоковской «Песенке» «Господь, Ты слышишь? Господь, простишь ли?» Понять это помогает интерпретация Ольги Седаковой бибихинской мысли: «Правда-начало, в котором всё уже есть, но всё такое, какое оно вначале: полное своим ещё неведомым будущим. В начале нет лжи, и ложь ещё не знает о начале».

 Уже потом мне пришла мысль о пьесе «Балаганчик» как о предтече поэмы. А это тот самый стишок ещё наивного человека, который наконец то, понял идею поэмы резонирующую с христианским откровением Блока. Понял не как исторический процесс, а как наказание Господнее. Стараюсь и в жизни избегать любых достоверных знаний по сути, всегда являющихся лишь предположением. Но это уже шутка. 
 
Последней волей он готов принять
Учений непонятные химеры.
И красный флаг, как символ веры,
Он силился над бездною поднять.
Где нам ума сердечного занять,
Чтобы с собой ту жертву соизмерить?
Что б высший смысл немыслимый понять,
В который можно только верить.
Не тратьте зря пустых минут,
Когда зовет Поэта слово.
Свободы ложной атрибут –
Порочный круг проходим снова.
Тот путь фатальных заблуждений –
Духовной нищеты работа –
Предрек литературный гений,
Из «бога» сделав «Идиота».
Господь средь нас, он тех простил,
Печалью светлой хмуря брови,
Кто вероломно рассудил,
Что чистотой сыновней крови
Он нас духовно оскопил.
Необъясним толпы искус.
Тысячелетья пролетят.
Пришедший снова Иисус
Не понят будет и распят.