Саша стояла у окна и смотрела в замершее окно, через которое ничего не было видно. На улице мело так, что даже до соседней избы было не дойти.
Ветер дул, завывал, тихо постанывал, как будто говорил долгое: «о-о-о-ой…», и снова – «о-о-ой… о-о-ой…»
– Тоня, – тихо проговорила Саша, – я так боюсь, что мама и Маруся не вернутся, замерзнут в сугробе где-нибудь, смотри, как метет!
Шурка заплакала.
Тоня положила книгу на стол, подошла к ней, обняла за плечи и посмотрела в окно.
– Вот же как бывает: утром солнышко светило, и Маманя такая веселая ходила. Говорила: «Сейчас в лог пойдем за сеном, а то ведь скотину кормить нечем. Маруся, одевайся побыстрее, часа за три обернемся с такой-то погодой», – Тоня говорила, в точности повторяя интонации матери.
Шура от этого разговора еще больше заплакала, прижалась к Тоне, а та по-прежнему смотрела в окно, как будто хотела увидеть там мать и старшую сестру Марусю, идущих по улице.
Но нет, ничего она там не увидела, только буран, который набирал обороты все сильнее и сильнее. Он подвывал, порой посвистывал, постукивал в окно снегом и становился от этого свиста все сильнее и крепче, и казалось, что он никогда не закончится. В такую погоду нужно быть только в доме, и беда тому, кто во время бурана оказался на улице. Это чистая погибель – заметет снегом, и замерзнет человек.
Девочки с самого раннего детства об этом знали, а зимняя погода в Алтайском крае была очень переменчива и непредсказуема. Именно это сейчас и волновало восьмилетнюю Тоню и шестилетнюю Сашу.
Тоня продолжала смотреть в окно, а потом вдруг резко отодвинула от себя Сашу и сказала:
– Я знаю, что делать. Шура, одевайся, пошли в сельсовет, там нам точно помогут! – и стала надевать валенки и платок на голову.
Девочки торопливо вышли на улицу. Тоня взяла Сашу за руку и прокричала:
– Шура, держи меня за руку, сейчас дойдем до сельсовета, здесь рядом!
И они зашагали по улице, утопая по колено в снегу.
До избы, в которой находился сельсовет, было метров сто пятьдесят, не больше. Шли девочки по памяти, потому что ничего не было видно даже в одном метре впереди.
Тоня потянула Сашу за руку:
– Кажется, вот здесь где то, – проговорила девочка и стала сворачивать влево, пока они не уткнулись в стену избы. – Вот он, сельсовет! Сейчас обойдем и увидим крыльцо.
Так оно и получилось. Крыльцо все завалило снегом, да так, что посторонний человек сроду бы не догадался, что этот сугроб, оказывается, и есть крыльцо.
Тоня руками стала отгребать снег, чтобы открыть входную дверь, прикрикнула на сестру:
– Ну, Шурка, помогай, чего стоишь как вкопанная?! Одна я так до обеда буду снег разгребать.
Саша наклонилась и стала быстро двумя руками убирать снег. За дверью послышался шорох, и чей-то голос сказал:
– Эй, кто там скребется? Кому дома не сидится в такой буран? – дверь медленно стала открываться.
В дверном проеме девочки увидели председателя дядьку Харитона. Тот с прищуром посмотрел на них и, перекрикивая буран, проговорил:
– В избу забегайте быстро, нечего тут стоять. За крыльцо спасибочки, помогли – все меньше снега грести.
Тоня с Сашей зашли в избу. За столом сидела секретарь тетка Анна, что-то записывала в тетрадку и подсчитывала на счетах. Вид у нее был очень сосредоточенный. Она подняла глаза на девочек.
– Что же вам дома-то не сидится. А Матрена где?
Тут Шура вспомнила про мать и опять тихо заплакала.
Тоня вступила в разговор:
– Так вот, с утра-то все было хорошо, и солнышко светило, вот Маманя с Марусей и собрались пойти в ложок за сеном, к нашему стожку. Запрягли корову Дочку и пошли. Часов в девять вышли, а чуть погодя и небо затянуло, да так быстро, что мы с Шурой и оглянуться-то не успели, как буран начался.
Тетка Анна посмотрела на девочек потом на Харитона.
– Так, получается, их нету уже часа три? Так?
Тоня согласно кивнула головой.
Тетка Анна продолжила:
– Вот же Матрена Павловна, хоть бы мне словечко сказала, что у нее сено закончилось, я бы нашла лошадь и подсобила бы ей съездить, глядишь, кого из мужиков отправила бы на подмогу. Так нет, она ж все сама, да и скромная какая – в этом и есть Матрена Павловна.
Дядька Харитон почесал затылок, закурил самокрутку и заговорил:
– Порешаем так, девчонки: если через полчаса не вернутся домой Матрена с Марусей, тогда я возьму колхозного коня и поеду им на подмогу. А сейчас ступайте домой, я к вам позже зайду. Дойдете сами? – Харитон взглянул в окно. – Буран-то вроде затихает, вон, и сельпо уже видно.
Девочки быстро встали и вышли на улицу.
Ветер по-прежнему дул и свистел, но уже не так сильно. По всему было видно, что силы его иссякли, обида и злость растерялась где-то по сугробам, да и не мог же он злиться на все человечество постоянно, всему есть свой предел. Ветер устал, а без него и буран тоже истощился и сник. Девочки шли домой молча.
Саша еще тихонько всхлипывала, не могла успокоиться, а Тоня, как взрослая, держала сестру за руку и смотрела себе под ноги. Вот показалась калитка родного дома, девочки юркнули в свой двор, который утопал в снегу, как и все другие дворы в деревне.
В избе они сели на лавку, скинув свои платки и тулупчики прямо на пол, и обе, не сговариваясь, стали смотреть на «ходики».
В своем еще детском возрасте они уже знали, где маленькая и большая стрелка, и что означает каждая из них. Часы однообразно тикали, порой звук казался очень громким и эхом разносился по всей избе.
«Ходики» когда-то купил их отец Кирилл в районном центре на ярмарке, девочки знали об этом и помнили всегда. Матрена про это часто рассказывала, особенно вечером, перед сном, когда, бывало, не засыпалось быстро, и дочери просили что-нибудь рассказать про отца, про свое детство.
И вот сейчас сестры сидели вдвоем, смотрели на часы и обе думали только об одном: только бы вернулись Маманя с Марусей, тогда они будут самыми послушными и никогда не скажут ни одного слова против матери. Они не чувствовали голода, хотя время уже было далеко послеобеденное.
Саша встала со скамьи и подошла к окну. Буран совсем уже стих, только сугробы высились неровными барханами. Была видна крыша соседской избы с окнами, до середины заваленными снегом.
Вдруг за дверью послышался шорох! По звукам они поняли, что кто-то отгребает снег от входной двери.
– Тоня, кто это там? – спросила Шура.
– Наверно, дядька Харитон пришел на помощь, за Маманей пойдет в лог, – проговорила Тоня и вдруг заплакала, как будто потеряла последнюю надежду.
Саша присела ближе к сестре и тоже заплакала.
В этот момент дверь отворилась, и на пороге появилась Маруся. Вся в снегу, окоченевшая, лицо красное от ветра, шаль как будто инеем покрылась от сильного ветра и снега.
Девочки соскочили и подбежали к ней, обняли за ноги, затараторили в два голоса:
– Марусенька, а где же Мама? Как вы дошли, мы так испугались, ходили в сельсовет за помощью!
У Маруси не слушались руки, замерзли, и она не могла снять варежки. Тоня помогла ей, потом стала расстегивать ее тулуп.
– Мама завела корову в сарай и дает ей сено, сейчас зайдет в избу, – тихо заговорила Маруся замерзшим ртом и присела на скамейку возле стола.
За дверью послышались голоса. Дверь отворилась, вошла Матрена, такая же замерзшая и заснеженная, как и Маруся, а следом шел Харитон.
– Что же ты, Матрена Павловна, в такую погоду поехала за сеном? Девчонок вон как напугала, прибежали в слезах в сельсовет. Ведь надо же, сообразили, куда надо идти, смелые какие помощницы твои, – говорил Харитон. – У нас с секретарем, Анной Петровной, слезы в глазах стояли, ох, как нам их жалко стало. Хоть бы ты словом обмолвилась с кем, что сено у тебя закончилось, – все говорил и говорил председатель.
Саша и Тоня в это время обнимали Матрену и плакали, причитали:
– Мамочка, любимая, как же мы испугались за вас! Боялись: вдруг вы замерзнете, и вас занесет снегом, и мы не найдем вас. Как же мы тогда жить-то будем без тебя, наша роднулечка любимая!
Матрена снимала с себя одежду и тоже плакала, обнимала девочек и только говорила:
– Все хорошо, мы вернулись живые. Чуть заплутали, но потом сообразили, что пошли в другую сторону.
Харитон покашлял и сказал:
– Матрена, через пару дней мы поедем за колхозным сеном, примерно в то же место, где и твой стожок стоит, и ты с нами поедешь: может, и твой стог подцепим и привезем, дай бог погоды нам хорошей. Ладно, оставайтесь, полезайте на печь да и чаю выпейте. Если есть чего покрепче, то и это примите для здоровья.
Махнул рукой и вышел.
Позже все сели за стол и обедали горячими щами с кусочками сала и хлеба, а потом пили травяной чай с молоком.
Матрена рассказывала, что как только они стали подходить к ложку, где стояло сено, начался буран. Сначала потихоньку задул ветер, небо потемнело, а потом и снег пошел. Они с Марусей несколько навильников сена положили и поняли, что нужно скорее возвращаться, иначе дело плохо кончится, и им не вернуться домой. Обратно добирались долго, корова Дочка шла медленно, испугалась бурана и сильного шума ветра, да и дорогу быстро засыпал снег.
– Даже не знаю, как мы с Марусей дошли, – вздыхала Матрена.
Тоня с Сашей сели с двух сторон от матери, прижались к ней, и Саша заявила:
– Мы тебя больше не отпустим никуда из дома. И Марусю тоже. Будем вот так сидеть и смотреть друг на друга, – и засмеялась.
Сейчас-то ей было хорошо и спокойно, когда и мама рядом, и родные сестры. Печка топилась, поленья потрескивали, в избе было тепло.
День подходил к концу. Шура запомнила его на всю свою жизнь, запомнила, как она впервые испугалась, что может в один миг лишиться матери и сестры.
26 октября. 2023 год.