Trigger happy

Остап Стужев
 
 Генерал Земцов был большим человеком не всегда. Давно, но не всегда. Годы его детства, отрочества и юности, повторяли, впрочем, как у всех родившихся в середине сороковых прошлого столетия, ступени, или этапы политического созревания. Октябренок, пионер, комсомолец. Дальше пути дороги у молодежи, даже при отсутствии классовых противоречий, неизбежно расходились. Несмотря на замечательную систему советского образования, когда почти каждый выпускник средней школы знал, что значит аpple на английском языке, рассчитывать на поступление в вуз могли далеко не все. Помните, как у Маяковского?
…мал настолько знаний груз,
что не смог попасть и в вуз…
Людям с пытливым умом наверняка всегда хотелось узнать, куда бы мог стремиться Влас-ленивец, будь груз его знаний не столь плачевен. Для молодого поколения, следует подчеркнуть, что в СССР аббревиатуры пользовались просто сумасшедшей популярностью. Вуз означает высшее учебное заведение, и, не попав в него, еще много куда можно было поступить: техникум, училище. Объяснить историю Власа можно только необходимостью соблюдать размер и рифму при написании стихов. А вот объяснить мотивацию Вити Земцова, когда он, проучившись три года в МАДИ, завалил весеннюю сессию и уже осенью маршировал на морозном ветру, много сложнее. Возможно, это судьба; отслужив положенные в те времена два года в конвойных войсках, он остался прапором на сверхсрочную, причем в том же подразделении. Это уже было объяснить гораздо проще. Сдружился он с ротным командиром, как говорится, не разлей вода: вместе ходили на охоту, рыбалку. По субботам обязательная баня. И хотя выпала ему в этой дружбе роль ординарца-оруженосца, он согласился на уговоры капитана послужить еще пять лет.
 От природы физически одаренный, Земцов отлично играл в футбол: у себя в городке, где-то на юге России, ему повезло несколько лет позаниматься в дворовой секции, и теперь футбольная команда под предводительством его друга-командира выигрывала всегда и у всех с хоккейным счетом. Одним словом, все шло отлично. Получив новые погоны, молодой прапорщик взял отпуск – домой съездить, отдохнуть, родителей повидать, а вернулся с молодой женой. Девица была так себе, пухленькая, с большими сиськами, которые скорее портили, чем красили ее фигуру. Только голос был певучий, манящий. Старослужащие, когда-то делившие с Витькой одну казарму, посмеивались и рассказывали молодняку, какая у того ялда; всем было интересно, больно Нельке или нет.
 У ротного тоже была жена, да еще и любовница, оформленная на должность писаря. Появление Нельки, неожиданное для солдат, конечно, было согласовано с капитаном; ее вскоре оформили медсестрой. Солдаты вымыли заброшенную комнатушку в двухэтажном здании казармы и, затащив туда пару белых этажерок, прибили к двери табличку «Медсанчасть».
 Жизнь ротной верхушки стала еще веселее. К прежним развлечениям прибавились еще и пикники на пленэре. Земцов бодро расхаживал по территории подразделения, переставляя свои длинные, словно ходули, ноги, не гнушаясь старых товарищей и охотно хвастаясь им, какого зверя застрелили они на прошлой охоте. Он еще долго ничего не замечал, хотя солдаты стали как-то странно замолкать при его появлении. Пока однажды случайно не услышал, как Саня Залеткин толковал обступившим его в курилке первогодкам: – Говорю я вам, не получается у них, здоровый больно у Земца, а она девчонка совсем, вот и сошлась с ротным.
– Так можно между сисек, – встрял молодой киргиз, ожидавший, когда ему оставят досмолить приму.
– Ну вот Земец между сисек, а ротный куда положено, – заржал еще один солдат и передал киргизу остаток сигареты.
Бедолага побледнел,  сердце упало до самых пяток. Сделав несколько неслышных шагов назад, он побежал в служебку разбираться, да, видно, не разобрался. Пикники и рыбалки закончились, началась новая жизнь – как говориться, «через день на ремень». Ротному было плевать, что он отправлял в караулы человека с оружием, делая заложниками своей похоти восемнадцатилетних пацанов, а может, просто не задумывался о таком исходе. Витя Земцов почернел лицом, к мячу больше не прикасался, а ведь, бывало, часами бил по маленьким воротам, всегда стараясь попасть в перекладину, чтобы лишний раз не бежать за мячом. Безропотно тянул лямку, жил как во сне. Однажды утром, сразу после развода, ему выпало заступать начальником караула на промышленную зону. Зима за Уралом не самое подходящее время года для прогулок, и, проторчав на морозе полтора часа, пересчитывая пятерки поступавших под его ответственность осужденных, он поспешил в караулку. Там оказалось не теплее, чем на улице.
–  В котельной авария, говорят, – простучал зубами сержант-срочник.
–  Сниматься будем, – Земцов решительно шагнул к аппарату и связался с ДПНК . Но, поговорив минуту, с остервенением бросил трубку.
– План у него…Ладно, – сказал он сержанту, отдавая тому табельный ПМ , – пойду сам посмотрю, что там.
–  Не положено ведь, – для очистки совести возразил сержант.
–  Сдохнуть здесь положено, открой проходную! – рявкнул Земцов.
 В котельной, к его удивлению, не было ни души, зато было тепло, пахло углем, и пара чайных кружек, покрытых коричневым налетом чифиря, смотрелись, как драгоценности Версаля для французской бедноты.
– Здорово, прапор , разговор к тебе есть, – голос сзади раздался неожиданно, и прапорщик, словно подпрыгнув на месте, развернулся на сто восемьдесят градусов.
–  Ты кто? Что с котельной?
–  Называй меня Гоша Арестант.. Тепло мужики запустят, как поговорим.
–  Чего-то я не пойму? – медленно проговорил Земцов. Он и в правду не знал, как себя вести, ситуация была патовая, находиться здесь он никак не мог, и, следовательно, совсем молодой парнишка, говоривший с ним, был ему неподвластен.
–  Времени мало, не переспрашивай больше, – парень, представившийся Гошей Арестантом, говорил в полный голос, уверенно и не тушуясь, – одному человеку уйти надо, не возражай, уйдет не в твое дежурство. На третью вышку ставь хохлов, они дрочат и потом спят. Это все, что от тебя требуется. За это закроем тему с твоей бабой и ее хахалем.
–  Как закроете? – Земцов был настолько ошарашен происходящим, что сразу принял первую часть договора.
–  Ты дурак, что ли? – парень посмотрел на него удивленно, словно сомневаясь в своем выборе.
–  Я должен подумать, – промямлил Земцов.
–  Ты все уже решил, иди, – блатной выскользнул из котельной, мгновенно растворившись в морозной дымке утренних сумерек. Через секунду в кочегарке появились два мужика, и, ни слова не говоря, начали вращать какие-то вентили. Делать тут больше было нечего, и прапорщик вернулся в караулку, уже начавшую наполняться теплом. Все следующие дежурства он не ставил на третью вышку никого из среднеазиатских республик, при этом, побаиваясь побега в свою вахту, сам постоянно поглядывая на злополучный угол. В планы его никто не посвящал, так ему было спокойнее.
 В феврале месяце, вечером после смены, конвой не досчитался одного сидельца. Земцов в этот день был свободен от службы, но его тоже подняли по тревоге, и с той поры солдаты охраняли промзону круглые сутки. С головного полка прибыло подкрепление, все валились с ног, ибо территория «промки» по определению не предназначалась для ночных бдений. Конвойные твердо стояли на том, что через линию охраны никто не проходил. Опера ИТУ  в свою очередь рыли землю в прямом и переносном смысле, правда без особых результатов, хотя на пятый день им кто-то шепнул, что того, кого не досчитались, просто сожгли в печи, где разогревали металл для кузнечного пресса. Взяли пробы. Результат ни туда ни сюда, что-то живое жгли точно, но человек или собака, нельзя было  узнать. Опера еще сильней подналегли на агентуру, кому-то сулили УДО , кому-то ШИЗО  или ПКТ . На восьмые сутки троих бедолаг арестовали, и еще через несколько часов они признались в убийстве известного валютчика и антиквара. Все были несказанно довольны, кроме Земцова, который, несмотря на минутное облегчение от сосущей тревоги, вновь ощутил пустоту и бессмысленность своей жизни. Ночную охрану сняли, и все пошло своим чередом. Только через пару месяцев, когда огромная ассенизаторская бочка заехала чистить уличный нужник, обустроенный аккуратно напротив третьей вышки, стенка выгребной ямы обвалилась, обнаружив схрон. Стало ясно, что печка, «сознанка» и все остальное оказалось очередным ухищрением преступников в желании оказаться там, где быть им не полагается. Земцову стало совсем плохо. Блатной обманул его, это было очевидно как дважды два. В довесок опера, озлившись на конвойных, вытащили из загашников всю информацию о дачках и перебросах при их попустительстве. Пара сержантов попали под следствие, и в лучшем случае им светило по два года дисциплинарного батальона, а в худшем – настоящие срока с дальнейшим поражением в правах. Земцов ждал ареста со дня на день, нервы были на пределе. При этом сам капитан продолжал как ни в чем не бывало проводить время с его женой. Галя Ловягина, официальная пассия прелюбодея, служившая в канцелярии роты писарем, грустила поначалу, но в последнее время снова расцвела и порхала по роте словно невеста.
 Как-то вечером после службы, зажав дымящуюся сигарету краешком губ, Саня Залеткин, перебирая три аккорда на расстроенной гитаре, лабал блатную мелодию.
Внезапно остановившись, он зажал струны правой ладонью и выплюнув окурок куда-то в темноту, авторитетно заявил:
–  А у капитана теперь любовь а-ля труа.
–  Тебе какое дело? – спросил его сержант-киргиз, одновременно забирая у того инструмент. Он ловко пробежался по ладам, подкручивая валки. Звуки гитары приобрели более музыкальный оттенок, и киргизы на хорошем русском запели про Иерусалим, куда замаливать грехи спешили воины, монахи, торговцы, пастухи…
Поняв, что попеть ему больше не дадут, Залеткин пошел на спортплощадку – посмотреть на звезды и спокойно покурить. Ему опять не повезло, Земцов, видно совсем озверев от одиночества, решил поупражняться с мячом. Саня хотел поначалу уйти, но залюбовался, как тот отрабатывал финты и удары по воротам. Если мяч не отскакивал от перекладины, а попадал в сетку, тот волчьим наметом, почти не касаясь земли, подлетал за ним и возвращался, перекидывая его с ноги на ногу иногда, чеканя головой, но никогда не опуская на землю. Отойдя метров на двадцать, он  исполнял  финт, похожий на тот, что исполнял Гарринча, после чего отправлял его мощнейшим ударом в верхнюю штангу.
 Проделывая эти приемы, Земцов не переставал размышлять о своем будущем. Капитан блудил с Нелькой, когда он был в караулах, а следовательно, решись он на крайнее, солдаты так или иначе могли пострадать. «Значит, надо добыть оружие и боеприпасы и завалить их обоих, пусть и порознь, что это меняет?» – разговаривал Земцов сам с собой. Подпрыгнув высоко вверх, он почти сделав сальто в воздухе, пробил «чилену»  . Мяч, подергавшись в сетке, застыл без движения в одном из углов, когда что-то зловеще изменилось. Послышался топот солдатских сапог, сержанты командовали построение. В городке случилось ЧП . Понять ничего было нельзя, и Земцов, рассудив, что в спортивном костюме ему в строю делать, выскользнул за КПП .
 Все выяснилось довольно скоро. Оказалось банальным и ожидаемым. Ловягина, подкараулив своего любовника с разлучницей, застрелила обоих из табельного пистолета капитана. И хотя она ничего не помнила и все отрицала, соседи квартиры, где капитан устроил себе гнездо для любовных утех, услышав выстрелы, вызвали патруль, который обнаружил пьяную Ловягину полусидящей на скамейке во дворе. Макаров был у нее в руке. Добавить тут больше было нечего.
 В самом начале мая южный ветер принес тепло, но батареи в караулке по-прежнему были раскалены. Направляясь в котельную, Земцов не стал обманывать себя. Он знал наверняка, кто подал ему этот сигнал.
– Хватит тебе гнить здесь, футболист, – как обычно, без приветствия обратился к нему Гоша Арестант.
–  В смысле? – возразил прапорщик.
–  В смысле, от которого сливки скисли! На, вот тебе адрес одного учебного заведения, подавай рапорт, поступай. Тебе расти надо.
–  Да я английский не в зуб ногой! – удивленно воскликнул Земцов, ознакомившись с аббревиатурой заведения.
–  Football, hockey  ? – насмешливо перебил его молодой сиделец.
–  Ну это да, pen, table, sit down …
–  Чего-то ты раздухарился, – перебил его  Гоша Арестант..
–  Шучу!
–  Смеюсь!
–  А ты как здесь? – поинтересовался зачем-то Земцов.
–  Мне через год выходить, за меня не переживай. Короче, давай действуй, станешь бааальшим человеком….




                Москва 2023 год.