Как рождается чувство?
Есть ты и я. Я смотрю на тебя и ощущаю иррациональное притяжение на уровне души, и тепло, и желание быть рядом. Нет, нет, нет – кричит разум, – одумайся! Но я не слышу.
Когда ты холоден и отстранен, мне кажется, что только мои кармические долги из прошлых воплощений притягивают нас. Но когда ты близок и нежен, я точно знаю, что искала именно тебя, возможно для того, чтобы снова потерять...
Я смотрю на тебя и вижу, как на твое каменное лицо нехотя заползает живая улыбка. Она озаряет тебя светом моего чувства, как солнечные лучи, упавшие на скалистый утес, нависший над океаном безмолвия. Я протяжно вздыхаю, по телу поднимается тепло:
-Ах, до чего же солнечный выдался день! Бла-го-дать!
Как рождается чувство? - спрашиваю я себя, – где его исток?
Мне кажется, об этом знают композиторы. Умело смешивая звуки, запечатывая в них свои впечатления, эмоции и переживания, они соединяют их в нечто целостное и глубокое, что заставляет сердца многих биться в такт музыки. Так же и чувство, зарождается постепенно, сплетаясь из эмоций, незаметно прокладывая свое русло в самых потаенных глубинах души. Но лишь когда появляется оркестр, и музыка выплескивается в мир с помощью слаженной работы рук музыкантов, и множества, настроенными ими инструментов, вот тогда наступает истинная феерия звука. Музыка затопляет все вокруг, так же, как и чувства сердца, когда появляешься ты.
Я могу препарировать музыку, раскладывая ее на компоненты: вот вступает виолончель, а вот ударные, робкое звучание фортепиано, внезапный хор скрипок, налетевших, как стая галдящих воробьев, а вот чарующая поступь гитары и томный голос флейты. А могу просто наслаждаться магией, что рождает слияние звуков, и подхватывая меня своей волной, уносит в другие измерения, где не нужны слова.
Ты можешь препарировать чувства, раскладывая их на ощущения, эмоции, мысли. Можешь раскапывать, какие образы из прошлого спровоцировали такой эффект, какие проекции наложились, какие травмы вскрылись, какие звезды встали. Но знаешь, все равно останется доля иррационального, необъяснимого, что увлечет тебя за собой в глубинные русла подземных рек наших чувств, фонтанирующих не к месту и не вовремя. В этом и заключается вся прелесть быть живыми и томиться от нежности, печали, боли и наслаждаться светлой радостью.
***
Ехали по красивой дороге навстречу снежным тучам и темнеющему на горизонте лесу. Держались за руки, целовались на долгих светофорах, проезжая поселки и сонные деревеньки со странными названиями. Ее музыка звучала все громче. Казалось, ее подземная река, вот-вот взорвется гейзером, выпуская наружу радужные брызги, и много клубящегося облаками тепла. Когда она смотрела на его улыбку, застывшую в уголках глаз, на его губы и руки, течение реки ускорялось.
- Ах, до чего же хорошо, - бормотала она, поглаживая его теплую ладонь, - тебе там понравится! Там древний хвойный лес, и река в скалистых берегах... Как же хорошо ехать туда с тобой, – добавляла она про себя.
Он молчал, но блуждающая улыбка то и дело озаряла его задумчивое лицо, и солнце вылезало из-за туч. Она кормила его мандаринами с ладони, ощущая прикосновения его губ подушечками пальцев. Пахло праздником и волшебством.
- Саби – улыбалась она, приговаривая про себя, чтобы не тревожить его своим чрезмерно объемным, внезапно нахлынувшим чувством, – твоя красота в естественности. Она текуча и рождается из отпечатков времени на твоем теле. Я хочу скользить пальцами по твоей коже, исследуя шрамы и неровности. Они звучат музыкой безумств юности, застывшей в твоей плоти. Они хранят твою историю, и твои улыбающиеся глаза, и тоненькие, едва заметные лучики морщинок, подтверждают это.
- Ваби – прелесть простоты, в обыденном, прямо сейчас, здесь. Я смотрю, как ты поворачиваешь голову, сжимаешь руль, двигаешь плечами. Я любуюсь. Мне нравится всё: и это серое полотно дороги, и мерное покачивание на поворотах, и глухое рычание мотора, и солнечный свет, нанизывающий мясистые облака, на шпаги лучей, и скованные первым морозом пустынные деревни.
- Сибуй – первородное несовершенство, асимметрия линий твоего профиля в сочетании с трезвой сдержанностью твоих жестов. Твое лицо такое разное, в нем словно несколько лиц одновременно. И все они напряжены, точно готовятся к войне, и от того ты так похож на самурая, а я становлюсь гейшей рядом с тобой. Но все сражения - завтра, а сейчас - мгновение красоты - один день цветка на ветру. Один день с тобой!
- Югэн – ты молчишь, а я вслушиваюсь в несказанное, и любуюсь невидимым. Ты молчишь, но твои губы и руки говорят красноречивее. Меня переполняет нежность. Дух японской эстетики пронизывает мое чувство к тебе. Страна восходящего солнца знает многое о быстротечности красоты и бесценности мгновений, и я знаю о том, что у меня есть твой бесценный подарок – мое сегодня.
Моя музыка все громче, ты слышишь?
Он не слышит, или не показывает вида, лицо воина непроницаемо. А чувство рождается безусловно, просто потому, что семена, упавшие в плодородную землю, всходят.
К ночи небо разбухло и разродилось снежными перьями, лениво планирующими по воздуху, словно в раздумьях: стоит ли падать на землю.
Они лежали в о-фуро, нежась в теплых водах источника, и когда их тела сближались – целовались. Это было так же естественно, как волна набегает на берег, как дождь поит цветы и траву, как соединяет тела мужчины и женщины первобытная близость. Близость под покровом древнего неба, которое видело все за эти четыре с половиной миллиарда лет.
Она лежала на его плече, устремив лицо к снегу и свету невидимых за пеленой тумана звезд. Теплая вода баюкала ее в своей колыбели, насыщая покоем и тишиной. Небо, внезапно распахнувшее перед ней свой полог, мерцало звездными полянами. А потом, когда клубы пара и облаков вновь сгущались, небо, наваливаясь всей мощью, подхватывало ее вместе с роем невесомых снежных хлопьев и уносило в сверкающую высь. Она долго лежала молча, наслаждаясь этим полетом и ощущением Его присутствия в соприкосновении их бедер. Придя в себя, она, тряхнув копной мокрых кудрей, взбудоражено шептала ему на ухо, перемежая свою речь поцелуями:
- Если лежать в воде неподвижно и смотреть, как падает снег, то сначала ты становишься невесомым, и будто пустым, как мыльный пузырь, а потом что-то чудесное подхватывает тебя и несет за собой вверх. Это происходит внезапно, но до того захватывающе! Это не выразить словами, просто поверь мне и попробуй, как я.
И он поверил. Вода убаюкала и его, и бремя тяжелых дум на время покинуло его строгое лицо. Он лег ей на колени, доверчиво, как ребенок, и она придерживала его голову своими руками. Самураям не просто расслабиться. Сначала они носят доспехи на теле, а потом эта броня прорастает вовнутрь, и остается там навсегда.
Она надеялась, что ему удастся довериться небу, ведь оно способно поднимать любые тяжести, и даже воинов, искренне пытающихся взлететь. Он лежал и улыбался, а она таяла от этой его улыбки, и от прикосновений его горячего затылка к ее ладоням.
Гейша смотрела на колышущиеся на ветру сосны. Деревья стряхивали с ветвей звездную пыль и обрывки облаков, как взъерошенные после купания псы. Она смотрела на самурая, лежащего на ее коленях, зачарованного и унесенного снегом в высь. И в каждой звенящей секунде этой невероятной ночи звучало столько красоты, что казалось, все это невозможно вынести не расширившись до размеров бескрайнего неба.
Позже, утомленные водой и небом, они лежали в объятиях друг друга.
В доме, сложенном из бревен, стоял полумрак, пахло смолой и натопленной печью, пихтой и мандаринами. Она открыла окно, и зажгла свечи. Не спалось. Ей хотелось запомнить его, прочувствовать каждое движенье, и поймать каждый отблеск мерцающего пламени пляшущего в его темных, как эта ночь, глазах. Сильное тело самурая, укрепленное панцирем мышц для сражений, которые он беспрестанно вел в своей голове, казалось ей созданным для любви и ласки. И прикасаясь к его телу, ощущая ответные ласки нежных рук и ищущих губ, скользящих по ее раскаленной коже, она содрогаясь от неги всем свои существом, знала: их тела созданы для любви, а война – это личный выбор.
Медным золотом солнечный луч коснулся спящего самурая, очертив его силуэт теплым сиянием, и нехотя переполз на темную бревенчатую стену - ночи как не бывало. Позднее утро было особенным - тихим и торжественным. Всё вокруг: вздыбленными волнами застывшая от мороза земля, неподвижные ели, притихшие птицы - всё это вместе с ней праздновало апофеоз красоты, увенчанный золотом солнца на его груди. Она любовалась им в обрамлении черных стен и белых простыней – золотой лик воина! И она целовала его снова и снова, и снова и снова и снова...
Как увядает чувство?
Расставание, расстояние, время. Прибавьте к этому молчание, заберите взаимность, и выкорчуйте надежду – цветок начинает чахнуть.
Он должен был уехать, и она знала об этом. Но как отпустить его сердцем?
Японцы считают, что самое глубокое впечатление о красоте создает то произведение, в котором не все ясно до конца. Ей и ясно, и не ясно одновременно, а он молчит. И пусть будет так, по-японски. Если японцы научились любить красоту ускользающего мгновения, примирившись с его недолговечностью, заложенной самой природой изменчивой жизни, научились видеть большое в малом и ценить это сразу, сейчас, и она тоже сумеет.
Как увядает чувство?
Как срезанный цветок, как оборванная струна, замершая на пронзительно высокой ноте, как ледяная игла застрявшая в груди. Кровь приливает к лицу, сердце глухо падает в ноги. А ты стоишь в оцепенении, не понимая, как дальше с этим обрывом внутри идти в свою обыденную жизнь. Не глядя обуваешь не те ботинки, прямо на босу ногу, на автомате берешь ключи, забываешь телефон, и бежишь в улицу на распашку, чтобы не задохнуться, чтобы не придавило стенами рухнувших надежд. А там - снег! Он и сегодня кружит, не торопясь, так же, как тогда, когда чувство теплой рекой плескалось внутри, еще не ведая о будущих потерях. Снег снова не спешит падать на эту землю, где так часто чувства не встречают ответа. В этом вся соль жизни: семена падают в землю... Они прорастают, но никто не знает, будет ли дождь, или грядет великая засуха. Никто не знает, но жизнь продолжается, и цветы благоухают, и дарят свой аромат, пока не увянут, и в этой их быстротечной красоте и нежной уязвимости столько поэзии для души, как в хокку:
Цветок на ветру,
Сорван последний листок -
жизни один день.
Да, цветок погибает, солнце умирает каждый вечер, и все мы вместе с ним, уходя в сон, как в маленькую смерть. Но есть нечто вечное, и имя тому - любовь. Любовь бывает только взаимной, и именно на ней держится весь этот безумный мир, погрязший в суете.
... А снег все кружится, не падая, и пронзительная тишина еще висит в воздухе.
***
Тот, кто бросает семена в землю - терпелив, он умеет ждать и верить. Он не торопится вырвать увядающий цветок с корнем, растоптать его в сердцах, вымещая на нем злость от несбывшихся надежд о вечном благоухании. И его не терзает боль и обида, о том, что он зря возделывал землю,если только самую малость, кольнет во сне ледяной иглой. Он с миром принимает приходящий холод. Печаль поет ему песни, пока он греет свое сердце горячим чаем, кутается в теплый плед, сидя у костра надежд, потрескивающего в морозной ночи. Он знает наверняка – весна придет, и когда все снега упадут, и иссякнут все ливни, придет время бросить новые семена. И снова взойдут цветы, и даст им Бог вечность благоухания!