Мамины рассказы Шуркин день, или Маленькие радости

 
Маленькая Саша лежала на печи, прижавшись головой к груди матери. С другой стороны спала сестра Тоня.
За окном жила своей жизнью метель, тихонько гудел, подвывал и постанывал ветер, снег кружил из стороны в сторону и укладывался в большие сугробы.
Зима по-прежнему лютовала и никак не хотела сдавать свои позиции, боролась с юной Весной, которая наивно ждала того, что холодная сестра сама покинет свои владения. И чем больше злилась зима, тем быстрее теряла она свою снежную силу. Солнце начинало светить все сильнее, ярче показывая всем на Земле, кто здесь самый главный.
К полудню на окнах стали появляться первые сосульки, ведь вовсю уже шел календарный март. В избе было тепло и чисто, ходики на стене тикали ритмично и однообразно, ровно через каждый час кукушка выглядывала из домика и отмеряла время своими «ку-ку».
Сон у Саши был сладкий и уютный. Ей снилось, что они с сестрой Тоней купаются в пруду. Вода теплая, серебристая, ласкает все тело. Сестры брызгаются, смеются и кувыркаются в воде.
Солнце ярко-желтое, летнее, где-то очень высоко в небе, оно везде, заполняет все пространство вокруг них.
Во сне Тоня плавает как рыба, ныряет под воду, проплывает несколько метров и оказывается рядом с Сашей. Она старше ее на два года, и, конечно, смелее и сильнее сестры.
В воде тело невесомо, Саша лежит на спине, раскинув руки и ноги в стороны, смотрит в небо и закрывает глаза от яркого солнца. Слышит, как Тоня ее зовет:
– Саша, Саша!  Проснись, маманя уходит на работу, – тормошит Тоня сестру за плечо.
Саша выныривает из своего сна. Матери рядом уже нет, она хлопочет  возле печи, готовит завтрак для всех дочерей, старшие девочки помогают.
В избе запахло пшенной кашей. Саша чувствует этот запах и соскакивает с печи на пол. Вдыхая аромат каши, она понимает, что голодна, бежит по полу босыми ногами и усаживается на скамейку за стол. Тоня в это время умывается.
Мать оглянулась на Сашу:
– Шурка, а ну умываться! Грешно за стол так садиться.
На столе уже лежат деревянные ложки, посередине стоит одна на всех большая миска с кашей, от нее поднимается вверх пар, запах каши в избе усиливается.
Саша и Тоня очень любят пшенную кашу, наваристую, желтую, пахнущую домашним маслом. Мать долго держит ее в русской печи, кладет еще масла сливочного, домашнего, какое-то время чугунок постоит в русской печи, и только потом все усаживаются за стол и завтракают.
Ели молча, не разговаривали, так было положено в семье Летуновых.
После завтрака мать давала всем девочкам задания по дому и по хозяйству.
Девочек в семье было пятеро. Старшая, Маруся, уже училась в городе. Тане было четырнадцать лет, она училась в восьмом классе. Кате одиннадцать, она хорошистка четвертого класса. Младшим девочкам было Тоне – пять лет, а Саше должно было в марте исполниться три года.
Мать уже стояла в дверях, одетая в овчинный полушубок, на ногах валенки с галошами, на голове теплый платок. Стояла и напоминала про уток и куриц – чтобы не забыли покормить, про овец, которые стояли в стойле, их тоже нужно было напоить и дать им сена.
Мать уходила на работу до вечера. Девочки сами хозяйничали: убирали со стола, подметали избу, мыли картошку для ужина, делали уроки. Если задавали что-то читать по литературе, то читали вслух.
Младшие, Тоня и Саша, с удовольствием усаживались на скамейку и слушали, как читала Катя или Таня. Порой Саша даже засыпала от монотонного голоса Тани. Тогда Тоня кричала:
– Катя, ты читай погромче, а то Шурка засыпает! Негоже так рано спать, а то чего ночью будет делать – меня будить? Так неправильно!
Тоня тихонько щипала Сашу и приговаривала:
– Слушай, Шурка, внимательно, умная будешь, пойдешь в школу – и все уже будешь знать.
Во всех этих Тониных словах проскальзывали интонации матери. Саша терла глаза, потом соскакивала на пол, пробегала по избе и кричала:
– Не хочу в вашу школу! Хочу на улицу! Одевайте меня скорее, жарко мне что-то.
В избе, и в самом деле, было сильно натоплено. Мать следила за тем, чтобы дети не простывали. Дом был старенький, не очень еще крепкий. Каждое лето мать, как могла, ремонтировала свою избу из того, что было, время было нелегкое, военное.
Мужиков в деревне не было, все на фронт ушли, оставались старики да подростки, которые тоже так и норовили удрать на фронт, прибавив себе год-другой возраста. Кого-то, бывало, возвращали обратно в деревню – взрослеть и доучиваться в школе, вот тогда разговоров в деревне было на месяц.
В школе такие мальчишки выглядели настоящими героями. На них все смотрели, подходили и просили рассказать все с самого начала: как, мол, они так решились удрать и не побоялись матери, кода (?) бабушки.
Девочки оделись и вышли на улицу. Пока Саша и Тоня гуляли возле дома – строили стену из тяжелого уже снега, старшие сестры носили в дом воду и дрова, кормили овец и всю птицу. Они старались сделать побольше домашней работы, чтобы маманя, когда вернется домой, только бы подоила корову Дочку и поставила варить картошку, а потом целый вечер она будет с девочками. 
Матрена – так звали мать девочек Летуновых, – вернувшись с работы, рассказывала про прошедший день, про деревенские новости, про письма, которые редко, но приходили с фронта в деревню.
Иногда забегала соседка Елизавета с какой-нибудь новостью, или так, попроведать, спросить, не портится ли картошка в погребе, или когда Матрена планирует сажать рассаду помидор и огурцов.
Таня, как старшая и уже почти взрослая, поставила ведра возле дома и скомандовала:
– Все, девчата, пора домой, здесь мы управились, обедать будем. Тоня, Шурка ноги от снега отряхивайте, рукавицы тоже, нечего в избу все нести.
Так строго сказала, как будто мать невольно скопировала. Младшие тут же стали обметать веником валенки, точнее сказать, Катя им помогала, а младшая, Саша, так и выхватывала веник у нее из рук.
– Ну-ка, Шурка, не балуй, дай я тебе сама обмету быстрее валенки. Тонька, давай, ноги ближе ко мне ставь, и тебя почищу, – Катя обметала валенки и в шутку похлестывала веником девочек по очереди по спинам, все смеялись.
– Как в бане, когда маманя веником парит, – веселилась Тоня.
А маленькая Саша только повторяла:
– Как в бане, как в бане! – и громко смеялась.
Между собой девочки жили дружно, но порой и ссорились, мать тогда могла наказать всех сразу, чтобы неповадно было.
Обедали картофельным супом с морковкой и луком, наваристым и вкусным. Саша уже клевала носом, засыпала, устала за день.
Таня взяла ее за руку, подвела к рукомойнику, умыла и помогла подняться на печку. Потом сказала Тоне:
– Давай, Антонина, полезай за Шуркой и смотри, чтобы она не скатилась с печи. Пусть поспит, мала она еще целый день на ногах ходить да бегать.
В избе стало тихо. Таня и Катя убрали со стола. Было слышно, как маленькие девочки сладко дышат послеобеденным сном на печи.
В такой тишине опять застучали ходики, как будто показывали, что они здесь и за всем, что происходит в доме, наблюдают и все запоминают.
Катя села за уроки, а Таня помыла картошку и положила в чугунок. Сказала:
– Печь растопим, когда мама придет, и сразу поставим картошку вариться.
Села на табурет и стала читать, тихо переворачивая страницы.
Все-таки весна потихоньку заглядывала в окна, капая пока еще маленькими каплями с сосулек. Солнце уже начинало пригревать сильнее и теплее, снег становился серым, тяжелым, а после ночи превращался в замерзшие глыбы, пока дневное солнце не растапливало их до ледышки.
День становился длиннее, и на душе у всех жителей деревни было легче. Наверно, каждый думал о том, что они пережили эту холодную зиму, прокормили детей, всем хватило картошки и овощей.
Саша и Тоня тихо лежали на печи, они проснулись от ходиков, которые, как им показалось, стали тикать громче.
Стукнула входная дверь, зашла Матрена:
– Ну, дочки, как вы тут, без меня? Справляетесь?
Катя и Таня стали по очереди рассказывать все, что они сделали за день. Матрена раздевалась и кивала головой в знак одобрения.
– Хорошо, сейчас посмотрю, молодцы, что все сделали. И дров принесли? А младшие что, еще спят?
Саша тихо, по-детски, пропела с печки:
– Мамочка, мы туточки, на печечке сидим и с Тонечкой глядим, – и они обе засмеялись.
Тоня быстро сама спустилась с печи и стала рассказывать матери, как она легла покараулить Сашу, чтобы та не упала. Заснула сама, да так крепко, что не услышала, как мать пришла с работы.
Матрена подошла к печи и помогла спуститься Шурке, поцеловав ее в затылок.
– Ну, девчонки, сейчас печь растопим, поставим картошку вариться, и я пойду доить корову. Управлюсь там, на улице, и к вам приду.
Вечернее время проходило особенно быстро и весело. Когда мать была дома, как будто все светилось каким-то другим светом, было уютно и надежно, будто невидимые стены их охраняли, хотя там, в другой части страны, шла война. Жестокая и долгая, она не щадила никого на этом свете.
Семья Летуновых, как и многие семьи в деревне, потеряла в этой войне своего единственного отца и мужа Кирилла. Матрена плакала и думала об одном: как ей вырастить и дать образование всем своим девочкам. Ведь наказ мужа так и прозвучал:
– Матрена, если что со мной случится, дай детям образование, чтобы не были они неучами. Пусть живут лучше нас. Будущее за ними.
Дрова в печи потрескивали, гудели, а на плите варилась картошка, пыхтела и булькала. Позже Матрена накрывала на стол, доставала из подпола квашеную капусту и соленые огурцы. Добавив в капусту подсолнечного масла и отлив воду из картошки, ставила ее на стол.
– Ну, девчонки, руки мыть – и за стол!
Дружной девичьей компанией все сели за стол. Картошку мать сварила в кожуре, поэтому все взяли по одной и стали чистить.
Маленькой Шурке не так быстро все удавалось, своими маленькими пальчиками она сосредоточенно чистила картофелину, смотрела на старших, те уже ели по третьей. Тут она подумала, что нужно подкатить себе еще штуки три или четыре, иначе ей не хватит. Подкатила и повеселела, слегка вздохнув. Матрена положила перед Сашей очищенную картошку:
– Ешь, Шура, а то, пока ты почистишь, съедят всю картошку. – И продолжила: – Девчонки, не торопитесь, всем хватит.
Простой,  как в любой другой деревенской семье, ужин запили молоком. Сели каждый за свое занятие. Матрена чинила одежду, что-то подшивала или могла вязать чулки, варежки. Старшие девочки читали или тоже брались за  вязание, как мать. Саша и Тоня, наслаждаясь домашним уютом, играли в тряпичные куклы, которые девочки передавали друг другу, когда вырастали.
Света в деревне не было, керосин экономили, зажигали по большим праздникам. Матрена в блюдце растопляла жир и клала туда тряпочку, поджигала, огонек освещал, но не сильно. Это и служило освещением в избе. На столе все было видно, поэтому все развлечения  и работа происходили вокруг стола. Так могли просидеть часа два, а порой и дольше.
Вдруг Матрена подняла голову:
– Совсем я забыла, что в печь поставила «паренки». Слышите, как сладко пахнет?
Встала и подошла к печи, стала вынимать лист с пареной и запеченной свеклой и морковью. Запах стал распространяться по избе, девочки радостно засуетились, убрали все со стола, присели на лавку и стали есть кусочки моркови и свеклы. Это было самым желанным лакомством для детей. Никаких конфет в эти времена не было, не про это тогда люди думали.
Саша с наслаждением ела свеклу и думала, что вот почему-то бордовые кусочки вкуснее, чем желто-коричневые. Клала кусочек в рот и потихоньку его разжевывала, рот наполнялся сладкой слюной, и она сглатывала.
Сон стал одолевать Шурку, как будто издалека она услышала голос матери:
– Тоня, залазь на печку, смотри – Шура уже дремлет, устала дочка.
Маленькая Саша все слышит, но глаза открыть уже не может, мысли путаются в ее голове. Она думает обо всем на свете: о вкусных «паренках» – чтобы оставили ей наутро кусочек,  о своих тряпичных куклах, о том, чтобы сестра Катя сшила кукле новое платье и подрисовала глаза, а то они совсем стерлись. Еще думала про маму: как хорошо, когда она дольше с ними бывает, и что скоро она научит Сашу вязать. И еще о чем-то многом другом думалось, вспоминалось ей. И, наверно, здорово будет, если ей опять приснится сон, как они с Тоней купаются  в пруду, но в этот раз и Саша уже будет плавать как рыба.
Ритмично и монотонно тикали ходики, все девочки спали и тихо дышали. Матрена перекрестилась, подумала о том, как быстро растут ее дочери. И легла со своими младшими девочками на печь.
11 июля, 2023 год