Горы шумят. Шипят узкой речкой, вьющейся у их ног. Шуршат листвой. Гудят диким ветром. Кричат свободными птицами.
Мы идем по узкой тропе — муравьи, желающие увидеть мир глазами великана. Тропка юркает между деревьев, скручивается в петли вокруг серых уставших валунов и прячется за могучим утесом. Она то стрелой взлетает в небо, то стремглав бросается в бездну.
После очередного взлета по тропе наш гид Толик хрипит:
— Привал!
Рюкзаки шлепаются на землю. К вздохам облегчения присоединяется хор восхищенных голосов. Долина лежит перед нами, как на ладони. В самом низу опалово-оливковая тоненькая ленточка отражает предзакатное солнце.
— Пойду посмотрю, что там, — говорю я друзьям, указывая вверх по тропе в сторону раскидистой сосны, сплошь усеянной черными шишками. — Хочу долину пофоткать.
Около сосны пахнет тиной и мокрой землей. В двух шагах от нее расположился маленький прудик, в который плюхается небольшой ручей. Он сбегает вниз по каскаду камней, сплошь покрытых изумрудным мхом. Завороженная плюшевыми берегами, я иду вдоль ручья, снимая его на видео, и не замечаю, как оказываюсь в большой пещере. На одной из стен, тоже покрытых мхом, алеет широкая полоса закатного света. Он просачивается в щель в стене и врезается в капли воды, падающие с потолка. Можно подумать, будто кто-то повесил в пещере золотистую штору.
Свет скользит выше по стене, полоса тускнеет и становится шире, пока, наконец, не рассеивается в воздухе пурпурным полумраком. Капли уже не блестят, и за искристым водопадом я вижу большие глаза, такие же зеленые, как мох на стенах.
Два изумруда на белом снегу смотрят на меня, не моргая. Их обладатель застыл, словно мраморная статуя из древних времен. И только прозрачные струйки пара, выходящие время от времени из широких ноздрей, напоминают о том, что это живое существо. Дракон. Его грубая щетинистая кожа настолько белая, что, кажется, светится в темноте. Приглядевшись, я замечаю на брюхе незамысловатый узор — алую спираль, закручивающуюся против часовой стрелки. Спираль как будто вращается и одновременно стоит на месте. Я завороженно смотрю на нее.
— Я ждал тебя, — низкий, чуть хрипловатый голос отражается от сводов пещеры и падает на меня сверху. Я прилипаю ногами к полу и сама превращаюсь в статую.
— Э-э-э... — мне немного не по себе. Но что-то останавливает меня от того, чтобы сбежать из этого странного места. Как это дракон может меня ждать? Меня? Точно меня?
— Тебя, — голос снова обрушивается на мою макушку.
Этот дракон что, знает, о чем я думаю?
— Знаю... Это не сложно, когда живешь тысячи лет. Природа людей неизменна. Твой рот выдал твое удивление. Твои глаза искали рядом кого-то еще, к кому бы я мог обращаться. Всё это делали тысячи людей, пришедших сюда до тебя, и будут делать миллионы после.
Я глубоко вздыхаю и чувствую запах талого снега, ставшего весенним ручьем. Перед глазами яркими бликами вспыхивают кадры из прошлого — те дни, когда апрельское солнце прогоняло зимнюю стужу с городских улиц. Вздыхаю глубже. Не могу надышаться.
— Природа людей неизменна, — тем временем продолжает дракон. — Но люди меняются. Самые первые из твоих предшественников бросали в меня копья. А ты направила на меня серебристую пластину. Вы разные.
— Ой!
Я не заметила, что сжимаю в руке смартфон, включенный в режим видеосъемки. Неудобненько вышло. Я поспешно убираю телефон в задний карман джинс и почти шепчу:
— А зачем вы меня ждали?
— Не зачем, а почему, — отвечает дракон.
— И... почему же?
— Я знал, что ты придешь, — от выдыхаемого из ноздрей пара усы, свисающие по обе стороны от них, покрываются инеем.
— Какой-то вы не обычный дракон, — недоверчиво говорю я. — У драконов из пасти огонь пышет, а у вас холод...
— Нет ничего необычного, — дракон неторопливо шагает вдоль стены. — Если тебе рассказывали только о драконах, пышущих огнем, и не рассказали о драконах пышущих холодом, это не значит что таких драконов нет. Это лишь значит, что тебе о них не рассказали.
— Как у вас всё просто получается, — говорю я, наблюдая за движением дракона, который будто плывет передо мной в воздухе. — А если чего-то не существует? Об этом ведь тоже не расскажут.
— Расскажут, — отвечает дракон. — Порой я и сам удивляюсь, о скольких несуществующих вещах говорят люди.
— Ага, — соглашаюсь я. — Дед Мороз, например, — выпаливаю первое, что приходит в голову. Откуда дракону знать про Деда Мороза?
— Дед Мороз существует, — обескураживает меня ответом дракон.
— Да ну! — не верю я.
— Он существует, пока люди поддерживают эту традицию. Ведь кто-то кладет подарки под елку. Какая разница, кто?
Я задумываюсь и вдруг, будто споткнувшись о собственные мысли, вспоминаю потерянный ранее вопрос:
— И все-таки, почему вы знали, что я приду?
— Я услышал твои шаги еще когда ты начала подниматься по тропе в гору. И слышал их достаточно долго, чтобы понять, что ты дойдешь до этого места. Логика и хороший слух — вот и все чудеса.
— Так что же? Чудес не бывает? — спрашиваю я, разочарованно.
— Бывают, — отвечает дракон. — Просто они... другие.
— Какие?
— Земные...
Вот и поговорили, называется. Я недовольно хмурю бровь.
— Никто из прозрачного мира не может сотворить чудо. Мы можем вдохновить, поселить сомнение, озарить мыслью, утешить, ободрить, не более того. Чудеса творят люди. Это их руки согревают теплом объятий. Вытирают слезы с глаз. Строят дома. Ухаживают за садом. Подают нуждающимся. Вытаскивают из-под завалов людей. Лечат раны. Принимают новую жизнь... Я могу продолжить, но вижу, что ты уже всё поняла.
Я вытираю мокрые щеки, разворачиваюсь и пролезаю через щель в стене. Яркое солнце лежит золотым блином на широкой долине прямо передо мной.
"И все-таки, почему он ледяной?" — звучит внутри меня этот странный вопрос.
— Тань! Вот ты где! Мы тебя потеряли! — слышу я голос Толика. — Пошла долину поснимать и запропала! А кто ледяной? — спрашивает он, протягивая мне мой рюкзак.
— А? Кто ледяной? — не понимаю я.
— Ну ты сейчас сказала "почему он ледяной".
— Я? Не знаю... Может, показалось...