Не является самостоятельным произведением, а только фрагментом повести
"ПЛАНЕТА ПО ИМЕНИ РАЙ"
http://proza.ru/2023/07/27/1438
С А М О Н А Л И В А Й К А
(фрагмент)
В корабельный буфет я заглянул от зверской неудовлетворенности в животе от коньячных тянучек. Вскоре после того как замки капсулы щелкнули и купол «рыбьего пузыря», чуть задумавшись, раскрылся, я вынужден был признаться сам себе, что не умею спать в незнакомых местах. Тем более на спине, тем более в объятиях чернокожего раба, готового исполнить любую телесную фантазию, кроме одной – повернуться на правый бок. Как впрочем, и на левый.
Чувствуя себя созревшей заморской жемчужиной в большей мере, чем мужчиной с затёкшие членами, я выбрался из складок умного кресла и, не чувствуя ног под собой – тяжесть в пассажирском салоне была снижена – отправился вдоль спальных капсул по направлению к загоревшейся табличке на семи языках инопланетных языках «закуски от шеф-пилота и вы на «Седьмом небе»» - ну что-то в этом роде.
«Бесплатный ланч из трех блюд входит в стоимость бизнес-класса» - я вспомнил страстный призыв на обороте билета. То, что у меня именно бизнес, я знал наверное, так как ещё при регистрации на борту доплатил представителю компании сущие пустяки, месячную зарплату, за бизнес-коасс. И мне отвели капсулу ща синей занавеской со всеми удобствами и двумя кнопками над умным ложем из ласкового абиссинского кожзама.
В чёрном иллюминаторе ресторана «Седьмое небо» отражалась бледная рожа ещё одного любителя персональных перелетов. Не перевелись ещё чудики, которые по-прежнему не доверяют @-факсу. К немалому ужасу я тотчас узнал
в нем недавнего буяна с чемоданищем из крокодилищевой шкуры. Он осмотрел меня с бесцеремонностью португальского работоргов и плотоядно хмыкнули - так росянка глядит на свою жертву, легкомысленного мотылька - подоспела метафора. Что вынудило меня слегка кивнуть в ответ. В тесноте и пустоте буфета глаза девать было решительно некуда – ну некуда!
Я втиснулся за соседний столик и отдернул свою шторку. Положение отчасти спас стюард в форме капрала наполеоновской армии – ну что-то бело-синее с золотыми пуговицами - и он взял заказ, стандартный ланч и коньяк. Коньяку я взалкал особенно.
Теперь и моя физиономия зеленоватой медузой нависла над незнакомыми созвездиями. Солнечную систему с крошечной звездой посередине я искать не стал. Весь основной звездный атлас в виде светящегося цветного миража был отпечатан на столике. Под левым локтем оказалась Кассиопея.
Заказанную рюмку коньяка, стюард поставил на Плеяд.
- Мы здесь, - пояснил он и тут же передвинул рюмку на сантиметр. – А теперь - здесь. Сорок астрономических узлов в секунду.
Я отпил жгучий глоток и поставил рюмку на место. По столику-планетарию тихо ползла оранжевая лазерная букашка – очевидно, это и был наш «Гончий Пес Флаерс-306» и в нём корабельный буфет-ресторан «Седьмое Небо» на четыре столика и двух пассажиров нём, про которых можно с некоторой долей уверенности сказать: "на колу мочало начинай сначала".
Стюард принес заказанную тарелку дымящихся самонаматывающихся маккогонов и шлепнул сверху саморазогревающуюся католетту. Через минуту католетта зашипела, набухла и из пор её коричневой корочки золотистыми струйками потекло в маккогоны растопленное масло. Вакхическая картина! С учетом того, что рюмка была автопополняемой, а обед входил в стоимость билета, я решил, что путешествие в целом удалось.
Второй посетитель корабельного буфета-планетария казался таким же, как я командировочным. Он жевал морских клоунов, бесплатно плавающих в вазочке для возбуждения аппетита, запивая их слегка опресненной морской водой из пластикового стакана. В тоске неземной и в космическом одиночестве.
- Летите? – мрачно подморгнув глазом, он разжевал и проглотил кусочек клоуна. О чём ещё может спросить одна дикая утка другую, когда они обе летят в одном косяке из Месопотамии во Владивосток.
- Лечу, - мой ответ был полон простоты и искренности, как и моя рюмка-самоналивайка полна коньяка, - на P-SE-11, Пэродайз одиннадцать. Вы не бывали в тех краях, случаем? – я накрыл рюмкой красную букашку, которая тут же из-под нее выскочила.
- Скоро буду.
- Коньяку не желаете?
- Давай! – Он пересел за мой столик-планетарий и подставил стакан, из которого предварительно выплеснул морскую воду в вазочку к одинокой бледной орхидее. Возможно – пластиковой. Я отлил из своей самонаполняемой рюмки половину.
Выждали, пока уровень жидкости в ней восстановится.
- Астров, - представился он, - Саша.
- Фемистокл, – мы чокнулись.
Челнок вздрогнул.
- Скоро все мы там будем.
- Пардон?
- Слушай сюда, Хуанито.
- Я не Хуанито. Я - Фемистоклюс.
- Слушай меня, Хулио. Слушай меня как теперь папу римского.
Челнок снова вздрогнул, на этот раз даже нервно моргнул всеми лампами.
- Слушаю, - я понял, что сопротивление бесполезно и имена собственные и дальше будут сыпаться в соответствии с лингвистическими предпочтениями г-на чудака.
Или сбежавшего из дурки сумасшедшего?
- Все мы будем на Пи-Се, - промолвил Астров Саша трагически, хорошо поставленным шепотом и вытащил из кармана настоящую курительную трубку. И вдруг заржал каким-то не натуральным театральным смехом, который можно включить одной кнопкой сразу на всю мощь.
Я отметил про себя, что парень слегка смахивает на одного актера, известного по старым фильмам второй трети XX столетия, а именно Соломона Бонавентуру. Именно его бледное чело теперь маячило в черном иллюминаторе среди тихо плывущих созвездий.
- Ты-то зачем туда спешишь? - фальшивый Бонаветура сощурился с деланным сочувствием. Он пригнул голову и зашептал ещё плотояднее:
- Секс туризм?
Вместо ответа я выловил из кармана куртки мятую бумажку - телеграмму Райского.
Едва взглянув, Саша Астров, ухмыльнулся и достал из точно такую же, и там где лаконично значилось:
= ГОСПОДИНУ АСТРОВУ А.А. =
ПРИГЛАШАЕТЕСЬ ПОСТАНОВКУ ПЛАНЕТУ PARADISE-11
= ВЫЛЕТ 24.03.2299 =РЕЙС 306 – 1603 SK =
= ДИРЕКТОР РАЙСКИЙ=
- Актер? – спросил я Сашу. Какой фильм я прежде видел с участием Бонавентуры?
- Кудесник, чародей, он же инструктор по чёрной магии и главный по спецэффектам. Драматург я, дра-мо-дел, - оттрубил Саша с нажимом на твёрдую «р», - и важно засопел погасшей трубкой, как бы приглашая к ответному confession.
- Я - режиссер. Театр. Драма. Массовые зрелища. Изучал кинематограф.
- А-а-а, - протянул драматург, он же по спецэффектам, - представитель реликтовых профессий!
- Вроде того.
- Да-а-а-а-а-а, - драматург состроил из своей физиономии спецэффект, который можно подавать как отдельное блюдо, - вы-ми-ра-ем! А что, есть работа? – поинтересовался А.А.Астров, ловко плеснув коньяк из моей самоналивайки в свой стакан.
- Да, как сказать … , - я машинально уставился на свою рюмку, в которой медленно поднимался уровень напитка.
- Так и сказать: ни хрена! Иначе, брат Хулио, с какого, панталыку ты бы полетел в это отхожее место, планету писи - сиси.
- Ни хрена, - сознался я, покоренный могучей лексикой Саши Бонавентуры, - днём ни хрена. А вот ночью … .
Саша сощурил левый глаз и как алмазным буром просверлил мой череп в районе третьего глаза.
- А ты, поди, всё по ночным клубам (ударение на «а») шалишь? Угадал, а?
Номера имставишь? Девачки-припевачки в чём маь родила трясут всем, чем природа наградила! – и драматург утробно загугукал, раздувая щёки и жеманно сложив губы «гузкой», будто ему щекотали пятки, а в рот натолкали леденцов.
- Я служу в театре.
- Скажи мне, друг Хуанито, - драматург будто рубильником выключил свой внутриутробный смех, - вот скажи мне, как папе римскому на духу: ты любишь театр?
- Нет, - наморщив чело, я тщился вспомнить нынешнего главу Ватикана, -
в данную минуту просто ненавижу. Терпеть не могу.
- И я.
Драматург торжествующе откинулся на спинку диванчика и колупнул вилкой морского клоуна и прицелился на мою католетту.
- А что, это надо? – я осторожно отвел столовым ножем его вилку от своей католетты.
- Чего надо?
- Ну, чтобы делать дело, нужно его любить?
- А сам как думаешь? – драматург ожесточённо вонзил вилку в жабру клоуну и отправил в рот.
- Думаю, да, особенно поначалу. Иначе все пойдёт наперекосяк. Чтоб потом, всю жизнь блевать не тянуло, своё дело надо любить. По возможности страстно и безоглядно.
- Хорошо! Отлично сказано! – Саша проглотил клоуна, приблизился со своим стаканом приблизился и отлил себе коньяка из моей самоналивайки.
- Это как с женщиной. Если выбирать себе женщину - умом никогда не выберешь. Ни за что! Поверь мне, Феофил! У той задница как дирижабль, у этой глаза бесстыжие и сиськи торчат, у той сдулись, у четвертой их вообще нет или вся она целиком тебе не нравится, и папаша её набитый дурак, а мать её срёт тебе в душу ежедневно, - будто блуждая внутренним взором по кандидатурам в невесты, но не останавливаясь ни на одной, драматург выдохнул:
- А вот влюбишься, женишься и будешь ты как распоследнее чмо! Будешь как миленький терпеть, да приговаривать: лезьте, лезьте ко мне в душу прямо в грязных ботинках!
Любовь, она … всё стерпит!
Драматург выдержал щелочную паузу ровно столько, сколько понадобилось челноку, чтобы слизнуть изъеденным носом двести световых лет, и подытожил с деланной задумчивостью:
- В Африке-то, сейчас, наверное, жарища! Ну, будем! - он протянул свой до середины наполненный стакан, - увидим и мы небо в алмазах!
Выпивая, Саша оттопыривал мизинец в сторону, крючком, что выдавало его желание нравиться.
Стюард попросил нас занять свои капсулы.
Я прихватил с собой самоналивайку.
Знал, что обман, но не стал себя удерживать.
- Папа Климент 32-й, главный по католикам, - вспомнил я, доверчиво отдаваясь объятиям умного чернокожего космического кресла.
НАЧАЛО
http://proza.ru/2023/07/27/1438